Беднов В.А. Избрание короля Сигизмунда III
Из книги: Беднов В.А. Православная Церковь в Польше и Литве. Минск: Лучи Софии, 2003. Глава II: Времена Сигизмунда III.
К оглавлению
Католическая реакция, заметно проявившаяся при Стефане Батории, достигает полного торжества над разноверием со вступлением на престол Ягеллонов шведского наследственного королевича Сигизмунда III, сына шведского короля Иоанна III Вазы и Екатерины Ягеллонки, сестры Сигизмунда Августа. Кандидатура его была энергично поддерживаема католической партией, руководимой иезуитами и духовенством вообще, так как Сигизмунд был воспитанником иезуитов и отличался горячей преданностью католицизму. Его же кандидатуру поддерживал и великий канцлер коронный Ян Замойский, пользовавшийся в государстве необычайным авторитетом. Выставленный диссидентами в качестве кандидата на польский престол австрийский эрцгерцог Максимилиан принужден был уступить шведскому королевичу: его войско было разбито Замойским, а он сам, взятый в плен, отказался от своих претензий на трон Ягеллонов. Сигизмунд III тогда был признан королем и противившейся ему протестантской партией.
Сорокапятилетнее правление этого короля (с 1587 по 1632 г.) было крайне тяжелым и неблагоприятным для православной церкви, как и вообще для некатолических вероисповеданий Речи Посполитой. Воспитанный иезуитами, Сигизмунд III отличался примерной преданностью им, искренней набожностью и поразительным даже для того времени фанатизмом. Он готов был во всем следовать советам и указаниям своих воспитателей и духовных руководителей, твердо отстаивать интересы католичества и не разбирать средств для подавления разноверцев и усиления дорогого ему латинства. Благо католичества стояло у него на первом плане, и ради него он готов был жертвовать прямыми интересами государства. Наделенный от природы настойчивым характером, проявлявшимся в преследовании личных целей, часто идущих вразрез с государственными интересами, упорством в своих предрассудках, скрытностью и подозрительностью, он, под влиянием своих вдохновителей — иезуитов, еще более развил в себе эти качества и своими действиями, очень хитро скрываемыми, причинял страшный вред православию и вообще разноверию. Главная цель его деятельности, к которой направлены были все его помыслы и внимание, — дать торжество католицизму, уничтожить религиозные разности среди своих подданных и ввести в государстве единство веры. Иезуиты, которыми были навеяны королю эти мысли, очень деятельно ему помогали. И высшее, и низшее духовенство своими проповедями возбуждало как в короле, так и в его подданных — католиках ненависть к диссидентам и убеждало к стеснению их религиозной и гражданской свобод. Для привлечения в лоно католической церкви диссидентов и схизматиков король употреблял самые разнообразные средства; в этом отношении политика его была полна лицемерия, лжи и обмана. Разноверцы подвергались всякого рода стеснениям и ограничениям, но последним всегда придавался вид законности. Правительство старалось выставить себя в самом выгодном свете и все жалобы теснимых ухитрялось представлять неосновательными. Все должности, коронные имения, или староства, раздавались не тем, кто оказывался достойным их за свои заслуги, но тем, кто был более ревностным католиком. Разноверцам, по внушению духовенства, закрыт был доступ, несмотря на юридическое равенство с католиками, к сенаторским креслам, дигнитарствам, урядам, староствам и другим должностям. Все они давались католикам, фанатически преданным костелу. Эти должностные лица всегда готовы были поддерживать своих единоверцев даже в самых противозаконных делах, угнетать диссидентов и отказывать им даже в законных требованиях. Во всех правительственных учреждениях, не исключая и судов, возмутительнейшим образом нарушали права разноверцев и лишали последних законной защиты и поддержки. Такими стеснениями имелось в виду побудить диссидентов к принятию католичества. И нужно сказать, что старания фанатического правительства не оставались тщетными. Многие знатные фамилии в правление Сигизмунда III оставили протестантизм и православие и присоединились к костелу (Фирлеи, Сенинские, Зборовские, Мышковские и др.; православные: Тышкевичи, Острожские, Чарторыйские, Сапеги и пр.). Эти отпадения видных представителей разноверия ослабляли протестантов и православных и усиливали католическую сторону. Вместе с усилением католичества рос среди его последователей и дух нетерпимости и фанатизма, отражавшийся неблагоприятно на положении диссидентов и сторонников восточного исповедания. Особенно тяжелым оказалось положение православных. В 15696 году состоялась печальной памяти Брестская церковная уния, усердно поддерживаемая королем и католическим духовенством. Некоторые православные иерархи приняли унию с римско-католической церковью и подчинились папе. Хотя большинство низшего духовенства и почти вся народная масса остались верными православию, Сигизмунд, однако, не постеснялся официально объявить православною церковью только то ничтожное меньшинство русского народа, которое примкнуло к унии, а истинное православие лишить покровительства законов, издревле предоставленных ему прав, древней самостоятельности и совершенно игнорировать его существование. Только упорное сопротивление русско-православной шляхты (дворянства), православных братств и казачества принудили правительство признать юридическое существование православия наряду с унией. Если правительству Сигизмунда III не удалось окончательно уничтожить православие и подчинить русскую церковь Риму, то оно все-таки сумело нанести ей очень тяжелую рану, растерзав ее на две части и составив из единого и цельного организма ее две церкви: русскую греко-униатскую и русскую восточно-неуниатскую.
