Глава II. КиевопеЧерский монастырь и другие обители

К оглавлению


С возведением пресвитера Илариона на престол митрополии Киевской Собором русских иерархов преподобный летописец соединяет по времени основание Киево-Печерского монастыря. И если первое событие было весьма важно по своему внутреннему смыслу, то последнее еще более важно по своему обширному влиянию на судьбу нашей Церкви, особенно в рассматриваемый нами период. В эти первые сто лет своего существования Киево-Печерская обитель постоянно занимала самое главное место в ряду всех прочих чередовавшихся событий русской церковной истории и находилась в самом цветущем состоянии: почти все великие подвижники, которых жития составляют Киево-Печерский Патерик, жили и действовали именно в то достопамятное время. В истории Киево-Печерского монастыря до избрания Климента Смолятича на престол митрополии русской можно различать три частнейшие отдела: первый, когда монастырь основан,— время до игуменства преподобного Феодосия (1057){[59*]}; второй, когда монастырь сделан общежительным и получил внутреннее благоустройство,— время игуменства преподобного Феодосия (1057–1074); третий, когда монастырь благоукрасился и достиг внешнего процветания,— время после игуменства преподобного Феодосия (1074–1145){78}.

I

Начало Киево-Печерскому монастырю положил преподобный Антоний. Он родился в городе Любече (местечке нынешней Черниговской губернии) и в крещении получил имя Антипы{79}. С юных лет исполненный страха Божия, Антипа почувствовал в себе желание уединенной жизни и, по внушению свыше, решился идти на Афон, который славился уже тогда на всем Востоке святостию своих отшельников и служил как бы средоточием и рассадником православного монашества. Обходя монастыри Святой горы и видя равноангельский образ жизни подвижников, Антипа еще более воспламенялся желанием поревновать этому чудному житию и в одной из тамошних обителей молил игумена возложить на него иноческий образ. Игумен, как бы провидя будущие добродетели и назначение просителя, согласился, постриг его и дал ему имя Антония — отца иночествующих. По примеру большей части тогдашних черноризцев афонских Антоний избрал для себя образ жизни отшельнической, и неподалеку от одного монастыря афонского, Есфигмена, в котором будто бы он и принял пострижение, доселе показывают пещеру вместе с церковию, где начал свои подвиги первоначальник иноков русских{80}. Успехи его в духовной жизни, постоянно возраставшие, радовали всех. Тогда игумен, постригший его, сказал ему: «Антоний! Иди опять в Россию, и да будет тебе благословение от Святой горы, ибо многие черноризцы от тебя имеют произойти».

Антоний пришел в Киев и, ища себе здесь места для жительства, обходил монастыри, но не восхотел ни в одном из них остаться. Затем начал ходить по дебрям и горам и пришел на холм, где существовала уже небольшая пещерка (в два сажня), ископанная священником берестовской Петропавловской церкви{[60*]} Иларионом, который уединялся в нее по временам для богомыслия и молитвы. Возлюбив это место, преподобный Антоний поселился на нем и начал со слезами молиться Богу, говоря: «Господи, утверди меня в месте сем, и да будет на нем благословение Святой горы и моего игумена, который меня постриг». И начал копать пещеру день и ночь, пребывая в трудах, посте, бдении и молитвах. Это было в 1051 г., спустя немного после возведения Илариона на кафедру митрополитскую, которого Антоний постриг в монашество{[61*]} и пещерку которого сам занял и потом распространил своими руками{81}. Вскоре о подвигах Антония узнали люди и начали приходить к нему и приносить необходимое для жизни, и он прослыл как Великий Антоний. Приходящие просили у него благословения, а некоторые просились к нему и в сожительство. Прежде всех удостоился этой великой чести преподобный Никон. Кто был он, и откуда пришел к Антонию, и в каких летах — неизвестно. Но известно, что он был саном иерей и что преподобный Антоний поручал ему постригать тех, которых впоследствии принимал к себе для пещерных подвигов{82}. После Никона прибыл к Антонию и другой сподвижник — Феодосий.

Чрезвычайно замечательна история этого избранника Божия с самых первых лет его жизни. Родившись в городе Василеве и вскоре переселившись с родителями в Курск, Феодосий, едва начал приходить в сознание и возраст, уже обнаружил в себе самое благочестивое настроение души. Каждый день ходил он в церковь и со всем вниманием слушал Божественные книги, чуждался детских игр, не любил светлых одежд, какие давали ему родители, а облекался в простые и убогие, сам упросил родителей отдать его на учение книжное к одному из городских учителей и вскоре так успел в Божественном Писании, что все чудились премудрости и разуму детища, отличался совершенною скромностию и покорностию не только учителю, но и соученикам своим. В тринадцать лет, лишившись отца своего и оставшись под надзором матери, женщины строгой и упорной, не сочувствовавшей влечению


сердца его, хотя и пламенно любившей сына, Феодосий еще более начал подвизаться. Смирение его простиралось до того, что он с рабами своими в простой одежде ходил на работы, по-прежнему удалялся игр со сверстниками и не хотел облачаться в светлую одежду, несмотря ни на увещания матери, ни даже на сильные от нее побои. Помышляя только о том, как бы спастись, и услышав о святых местах, где Господь совершил наше спасение, Феодосий воспламенился ревностию посетить эти места и поклониться им. Вскоре случилось, что чрез Курск проходили странники, бывшие из Иерусалима и возвращавшиеся на родину. Феодосий упросил их взять его с собою и тайно от матери, не имея ничего, кроме худой одежды, отправился вслед за ними. Чрез три дня, однако ж, мать, проведав о бегстве его, погналась за ним вместе с юнейшим сыном своим — братом Феодосия, и, когда догнала, с гневом и яростию била его, и связанного привезла домой. Здесь после новых жестоких побоев заключила его в особую храмину, где два дни он оставался без пищи, потом, хотя освободила из заключения, однако ж возложила на ноги его оковы и держала его в таком виде несколько дней, пока не умилостивилась. Тогда Феодосий снова начал ходить по вся дни в церковь и, заметив, что иногда не служат литургии по недостатку просфор, сам решился заниматься этим делом: покупал пшеницу, молол ее своими руками, пек просфоры и одни из них приносил в церковь для Божественной службы, другие продавал и вырученную плату частию употреблял для покупки новой пшеницы, а частию раздавал нищим. Так прошло более двенадцати лет{83}. Ни насмешки сверстников, ни убеждения матери не могли отклонить благочестивого юношу от его занятий. Мать снисходила ему еще около года и наконец угрозами и побоями довела сына своего до того, что он тайно удалился из Курска в близлежащий город к одному пресвитеру и там продолжал свое любимое дело. После многих дней мать отыскала сына и здесь, и, строго наказав, привела домой, и решительно запретила печь просфоры. Феодосий, как и прежде, начал ежедневно ходить в церковь и своим смирением и благопокорливостию заслужил такое благоволение властелина града, что этот властелин повелел ему пребывать в своей, вероятно домовой, церкви и несколько раз дарил ему светлые одежды, которые, однако же, Феодосий всегда отдавал нищим, предпочитая одеваться в рубища, за что еще больше любил его градоначальник. В это время Феодосий для большего умерщвления плоти возложил на себя железные вериги и ходил в них — так прошло много дней. Но наступил какой-то праздник, когда начальник города созвал к себе на трапезу всех вельмож градских и повелел Феодосию прислуживать за нею в светлой одежде. При перемене белья мать его заметила кровь на срачице сына и, узнав причину крови, с яростию бросилась на него, сняла с него вериги и подвергла его жестоким побоям.

Но ничто уже не могло удержать юношу от его стремления к подвижнической жизни. Услышав однажды слова Господа: Иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин: и иже любит сына или дщерь паче Мене, несть Мене достоин (Мф. 10. 37), и еще: Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы: возмите иго Мое на себе, и научитеся от Мене, яко кроток есм и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашим (Мф. 11. 28, 29),— Феодосий до того воспламенился Божественною любовию, что каждый день и час начал помышлять только, как бы удалиться из дому матери и облечься в иноческий образ. Вскоре мать его отлучилась из дому на несколько дней; Феодосий воспользовался ее отсутствием и, помолившись Богу, взяв с собою только одежду, в которую был облечен, и несколько хлеба, решился идти в Киев, где, как слышал, были уже монастыри. Не зная сам дороги, к счастию, он увидел купеческий обоз, медленно тянувшийся туда же, издали последовал за обозом и чрез три недели достиг желанной цели. В Киеве Феодосий обходил все монастыри, просился в каждом, чтобы его приняли, но по своей бедности и убогим одеждам не был принят ни в одном. Тогда, услышав о преподобном Антонии, подвизавшемся в пещере, пламенный юноша устремился к нему, повергся к стопам отшельника и со слезами умолял принять его к себе. «Видишь ли, чадо,— сказал ему Антоний,— пещера моя скорбна и тесна. А ты юн и, как думаю, не в состоянии выносить скорби на месте сем». Феодосий отвечал: «Сам Христос Бог привел меня к твоей святыне, честный отче, да спасуся тобою, и потому я буду творить все, что ты повелишь». Антоний, благословив юношу, принял его к себе и повелел преподобному Никону постричь его и облечь в иноческую одежду. Это было, разумеется, отнюдь не прежде 1051 г. Новый инок предался со всем жаром и ревностию трудам подвижничества, так что преподобный Антоний и Никон дивились его смирению, послушанию и толикому в летах юности воздержанию, благонравию, крепости и бодрости и прославляли Бога. Чрез четыре года (следовательно, около 1054 г.) пришла в Киев мать Феодосия, долго и напрасно искавшая его, которую он и убедил оставить мир и вступить в женский киевский монастырь святого Николая. «И можно было,— замечает вслед за тем преподобный Нестор,— видеть три светила, сиявшие в пещере и разгонявшие тьму бесовскую всякою молитвою и постом, разумею преподобного Антония, блаженного Феодосия и великого Никона. Они в пещере молились Богу, и Бог был с ними».

Можно думать, что около этого времени присоединился к ним еще один подвижник — преподобный Моисей Угрин{84}. Он был родной брат Георгия и Ефрема, с которыми и служил вместе при князе ростовском Борисе Владимировиче. В 1015 г., когда святой Борис был умерщвлен на реке Альте, Моисей, один только из всей свиты Борисовой избегший смерти, укрылся от преследования Святополка в доме сестры князя Ярослава Предиславы. Но в 1018 г., когда тесть Святополков Болеслав, король польский, овладел Киевом, Моисей вместе со многими другими киевлянами взят был в плен и отведен в Польшу. Там целые пять лет томился в оковах, потом еще шесть лет провел в доме одной знатной ляхины, которая, прельстившись его красотою, выкупила его из оков и всячески старалась привлечь его к себе. Но напрасно истощала она для этого свои ласки и угрозы, напрасно заключала его в темницу и томила голодом, напрасно показывала ему свои владения и богатства и предлагала ему даже свою руку, будучи вдовою, напрасно жаловалась на своего невольника королю Болеславу, которого благоволением пользовалась,— ничто не могло прельстить нашего целомудренного Иосифа. Давши Богу обет быть иноком, Моисей вскоре удостоился достигнуть своей цели. Случилось так, что к нему пришел один черноризец со святой горы Афонской, саном иерей, и постриг его тайно от госпожи его. Тогда госпожа, не могши отыскать этого черноризца, излила всю ярость свою на Моисея, приказала давать ему ежедневно по сто ударов и, наконец, велела сделать его евнухом, так что страдалец, истекая кровью, едва остался жив, а Болеслав из угождения этой неистовой жене изгнал всех черноризцев из своей области. Но гнев Божий не умедлил открыться на нечестие и неправду: в одну ночь Болеслав внезапно скончался, и вслед за тем в Польше последовало сильное возмущение, во время которого погибла и жена, мучившая целомудренного Моисея. Это случилось в 1030 г.{85[62*]} Мало-помалу, собравшись с силами и чрез несколько лет довольно оправившись, многострадальный Моисей пришел в пещеру к преподобному Антонию и здесь в посте и молитвах, в бдении и безмолвии и прочих иноческих добродетелях благоугождая Богу еще десять лет, преставился{86}. Сколько протекло времени, пока Моисей оздоравливал, где находился он все это время и в каком именно году прибыл он в пещеру Антониеву — неизвестно{87}. Но, без сомнения, он не мог прийти в пещеру преподобного Антония прежде 1054 г., пока сияли в ней только три светила, и не мог скончаться здесь в 1041 г., как показано в печатном Печерском Патерике (в житии преподобного Моисея Угрина).

