Н. В. Синицына. К истории раскола последней трети XVII в. (Соловецкое и Московское восстания)

К оглавлению


Митрополит Макарий успел довести исследование истории Русской Церкви лишь до 1666–1667 гг. Но еще в 1855 г. он опубликовал труд, который теперь можно рассматривать как продолжение «Истории», т. к. он посвящен важнейшему из явлений, характеризующих состояние Русской Православной Церкви в последней трети XVII в., определенному как «раскол старообрядства»[3]. В кратком предисловии к 3-му изданию «Истории раскола» отмечалось, что ее автор позже, касаясь тех же вопросов в 6, 8, 10, 11, 12 томах «Истории Русской Церкви», «на основании... новых данных иногда допускал незначительные изменения во взглядах, а иногда и значительно менял последние». Но основная концепция оставалась неизменной. Вероятно, продолжая «Историю Русской Церкви», митрополит Макарий мог бы внести уточнения в некоторые положения «Истории раскола», прежде всего благодаря открытию и публикации новых источников; однако труд митрополита Макария сохраняет свое научное значение.
В оценке «раскола старообрядства» высокопреосвященный историк опирался на традицию, заложенную иерархами и учеными Русской Православной Церкви, в особенности современниками и участниками событий последней трети XVII в.— патриархом Иоакимом, митрополитом Тобольским и Сибирским Игнатием, архиепископом Холмогорским Афанасием, Епифанием Славинецким, Симеоном Полоцким и др. Многие церковные ученые, писавшие о расколе во 2-й пол. XIX — нач. ХХ в., прежде всего профессора Духовных Академий, авторы фундаментальных исследований, в основном следовали концепции митрополита Макария, углубляя и обогащая ее на основе новых источников.
Как позже отмечал в историографическом обзоре П. С. Смирнов, особенно подвергся критике взгляд митрополита Макария на происхождение раскола. Тем не менее его книга уже в 50-х гг. была рекомендована в качестве руководства для подготовки миссионеров на специальных отделениях при Духовных Академиях и семинариях. Именно в это время «расколоведение» было введено в качестве самостоятельной дисциплины. В 1886–1888 гг. во всех духовных семинариях были открыты штатные кафедры по истории и обличению раскола, и первоначально учебным пособием был труд митрополита Макария[4]. В «Истории раскола» митрополита Макария исследуются три темы, относящиеся к последним десятилетиям патриаршего периода: «Открытое восстание раскола против власти церковной и гражданской — мятежи соловецкий и стрелецкий» (глава 2); «Распространение раскола, разделение его на секты и история сект беспоповщинской» (глава 3) и «поповщинской» (глава 4); «Меры власти, церковной и гражданской, против раскола; осознание самими раскольниками своих заблуждений» (глава 5).
Полного аналитического обзора истории изучения раскола не существует. Авторы нескольких специальных статей и кратких обзоров в общих трудах касаются отдельных тем и проблем, по-разному определяют и оценивают направления, их борьбу и противостояние. Разное отношение вызывала книга А. П. Щапова, появившаяся спустя несколько лет после опубликования труда митрополита Макария и почти с тем же названием, но написанная с иных мировоззренческих и идеологических позиций5. Книга положила начало демократическому направлению в оценке раскола. В том же 1859 г. с критической оценкой позиции А. П. Щапова выступили Н. А. Добролюбов и М. А. Антонович6. В 1862 г. А. П. Щапов опубликовал «Земство и раскол», где отчасти под влиянием критики Н. А. Добролюбова уточнил и конкретизировал свои взгляды7.
В 1861–1862 гг. в церковной периодике в полемику вступили В. Огнев, И. Ф. Нильский, И. М. Добротворский и др.; последний в 1862 г. опубликовал Стоглав, занимавший большое место в спорах об оценке раскола и Собора 1666–1667 гг.8 В 1860–1863 гг. появились лондонские публикации В. Кельсиева9.
В. З. Белоликов, автор одного из немногочисленных историографических обзоров исследований раскола, не соглашался с учеными того направления, которые полагали, что раскол «не может быть признан явлением церковно-религиозным и не может быть объяснен из принципов религиозного характера, так как религия служила лишь маскою гражданско-политических идей раскола... Он есть явление исключительно гражданское... представляет собою оппозицию податного земства против государственного строя как церковного, так и гражданского». Возникновение еще одного направления, для которого характерна прямая идеализация раскола, В. З. Белоликов относил к 80-м гг. XIX в., «когда на очереди стоял вопрос о даровании прав раскольникам». Заслуга этого направления, по словам К. В. Харламповича, в том, что оно «укрепило исследователей в старом взгляде на старообрядчество как явление церковное, религиозного характера, не чуждое, однако, бытовых и общественных мотивов и стремлений, которые являются не только не главными, но и не первоначальными факторами появления и распространения раскола»[10]. Это «старое направление» В. З. Белоликов считал преобладающим и относил к нему не только «церковных историков» (П. С. Смирнова, Н. И. Субботина, Е. Е. Голубинского, Н. Ф. Каптерева), но и «светских авторов» (А. Н. Пыпина, В. О. Ключевского, П. Н. Милюкова и др.). Очерк В. З. Белоликова носил общий и суммарный характер. Подведение итогов науки XIX в. было сделано одним из самых крупных исследователей «раскола старообрядчества» — П. С. Смирновым. Он считал, что необходимо различать влияние исторически сложившихся условий, на которых вырос раскол (т. е. «почву»), и временные, случайные обстоятельства его возникновения («атмосферу»). В другой работе П. С. Смирнов подчеркивал, что «раскол есть явление церковной жизни» и «лишь косвенно затрагивает жизнь гражданскую». В памятниках старообрядчества нет «ни одного слова против жизни государственной, ни одного намека на тяжесть социального строя, ни одного вздоха о порядках экономических»[11].