Со времени Брестского собора 1596 года юридическое положение православия резко изменяется; его лишают всяких прав, не хотят признавать за ним никакой самостоятельности; ему приходится напрягать все свои силы для того, чтобы доказать свою самобытность, независимость и исконную древность своего существования на территории русских земель, соединенных с Речью Посполитой. Эта упорная борьба, от успеха которой зависел вопрос жизни и смерти, быть или не быть православию, и составляет предмет второго периода в истории правового положения православной церкви в областях Польско-Литовского государства. Но прежде чем перейти к обозрению юридических постановлений в правление Сигизмунда III, надо еще остановиться на предшествовавшем его избранию бескоролевье 1586 и 1587 гг. После смерти Стефана Батория (12 декабря 1586 г.) в Польше снова обнаружился антагонизм среди магнатов и шляхты; как и в предыдущие два бескоролевья образовались партии; настроение было крайне тревожное, нужно было опасаться волнений и внутренних раздоров. Во избежание таких опасных и вредных для государства явлений надо было подтвердить предоставленные разноверцам права и прежде всего Варшавскую конфедерацию 1573 года, гарантировавшую религиозную свободу и безопасность для разноверцев. Начали, по обычаю прежних бескоролевий, составляться конфедерации для поддержания порядка и законности в стране на время отсутствия королевской власти. Акт[1] одной из таких конфедераций, именно конфедерации Краковского, Сандомирского и Люблинского воеводств (т.е. Малопольской), занесенный в краковские гродские книги, включен в Volumina legum[2]. Начинается он заявлением, что коронные рады духовные и светские вместе с рыцарством (шляхтой) названных трех воеводств, ради сохранения внутреннего, общественного и частного, спокойствия сделали излагаемые ниже постановления. На первом месте стоит подтверждение, по примеру славных предков, Корчинского каптура 1438 г., который был подтвержден и обновлен по смерти Сигизмунда Августа в 1572 году, но с исключением одного артикула (excepto articulo), который был отменен последней конфедерацией inter dissidentes de religione, подтвержденной присягой королей Генриха и Стефана Батория. Каптур этот, со включением в него упомянутой конфедерации, сохраняется «всецело в его силе (значении) сообразно с его содержанием (in robore suo juxta suam continentiam in toto)», так как он гарантирует спокойствие и братскую любовь; он приводится буквально, в § 2 Малопольской конфедерации в той редакции, какая была придана ему по смерти Сигизмунда Августа.[3] В одиннадцатом пункте Малопольской конфедерации подтверждается общее спокойствие и братская любовь между шляхтою, и, чтобы не было никаких ссор, недоразумений, позвов и бунтов, но чтобы все «спокойно хвалили Бога», удерживается и подтверждается всецело и ненарушимо в полной силе и значении (juxta suam contumaciam in suo plenissimo robore) Варшавская конфедерация (konfederacya dissidentes de religione) 1573 года. Все изложенное в Малопольской конфедерации «как в частях, так и в целом (tarn in parte, quam in toto)», все присутствовавшие на съезде названных выше трех воеводств обещают за себя и за своих потомков хранить постоянно «за порукой веры, чести и совести (sub fide, honore et conscientis)» своей; против осмелившегося противиться сему решению и нарушать общественный порядок и спокойствие они все заодно восстанут для его ниспровержения (contra talem omnes consurgemus in ejus destructionem).[4] В числе лиц, подписавших эту конфедерацию, был и краковский епископ Петр Мышковский.[5] Очевидно, протестанты действовали очень решительно и внушали серьезные опасения, если Малопольский съезд гарантировал свободу вероисповедания для диссидентов. Подобное же подтверждение прав разноверцев и религиозной конфедерации 1573 г. сделано было во имя мира и братской любви и на главном Литовском съезде в Вильне в начале 1587 года. Собравшиеся здесь князья, паны, шляхта и обыватели Великого Княжества Литовского постановили между прочим: «Конфедерацию через короли иж милости паны наши Генрика и Стефана поприсежоную, которая конфедерация розных о набоженстве, их постерегаючи покою и милости братерское, тогды ее в своей моцы водлуг своее власности во всем зоставуем»[6].