После 1054 г., с восшествием на киевский престол великого князя Изяслава Антоний прославился уже по всей Русской земле и к нему более и более начали стекаться братия и просить у него пострижения. В числе первых прибыли двое из вельмож. Один был сын первого боярина Изяславова по имени Иоанн{88}. Молодой человек, имевший уже жену, часто приходил к преподобным обитателям пещеры, наслаждался их сладкою беседою и почувствовал в себе сильное желание поселиться вместе с ними и презреть все блага жизни. Однажды он открыл свое желание преподобному Антонию, который, хотя одобрил святость намерения, но объяснил и трудность подвига, и всю опасность отказаться от него впоследствии. Юноша еще более воспламенился, так что на другой же день, облекшись в светлую одежду, на богато убранном коне, окруженный отроками, прибыл к пещере и, когда отцы-пещерники при встрече поклонились ему, по обычаю, как вельможе, он сам поклонился им до земли; потом снял с себя боярскую одежду и положил ее пред Антонием, поставил пред ним своего коня и сказал: «Твори с ними, что хочешь, я уже презрел все мирское, хочу быть иноком, жить с вами в пещере и никогда не возвращусь в дом свой». Старец снова напомнил ему о важности монашеских обетов и указал на власть отца, который может насильно извлечь его из пещеры{89}. Юноша отвечал, что он готов потерпеть даже мучения, но уже не возвратится в мир и умолял скорее постричь его. Тогда Никон по повелению Антония постриг его, облек в монашеские одежды и назвал Варлаамом{90}. В то же время пришел к Антонию и другой придворный великого князя Изяслава, любимый князем и «предержай у него вся», некто каженик, или скопец. Он с мольбою открыл старцу свое желание быть черноризцем, старец поучил его о спасении души и передал Никону. Никон постриг его, облек в монашескую одежду и назвал Ефремом.

Пострижение этих двух важных лиц сильно огорчило великого князя Изяслава, он потребовал к себе Никона, с гневом допрашивал его и повелел ему убедить новопостриженных возвратиться в свои дома, угрожая в противном случае всех старцев сослать на заточение, а пещеру их раскопать. Но, пока Никон находился еще у великого князя, преподобный Антоний и прочие его сожители, взяв свои одежды, удалились от своей пещеры с намерением перейти в другую область. Один из отроков донес об этом Изяславу, княгиня рассказала ему, как в ее отечестве — Польше однажды изгнание иноков причинило много зла, и убеждала своего супруга предохранить себя от подобного несчастия. Изяслав, устрашившись гнева Божия, отпустил Никона и послал упрашивать Антония и его спутников поселиться на прежнем месте, но они едва после трехдневных увещаний согласились возвратиться в свою пещеру{91}. Вскоре постигло печерян новое искушение: отец Варлаама, узнав, что великий князь простил их, отправился к ним сам со множеством отроков, разогнал малое стадо, взял из пещеры сына своего, снял с него монашеские одежды{92} и насильно увлек его в дом свой. Здесь сначала посадил его с собою за трапезу, но Варлаам ничего не вкушал и только смотрел в землю; потом отпустил его в собственные его хоромы, повелев жене действовать на него ласками и убеждениями, а отрокам прислуживать ему и вместе сторожить его, но Варлаам, удалившись в одну из клетей, сел в углу и, не обращая никакого внимания на ласки жены, в продолжение трех дней сидел молча и неподвижно, не вкушал ни пищи, ни пития, а только непрестанно молился в тайне сердца. Наконец, на четвертый день отец сжалился над сыном, опасаясь, чтобы он не умер голодною смертию, призвал его к себе и, с любовию облобызав, отпустил, и Варлаам, сопутствуемый общим плачем отца, матери, супруги и слуг, с радостию возвратился в свою пещеру.

С этого времени начало еще более стекаться народу за благословением отшельников, даже сам великий князь Изяслав приходил к преподобному Антонию с дружиною просить его благословения и молитв. А некоторые тут же принимали и иночество{93}, хотя, с другой стороны, некоторые из прежних братий стали оставлять пещеру. Так, Никон удалился на остров Тмутараканский и основал там близ города монастырь с церковию во имя Пресвятой Богородицы. Другой черноризец, постриженник какого-то неизвестного монастыря святого Мины, по происхождению боярин (болгарин), вероятно только временно проживавший в пещере, удалился вместе с Никоном к Черному морю и затем один отправился к Константинополю, но, встретив среди моря уединенный остров, поселился на нем и подвизался до конца жизни, почему и остров тот долго назывался Бояринов (Болгаринов){94}. Третий черноризец, преподобный Ефрем каженик, отошел в Константинополь и жил там в одном из монастырей, пока не вызван был на кафедру Переяславскую. По отшествии этих трех иноков пресвитером вместо Никона сделан был преподобный Феодосий{95}, и число братий в пещере простиралось до 12 или даже до 15{96}. Все они жили в пещере, ископали в ней себе кельи и церковь, в которой отправляли свое богослужение, и всеми ими управлял непосредственно великий Антоний. Таково было самое начальное состояние Киево-Печерской обители!

Вскоре последовали в ней перемены. Преподобный Антоний, любя уединение, затворился в одной келье пещеры, а вместо себя поставил над братиею первого игумена Варлаама, потом перешел на другой соседний холм, ископал для себя новую пещеру и поселился в ней. Варлаам, видя умножение числа братий, когда пещерная церковь сделалась для них тесною, с общего согласия и с благословения преподобного Антония, построил небольшую открытую церковь над пещерою во имя Успения Пресвятой Богородицы, хотя кельи оставались пока в пещере. Спустя немного, когда число иноков еще увеличилось, они вместе с игуменом положили совет построить открыто целый монастырь и обратились за благословением к преподобному Антонию. Антоний, преподав благословение, послал сказать великому князю Изяславу: «Князь мой! Вот Бог умножает братию, а места у нас мало, отдай нам всю гору, находящуюся над пещерою». Великий князь с радостию на это согласился. И братия с игуменом заложили Великую церковь, оградили монастырь тыном (столпьем), поставили много келий, окончили церковь и украсили ее иконами. С того времени начался в собственном смысле монастырь, названный Печерским,— от пещер, в которых прежде жили его иноки. Переселение братии из пещер в этот новоустроенный монастырь совершилось, по свидетельству преподобного Нестора, в 1062 г.{97}

Впрочем, хотя с удалением преподобного Антония от настоятельства произошли в его обители некоторые перемены, но образ жизни оставался тот же. «Сколько скорби и печали,— пишет преподобный Нестор в житии преподобного Феодосия,— понесли иноки от тесноты места своего, ведает один Бог, а человеческими устами исповедать невозможно. Пищею для братии служили только хлеб и вода. В субботу и воскресенье вкушали сочиво, но часто и в эти дни сочива не обреталось, и они ели одно сваренное зелие. Для содержания себя трудились и работали: плели клобуки из волны и занимались другими рукоделиями, все это относили в город и продавали, на вырученные деньги покупали жита, которое и разделяли между собою, чтобы каждый во время ночи измолол свою часть для испечения хлебов. Затем отправляли утреннее богослужение. После утрени одни продолжали свои рукоделия, другие копали гряды в огороде и ходили за овощами, пока не наступал час Божественной литургии. Тогда собирались все в церковь, пели часы и совершали святую службу. По окончании литургии вкушали мало хлеба и снова принимались каждый за свое дело, и так трудились во все дни, пребывая в любви Божией. Более всех отличался смиренным смыслом, послушанием и трудами преподобный Феодосий, который и телом был благ и крепок. Он прислуживал всем, носил на себе воду и дрова из лесу. Ночи проводил без сна в славословии Божием, и иногда, когда братия спала, брал разделенное жито и, измолов часть каждого, поставлял на свое место; в другое время, когда случалось ночью много оводов и комарей, выходил из пещеры, обнажал тело свое до пояса и отдавал себя им в пищу, а сам между тем, сидя неподвижно, прял волну и пел псалмы Давидовы. Когда приходило время заутрени, прежде всех являлся в церковь, становился неподвижно на свое место, благоговейно совершал Божественное славословие и после всех выходил из церкви. За то все сильно любили его и дивились его смирению и послушанию».

Таким-то образом Киево-Печерский монастырь, по выражению летописца, пошел от благословения святой горы Афонской и поставлен был не от богатства, а слезами, пощением, молитвою, бдением{98}!

II

Около 1057 г. великий князь Изяслав, построив монастырь во имя своего ангела Димитрия и, желая возвысить этот монастырь над Печерским при помощи богатства, перевел туда настоятелем игумена печерского Варлаама. Тогда братия Печерского монастыря, совещавшись между собою, пришли к Антонию и просили его поставить над ними нового игумена. Антоний указал на Феодосия как более всех послушливого, кроткого и смиренного. И братия с радостию, поклонившись старцу, признали над собою игуменом Феодосия, которого и сами предварительно избрали единодушно{99}. Приняв старейшинство в обители, Феодосий не оставил своего прежнего смирения и правила жизни, напротив, еще более подвизался в послушании, постничестве и других иноческих трудах, так что всем был слугою и для всех представлял образец. Первым делом его было, вероятно, окончание работ по устройству монастыря и затем перемещение братии из пещер в новоустроенный монастырь, которое случилось, как мы уже знаем, в 1062 г. Но вскоре, так как число братии начало быстро возрастать и достигло ста, Феодосий озаботился приобресть для них чернеческое правило. С этою целию он послал одного инока в Царьград к проживавшему там Ефрему скопцу, чтобы он списал весь устав Студийского монастыря и прислал{100}. Между тем в Киев прибыл митрополит Георгий и при нем чернец Студийского монастыря Михаил, у которого также нашелся список устава Студийского. Сняв копию с этого списка, может быть неполного, и получив полный список всего Студийского устава от Ефрема скопца или получив и сличив между собою два равно полные списка, преподобный Феодосий повелел прочитать устав пред братиею и ввел его в своей обители{101}.

В чем состояли подробности этого устава — с точностию определить не можем, потому что сам преподобный Феодор Студит не написал для своего монастыря устава, а списки Студийского устава составлялись уже впоследствии, частию на основании катехизических слов к братии и краткого завещания преподобного Феодора Студита{102}, преимущественно же на основании того порядка, какой завел он в своей обители, и такие списки в XI в., по свидетельству современника, были весьма несходны между собою{103}. Следовательно, хотя и дошел до нас один весьма драгоценный список Студийского устава на славянском языке еще от XII в., но признать его за копию с того самого устава, какой принят был преподобным Феодосием Печерским для его обители, нет основания, особенно когда известно, что означенный список представляет собою перевод Студийского устава собственно в том виде, как он начертан был патриархом Алексием (1025–1043) для одного, основанного им в Константинополе, Богородичного монастыря{104}, а наш преподобный Феодосий принял устав непосредственно от инока Студийского цареградского монастыря. Можно только сказать с решительностию, что Студийский устав, принятый преподобным Феодосием, был устав полный, который обнимал собою и порядок жизни монастырской, и вместе порядок службы церковной, потому что за тем и посылал преподобный одного инока в Царьград к Ефрему скопцу, «да весь устав Студийского монастыря, исписав, пришлет ему», и потом, действительно, «устави в монастыри своем, како пети пенья монастырская, и поклон как держати, и чтенья почитати, и стоянье в церкви, и весь ряд церковный, на трапезе седанье, и что ясти в кыя дни, все с уставленьем»{105}. Точно так же несомненно, что устав, введенный Феодосием в свой монастырь, был общежительный, который потом от Печерского монастыря приняли все прочие русские обители, вследствие чего преподобный Феодосий и назван начальником общего жития монашеского в России, а Печерский монастырь — старейшим из всех монастырей русских{106}. Наконец, по крайней мере, некоторые достоверные подробности об устройстве Печерского монастыря по новому уставу можем узнать из жития преподобного Феодосия, начертанного преподобным Нестором.

В Печерском монастыре, кроме игумена, явились и другие, подчиненные ему должностные лица. Так, доместик, или уставщик, распоряжался и управлял чтением и пением в церкви. Церковные строители (пономари) заведовали церковным вином, маслом для освещения церкви, церковным звоном и под. Эконому поручена была монастырская казна и вообще все монастырское имущество. Келарь имел в своем ведении братскую трапезу, просфорню и все съестные припасы. Ключник, помощник келаря, хранил у себя ключи от погребов и других мест, где содержались запасы. Упоминаются еще начальник хлебопеков, распоряжавшийся в кухне, и вратарь, постоянно находившийся при вратах обители. Доместиком при Феодосии был Стефан, сделавшийся потом его преемником в игуменстве, келарем — Феодор, сообщивший о Феодосии много сведений преподобному летописцу, экономом — Анастасий.