Историография советского периода концентрировала внимание на тех сторонах дореволюционной историографии, которые более соответствовали ее собственной направленности, сами очерки были краткими и в известной степени выборочными. Иначе оценивалось значение работ А. П. Щапова и их направление. Движение раскола, особенно на раннем этапе, оценивалось как религиозная форма социального и политического протеста. В последние годы все больше внимания уделяется исследованию собственно религиозного фактора раскола, его эсхатологической доктрине, не отрицается и прежняя оценка как факторапротеста12.
Особенное значение имеют непрекращающийся археографический поиск и публикация памятников по истории старообрядчества, которые осуществляют исследователи Пушкинского дома, московских, сибирских и других научных центров. Своеобразное подведение итогов этой исследовательской работы можно видеть в третьем выпуске Словаря книжников и книжности Древней Руси, посвященном XVII веку. Здесь учтены работы не только филологов, литературоведов, но также историков и представителей других смежных дисциплин[13].
Более объективному и углубленному исследованию этого сложного явления церковной жизни способствуют определения Поместного Собора Русской Православной Церкви 1971 г. В «Деянии освященного Поместного Собора Русской Православной Церкви об отмене клятв на старые обряды и на придерживающихся их» были рассмотрены решения Московского Собора 1656 г. и Большого Московского Собора 1667 г. «в части, касающейся наложения ими клятв на старые русские обряды и на употреблящих их». «Необоснованность суждений Соборов 1656 и 1667 гг. о старых обрядах дониконовских времен, как о якобы содержащих еретический смысл, давала повод усматривать в клятвенных запретах и определениях этих Соборов осуждение старых обрядов самих по себе. Между тем из неоднократных разъяснений, сделанных авторитетными иерархами Русской Православной Церкви и ее Святейшим Синодом, вполне очевидно, что подлинная цель соборных прещений 1656, 1666 и 1667 гг. заключалась в противодействии тем вождям раскола, которые, осуждая исправленные при патриархе Никоне книги, чины и обряды, проявили свое противление Церкви, порицая содержимые ею обряды и употребляя исключительно обряды старые (см. «Изъяснение» Святейшего Синода от 1886 г.)». Соборное деяние 1971 г. напоминало об «Увещании православной кафолической Церкви», где говорилось о признании православности старых обрядов и спасительности употребления их со ссылкой на постановление Отдела по единоверию и старообрядчеству Поместного Собора 1917/1918 гг. Поместный Собор 1971 г. определил утвердить три постановления Патриаршего Священного Синода от 23 (10) апреля 1929 г. под председательством заместителя патриаршего местоблюстителя высокопреосвященного митрополита Нижегородского Сергия: 1) «О признании старых русских обрядов спасительными, как и новые обряды, и равночестными им»; 2) «Об отвержении и вменении, яко не бывших, порицательных выражений, относящихся к старым обрядам, и в особенности к двуперстию»; 3) «Об упразднении клятв Московского Собора 1656 г. и Большого Московского Собора 1667 г., наложенных ими на старые русские обряды и на придерживающихся их православно верующих христиан, и считать эти клятвы яко не бывшие»[14].
Определения Собора 1971 г. были повторены Собором 1988 г., принявшим «Обращение Поместного Собора Русской Православной Церкви ко всем держащимся старых обрядов православно верующим христианам, не имеющим молитвенного общения с Московским патриархатом», где подтверждена «равночестность старых обрядов». Собор «с глубокой болью вспоминает возникшее в XVII в. разделение чад церковных — тех, кто проявил непоколебимую твердость в сохранении старых русских обычаев, с теми, кто ввел в богослужебное употребление традиции, распространенные в Поместных Церквах на православном Востоке».
Соборное обращение отметило общенациональное значение древних святынь в наши дни: «Духовное сокровище «древлего благочестия» ныне открывается не только тем, кто исповедует спасительную веру Христову, но и тем, кто ценит в древних памятниках проявление нашей национальной культуры»[15].
Определение Поместного Собора 1971 г. и Обращение Поместного Собора 1988 г. важны не только для церковной жизни, но и для объективного научного исследования. При изучении истории старообрядчества, особенно раннего его этапа, необходимо выявлять две тенденции: сохранение верности древней православной традиции, твердость и убежденность в ее отстаивании в рамках внутрицерковной дискуссии и собственно «противление» Церкви, доходящее до вооруженной борьбы. Разумеется, в живой действительности эти две тенденции часто сосуществовали, но современный научный анализ религиозных движений требует внимательного различения их внутренних побудительных мотивов, остающихся в религиозной сфере, и внешних импульсов и влияний; в этих движениях далеко не всегда тождественны позиции массы рядовых участников и вождей, бравших на себя учительные функции, иногда расширяя их до границ проповеди вооруженного сопротивления либо самосожжения. Обе указанные тенденции в разной форме проявились и в Соловецком, и в Московском восстаниях, которые имели не только местное значение, но и общероссийский отклик. Этим событиям по преимуществу посвящен предлагаемый очерк.