Примас Станислав Карнковский созвал конвокационный[7] сейм (открылся 1 февраля 1587 года), на нем поднялась сильная буря между католической партией и сторонниками свободы вероисповедания. Католики никак не хотели включить в генеральную конфедерацию пункта о веротерпимости, признанного конфедерациями предыдущих двух бескоролевий. Диссиденты настаивали на подтверждении религиозной конфедерации 1573 г. Папа Сикст V в январе 1587 г., незадолго до конвокационного сейма, убеждал перемышльского епископа Альберта Барановского, бывшего вице-канцлером, употребить все старания к тому, чтобы эта ненавистная для католичества конфедерация была навсегда уничтожена (in perpetuum aboleri) и не была включаема в присяжную формулу нового короля[8]. Епископы с примасом во главе, не надеясь отстоять требования католиков, одни под предлогом действительной, другие же — мнимой болезни, отказались участвовать в сеймовом обсуждении вопроса о веротерпимости. Только львовский архиепископ Соликовский да каменецкий епископ Лаврентий Гослицкий посещали заседания сената. Но католическая оппозиция не остановила деятельности сейма к ограждению веротерпимости, потому что земские послы этому вопросу придавали существенное значение. Конфедерация была составлена (7 марта 1587 года). Девятый параграф ее гласит, что конфедерация inter dissidentes de religione, составленная в Варшаве и подтвержденная присягами королей, ради внутреннего мира всецело сохраняется конвокационным сеймом 1587 года. Все потребное с обеих сторон для ее подтверждения и пресечения преступлений против нее (excessow poprawy) должно быть сделано коронными станами обоих народов на общем избирательном сейме. Нарушивший ее до избирательного сейма будет судим на том же сейме всеми духовными и светскими чинами или депутатами от них. Ввиду того, что духовные лица уклонились от участия в обсуждении вопроса о конфедерации, они должны, во избежание вреда общему делу, придти к общему соглашению со светскими станами на элекцийном сейме, соединиться с ними и потом подать это соглашение будущему королю для подтверждения присягой[9]. Теперь главный вопрос заключался в том, согласятся ли епископы скрепить своими подписями и печатями эту конфедерацию, так как без их согласия на это она не могла иметь значения государственного акта. Вопрос этот сильно беспокоил протестантов. Львовский архиепископ Соликовский торжественно заявил в сенат, что он скорее готов лишиться сана и жизни, чем подписать нечестивую конфедерацию; перемышльский епископ сказал, что он не может скрепить своей подписью и печатью ереси и богохульства. Отказывались и другие епископы от такого противного их совести поступка. Протестанты волновались; слышались и в сенате, и в посольской избе очень резкие нападки на католическое духовенство и особенно на иезуитов, которые, по словам познанского воеводы ст. Гурко, только тем и занимаются, что возбуждают католиков против протестантов[10]. Государству грозила опасность внутренних раздоров и кровопролитий. Но каменецкий епископ Гослицкий согласился подписать конфедерацию с замечанием, что делает это «ради блага мира (propter bonum pacis subscribo)»[11]. Волнение на время было успокоено: юридическое положение разноверцев не изменилось к худшему в сравнении с предыдущим. Несмотря на то, что в некоторых воеводствах Варшавскую генеральную конфедерацию 1587 г. опротестовали[12], она все-таки сохранила за собой силу закона. Сохранение закона о веротерпимости было настолько необходимо, что религиозная конфедерация подтверждалась особыми сеймиковыми постановлениями по отдельным воеводствам. Так, сенаторы и шляхта сандомирского воеводства собрались на съезде под Покршывницей и здесь (8 мая 1587 года) имели совещание (konsultacye) о делах Речи Посполитой[13]. Так как спокойствие и мир не только сами по себе заслуживают одобрения, но еще привлекают и Божие благословение, то съезд этот, имея в виду, что происходит в других государствах из-за религиозных вопросов, и опасаясь, чтобы подобные же бедствия не постигли и Польшу, постановил хранить конфедерацию in causa religionis, которая была подтверждена присягой Генриха и Стефана Батория; мало того, — Покршывницкий съезд постановил приложить все старания к тому, чтобы на предстоящем избирательном сейме всеми станами был сохранен на вечные времена этот святой мир цело и ненарушимо[14].