Братия обители разделялись на 4 класса: одни еще не были пострижены и ходили в мирской одежде; другие, хотя еще не были пострижены, но ходили в монашеской одежде; третьи были уже пострижены и носили мантию; четвертые были облечены в великую схиму. Это были как бы четыре степени иноческой жизни. Преподобный Феодосий не отвергал никого из приходящих и просивших от него пострижения, был ли кто богат или убог, напротив, всякого принимал с радостию, только не вдруг постригал, а приказывал вступающему в обитель сначала ходить в мирской одежде, пока он не привыкал ко всему монастырскому строю, потом облекал его в монашескую одежду и искушал во всех монастырских службах, далее — постригал и облачал в мантию, это состояние продолжалось до тех пор, пока чернец не оказывался искусным в честном житии иноческом, наконец, удостаивал такого чернеца принять на себя великий ангельский образ{107}. Следовательно, преподобный Феодосий различал великую и малую схиму, между тем как преподобный Феодор Студит не допускал такого различия{108} — знак, что устав Студийский, принятый преподобным Феодосием, уже был не совсем тот, какой первоначально завещан преподобным Феодором Студитом его обители{109}.

Все в обители совершалось не иначе, как с благословения игумена, и освящалось молитвою. Когда наступало время для служб церковных, один из пономарей приходил в келью преподобного Феодосия и испрашивал его благословения созывать братию. Точно так же повар, намереваясь варить пищу или печь хлебы, прежде всего брал благословение у отца игумена, потом клал три земных поклона пред алтарем, зажигал от алтаря свечу, разводил ею огонь и начинал свое дело. Если же какой брат совершал что-либо без благословения, то подвергался от игумена епитимии. А пищу, приготовленную без благословения, преподобный Феодосий приказывал обыкновенно бросать в огонь или в реку.

В церкви, куда собиралась братия ежедневно на все службы, преподобный Феодосий имел обычай предлагать ей духовные поучения. А иногда повелевал читать такие поучения из книг великому Никону, который (после 1066 г.) возвратился из Тмутаракани в Печерскую обитель и которому, как отцу своему духовному и старейшему из всех в обители, Феодосий поручал братию, если сам куда-либо отлучался. Иногда же эта обязанность читать для братии поучения в церкви возлагаема была на уставщика Стефана{110}.

В кельях не позволялось братии держать ничего своего: ни пищи, ни одежды, сверх положенной, ни другого какого-либо имущества. И потому, если преподобный Феодосий, обходя кельи, находил что-либо подобное, то приказывал бросать в огонь, а сам давал провинившемуся брату наставление в нестяжательности.

Занятия братий в кельях состояли в молитве, чтении и пении псалмов и рукоделиях. После повечерия запрещено было инокам ходить друг к другу и беседовать вместе. Для наблюдения за всем этим преподобный Феодосий имел обычай каждую ночь обходить все кельи и, если слышал в келье молитву инока, то благодарил Бога, а если слышал беседу двух или трех, то ударял рукою в двери кельи и отходил. Наутро призывал виновных и обличал, раскаивающихся прощал, а на других налагал епитимии.

Так как большую часть ночи и все утро братия проводила в молитвах и службах церковных, то для отдохновения ее назначалось полуденное время. Потому приказано было вратарю запирать монастырь вдруг после обеда и не впускать в обитель никого до самой вечерни.

При взаимных отношениях братии преподобный Феодосий всего более заповедовал смирение и покорность. Это смирение должно было, между прочим, выражаться в том, чтобы иноки при встрече кланялись друг другу, слагая руки на персях.

Преподобный Феодосий следил с величайшею заботливостию и любовию за нравственным состоянием своих братий и не упускал ни одного случая преподать каждому приличное наставление. Когда он поучал, то говорил тихо, смиренно, с мольбою, когда обличал — слезы текли из глаз его. Если он слышал, что какой-либо брат подвергался искушениям от бесов, то призывал его, убеждал не ослабевать в борьбе, учил, как побеждать дьявола, указывал на опыты из собственной жизни или подкреплял искушаемого силою своей молитвы. Если случалось, что какой-либо инок отходил из обители, преподобный Феодосий крайне скорбел о нем и ежедневно со слезами молился Богу, чтобы он возвратил отлучившееся овча к своему стаду. Когда инок действительно возвращался, преподобный с радостию принимал его и поучал впредь стоять тверже против козней искусителя.

Но не столько правилами устава, какой принял преподобный Феодосий для своей обители, не столько устными наставлениями он поучал и руководил свою братию по степеням нравственного совершенства, сколько примером своей святой, высокой, истинно подвижнической жизни. Присутствуя за братскою трапезою, он обыкновенно вкушал только сухой хлеб и вареное зелье без масла, а пил одну воду. Одежду носил ветхую и худую, имея под нею на теле своем острую власяницу. Для сна никогда не ложился, но если иногда после повечерни хотел отдохнуть, то спал сидя. Ночи проводил большею частию без сна в слезных молитвах за себя и за всю братию; много раз церковные пономари, приходившие к нему за благословением пред заутренею, заставали его еще на молитве и слышали его стоны и шум от его земных поклонов. Когда наступал Великий пост, Феодосий, простившись с братиею,


ежегодно уединялся в пещеру, известную доныне под именем Феодосиевой, и там заключался до вербной недели; из этой пещеры иногда совершенно тайно переходил в другую, еще более уединенную и тесную, находившуюся в одном из монастырских сел; в пяток пред Лазаревою субботою во время вечерни возвращался в монастырь и, став на дверях церковных, поучал и утешал братию. Прежде всех приходил он в церковь, прежде всех являлся на монастырские работы. Часто входил в хлебную и, будучи игуменом, сам разделял труды с хлебопеками, месил тесто, приготовлял хлебы. Однажды пред праздником Успения Пресвятой Богородицы, когда келарь донес Феодосию, что в поварне нет воды и некому носить ее, он немедленно встал и начал носить воду из колодца, услышав об этом, братия сбежалась и наносила воды до избытка. В другой раз, когда не было приготовлено дров для кухни и тот же келарь просил Феодосия, чтобы он приказал кому-либо из братий праздному нарубить дров, преподобный сказал: «Я празден», и, повелев братии идти за трапезу, так как было время обеда, сам взял топор и пошел рубить дрова. По окончании трапезы братия, увидев своего игумена секущим дрова, последовали его примеру и наготовили дров на много дней. Третий подобный случай: раз преподобный Феодосий замедлил до вечера у великого князя Изяслава, находившегося тогда далеко от города. Князь приказал одному из своих отроков отвесть преподобного до его обители. Слуга, видя инока в худой одежде и не зная, кто он, сказал ему во время пути: «Ты, черноризец, всегда празден, а я в постоянных трудах — дай мне отдохнуть в колеснице, а сам сядь на коня». Феодосий беспрекословно согласился и в продолжение всей ночи то ехал верхом на коне, то шел подле него, чтобы не уснуть. С наступлением дня, когда вельможи, ехавшие к князю из города, при встрече с Феодосием слазили со своих коней и кланялись ему, отрок крайне оробел, но преподобный предложил только ему пересесть на коня. Когда приблизились к обители, и братия, вышедшая навстречу игумену, поклонилась ему до земли, отрок еще более устрашился, но Феодосий успокоил его, велел накормить и, наградив, отпустил в обратный путь. Многопоучительны также были дела милосердия Феодосиева к бедным и несчастным. Он не мог их видеть без соболезнования и слез. И потому построил близ монастыря особый двор с церковию во имя первомученика Стефана, принимал туда для жительства нищих, слепых, хромых и прокаженных и для содержания их уделял десятую часть от всего монастырского имения. Кроме того, каждую субботу отсылал целый воз хлебов находившимся в узах и темницах{111}. Любовь преподобного простиралась даже на людей, замышлявших сделать зло его обители. Раз привели к нему воров, пойманных в монастырском селе. Увидев их связанных и скорбных, он прослезился, велел разрешить их и накормить, преподал им наставление вперед не творить никому обиды и, снабдив всем нужным, отпустил их с миром. Тронутые этим, злодеи действительно исправились. Притесняемые и гонимые обращались к Феодосию как к своему защитнику и ходатаю. Однажды бедная вдовица, обиженная неправедным приговором судии, пришла к Печерскому монастырю и, встретив самого Феодосия, которого не знала, спросила его об игумене. «Чего ты требуешь от него,— сказал преподобный,— он человек грешный». Жена отвечала: «Грешен ли он, не знаю, но знаю, что он многих избавляет от печали и напасти, потому и я пришла к нему просить заступления и помощи». Феодосий расспросил ее о деле и, обещавшись передать об этом игумену, отпустил ее в дом, а сам отправился к судии и своим ходатайством сделал то, что вдове возвращено было все несправедливо у нее отнятое.

Под руководством такого высокого наставника в духовной жизни воспитывались и воспитались вполне достойные его ученики. «Они,— говорит преподобный Нестор,— как земля, жаждущая воды, принимали слово его (Феодосия) и приносили Богу плоды трудов своих, кто сто, кто шестьдесят, кто тридцать. И можно было видеть на земле людей по житию — точных ангелов, а монастырь Печерский казался подобным небеси, на котором светлее солнца сиял преподобный Феодосий своими добрыми делами...» И в другом месте: «Таких черноризцев совокупил Феодосий, которые, как звезды, сияют в земле Русской. Одни из них были великие постники, другие отличались бдением, третьи — коленопреклонением для молитвы. Одни принимали пищу чрез день или чрез два, другие питались только хлебом с водою, иные вкушали вареную зелень, а иные — и невареную. Младшие покорялись старшим и не смели говорить пред ними, а если что нужно было, то говорили с покорностию и послушанием великим. Равно и старшие имели любовь к младшим, наставляли их, как возлюбленных чад. Если какой брат впадал в прегрешенье, его утешали и положенную на него епитимию разделяли между собою трое или четверо по великой любви — такова была любовь в братии той, таково воздержанье! Если иной брат выходил из монастыря, все братия о нем скорбели, посылали к нему, призывали его снова в обитель и, когда возвращался, умоляли игумена принять его и принимали с великою радостию»{112}. Из числа этих братий остались известными по именам: Исаия, впоследствии епископ Ростовский, Стефан, впоследствии епископ Владимирский, Никон, приходивший на время из Тмутаракани, которого Нестор постоянно называет великим, без сомнения, за особенную святость жизни, Иеремия, помнивший Крещение земли Русской и имевший от Бога дар предвидеть будущее и прозревать в тайны сердца, Матфий прозорливец, удостоившийся разнообразных видений, Дамиан пресвитер, великий постник, который до самой смерти своей не вкушал ничего, кроме хлеба и воды, ночи проводил без сна в прилежном чтении книг и молитве и отличался необыкновенною кротостию{113}.

Как на высший и многотруднейший род подвижничества смотрели в Печерском монастыре на затворничество. И образцом этого рода жизни служил сам преподобный Антоний. Передав начальство над братиею Варлааму, а потом Феодосию и затворившись в своей новой пещере{114}, он проводил жизнь в непрерывной борьбе с невидимыми врагами спасения, пребывая в посте, молитвах и богомыслии, и за высокие подвиги удостоился от Бога дара чудотворений и пророчества. Впрочем, при всем своем затворничестве Антоний не чуждался людей. В важных случаях приходили к нему из монастыря за советами, и он изрекал советы, по временам стекались к нему и из мира, и он преподавал всем благословение. Случалось, что он сам прислуживал больным и давал им свою постническую пищу вместо лекарства, и больные, по молитве святого, выздоравливали. Трем князьям-братьям Изяславу, Святославу и Всеволоду Ярославичам, которые, отправляясь против половцев в 1068 г., приходили к нему за благословением и молитвою, старец предсказал ожидающее их поражение, которое действительно и последовало. Только однажды великий отшельник должен был расстаться со своею любимою пещерою на довольно значительное время. Это было в 1069 г., когда Изяслав, изгнанный из Киева Всеславом, снова вступил на престол киевский и начал гневаться на Антония «за Всеслава». Услышав об этом, Святослав черниговский прислал за Антонием ночью и взял его к себе. В Чернигове пустынник избрал для себя место на Болдиных горах, ископал пещеру и поселился в ней. Сколько времени он подвизался здесь, неизвестно, но окончить дни Господь судил ему в пещере киевской (в 1073 г.){115}.