Примечания

[3] Макарий. митр. Московский. История русского раскола, известного под именем старообрядства. СПб., 1855; 2-е изд. СПб., 1858; 3-е изд. СПб., 1889. Далее цитируется 3-е изд.
[4] Смирнов П. С. Литература истории раскола в XIX столетии // Христианское чтение. 1901. № 1. С. 52.
[5] Щапов А. П. Русский раскол старообрядства, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием Русской Церкви и гражданственности в XVII веке и в первой половине XVIII. Казань, 1859; он же. Соч. в 3-х томах. СПб., 1906. Т. 1. С. 173–450.
[6] Современник. 1859. Т. 77. № 9. С. 37–52. Об авторах см.: Боград В. Журнал «Современник», 1847–1866. Указатель содержания. М.; Л., 1959. С. 364. № 3987.
[7] Щапов А. П. Земство и раскол. Соч. в 3-х томах. СПб., 1862. Т. 1. С. 451–504.
[8] Огнев В. Несколько слов о происхождении раскола в Русской Церкви // Православное обозрение. 1861. № 11. С. 316–337; Добротворский И. М. Русский раскол в его отношении к Церкви и правительству // Православное обозрение. 1862. № 3. С. 364–392; Нильский И. Ф. Несколько слов о происхождении раскола // Христианское чтение. 1861. Ч. 1. Февраль; он же. Об антихристе против раскольников. СПб., 1859; он же. Несколько слов о русском расколе // Христианское чтение. 1864. № 5; Емченко Е. Б. Издания Стоглава и задачи научного издания памятника. // АЕ за 1992 г. 1994. С. 109–118.
[9] Кельсиев В. Сборник правительственных сведений о раскольниках. Лондон, 1860–1862. 3 вып.; Собрание постановлений по части раскола. Лондон, 1863.
[10] Белоликов В. З. Историко-критический обзор существующих мнений о происхождении, сущности и значении русского раскола старообрядчества. К., 1913. С. 36, 42–49.
[11] Смирнов П. С. 1) Литература истории раскола в XIX столетии // Христианское чтение. 1901. № 1. С. 57; 2) История русского раскола старообрядчества. СПб., 1895. С. 34; 3) Внутренние вопросы в расколе в XVII в. СПб., 1898. С. CXXVIII–CXXIX; Библиографические указатели см.: Пругавин А. С. Раскол — сектантство. 1887. Вып. 1; Сахаров Ф. Литература истории и обличения русского раскола. Б. м. 1887–1900. 3 вып.
[12] Краткие историографические обзоры см. в следующих работах: Пушкарев Л. Н. Общественно-политическая мысль России. Вторая половина XVII века: Очерки истории. М., 1982. С. 48–52; Румянцева В. С. Народное антицерковное движение в России в XVII веке. М., 1986. С. 9–23; Гурьянова Н. С. Крестьянский антимонархический протест в старообрядческой эсхатологической литературе периода позднего феодализма. Новосибирск, 1988. С. 8–11; Рогов А. И. Народные массы и религиозные движения в России второй половины XVII века // Вопросы истории. 1973. № 4. С. 32–33; Карцов В. Г. Религиозный раскол как форма антифеодального протеста в истории России. Калинин, 1971. 3 вып.; Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века. M(nchen, 1969. С. 14–23 [репринт: М., 1995].
[13] Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3 (XVII в.). СПб., 1992. 2 ч.
[14] ЖМП. 1971. № 6. С. 5–7; Поместный Собор Русской Православной Церкви 30 мая — 2 июля 1971 года: Документы, материалы, хроника. М., 1972. С. 129–131.
[15] ЖМП. 1988. № 8. С. 14.

Ссылки по теме
Форумы