На избирательном сейме дела шли очень бурно вследствие борьбы канцлера Замойского со сторонниками Зборовских, черного кола с генеральным. Много поднималось вопросов, которые вызывали ожесточенные споры[15], тянувшиеся без конца. Кончилось тем, что каждая партия провозгласила королем своего кандидата: партия Замойского (к ней примкнул и князь К.К. Острожский) — Сигизмунда III, а противная — Максимилиана, что повело, как выше сказано, к кровопролитию. Каждая из этих партий издавала свои «рецессы», в которых извещала шляхту о своих действиях и выставляла законность своих постановлений. Так как восторжествовала партия Сигизмунда III, то в Volumina legum был включен рецесс Варшавского избирательного сейма[16], где были его сторонники. Хотя сторонники Замойского и отвергали постановления конвокационного сейма 1587 года, но, при составлении своего рецесса они сделали уступку в пользу их законности и из них присоединили к конфедерации 1573 г. («к постановлениям 1573 г. перед избранием Генриха») то, «что нужно и чего требует настоящее время»[17]. И на избирательном сейме католическое духовенство противилось принятию религиозной конфедерации, но она все-таки была включена в Варшавский рецесс 1587 года. Этим рецессом сейм объявляет, что он утверждает во всем конфедерацию inter dissidentes de religione и обещает установить на главном съезде в Вислице (который назначался на 5 октября 1587 г.) судебный процесс и экзекуцию против ее нарушителей, служащую обеим сторонам, и выработать исправление правонарушений и корректуру законов, и не только это сделать, но и представить на будущую коронацию, а избранный король должен будет подтвердить присягой все то, что ему будет подано заодно с прочими условиями[18]. Рецесс был подписан тремя духовными лицами: примасом Станиславом Карнковским и двумя бискупами — каменецким, известным уже Лаврентием Гослицким и перемышльским — Альбертом Барановским. Все они оговорились, что признают все содержание рецесса, кроме пункта, гарантирующего свободу вероисповедания — excepto articulo confoederationis inter dissidentes de religione[19]. Та же самая конфедерация была еще раз подтверждена коронными сенаторами и шляхтой на съезде в Вислице (смотр, «подтверждение волной элекции короля Сигизмунда III, польского и шведского, постановленное на съезде под Вис-лицей»)[20], куда собрались сторонники Замойского и Сигизмунда III для поддержания избрания последнего. Но Вислицкий съезд не выработал «процесса и экзекуции», а оставил это коронационному сейму. Таким образом, и третье бескоролевье кончилось благополучно для разноверцев Польско-Литовского государства, хотя и не так, как им было желательно. Свободу своего вероисповедания, конфедерацию, утверждающую их гражданские и религиозные права, они отстояли; но не добились выработки процесса и экзекуции против нарушителей Варшавской конфедерации 1573 г. и вынуждены были согласиться на избрание неугодного им Сигизмунда III, избрание, не обещавшее ничего хорошего для диссидентов, ввиду расположения шведского королевича к иезуитам.
Получив приглашение явиться в Польшу, Сигизмунд III прибыл в начале октября 1587 года на польскую территорию и здесь в Оливском монастыре, близ Гданьска (Данцига), произнес присягу на хранение всех тех условий, которые были выработаны при его избрании. Относительно религиозной конфедерации, служившей яблоком раздора среди польско-литовской шляхты, он ничего не возражал, хотя католическое духовенство тут же, через куявского епископа Иеронима Розражевского, перемышльского — Барановского и познанского — Луку Косцелецкого, представило ему торжественную протестацию[21] против внесения пункта о религиозной конфедерации в королевскую присягу, пункта, противного Богу, единству католической веры и церкви, общему миру и спокойствию; в этой протестации духовенство заявило о недействительности, ничтожности королевской присяги в соблюдении конфедерации inter dissidentes religione и необязательности для короля исполнения этой противной католикам конфедерации[22]. Эта же конфедерация вызвала большую бурю и волнения среди шляхты и во время коронации Сигизмунда III в Кракове (в декабре 1587 года). Собственно затруднение возникало не столько относительно принятия ее, сколько относительно дополнения ее прибавлением замечания о наказании ее нарушителей, о так называемых «процессе и экзекуции», что, по определению Варшавского рецесса того же 1587 года, надо было сделать на коронационном сейме. Страстные споры не привели ни к чему, процесс и экзекуция против нарушителей религиозной конфедерации не были выработаны по отсутствию согласия между станами; их отложили до следующего сейма[23]. Король утвердил все, что было постановлено относительно свободы совести на сеймах и съездах окончившегося бескоролевья. В формулу присяги, сходную с теми, которые были произнесены Генрихом и Баторием, после пункта о хранении мира и спокойствия между диссидентами (pacem quoque et tranquillitatem inter dissidentes de religione) и непреследовании из-за вероисповедных разностей, включено было обещание хранить и исполнять то, «что при его избрании в Варшаве, затем на генеральном Вислицком съезде, а равно и в Кракове на коронационном сейме уже постановлено и что постановится»[24]. Так как при самом произнесении Сигизмундом III присяги 27 декабря 1587 г. во время акта коронации возник спор из-за религиозной конфедерации (примас Карнковский, шесть епископов и некоторые светские сенаторы и послы опять протестовали против нее и особенно против прибавлений к ней), то, по указанию сената (ex senatusconsulto), король присягнул на соблюдение всего, чего от него требовали относительно конфедерации и процесса против ее нарушителей, но будто бы при этом сделал добавление: «salvo jure contradicentium»[25].