Из других затворников, начавших свои подвиги еще при Антонии и Феодосии, известны только двое: Исаакий и Агапит, которые, впрочем, не постоянно пребывали в затворе. Исаакий прежде был богатый


торопецкий купец, потом, раздав все имущество свое на монастыри и нищим, пришел к преподобному Антонию, принял от него пострижение и затворился в малой пещере, простиравшейся едва на четыре локтя. Семь лет провел он в ней безысходно, подвизаясь в посте, бдении и молитве, вкушал только просфору, которую через день приносил ему великий Антоний и подавал сквозь малое оконце. Наконец, в одну ночь Исаакий подвергся страшному искушению от бесов: наутро преподобные Антоний и Феодосий нашли его едва живым и совершенно расслабленным и вынесли из пещеры. Сначала прислуживал больному сам преподобный Антоний; затем, когда он удалился в Чернигов, преподобный Феодосий перенес Исаакия в собственную келью и ходил за ним более двух лет. Мало-помалу выздоровев, Исаакий не пошел прямо в свой затвор, а долго оставался в монастыре между братиею, трудился в поварне и скрывал свои высокие подвиги под видом юродства. Под конец жизни он снова заключился в своей пещере, из которой только за восемь дней до смерти, совершенно больной, перенесен был в монастырь, где и скончался{116}. Преподобный Агапит был родом киевлянин, постригся при великом Антонии и, как говорит черноризец Поликарп, «последствоваше житию его ангельскому, самовидец быв исправлением его», следовательно, по всей вероятности, подвизался сначала в пещере близ Антония. Но потом мы видим Агапита постоянно живущим в монастыре посреди братии. Здесь, когда кто-либо заболевал, Агапит оставлял свою келью, шел к больному и прислуживал ему. Для уврачевания больных он давал им вареное былие, которым сам питался, и больные, по молитве подвижника, приявшего от Бога дар исцелений, получали здравие. Весть об Агапите распространилась по всему городу, и многие больные из города приходили к нему и исцелялись. Однажды подвергся тяжкой болезни Владимир Мономах, бывший тогда еще князем черниговским, и прислал просить к себе Агапита. Агапит не согласился выйти из монастыря, из которого никогда не выходил со дня своего пострижения, но отправил к князю часть вареного зелья, которое давал всякому больному, и князь выздоровел. Врачуя больных как между братиею, так и приходивших из города, Агапит ни от кого ничего не брал за труды, не принял и присланного злата от князя Владимира Мономаха. Почему и прослыл врачом безмездным{117}.

Высокое благочестие преподобных Антония и Феодосия и прочих иноков печерских, естественно, привлекало к ним всеобщее уважение соотечественников. Не только простой народ, но и многие вельможи приходили в Печерский монастырь, чтобы принять благословение подвижников и пользоваться их наставлениями. Многие из знатных избирали себе в духовные отцы преподобного Феодосия и как сами посещали его, так нередко удостаивались и его посещений, всегда сопровождавшихся нравственною для них пользою. В числе таких лиц, особенно любимых Феодосием, находились знаменитый Шимон Варяг, принявший, по убеждениям его, православие, и киевский воевода Ян с супругою своею Мариею{118}. Сами великие князья Изяслав и Святослав оказывали Феодосию высокое уважение. Изяслав часто приходил в обитель, любил беседовать со святым подвижником и в церкви, и в его келье, а часто приглашал его и к себе{119}. Со Святославом, когда он незаконно овладел киевским престолом, изгнав старшего брата своего Изяслава, Феодосий сначала не хотел иметь общения, обличал его чрез свои послания и словесно чрез некоторых вельмож, не дозволял братии поминать его в церковных молитвах, продолжая поминать великого князя Изяслава. Но потом, по усиленным просьбам братии и вельмож, Феодосий перестал обличать Святослава, позволил поминать и его имя в церкви и решился действовать на него любовию. С этого времени Святослав и Феодосий весьма часто посещали друг друга и проводили время в душеспасительных беседах. Князь всегда с радостию встречал подвижника и повиновался его наставлениям{120}. Однажды, когда Феодосий пришел к Святославу, в палатах его раздавались музыка и песни; старец сел подле князя, потупив глаза в землю, потом взглянул на него и сказал: «Будет ли так на том свете?» Князь прослезился и велел прекратить игры. После уже всегда прекращались игры во дворце, когда возвещали о приходе Феодосия. И святой подвижник, несмотря на всю любовь свою к Святославу, не преставал при всяком случае убеждать его, чтобы он примирился с братом и возвратил ему престол его.

По мере того как возрастала слава Киево-Печерской обители и увеличивалось число посетителей ее, умножались и средства к ее содержанию. Многие князья и бояре, особенно духовные дети Феодосия, приносили к нему часть от имений своих на утешение братий, на устроение монастыря и церкви{121}, а некоторые жертвовали и села. В этих селах, о которых неоднократно упоминается в житии преподобного Феодосия, под надзором иноков жили «тивуны, приставники и слуги», содержался монастырский скот и заготовлялись разные житейские припасы. Впрочем, несмотря на улучшение средств к содержанию обители, они не всегда оказывались достаточными. Однажды эконом сказал Феодосию, что не за что купить пищи для братии; в другой раз келарь доложил, что нечего братии подать за трапезою; в третий раз начальник хлебопеков донес, что вовсе нет муки для хлебов; иногда недоставало деревянного масла для лампад, иногда — церковного вина. И только внезапная помощь благотворителей и чудодейственная вера Феодосия спасали обитель от голода и недостатка.

Заботясь преимущественно о внутреннем благоустройстве и процветании своей обители, преподобный Феодосий не оставлял без внимания и внешнего ее состояния. С умножением числа иноков он распространил монастырь, поставил в нем новые кельи, обнес двор монастырский оградою, работая сам с братиею{122}. Под конец своей жизни, когда прежняя деревянная церковь оказалась тесною, он решился, с согласия преподобного Антония, построить каменную церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы. Место для новой церкви подарил великий князь Святослав неподалеку от монастыря, на Берестовом поле, и сам первый начал копать ров для основания ее, первый пожертвовал Феодосию на сооружение ее сто гривен золота. Значительные также пожертвования сделал для той же цели варяг Шимон. И церковь, при разных чудесных знамениях{123}, заложена была в 1073 г. Юрьевским епископом Михаилом за отсутствием митрополита Киевского Георгия, находившегося тогда в Константинополе. Феодосий ежедневно принимал самое живое непосредственное участие в работах, но едва успел вывести основание церкви, как скончался (3 мая 1074 г.), ровно через год по смерти другого соучастника в построении церкви, великого Антония{124}.

III

Преемникам Феодосия оставалось два дела: первое — докончить и благоустроить церковь, им начатую, и вообще монастырь и довести его до внешнего цветущего состояния; второе — сохранить монастырь на той степени внутреннего благоустройства и процветания, на какой он оставлен преподобным Феодосием. И оба эти дела были совершены успешно с Божиею помощию.

Непосредственным преемником Феодосия был преподобный Стефан, один из ближайших учеников его, избранный во игумена всею братиею пред самою кончиною Феодосия и им утвержденный. Стефан с ревностию продолжал начатое построение каменной церкви и чрез три года успел совершенно окончить ее вчерне (июля 3, 1077 г.). Не ограничиваясь этим, он в то же время построил вокруг новой церкви — так как она находилась на значительном расстоянии от монастыря — новые кельи, как бы новый монастырь, и перевел сюда братию из прежнего монастыря, а там оставил только несколько иноков, чтобы они занимались погребением умирающей братии и ежедневно совершали литургию по усопшим. Оба монастыря, новый и старый, разделены были двором, который устроил Феодосий для принятия нищих; Стефан обнес и монастыри, и этот двор одною стеною, так что они составили один монастырь{125}. К сожалению, в следующем (1078) году Стефан, по каким-то неудовольствиям от братии, принужден был удалиться из Печерской обители, и церковь, выведенная им вчерне, оставалась еще шесть лет неотделанною{126}.

На место изгнанного Стефана братия единодушно избрали себе игуменом старейшего из всех по летам великого Никона, который в 1068 г., по случаю начавшегося междоусобия князей из-за киевского престола, отошел было в свою тмутараканскую обитель с двумя иноками, но по смерти Феодосия возвратился в Киево-Печерский монастырь и жил здесь. При Никоне в 1083 г. пришли в обитель из Царяграда иконописцы, чудесно нанятые преподобными Антонием и Феодосием, а купцы греческие привезли и пожертвовали мозаику для украшения церкви. Внутренняя отделка ее продолжалась пять лет до самой кончины Никона (1088). Освящение же церкви торжественно совершено уже при игумене Иоанне в 1089 г. (августа 14) митрополитом Киевским Иоанном с четырьмя епископами: Черниговским Иоанном, Ростовским Исаиею, Юрьевским Антонием и Белоградским Лукою{127}. Эта церковь, строившаяся около пятнадцати лет, отличалась необыкновенным великолепием и красотою. Ее стены и иконопись блистали золотом, разноцветною мозаикою и прекрасною иконною живописью; пол состоял из разновидных камней, расположенных узорами; верхи были позлащены, а большой крест на главном куполе был сделан из чистого золота{128}. В этой церкви при том же игумене Иоанне устроен был каменный придел во имя святого Иоанна Предтечи, в память Иоанна боярина и сына его Захарии, который пожертвовал для сего две тысячи гривен серебра и двести золота, а сам постригся в обители{129}.

1096 год был одним из несчастнейших для Печерского монастыря. Дикие половцы под предводительством Боняка, сделав внезапное нападение на Киев (июля 20), опустошили его окрестности, выжгли некоторые монастыри и приблизились к Печерскому. Время было после заутрени, когда иноки отдыхали. Враги, подняв великий крик, поставили пред воротами монастырскими два знамени, выломали эти ворота, пошли по кельям, вырубая двери и расхищая все что можно, потом зажгли монастырь и двое дверей в самой церкви, ворвались в притвор Феодосиев, грабили иконы и ругались над ними. Деревянные здания монастыря сгорели. Многие иноки и слуги монастырские были убиты, другие отведены в плен{130}. Но, при тех средствах, какими владел Печерский монастырь, и при живом усердии к нему православных, следы половецкого разорения в нем скоро были изглажены: не только воздвигнуты были все прежние здания, погоревшие или разрушенные, но явились еще некоторые новые. Так, в 1108 г., при игумене Феоктисте, окончена была каменная трапеза вместе с церковию, построенная по повелению и на иждивение князя Глеба Всеславича{131}. Около того же времени построена больница и при ней церковь во имя Святой Троицы иждивением черниговского князя Николая Святоши, постригшегося в 1106 г. в Печерской обители{132}.

Что касается до средств содержания, какими пользовалась эта обитель, то они постоянно увеличивались и улучшались. Преподобный Феодосий пред кончиною своею, между прочим, сказал братии: «О сем разумейте дръзновение мое к Богу: егда видите вся благая в монастыре сем умножающаяся, ведите, яко близь Владыки небеснаго ми сущу». И действительно, говорит преподобный Нестор: «В то же лето молитвами блаженнаго отца нашего Феодосия умножися всех благых в монастыре том, еще же и в селех тех гобино (урожай) бысть, и в животных приплод, яко несть было николиже»,— из чего и заключили ученики о прославлении на небеси своего наставника. Но, продолжает Нестор, достойно особенного замечания то, что даже и доныне, когда все страны попленены от ратных (разумеются набеги половецкие), в монастыре блаженного «умножаются вся боле» молитвами его{133}. К прежним селам, какими владел монастырь, присоединялись новые. Так, Ярополк Изяславич, князь Владимира Волынского, подражая отцу своему Изяславу в любви к Печерской обители, отдал ей свое все достояние († 1086), волости Небольскую, Деревскую, Лучскую и около Киева{134}. Один из постриженников Киево-Печерских, епископ Ефрем пожертвовал Печерскому монастырю (прежде 1096 г.) двор в Суздале с церковию святого Димитрия и с селами{135}. Вместе с тем обитель получала и другого рода пожертвования. Минский князь Глеб Всеславич, зять Ярополка Волынского, принес ей 600 гривен серебра и 50 гривен золота, а по смерти этого князя (1119) супруга его Анастасия Ярополковна дала еще 100 гривен серебра и 50 гривен золота{136}. Суздальский тысяцкий князь Георгий, сын Шимона Варяга, в 1130 г. прислал в обитель 500 гривен серебра и 50 золота на покование раки преподобного Феодосия, а потом пожертвовал обители и ту гривну, которую носил на себе и в которой заключалось 100 гривен золота{137}.