В Pacta'x conventa'x[26], составленных в самый день избрания Сигизмунда III на польский престол (19 августа 1587 г.), содержится обещание сохранять не только (как это делали его предшественники Генрих и Стефан Баторий) конфедерацию inter dissidentes de religione, но даже процесс и экзекуцию, служащую для обеих сторон и выработанную против нарушителей конфедерации (verum etiam processum et exequutionem utrique parti servientem contra violatores ejus oblatam); кроме того, король клятвенно обещает приложить старание к тому, чтобы чинами государства как можно скорее были установлены этот процесс и экзекуция (§ 14). Это один пункт в пользу разноверцев. Другой, шестнадцатый, вменяет в обязанность новому королю принять, твердо сохранять и исполнять «все законы, вольности, иммунитеты, привилегии, статуты королевства и особенно (speciatim) постановленные при коронации Генриха статьи (articulos), а также и все, относящееся к исправлению вольностей и законов (ad correcturam libertatum, jurium pertinentia), что будет представлено его величеству при коронации»[27]. Эти pacta conventa были подписаны (на избирательном сейме) шведскими уполномоченными — Эриком Спаром и Эриком Комес и представителями Польши с примасом Карнковским во главе. Примас и два епископа (перемышльский — Альберт Барановский и каменецкий — Лаврентий Гослицкий) подписали их с оговоркой: «excepta conditione de confoederatione»[28]. Несмотря на эти протестующие подписи духовных представителей католичества, Сигизмунд 28 декабря 1587 года на коронационном сейме подтвердил их своей подписью и печатью с обещанием ненарушимо, realiter et in effektu хранить и исполнять все изложенное в них, и, таким образом, pacta conventa получили значение общеобязательного государственного закона[29]. Такое же подтверждение прав и религиозной свободы диссидентов находится и в генеральном подтверждении прав, изданном Сигизмундом III во время коронационного сейма (8 января 1588 года). Остаются в полной силе и действии «все привилеи, пожалования, инскрипции, пожизненные записи (advitalitates), свободы, прерогативы и иммунитеты королевства Польского и Великого Княжества Литовского, Руси, Киевской земли, Волыни, Подляшья и прочих им принадлежащих областей (ас aliarum provinciarum ijs annexarum), предоставленные им всякими предшествовавшими правителями до соединения их с Польшей, польскими королями — вообще и особенно постановления, сделанные на избирательном сейме 1573 г., на Ендржеевском съезде, при короновании Стефана Батория и самого Сигизмунда III»[30]. Сюда же Сигизмунд III включает церковные права и привилегии и конфедерацию о сохранении мира и спокойствия между несогласными в вере (inter dissidentes de religione). Все изложенное обещает хранить «неизменно, твердо, ненарушимо и на самом деле (cum effectu)»[31].
Рассмотрение всех тех государственных актов, которые были выработаны и приняты во время третьего бескоролевья, — присяги нового короля, его pacta conventa и генеральной конфирмации прав показывает, что дело религиозной свободы в Польше в это время было поставлено прочно: не только подтверждена Варшавская конфедерация 1573 года, гарантирующая мир и спокойствие для всех религиозных верований, но еще и вменено королю в непременную обязанность приложить все старания к тому, чтобы как можно скорее были установлены государственными чинами процесс и экзекуция против нарушителей этой конфедерации, т.е. чтобы были выработаны новые формы судопроизводства и приведения в исполнение судебных приговоров по отношению к тем лицам, которые бы вздумали из-за религиозных вопросов нарушать мир и общественное спокойствие. Коронационный сейм должен был обсудить вопрос о процессе и экзекуции и решить его в удовлетворительном для обеих сторон смысле; но этого ему не удалось сделать. Католическая сторона употребила все старания к тому, чтобы затормозить его решение в положительном смысле. Был выработан проект его, но он не понравился некоторым ревнителям католичества, и этот крайне важный для диссидентов и православных вопрос попал в рецесс, т.е. был отложен до следующего сейма. В рецессе коронационного сейма объясняется, почему вопрос о процессе и экзекуции остался нерешенным. Король заявляет, что он два раза (в Оливе и Кракове) присягнул хранить конфедерацию inter dissidentes и стоит на том, чтобы против нарушителей религиозного мира был установлен процесс и экзекуция, которые могли бы служить той и другой стороне. Не по вине короля это желание его осталось без удовлетворения. Помехой явилось несогласие людей, которое широко охватило Корону и Великое Княжество Литовское. Ввиду того, что проект решения этого вопроса некоторым не понравился, это дело властью настоящего сейма (authoritate praesentis conventus) откладывается до ближайшего следующего сейма. На нем король в силу обязанности своей, налагаемой на него пактами и его присягой, приложит все старания перед чинами государства, чтобы окончательно был решен вопрос о процессе и экзекуции для устранения всяких эксцессов, могущих нарушать мир и спокойствие среди разноверцев; до того же времени король будет строго наказывать за нарушение мира, а на ближайшем будущем сейме он будет решен окончательно, без всякого вреда для той или другой стороны (finaliter et peremptorie sine praejudicio utriusque partis)[32]. Такой исход дела, близкого сердцу и интересам православных и вообще некатоликов Речи Посполитой, не мог радовать их и должен был наводить их на неутешительные мысли: эта неудача могла внушать им опасения относительно недалекого будущего.
Православие оказалось счастливее протестантских вероисповеданий. Кроме признания за ним прав, общих для всех некатолических церквей, оно получило и новые права, уравнивавшие его в известном отношении с католичеством. Здесь разумеется конституция коронационного сейма, обеспечивающая для православной церкви неотчуждаемость ее имений. Церковные имения — это больной вопрос для православных; из-за них православию приходилось переживать много невзгод, которые постепенно, в течение XVI в., ослабляли его и, наконец, довели до унии. Польские короли, как говорилось выше, пользовались так называемым правом подаванья (jus patronatus) духовных хлебов, т.е. правом раздачи епископских кафедр, монастырей и церквей. Выше отмечались те злоупотребления правом подаванья, какие позволял себе Сигизмунд Старый; Сигизмунд Август и Стефан Баторий превзошли его в этом отношении. По своему личному усмотрению они раздают хлебы духовные, кому хотят, не обращая никакого внимания на нравственные качества и степень пригодности к духовному сану своих кандидатов, весьма часто даже в виде награды за гражданские и военные заслуги. Так как при кафедрах, церквах и монастырях бывали богатые имения, доставлявшие материальное благосостояние и мирские выгоды владевшим ими лицам, то неудивительно что получения хлебов духовных начинают добиваться весьма многие шляхтичи и выпрашивают у короля, как верховного «подавцы столиц и хлебов духовных», жалованные грамоты на духовные должности. На архиерейских кафедрах являются такие лица, как Иона Борзобогатый-Красенский или Феодосий Лазовский, ведшие между собой настоящую войну из-за владимирского владычества[33]. Властный Стефан Баторий возвел в епископы немало таких лиц, которые, в силу канонических определений, не могли занимать иерархических степеней (напр., митрополит Онисифор Девочка был двоеженец)[34]; епископские кафедры и архимандрии раздавал ротмистрам в награду за военные подвиги, притом даже не православным. Так, Вознесенский монастырь в городе Минске был (в 1577 г.) отдан земянину Стефану Достоевскому с тем, чтобы он пользовался фольварками, пашнями, грунтами, людьми и всеми доходами монастырскими. Хотя Достоевский оказался «закону не греческого», но Баторий отобрал у него монастырь только через два года (в 1579 г.)[35]. Получив в свое распоряжение епархию или монастырь, такие кандидаты священства долгое время оставались в мирском звании и носили только титул нареченных владык или архимандритов и в то же время старались извлечь для себя все возможные выгоды от полученных пожалований, нисколько не заботясь о церквях и монастырях, отчего последние приходили в запустение и часто оставались даже без богослужений. Случалось, что церковные имения такого рода владельцами передавались и переуступались другим лицам или незаконно захватывались посторонними и совершенно уходили из ведения церкви. Злоупотребления последнего рода (т.е. захват церковных имений) были так развиты, что от них страдала даже господствующая католическая церковь.
Коронационный сейм 1587-1588 годов обратил внимание на это ненормальное явление и оградил церковное имущество от расхищений на будущее время 35-й конституцией, которая озаглавливается: «О церковных имениях (о dobrach koscielnych)». Содержание ее таково. Ввиду того, что многие церковные имения несправедливо отчуждены от церквей и монастырей, почему последние и не могут надлежаще выполнять своих повинностей, сейм постановляет, чтобы на будущее время не делалось никаких важных отчуждений (alienacye zadne wazne nie byfy), для которых в законах и привилегиях не имеется надлежащих и полезных для этой церкви причин и оснований, написанных и выраженных прямо, точно и несомненно (probabiliter, specifice et autbentice), которые бы сообразно с законом не нарушали согласия тех, кто в этом заинтересован (у konsensy, quorum interest, wedle prawa nie przystapily). Если же имения будут отчуждаемы иначе, то их всегда вольно будет на законном основании требовать назад от наследников, для чего и определяется суд в земстве (forum w ziemstwie) ratione bonorum; но эти владельцы до своей смерти могут пользоваться ими circa tamen praejudicium ecclesiae et derogationem onerum ipsis по праву принадлежащих (incumbentium). «To же надо разуметь и относительно имений греческих владыцтв и монастырей»[36]. Значение этой конституции для православных состоит в том, что ею на будущее время ограждалась неприкосновенность церковных имений от самочинных захватов, которые часто практиковались во второй половине XVI столетия.