Достигнув внешнего благосостояния и процветания, Киево-Печерская обитель не переставала и после преподобного Феодосия отличаться внутренним благоустройством и святостию своих иноков. Исчислив знаменитейших черноризцев Феодосиева времени, из которых некоторые (Исаакий) скончались уже при игумене Иоанне (1089–1103){[63*]}, и сказав, что они «сияют и по смерти, яко светила, и молят Бога за зде сущую братию, и за мирскую братью, и за приносящия в монастырь», преподобный летописец присовокупил: «В нем же и доныне добродетельное житье живуть, обще вси вкупе, в пеньи, и в молитвах, и послушаньи, на славу Богу всемогущему и Феодосьевыми молитвами соблюдаеми»{138}. Это относилось к концу XI и самому началу XII в. В первой четверти того же XII в., во дни преподобного Лаврентия затворника, когда число иноков в Печерском монастыре простиралось до 180, было между ними тридцать, которые имели силу одним словом изгонять бесов{139}. О некоторых из тогдашних подвижников печерских мы уже упоминали в другом месте, как-то: о преподобном Никите затворнике, бывшем впоследствии (1096–1108) епископом Новгородским, о преподобном Евстратии постнике, который, будучи взят в плен половцами (в 1096 г.) и продан иудеям, вкусил от них смерть за веру Христову и своими чудесами обратил к ней своих мучителей, о преподобном Никоне Сухом, который был взят в плен тогда же и своим чудесным избавлением от плена обратил к вере своего бывшего хозяина-половчанина с его семейством, о преподобном Кукше и ученике его Иоанне, крестивших вятичей и запечатлевших свою проповедь мученическою смертию. Не менее славны были и другие печерские иноки того времени. Например:

Преподобный Григорий чудотворец. Он постригся еще во дни преподобного Феодосия, но жил долго и по смерти его. Отличался нестяжательностию, смирением, послушанием, непрестанною молитвою и даром чудотворений. Изгонял бесов из людей одним приближением своим, троекратно своими чудесами обратил к покаянию татей, покушавшихся обокрасть его. Предсказал князю Ростиславу Всеволодовичу, что он утонет в реке, и за это предсказание, которое действительно потом исполнилось в 1093 г., утоплен был сам в Днепре отроками князя, но через три дня найден мертвым в своей келье{140}.

Преподобный Алимпий иконописец. Научившись иконному искусству от греческих мастеров, расписывавших Великую печерскую церковь, он принял пострижение при игумене Никоне и бесплатно писал иконы для игумена, для братии и для киевских церквей. Если же случалось, что брал от кого-либо плату за свой труд, то часть полученного отдавал нищим, другую употреблял на материалы для иконного писания, третью — на свои нужды. Ночи проводил большею частию в бдении и молитве, днем постоянно занимался рукоделием. За свои добродетели возведен был в сан пресвитера и прославлен от Бога даром врачеваний, который и употреблял на пользу ближних{141}.

Преподобный Иоанн многострадальный. Он представляет собою образец самой усиленной борьбы с похотью плоти. Томимый этой плотью, он сначала, по вступлении своем в монастырь, оставался по два и по три дня без пищи, а иногда и целую неделю ничего не вкушал, изнурял себя жаждою, лишал себя сна ночью и в таких страданиях провел три года. Но, не находя себе покоя, он удалился в пещеру Антониеву и еще тридцать лет боролся с мучительною страстию, усугубил свое бдение и пост, надел на себя тяжкие железные вериги, измождал себя стужею и голодом. Когда и это оказалось недостаточным, выкопал глубокую яму, влез в нее, засыпал себя перстью по плеча, так что только голова и руки оставались свободными, и в этом состоянии провел целый Великий пост. Наконец, Господь услышал многострадального и по молитвам другого великого девственника Моисея Угрина, которого мощи покоились в той же пещере, даровал Иоанну победу над страшным врагом и покой душевный{142}.

Преподобный Николай Святоша, сын черниговского князя Давида Святославича, в мире Святослав—Панкратий. Это был первый из русских князей, добровольно принявший в 1106 г.{[64*]} иночество в Печерской обители. Здесь сначала он проходил разные послушания: три года работал на братию в поварне, сам рубил дрова, носил с реки воду на плечах своих и приготовлял пищу, еще три года стоял у врат монастырских как страж, не отходя никуда, кроме церкви, отсюда взят был служить при трапезе и своим усердием приобрел общее благоволение. После таких подвигов послушания преподобный должен был по совету игумена и всей братии поселиться в келье и заботиться только о собственном спасении. Он повиновался, и никто никогда не видел его праздным; своими руками он насадил пред своею кельею небольшой сад и постоянно занимался каким-либо рукоделием, имея на устах молитву Иисусову. Не вкушал ничего, кроме общей монастырской пищи на трапезе, и не имел у себя никакой собственности. Если же иногда получал что от своих сродников, немедленно раздавал все нищим и на устроение церкви, в которую пожертвовал и многие свои книги. Блаженная кончина князя-инока последовала в 1142 г. (октября 14){[65*]} и на погребение его собрался едва не весь Киев{143}.

Достопамятны также печерские преподобные того времени: Прохор чудотворец, прозванный лебедником, потому что питался только хлебом из лебеды († 1103); Нестор летописец, положивший начало нашим летописцам; Марк гробокопатель, занимавшийся постоянно копанием могил в пещерах для усопшей братии (упом. 1090 г.); Федор и Василий, попеременно подвизавшиеся то в Варяжской пещере, то в обители и вкусившие мученическую смерть от князя Мстислава (в 1093 г.); Григорий, творец канонов, и Онисифор прозорливец (упом. ок. 1078 г.); Пимен многоболезненный, двадцать лет страдавший в болезни и только перед смертию получивший исцеление († 1139); Спиридон и Никодим просфорники, тридцать лет трудившиеся в печении просфор (упом. ок. 1139); Пимен постник, имевший дар прозорливости († 1141) и другие{144[66*]}.

Соответственно тому, как поддерживалось и процветало благочестие иноков Печерского монастыря, продолжалось высокое уважение к нему князей и народа. Обитель Печерская считалась старейшею между всеми русскими обителями, а игумен ее занимал всегда первое место в ряду прочих игуменов{145}. Отсюда другие обители заимствовали себе настоятелей{146}, отсюда же избираемы были архипастыри для русских епархий{147}. Чрез первых Печерская обитель передавала свой устав и дух отечественным монастырям; чрез последних, т. е. архипастырей, имела обширнейшее благотворное влияние на всю отечественную Церковь.

IV

Вслед за Киево-Печерским монастырем основывались или только благоукрашались и многие другие монастыри в России, хотя, к сожалению, сведения о них самые краткие.

В Киеве возникли вновь следующие монастыри:

Дмитриевский. Он основан около 1057 г.{[67*]} великим князем Изяславом—Димитрием Ярославичем, который, желая возвысить свой монастырь над бедною Печерскою обителию, только что начинавшеюся, перевел в него первого печерского игумена Варлаама, сына знатнейшего боярина своего Иоанна{148}. Варлаам был муж благочестивый, предпринимал путешествие сперва в Иерусалим для поклонения святыне, потом в Константинополь для обозрения тамошних монастырей и для покупки икон и других вещей церковных, но на возвратном пути скончался во Владимире Волынском, завещав все приобретенные им вещи преподобному Феодосию, и погребен в Печерской обители{149}. Преемником Варлаама был взятый из той же обители Исаия, впоследствии (с 1077 г.) епископ Ростовский{150}. Сын Изяслава Ярополк, князь владимирский, заложил в этом монастыре церковь святого Петра, в которой и сам погребен был в 1086 г. О последующей судьбе Дмитриевского монастыря ничего не известно; кажется, что в 1128 г. он был упразднен или потерял самостоятельность: печеряне, говорит летописец, неправедно завладели тогда церковию святого Димитрия и наименовали ее церковию святого Петра, т. е. присоединили, вероятно, этот монастырь к Печерскому, как близлежавший, и начали называть его не монастырем Дмитриевским, а только церковию святого Петра, которая построена была в нем Ярополком{151}.

Выдубицкий. Основан был великим князем Всеволодом Ярославичем на том месте, где, по преданию, будто бы выдыбал (выплывал) на берег идол Перуна, когда плыл по Днепру, свергнутый с горы киевской по приказанию равноапостольного Владимира. Всеволод заложил здесь в 1070 г. каменную церковь святого архистратига Михаила, которая в 1088 г. освящена митрополитом Иоанном при игумене Лазаре. Монастырь этот по имени основателя своего начал называться Всеволожим{152}.

Спасский на Берестове, неизвестно кем основанный, но, вероятно, преподобным Германом, который был в нем игуменом в 1072 г. и по имени которого монастырь назывался еще Германеч. Монастырь этот был зажжен половцами в 1096 г., но потом оправился, в 1115 г. упоминается игумен его Савва{153}.

Симеоновский. Основан великим князем киевским Святославом Ярославичем, следовательно, между 1073–1076 гг. и считался как бы фамильным в потомстве Святослава. Монастырь святого Симеона находился в самом Киеве в Копыреве конце, на горе Вздыхальнице, над Подолом, а памятен погребением внука Святослава Игоря Ольговича, убитого киевлянами в 1147 г.{154}

Кловский, или Стефанеч, называвшийся так по имени основателя своего Стефана, третьего игумена киево-печерского, и по месту Клов, на котором был основан. Изгнанный печерянами в 1078 г. Стефан при пособии своих детей духовных — богатых бояр соорудил новую обитель на другом холму, ближайшем к Киеву, ввел в ней весь чин и устав Печерского монастыря и заложил каменную церковь во имя Влахернской иконы Положения Ризы Божией Матери. Церковь эта строилась очень долго и совершенно окончена уже в 1108 г., по смерти своего основателя. Здесь в 1112 г. погребен Давид Игоревич, князь Владимира Волынского, памятный в истории злодейским ослеплением князя Василька. Из преемников святого Стефана по игуменству известны: Климент, которого он сам поставил вместо себя, когда был избран в епископа Владимиру Волынскому (в 1091 г.), и Петр, находившийся при перенесении мощей святых мучеников Бориса и Глеба в 1115 г. Кловский монастырь в 1096 г. подвергся разорению от половцев, но был исправлен и продолжал свое существование{155}.

Андреевский, или Янчин. В 1086 г. великий князь Всеволод Ярославич заложил в Киеве церковь святого Андрея и при ней устроил монастырь, в котором постриглась дочь его Янка (Анна) и, совокупив многих черноризиц, жила с ними по монастырскому чину. В числе черноризиц находилась и сестра Янки Евпраксия, принявшая пострижение в 1106 г. и по смерти (в 1109 г.) погребенная в Киево-Печерской обители{156}. Замечательно, что Андреевским монастырем в 1115–1125 гг. управлял игумен Григорий{[68*]}, весьма уважаемый великим князем и народом, как и впоследствии управляли игумены{157}. Это значит, что или женский монастырь Янки по смерти ее (в 1113 г.){[69*]} был преобразован в мужеский, или у нас вначале, как случалось и в Церкви Греческой, некоторые женские монастыри подчиняемы были ведению настоятелей, которые совершали в них и церковные службы{158}. Церковь Андреевского монастыря, построенная Всеволодом, вероятно, сгорела или много пострадала во время страшного пожара киевского, бывшего в 1124 г., потому что в 1131 г. она была освящена вновь. Великий князь Ярополк Владимирович, скончавшийся в 1139 г., был сначала погребен в голубце у Андреевской церкви, но потом в 1145 г. по желанию вдовствующей супруги его Елены тело его перенесено в самую церковь и положено рядом с телом Янки{159}.

Лазарев. В летописи об этом монастыре замечено только, что в 1113 г. скончалась игуменья Лазарева монастыря, святая житием, живши 60 лет в чернечестве, а от рождения 92 года{160}. Следовательно, если допустить, что она и постриглась в этом же монастыре, то основание его надлежало бы отнести еще к княжению великого князя Ярослава.