Из сказанного видно, что юридическое положение православной церкви в начале правления Сигизмунда III было удовлетворительно; сверх того, что предоставлялось вообще разноверцам, ей обещалось еще обеспечение от захватов частными лицами принадлежащих церквам и монастырям имений. Сам король, по-видимому, готов был соблюдать все законы и привилегии, служащие к охране православия. В 1589 году, во время Варшавского сейма, митрополит Онисифор, все епископы, архимандриты, игумены и «все духовные закону греческого» обратились к нему с жалобой на то, что светские власти (воеводы, подскарбии, старосты, державны и их наместники) опустошают и уменьшают церковные имения в то время, как духовные должности, с которыми они соединены, остаются после смерти духовных лиц вакантными. Обычно эти светские должностные лица по смерти митрополита, владыки, архимандрита и вообще духовного владельца захватывали в свои руки «наданья и добра церковные», монастыри и церкви, «и все скарбы церковные», и распоряжались ими до замещения по королевскому указу освободившейся вакансии; при этом они, желая извлечь для себя возможно большую выгоду, опустошали эти имения, своими вымогательствами разгоняли церковных крестьян и часто даже истребляли документы («привилеи, листы и фундуши»), данные владыкам, монастырям и церквам на их имения. Эта жалоба православного духовенства была поддержана сенатом и посольской избой. Тогда король, считая себя «фундатором и наивысшим оборонцою церквей Божих и наданья их» и охранителем духовного сана греческого закона, как и духовенства закона римского, выдал (23 апреля 1589 г.) «моцъю сойму теперешнего» и с согласия всех станов, бывших на сейме, православному духовенству грамоту, которой удовлетворялись его жалобы. По смыслу этой грамоты светские чины отнюдь не должны вмешиваться в управление церковными имуществами. Последние, по смерти духовных владельцев, должны поступать в ведение и распоряжение крылошан соборной церкви, ибо они «дедичи добр и имений церковных[37]». Эта мера предохраняла церковные имущества от разорений и истощений. В 1592 году было издано несколько грамот в пользу православных. Одной из них, выданной (2 января 1592 г.) на имя митрополита Михаила Рогозы, король запрещал светским властям и обывателям Великого Княжества Литовского вмешиваться в духовные дела (судить священников в королевских и частных имениях, разводить супругов и т.п.), которые должны быть решаемы митрополитом и епископами (суд над священниками, бракоразводные дела и вообще «справы духовные»)[38], а другими — подтверждал права наиболее видных братств: Виленского (9 октября 1592 г.), которому разрешалось владеть двумя приобретенными им домами и открыть в них школу и типографию[39], Львовского (две грамоты от 15 октября)[40], или же утверждал православные братства, возникшие в Минске и Бресте[41]. Но все эти грамоты являлись не столько знаками расположения короля к православным и его уважения к правам последних, сколько результатом его политических расчетов. По смыслу рецесса коронационного сейма, Сигизмунд III должен был позаботиться на ближайшем сейме об установлении процесса и экзекуции религиозной конфедерации. Вопрос об этом процессе подымался на сеймах 1589, 1590-1591 и 1592 годов, но всегда встречал упорное сопротивление со стороны католической партии. Разноверцы, живо заинтересованные в решении вопроса, на каждом сейме требовали выполнения этого обещания, отчего происходили частые недоразумения, а многие важные дела оставались нерассмотренными. Королю самому нежелательно было решение вопроса об установлении процесса и экзекуции религиозной конфедерации; но в то же время ему хотелось ослабить протестантов отвлечением от них православных, интересы которых переплетались с протестантскими. Уступками православным правительство надеялось расположить их к себе. Немало имело значения и то, что за православных ходатайствовал всегда пользовавшийся большим авторитетом среди шляхты князь К.К. Острожский, а равно и другие влиятельные магнаты, придерживавшиеся православия (например, новгородский воевода Федор Скумин-Тышкевич), которых Сигизмунд не хотел отказами своими настраивать неприязненно против себя; ввиду неприязненного к нему отношения сейма 1592 г. (так называемого инквизиционного), королю совсем нежелательно было усиливать сеймовую оппозицию присоединением к ней такого влиятельного магната, как князь Константин Константинович Острожский. Кроме того, серьезным побуждением к выдаче православным привилегий мог служить в глазах Сигизмунда III и зарождавшийся вопрос о церковной унии, для желательного решения которого необходимо было заручиться расположением православных людей и братств.
Примечания
[1] Постановлен в день св. апостола и евангелиста Иоанна, т.е. 27 декабря 1586 г., Volum. Legum, II, 226.
[2] Volum. Legum, II, 223-226.
[3] Volum. Legum, II, 223-224.
[4] Volum. Legum, II, 226, § 11 et. § 14.
[5] Николай Зебржидовский, главный староста (generalis capitaneus) краковский, подписал ее с оговоркой: «подписываю, насколько она давнему праву как общественному, так и чьему-либо частному не противоречит (non derogat) и будет утверждена на конвокации»; с его оговоркой согласился и сандецкий староста Спытек Иордан; некоторые участники съезда только подписали ее, но печатями своими не скрепили, что видно из их приписки: absque sigillatione. Volum. Legum, II, 226.
[6] Ак. Вил. Арх. Ком., т. III, № 165, с. 310.
[7] Конвокационным, или конвокацией, назывался сейм, следовавший вскоре за смертью короля; созывался он примасом, а занимался вопросами о мерах охранения внутреннего спокойствия и внешней безопасности Речи Посполитой, а также — о предстоящем избрании нового короля; он всегда носил характер конфедерации, т.е. добровольного соглашения употреблять чрезвычайные средства для блага отечества и решать дела большинством голосов (а не единогласно). Обычное течение дел в это время прекращалось; вместо обычных властей и судов действовали временные, конфедерационные (суды назывались каптуровыми). Постановления конвокационного сейма назывались генеральными конфедерациями. За конвокационным сеймом всегда следовал элекцийный, или избирательный, на котором составлялись pacta conventa для нового короля и избирался последний; затем следовал сейм коронационный, всегда в Кракове. Эти сеймы происходили во время бескоролевий. Обычно же сеймы созывались королями через каждые два года; они продолжались шесть недель и назывались обычными и шестинедельными. В исключительных случаях король созывал чрезвычайные, экстраординарные сеймы, продолжавшиеся две или три недели. Обычные сеймы можно было сокращать, продолжать и откладывать (лимитовать) с согласия послов. Всякому сейму предшествовали в областях сеймики. Так назывались собрания, по королевскому универсалу, шляхты известной области для выбора сеймовых послов и выработки им инструкций. Послы земские, прежде чем отправиться на сейм, собирались на генеральные сеймики (Малопольские и Русские в Корчине, Великопольские — в Коле, Литовские — в Волковыске и, позже, Слониме), где они договаривались относительно действий своих на сейме. После сейма происходили сеймики реляцийные, на которых послы давали отчет избирателям о своей деятельности на сейме; на них же рассматривались и дела, взятые послами до «braci» Kutrzeba St., Historya ustroju Polski w zarysie, Lwow, 1905, p. 165-169, 170-171, 174-175; Кареев, Истор. очерк Польского сейма, с. 110-113.
[8] Theiner III, №10, р. 4.
[9] Volum. legum II, 228, § 9.
[10] Жукович, Сейм, борьба... с. 5-8.
[11] Volum. legum II, 233.
[12] Szujski II, 111.
[13] Konsultacye эти см. Volum. leg. II, 235-238.
[14] Volum. legum II, 235-236.
[15] Особенно об устранении правонарушений (exorbitancyi), об уврачевании ран (vulnera) государства и исправлении законов.
[16] Reces Warszawski okolo elekcyi nowey krola iego m. Zygmunta Trzeciego, roku P. 1587 — Volum. leg. II, 239-243.
[17] Volum. legum II, 239.
[18] Na ktorym to ziezdzie utwierdzaiac we wszem konfederacytt inter dissidentes de religione, postepek prawny у exekwucya. przeciwko gwaltownikom iey namowic utrique parti servientem, у naprawe. exorbytancyi, у korrektur praw obiecuiemy у przerzekamy sobie uczynic, у na przyszta. koronacya. przyniesc. Co wszystko Krol lego M. obrany poprzysiadz be.dzie powinien, со miedzy insze kondicye ma bydz podano. Volum. legum II, 242, § 4.
[19] Volum. legum II, 242-243.
[20] Volum. legum II, 243, § 1.
[21] Протестацию эту подписали, кроме трех названных епископов, еще два светских сенатора — Николай Дзялынский, воевода Кульмский, и Юрий Мнишек, радомский каштелян, и один земский посол Павел Уханский. Жукович, Сейм. борьба... с. 31.
[22] Жукович, Сеймовая борьба, с. 31.
[23] Volum. legum II, 269.
[24] Volum. legum II, 246.
[25] Theiner III, № 15, p. 12; Жукович, сеймов. борьба, 34-35.
[26] Volum. legum II, 247-249.
[27] Velum, legum II, 248.
[28] Volum. legum II, 248.
[29] Volum. legum II, 248-249.
[30] Сигизмунд III короновался 27 декабря 1587 г. Volum. legum II, 251.
[31] Volum. legum II, 249-250.
[32] Volum. legum II, 269-270.
[33] Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. I, №№ 4-6, с. 7-17.
[34] А. 3. Р., т. IV, № 149, с. 206.
[35] А. 3. Р., т. III, № 89, с. 218-219; № 110, с. 240-241.
[36] Volum. legum II, 259, § 35.
[37] А. 3. Р., т. IV, № 14, с. 16-19.
[38] А. 3. Р., т. IV, №31, с. 41.
[39] Ак. В. А. К., II, №№ 53 и 54, с. 144-153; Жукович, Сейм, борьба, 104-105.
[40] Срыловский, Львов. став. брат., с. 84.
[41] А. 3. Р., т. IV, № 36, с. 53-54; А. Ю. и 3. Р., т. I, № 206, с. 243-244.