Феодоровский. В 1128 г. великий князь Мстислав Владимирович основал в Киеве каменную церковь святого Феодора и при ней учредил мужской монастырь, который дети Мстислава в память отца своего, здесь погребенного (1132), назвали Вотчим. В Феодоровском монастыре незадолго пред кончиною своею принял схиму несчастный князь Игорь Ольгович, и игумен этой обители Анания облек тело его, по смерти поруганное киевлянами, в приличные одежды, совершил над ним панихиду и привез его для погребения в монастырь святого Симеона{161}.

Кирилловский. Он основан киевским князем Всеволодом Ольговичем, скончавшимся, как известно, в 1146 г., следовательно, основан прежде этого времени. Впоследствии назывался между потомками Всеволода отним монастырем и служил для них усыпальницею{162}.

Воздвигая и украшая в Киеве новые монастыри, благочестивые князья наши не оставляли без своего покровительства и прежних. Так, великий князь Святополк Изяславич соорудил в 1108 г. великолепную каменную церковь во имя архистратига Михаила в Киево-Михайловском монастыре, украшенную внутри мусиею, с пятнадцатью позлащенными главами, отчего монастырь получил название Златоверхого{163[70*]}. Князь Мстислав Владимирович в 1113 г.{[71*]} перестроил весь Николаевский монастырь, около того же времени преобразованный из женского монастыря в мужеский, монастырь этот упоминается еще около 1054 г., когда постриглась в нем мать преподобного Феодосия, и, следовательно, основан был гораздо прежде{164}. Очень вероятно, судя по указанным примерам, что и другие киевские монастыри, продолжавшие существовать, именно: Георгиевский и Ирининский{165}, основанные великим Ярославом, получали от потомков его подобного же рода вспомоществования.

Таким образом, в Киеве, сколько известно, в настоящий период было всех монастырей тринадцать: четыре и потом три женских, девять и потом десять мужеских.

После Киева первое место по количеству монастырей занимал тогда Новгород со своими окрестностями.

В 1106 г.{[72*]} прибыл в Новгород инок Антоний. Он родился в Риме от благочестивых родителей, принял иночество еще в Италии и долго подвизался там в пустыне, но вследствие открывшегося от латынян гонения на православных решился удалиться с родины в православную землю Русскую. В Новгороде он избрал для себя место в трех верстах от кремля, вниз по течению реки Волхова, на правом берегу ее. Здесь прежде всего с благословения Новгородского епископа Никиты он соорудил деревянную церковь во имя Рождества Богоматери. Потом, купив вокруг лежащую землю у детей посадника новгородского Ивана, заложил в 1117 г. каменную церковь во имя Рождества же Пресвятой Богородицы и устроил монастырь. Церковь эта окончена в 1119 г. и расписана в 1125 г. Чрез два года Антоний заложил каменную трапезу с церковию во имя Сретения Господня, при освящении которой (в 1131 г.) сам был произведен во игумена. В 1147 г., после сорокалетних трудов, преподобный скончался, а основанный им монастырь начал называться Антониевым, или Антония Римлянина{166}. Для обеспечения своей обители Антоний купил, как сам говорит в духовной грамоте, за сто гривен село Волховское, лежавшее вокруг монастыря, т. е. земли с обитавшими на них людьми, и за семьдесят гривен — тони на берегу реки Волхова для ловли рыб. А доходы монастырские употреблял не только на свою братию, но и на пропитание сирот, вдовиц, убогих и нищих{167}.

В Юрьевском новгородском монастыре, основание которого с вероятностию приписывают еще Ярославу Великому, в 1119 г. игумен Кириак и князь Всеволод Мстиславич построили каменную церковь во имя святого Георгия и вместе с тем увеличили самый монастырь, умножили число братий{168}. Великий князь Мстислав Владимирович и сын его Всеволод для содержания этого монастыря пожертвовали в 1130 г.{[73*]} село Буице с данию, вирами и продажами и назначили некоторые другие дани{169}. Из игуменов его известен еще Исаия, которого новгородцы в 1134 г. отправляли в Киев послом к митрополиту Михаилу{170}. В одной из княжеских грамот того времени (1135), сохранившейся, впрочем, в позднейших списках, настоятель Юрьевского монастыря называется уже архимандритом, хотя, по летописям, он и в 1165 г. продолжал носить имя игумена{171[74*]}.

Существовали также в первой половине XII в. новгородские монастыри: Липенский, основанный (ок. 1113 г.) новгородским князем Мстиславом на острове Липно по случаю явления там иконы святителя Николая, от которой князь получил чудесное исцеление{172[75*]}; Воскресенский, в котором в 1136 г. сгорела церковь; Варварин — женский, где новгородцы в 1138 г. заключили на время супругу князя своего Святослава; Бело-Николаевский, в котором в 1135 г. заложена каменная церковь во имя святого Николая Чудотворца{173}; Зверин Покровский — женский, где в 1148 г. загорелась церковь святой Богородицы от грома{174}; Пантелеимонов, которому великий князь Изяслав Мстиславич (1146–1154) пожаловал села и земли{175[76*]}.

Немало было тогда монастырей и в других городах России, особенно южной. Например, а) в Переяславле: Иоанновский, которого основание приписывают еще митрополиту Иоанну I (упом. в 1126 и 1146 гг.){176}, и Михайловский, или Ефремов, основанный в 1089 г. митрополитом Ефремом{177[77*]}; б) в Чернигове: Успенский Елецкий, основанный черниговским князем Святославом Ярославичем на Болдиной горе с церковию Успения Пресвятой Богородицы по случаю явления в 1060 г. на ели иконы Богоматери, и Ильинский Троицкий, построенный в 1069 г. тем же князем в одной версте от Успенского близ пещеры, которую ископал себе здесь преподобный Антоний Печерский, когда находился в Чернигове{178[78*]}; в) во Владимире на Волыни — Святогорский, в котором скончался (1062) преподобный Варлаам, первый игумен киево-печерский и дмитриевский{179}; г) в Тмутаракани — Богородицкий, основанный (прежде 1057 г.){[79*]} преподобным Никоном Киево-Печерским{180}; д) в Муроме — Спасский, упоминаемый в 1096 г.; е) близ Смоленска на Смядине — Борисоглебский (упом. в 1138 г.), в котором в 1145 г. построена каменная церковь во имя святых мучеников Бориса и Глеба{181}; ж) во Владимире на Клязьме — Георгиевский, основанный в 1129 г. Георгием Владимировичем Долгоруким{182[80*]}; з) в Олонецком крае в 43 верстах от Каргополя — Челмогорский, основанный преподобным Кириллом в XI в., и и) в Великом Устюге — Гледенский Троицкий, существовавший в начале XII в.{183[81*]}

Всеми монастырями нашими мужескими управляли игумены, женскими — игуменьи, за исключением разве одного монастыря Андреевского{184}, ни архимандриты, ни строители не упоминаются, по крайней мере, в летописях{185}. Избрание игуменов при основании монастырей и в начале их существования зависело от воли основателей. Преподобный Антоний Печерский сам «постави» над собранною им братиею первого игумена Варлаама. Великий князь Изяслав сам «выведе Варлаама на игуменство к св. Димитрию» и по смерти Варлаама сам же избрал и преемника ему Исаию{186}. Преподобный Стефан Кловский сам «постави игумена Климента в свое место»{187}. Но потом игумена избирали обыкновенно братия, представляя только свой выбор на утверждение основателей монастыря, пока они были живы, так избраны преподобные Феодосий и Стефан, игумены киево-печерские, или на утверждение епископа — так избран был братиею своего монастыря и поставлен Новгородским епископом Нифонтом игумен Антоний Римлянин{188}. Впрочем, все представленные выражения об избрании игуменов можно считать за неполные. Как на полное изображение этого дела можно указать на следующее место летописи об избрании киево-печерского игумена Прохора: «Братьи сущи без игумена, совокупившимся братьи всей, и нарекоша себе игумена Прохора попина, и возвестиша митрополиту и князю Святополку о нем, и повеле князь митрополиту поставити с радостью, и поставлен бысть»{189}. Т. е. игумена избирали себе сами братия, но потом давали об этом знать местному архипастырю и князю, и архипастырь, с утверждения князя, поставлял игумена по церковному чину. Преподобный Антоний Римлянин под клятвою заповедал в своей духовной грамоте, чтобы избрание игумена в его обители совершалось по доброму согласию братии, а отнюдь не по мзде или насилию от князя ли или от епископа{190}. Кажется, что наши монастыри различались уже по степеням, хотя управлялись равно игуменами. Два раза только исчисляются в летописи некоторые игумены, и оба раза исчисляются в определенном порядке: в 1072 г. при перенесении мощей святых мучеников Бориса и Глеба находились игумены: Феодосий печерский, Софроний михайловский, Герман спасский, Николай переяславский; в 1115 г. при другом перенесении тех же мощей были: Прохор печерский, Сильвестр михайловский, Савва спасский, Григорий андреевский, Петр кловский{191}. Достоинство Киево-Печерского монастыря видно также и из того, что он имел уже в своем ведении другой монастырь — тмутараканский{192}. Между настоятелями новгородских монастырей первое место занимал, кажется, Юрьевский, а за ним следовал Антониевский, судя по тому, что князь Всеволод в своей грамоте, данной церкви святого Иоанна Предтечи на Опоках, заповедал: на храмовый праздник служить в этой церкви самому владыке и вслед за владыкою, как бы по порядку и старейшинству, на другой день служить архимандриту святого Георгия, а на третий — игумену Антонова монастыря{193}.

До начала XII в. все основанные у нас монастыри, несомненно, заимствовали себе устав Студийский из Киево-Печерской обители — об этом ясно свидетельствует писавший в то время преподобный Нестор{194}. Но, по тому же ли образцу устроялись последующие наши монастыри до половины XII в., сказать не можем за недостатком свидетельств.

Примечания

{78} Все последующие сведения о Киево-Печерском монастыре заимствованы частию из летописи (П. собр. р. лет. 1. 67–69, 79–85 [228] и др.), а преимущественно из жития преподобного Феодосия, составленного Нестором, и из посланий Симона и Поликарпа о Киево-Печерских подвижниках. Те же сведения, с некоторою только переменою в слоге и небольшими перестановками, сокращениями и дополнениями, изложены в печатном Киево-Печерском Патерике.
{79} Это имя показано в летописях Переясл. Суздал. (с. 45 [174]) и Супрасльской (с. 164 [291]).
{80} Мурав. Письма с Востока. Ч. 1. Письмо 10. С. 208–214. СПб., 1851 [194]; Григоров. Очерк. путеш. по Европ. Турции. С. 57. Казан., 1848 [96].
{81} См. приложен. 2.
{82} Если преподобный Антоний, как свидетельствует Нестор, сам не постригал никого, не имея священного сана, а всех, приходивших к нему, предоставлял постригать Никону как пресвитеру, то следует, что и Илариона Антоний постриг не непосредственно, а чрез посредство Никона, и значит, Никон находился уже вместе с Антонием в 1051 г.
{83} В списке жития преподобного Феодосия XII в. сказано: «Сице же пребысть двенадесяте лете или боле творя», т. е. число 12 написано буквами (Чтен. Моск. ист. общ. 1858. 3. Отд. 3. Л. 3 об. [125]). В позднейших списках того же жития вместо: « 12 лет» читается: «два лета».
{84} Житие преподобного Моисея Угрина, написанное Поликарпом черноризцем в XIII в., находится в рукописн и печатных Патериках.
{85} Об этом событии упоминается и в Лаврент. летописи (П. собр. р. лет. 1. 64. Снес.: 5. 136 [228]).
{86} В некоторых рукоп. Патериках (Новг. Соф. библ. № 502, 503 и 578 [5, 10, 14]) и в печатном (л. 108 [217]) сказано о Моисее Угрине: «Скончася о Господе... пребыв в монастыре лет 10, а в пленении страдав в узах 5 лет, 6-е же лето за чистоту». Но если Моисей Угрин пленен в 1018 г. и оставался в Польше до смерти Болеслава — в 1030 г., как гласят и сами эти списки жития, то надобно полагать не шесть, а одиннадцать лет всего его пребывания в Польше. Посему справедливее следующее чтение Патерика Новг. Соф. библ. Арсениевской редакции (поступ. из Ферапонтова монастыря за № 28 [6]): «Пребыв 10 лет в монастыре, 5 лет в плене страдав окован, 6 лет за чистоту страдав страсти»,— и списка, находящегося в одном сборнике (XVI в.) Болотова{¤}: «Пребысть (Моисей) в монастыри 10 лет, и в железах 5 лет и в плененьи пребысть, а 6 лет пострада за чистоту и томим от ляховицы». Так же сказано и в печатном Прологе (июля 26) [234].
{87} В Патериках, рукоп. и печатном, об этом не замечено, но в Прологе читаем: «По неколицех летех, оздраве и прииде в Печерский монастырь» (июля 26) [234].
{88} П. собр. р. лет. 1. 68 [228]. «В то же время, иже бе первый у князя в болярех, именем Иоанн, и того сын часто прихождаше к преподобным...» (рукоп. житие препод. Феодосия).
{89} «Старец же рече к нему: блюди, чадо, кому обещаешися, чий воин хощеши быти; се бо невидимо предстоят ангели Божии, приемлюще обещания твоя: но егда како отец твой, пришед с многою властию, изведет тя отсюду» (там же).
{90} «Он же (Никон), по обычаю молитвовав, и остриже ?и, и в черны ризы облече, Варлам тому имя нарек» (там же).
{91} «Отпусти великаго Никона, повелев ему в пещеру ити. Но онех же посла, рекий: да с мольбою възвратятся въспять, еже едва по три дни увещани быша, възвратишася в пещеру свою» (там же).
{92 }«Снем с него св. мантию, вверже ю в дебрь; тако же и шлем спасения, иже бе на главе его, снем, заверже ?и» (там же).
{93} «Оттоле многым приходящим в пещеру благословения ради, еже от отец тех, и друзии от них бываху чьрньци Божиею благодатию» (там же). Снес.: П. собр. р. лет. 1. 68 [228].
{94} Во всех известных нам списках Патерика печерского XVI в. говорится: «Черноризец монастыря св. Мины Болгарина, тако нарицаема»; сам черноризец называется «болгарин», и остров, где он подвизался, называется «Болгаринов» или «Болгаров». Но в харатейных списках Патерика XV и XVI в. вместо «болгарин» читается «болярин», а вместо «Болгаров» стоит «Боляров» (Русск. истор. сборн. Моск., 1842. Т. 4. Кн. 4. С. 417 [163]; Чтен. Моск. ист. общ. 1858. 3. Отд. 3. Л. 9 [125]).
{95} «По отходе отец тех, блаженный отец наш Феодосий поставлен бысть презвутером повелением преп. Антония, и бе по вся дни Божественную службу съвершаи» (житие преп. Феодосия).
{96} Именно в летописи — 12 (1. 68 [228]), а по житию преп. Феодосия — 15.
{97} Построение этого монастыря в летописи (1. 68 [228]) преподобный Нестор приписывает игумену Варлааму, а в житии преподобного Феодосия — сему последнему. Естественно предпочесть сказание летописи, как сочинения позднейшего, в котором Нестор мог сам исправить прежнюю свою неточность. Но, говоря, что монастырь совершен при Варлааме, летопись отнюдь не говорит, чтобы при нем же последовало и переселение в монастырь братии из пещер. Потому нельзя не верить сказанию жития преподобного Феодосия, что это переселение совершилось уже при его игуменстве, и именно в 1062 г. Может быть, около того самого времени, как монастырь был уже выведен вчерне, преподобный Феодосий и сменил на игуменстве Варлаама и докончил постройки. Калнофойский, неизвестно почему, утверждает, будто построение монастыря окончилось в 1058 г. (Опис. Киево-Печер. лавры. 127. Изд. 2-е [114]). Снес.: прим. 99.
{98} П. собр. р. лет. 1. 69 [228].
{99} О поставлении Феодосия игуменом в 1057 г. говорит одна из наших летописей — Софийская (П. собр. р. лет. 5. 139 [228]), а прочие времени этого поставления не определяют.
{100} «По сих же посла единого от братия в Костянтин град к Ефрему скопьцу, да весь устав Студийскаго монастыря исписав, присълет ему. Он же преп. отца нашего повеленая ту абие сотвори, и весь устав монастырский испьсав, посла к нему» (житие преп. Феодосия).
{101} Так можно соглашать два различные сказания — летописи и жития Феодосиева, из которых первая говорит только о получении Феодосием устава Студийского от инока Михаила, а последнее — о получении его только от Ефрема скопца (снес.: Патер. печатн. Л. 29 об. Киев, 1791 [217]).
{102} Эти поучения и завещание в славянском переводе старца Паисия Величковского изданы Оптиною пустынею в Москве, 1853 г. [311].
{103} Преподобный Никон черногорец († ок. 1000 г.) в своем Тактиконе, или Типиконе, в предисловии говорит: «Потребно есть ведети, яко же изначала сущая со мною братия сведят, яко различны Типики Студийския же и Иерусалимския прочтох и собрах, и не согласишася един ко другому, ниже Студийский с друзем Студийским, ни Иерусалимский с другим Иерусалимским» (рукоп. моей библ. № 63. Л. 11 [34]). И далее в Слове шестом повторяет: «Такожде и Студийскии обретохом Типики различны, и ниже сравняются друг другу, и ради несравнения сего, и паче же ни от Божественных писаний имеяху свидетельства некая, и точию глаголюще сице: яко сотворяем се и се» (л. 63 об. [34]).
{104} Устав этот сохранился в перг. рукоп. Москв. Син. библ. № 330 [21]{[265*]}. Рукопись содержит в первой части общий церковный устав Студийский, во второй — устав собственно монастырский. Последняя часть оглавляется так: «Уставник, разсмотряяй о брашне же, и о питии мнихом, и о всяцем ином чину, и о пребывании и в церкви и въсьде, уставлен убо не по писанию в монастыри Студийстем преподобным отцем нашим исповедником Феодором, предан же писанием от Альксия, святаго и Вселенскаго патриарха, в поставленнем им монастыри во имя Божественныя Матери». Если патриарх Алексий (1025–1043) для своего монастыря счел нужным вновь изложить в письмени устав Студийский, а не списал его с готового рукописного устава Студийского, который, по свидетельству Никона Черногорца, несомненно тогда уже существовал в разных списках, то кто поручится, что и этот вновь изложенный устав не имел своих особенностей и был тот самый, какой употреблялся в Студ. монастыре? Содержание этого устава представлено в сочинении Казанского: История русского монашества до основания Троиц. Серг. лавры. С. 30–40. М., 1855 [142].
{105} П. собр. р. лет. 1. 69 [228].
{106} Там же. 69 и 258.
{107} «Вся приходящая с радостию приимаше. Но не ту абие постригаше его, но повелеваше ему в своей одежи ходити, дондеже извыкняше весь устрой монастырьский. Таче по сих облачаше ти в мнишескую одежю и тако паки в всех службах искушаше ти. И тогда остригый, облачаше ти и в мантию, дондеже паки будяше чернец искусен житием чистым си, ти тогда сподобяше ти и прияти святую схиму» (житие преп. Феодосия).
{108} «Да не даси,— говорит он в своем завещании игумену,— кому оно, еже глаголют мал образ, та же великий: образ бо един есть, яко же и крещение» (Феодора Студита Огласит. слова, изд. Оптиною пустынею. С. 283 [311]).
{109} Чин пострижения монашеского у нас с самого начала был тот же, какой существует доселе. Это видно частию из слов преподобного Антония Варлааму (см. выше прим. 89), а со всею ясностию — из сказания Поликарпова о пострижении Пимена многострадального небесными посланниками. «И се,— пишет Поликарп,— в едину нощь, всем спящим вне, и се внидоша к нему, аки скопци светли со свещами, идеже лежаше Пимен, нося с собою Евангелие, и свиту, и мантию, и куколь, и все, еже на потребу постриганию и глаголаша ему: «Хощеши ли, пострижем тя?» Он же с радостию обещася им, глаголя: «Господь вы посла, господие мои, исполнити желание сердца моего». Они же ту абие начаша въпросы творити: «Что прииде, брате, припадая ко святому жертвеннику сему и святей дружине сей? Желаеши ли сподобитися мнишескому великому аггельскому образу», и прочая вся поряду сътвориша, яко же есть писано. Таже и в великий образ постригоша его, и облекше его в мантию и в куколь, и все, еже требе, певше великаго аггельскаго образа, управивше и устроивше, и целовавше его, Пимена того нарекши, и, свещу вжегше, реша: «До 49 дний и нощию сиа свеща да не угаснет». Сиа вся съдеявше, отъидоша в церковь; власы же вземше в убрусе положиша на гробе св. Феодосия» (рукоп. Патерик).
{110} «Яко отца его себе имеяше; темже и аще коли где отходя, поручаше тому братию и еже тех поучати и съблюдати, яко старейшу тому сущу всех. И егда же паки сам поучаше братию в церкви духовными словесы, и повелеваше паки великому Никону, яко се от книг почитающе поучение творити братии. Таже паки преп. отцу нашему Стефану, уставнику тогда сущу, последи же игумен бысть того монастыря» (житие преп. Феодосия).
{111} «Аще убо видяше нища или убога, в скорби суща и в одежи худе, жалиси его ради и вельми скорбяше о том, и с слезами того миловаше, и сего ради сътвори двор близь монастыря своего, и церковь въгради в нем святаго первомученика Стефана, и ту повеле пребывати нищим, и слепым, и хромым, и трудоватым, и от монастыри подаваше им, еже на потребу, и от того всего сущаго монастырскую десятую часть даваше им. Еще же и по вся субботы посылаше воз хлебов иже в темницах сущим в узах» (житие преп. Феодосия).
{112} Житие преп. Феодосия; П. собр. р. лет. 1. 81, 261 [228].
{113} Житие преп. Феодосия; П. собр. р. лет. 1. 81, 262 [228].
{114} Доселе еще никто не объяснил удовлетворительно, как понимать те 40 лет, которые, по летописи, будто неисходно провел в этой одной пещере преподобный Антоний (разные мнения о сем см. у Казанского, в Истор. русск. монашества. Прилож. 1. С. 195–197 [142]). Но неизвестно, почему доселе не обращено внимания на свидетельство Татищева: «О летах его (Антония) во уединении в древнейших — 8, а в иных — 40 положено, чт?о неосторожностию повреждено, и последнее со обстоятельством сходно быть не может» (Истор. росс. 2. С. 111. Прим. 256 [294]). Если допустить, что преподобный Антоний, сдав настоятельство Варлааму, а за ним преподобному Феодосию (1057 г.), поселился в новой пещере около 1060 г., то до вынужденного удаления своего в Чернигов в 1069 г. он точно находился в этой пещере, не выходя из нее, ровно 8 лет.
{115} Нестор в житии преподобного Феодосия и в летописи (1. 68, 82–84, 260); Симон в Сказании о создании Печерской церкви; Поликарп в Сказании об Агапите.
{116} П. собр. р. лет. 1. 82–85, 259–261 [228].
{117} Сказание об Агапите в рукоп. послании Поликарпа к архимандриту Акиндину.
{118} П. собр. р. лет. 1. 91 [228].
{119} «Наипаче же се любяше блаженнаго христолюбивый князь Изяслав, предержай тогда стол отца своего, и часто же прихождаше к нему, и тако духовных тех словес от того насыщаяся, и паки отхождаше... и тако имаше его, яко единаго от первых святых отец, и вельми послушаше его, и все творяше повеленная ему от великаго отца нашего Феодосия преподобнаго» (житие преп. Феодосия).
{120} «Глаголаше (Святослав) преподобному: «Се, отце, истину ти глаголю, яко аще бы ми возвестили отца въставша от мертвых, то не бы тако порадовался, яко же о приходе твоем, и не быхся того тако боял или усумнел, яко же преподобныа твоея души» (там же).
{121} «И се слышавше князи и боляре доброе их житие, и прихождаху к великому Феодосию, исповедающе тому грехи своя, иже и велику пользу приемше, отхождаху; и тако паки приношаху ему от имений своих на утешение братии и на устроение монастырю, друзии же села вдающе на церковную потребу монастыреви и братии» (там же).
{122} «И нужа бысть славному отцу нашему Феодосию распространити монастырь на поставление келиям множества ради приходящих и бывающим мнихом, и сам бе работая с братиею и градя двор монастырский» (там же).
{123} «И известися святое то место росою с небесе, и паки сушею, и огня попаления тръния» (там же). Подробнее о бывших при этом знамениях — в Сказании Симона о создании Печерской церкви.
{124} Нестор в житии преп. Феодосия и в летописи (1. 78–80 [228]); Симон в Сказании о создании Печерской церкви.
{125} «Се же яко бе близ себе сущима обема монастырема; есть же и посреде их двор, иже блаженный отец наш Феодосий створи на приятие нищим, яко же и всем тем единем съгражением съгражену быти, разно ж дворы» (рукоп. житие преп. Феодосия{¤}).
{126} Нестор в житии преп. Феодосия и в лет. 1. 80, 85 [228].
{127} Нестор в житии преп. Феодосия и в лет. 1. 89 [228]. Симон в Сказании о создании Печерской церкви.
{128} Киев. Синопсис. С. 65. Киев, 1813 [134].
{129} «Захария же даст все игумену Иоанну, да растратит, яко же хощет; сам же постригся сконча живот свой. Ту сии бысть церкви святаго Иоанна Предтечи, удуж на полата въсходитъ в имя Иоанна боярина и сына его Захарии, егоже бысть злато и сребро» (Симон в Сказ. о созд. Печерской церкви).
{130} П. собр. р. лет. 1. 99 [228]; Симон в Сказании о блаж. Евстратии и многотерп. Никоне.
{131} П. собр. р. лет. 1. 120 [228]. «Се же столп первее ста на трапезнице (печерской) каменней, яко не видети бысть креста» (там же. 121).
{132} Опис. Киево-Печерской лавры. С. 37. Изд. 2-е [114].
{133} Рукоп. житие преп. Феодосия.
{134} П. собр. р. лет. 2. 82 [228]. Летопись выражается: «Ярополк вда всю жизнь свою, Небольскую волость» и проч., что можно понимать так: «Отдал все свое достояние в жизни, или все свои владения».
{135} Там же. 1. 108; 9. 128 [228].
{136} Там же. 2. 82 [228]; снес.: Карамз. 2. Прим. 223 [148].
{137} Там же. 2. 12 [228]; Патер. печатн. Л. 52. Киев, 1761 [217]; Описан. Киево-Печ. лавры. 133 [114].
{138} П. собр. р. лет. 1. 85 [228].
{139} Поликарп в Сказ. о преп. Лаврентии. Лаврентий, по словам Поликарпа, подвизался в Изяславовом монастыре святого Димитрия, но этот монастырь, находившийся вблизи Печерского (Коссов. Патер. на польск. яз. С. 180 [395]), кажется, был упразднен в 1128 г. или, по крайней мере, на время присоединен печерянами к своему монастырю как частная церковь. «В се же лето,— говорит летопись,— преяше церковь Димитрия печеряне, и нарекоша ю Петра, с грехом великим и неправо» (1. 131 [228]).
{140} См. в посл. Поликарпа к Акиндину; так же в печ. Патерике о св. Григории Чудотворце [217].
{141} См. в том же послании и Патерике.
{142} См. там же.
{143} П. собр. р. лет. 1. 120; 3. 3, 155 [228]; Симон в Сказ. о преп. Святоше, князе черниговском.
{144} См. в послан. Симона и Поликарпа, также в печат. Киев. Патерике [217].
{145} П. собр. р. лет. 1. 72; 2. 6 [228].
{146} Например, киевский Дмитриевский — Варлаама и Исаию, Кловский — Стефана, тмутараканский — Никона.
{147} Святой Симон пишет: «От того Печерскаго монастыря Пречистыя Богоматере мнози епископи поставлени быша... (См. в приложении 1). Первый Леонтие, епископ Ростовский. Илариона же митрополита и сам чел еси в житии св. Антония. Посем же Николае и Ефрем — Переяславлю, Исаия — Ростову, Герман — Новуграду, Стефан — Владимерю, Нифонт — Новуграду, Марин — Юрьеву, Мина — Полотску, Никола — Тмутаракани, Феоктист — Чернигову, Лаврентей — Турову, Лука — Белуграду, Ефрем — Суздалю; и аще хощеши вся уведати, почти летописца стараго Ростовьскаго, есть бо всех боле треидесять, а еже потом и до нас грешных — мню близ 50» (рук. Патерик. Новг. Соб. библ. № 502. Л. 87 [5]; снес.: Пам. росс. слов. XII в. Изд. Калайдов. С. 256 [216]). Летописец старый Ростовский, в котором исчислялось более 30 епископов, вышедших из Киево-Печерского монастыря, очевидно, различен от всех ныне известных наших летописей, из которых ни в одной этого не находим. Он оканчивается гораздо прежде времени святого Симона († 1226), вероятно около половины XII в., если по прекращении этого летописца до святого Симона вышло из киевского монастыря еще до 20 епископов.
{148} Собр. р. лет. 1. 69 [228]. Сильвестр Коссов свидетельствует (Патер. печ. на польск. яз. С. 180. Киев, 1635 [365]), что в его время виден еще был плац (место) Дмитриевского монастыря близ Киево-Печер. лавры.
{149} «Заповедав сущим с ним, да допровадят тело его в монастырь блаженнаго Феодосия и ту положат е; и вся сущая, яже бе купил в Костянтине граде, иконы и ино, еже на потребу, повеле сиа вдати блаженному» (житие преп. Феодосия).
{150} «Посем же христолюбивый князь Изяслав от монастыря великаго Феодосия избрав единаго от братия, иже в чернеческом житии просиявша, Исаию наречемаго, того же извед игумена постави у св. Димитрия в своем монастыри» (там же).
{151} П. собр. р. лет. 1. 88, 131 [228]. Снес. прим. 139. Впрочем, в начале XIII в. опять упоминается Дмитриевский монастырь, в котором несколько времени был игуменом Поликарп, хотя неизвестно, где находился этот монастырь, в Киеве или другом месте, и не отличен ли он от основанного князем Изяславом I (Пам. росс. слов. XII в. С. 254 [216]).
{152} Полн. собр. р. лет. 1. 75, 87 [228]. Снес.: этой Истории. Т. 1. Прим. 311.
{153} Там же. 1. 78, 99; 2. 6 [228]; Карамз. 2. Прим. 240; 3. Прим. 9, 81 [148].
{154} «Везе (Игоря) на конец града в монастырь св. Семеону, бе бо монастырь отца его и деда его Святослава» (П. собр. р. лет. 2. 34 [228]). Снес.: Карамз. 2. Прим. 401 [148].
{155} Житие преп. Феодосия; П. собр. р. лет. 1. 90, 99, 121, 266; 2. 3, 6 [228].
{156} Полн. собр. р. лет. 1. 88, 120, 121. О смерти Янки — 127 [228].
{157} Там же. 1. 130; 2. 6 [228]; Карамз. 3. Прим. 3 [148].
{158} Вальсамон в толковании на 20 правило VII Вселенского Собора [332].
{159} П. собр. р. лет. 1. 136; 2. 12 [228]; Карамз. 2. Прим. 269 [148].
{160} П. собр. р. лет. 2. 4 [228].
{161} Там же. 1. 131; 2. 12, 28, 33, 34 [228]; Восток. Опис. рукоп. Румянц. муз. С. 452 [88].
{162} П. собр. р. лет. 1. 136, 173; 2. 143–144 [228].
{163} Там же. 1. 75, 89, 120 [228]; Карамз. 2. Прим. 125, 158 [148].
{164} Житие преп. Феодосия; Истор. росс. иерарх. 4. 522 [67]; Фундукл. Обозр. Киева. С. 69 [211].
{165} П. собр. р. лет. 2. 24 [228].
{166} П. собр. р. лет. 3. 4, 6, 10, 123, 124, 213 [228]. Подробнее о преподобном Антонии и основании им обители сказано в житии его, написанном учеником и преемником его на игуменстве Андреем и напечатанном в Правосл. собеседн. 1858. 2. 157 [121] и в Памятник. старин. русск. литер. 1. 263. СПб., 1860 [224]. Об этом житии, которое известно нам так же по сборн. Нов. Соф. библ. XVI в. № 758. Л. 240{¤}, и о некоторых изменениях, каким подвергалось оно впоследствии, скажем в своем месте — в томе 3. См. также: Пролог августа 3 [234].
{167} Списки с двух грамот преподобного Антония, хранящиеся в его монастыре, напечатаны у Карамзина (2. Прим. 210 [148]){[266*]}. В житии Антония об этом говорится: «И начат строити обитель, и коупи землю около монастыря оу посадников градских и со живущими, иже ту на той земли, людми прилучившимися и до скончаниа века, доколе Божиим строением мир вселенныя стоит. И при великой реце Волхове рыбную ловитву купи на потребу монастырю, и межами отмежив, и писму вдав, и в духовную свою грамоту написав». И далее: «Имениа же преподобный ни от кого же не восприят, ни от князь, ни от епископа, ни от вельмож градских, но токмо благословение от чюдотворца Никиты епископа, но все строяше из бочки сея, еже из Рима Бог постави водами в великом Новеграде, и поты и труды своими, и аще кто что принесет Бога ради потребная ото имениа своего или пищу, преподобный же тем братию питая, еще же и сирот, и вдовиц убогых, и нищих питая. И потом преподобный з братиею и с сиротами с своими начат прилагати ко троудом труды» (соборн. Нов. Соф. библ. № 758. Л. 261 об.{¤}).
{168} П. собр. р. лет. 3. 5, 214 [228].
{169} Дополн. к Акт. истор. 1. № 2 [106]. Кроме села Буиц, которое и впоследствии считалось «селом св. Георгия», монастырю пожертвованы тогда: а) из осенняго полюдья даровнаго (т. е., вероятно, из подарков, какие подносимы были князю во время осеннего его поезда по волостям) 25 гривен и б) собственно от князя Всеволода — блюдо серебряное в 30 гривен. Срезневск. об этой грамоте в Изв. Ак. наук. 8. 337–353 [272].
{170} П. собр. р. лет. 3. 6 [228]. Игумен Исаия упоминается и в грамоте Мстислава (предыд. прим.).
{171} Дополн. к Акт. истор. 1. № 3 [106]; П. собр. р. лет. 3. 13, 215 [228]. Впрочем, настоятель Юрьевского монастыря мог носить оба имени — и игумена, и архимандрита, как издавна делалось это в Греции и как было потом и у нас со второй половины XII в. (см. в томе 3 этой «Истории» главу о монастырях).
{172} Об основании этого монастыря сказано в рукописной повести «Чудо св. Николы о князе Мстиславе...» (сборн. моей библ. № 14. Л. 147–150 [32]). Здесь читаем: «Потом же князь Георгий, именованный Мстислав, по завещанию св. чюдотворца Николы, стяжая веру к целбоподательному образу его, сотвори церковь каменну з бабою своею благоверною княгинею Анною на дедине Ярославле дворе, прекрасну и пространну во имя великаго архиерея и чюдоноснаго отца святителя Николы, и подписа ю стенным изуграфством, и чюдотворную ону икону там постави; такоже и на месте потока Липенскаго, идеже чюдотворная та икона обретеся, церковь воздвиже в егоже святое и многочюдесное имя каменну же, и монастырь возгради, и братию собра, и селы одарова» (л. 149 [32]). Летописи упоминают о Липенском монастыре под 1292 г., когда Новгородский архиепископ Климент построил здесь (вероятно, новую) каменную церковь святого Николая (П. собр. р. лет. 3. 65, 221 [228]).
{173} П. собр. р. лет. 3. 7, 8, 214, 215 [228]; Ист. росс. иерарх. 3. 473 [67].
{174} Полн. собр. р. лет. 3. 10, 124 [228].
{175} Истор. росс. иерарх. 5. 454 [67].
{176} Полн. собр. р. лет. 1. 130, где упоминается игумен этого монастыря Марк; 2. 24 [228]; Истор. росс. иерарх. 4. 308 [67]; Карамз. 2. Прим. 256 [148].
{177} П. собр. р. лет. 1. 89 [228]; Истор. росс. иерарх. 5. 79 [67]. В 1072 г. упоминается «Никола, игумен переяславский», но неизвестно, какого монастыря (П. собр. р. лет. 78 [228]).
{178} Истор. росс. иер. 4. 84, 297; 6. 488 [67]; Марков. О достопамятн. Чернигова в Чтен. Москов. истор. общ. 1847. № 1. Отд. 4. С. 9–14 [188].
{179} «Таже доиде града Володимеря, и вниде в монастырь, ту сущий близь града, иже нарицают его святая гора, и ту успе с миром о Господе, житию конец прият» (житие преп. Феодосия).
{180} «Великий же Никон отъиде в остров Тмутараканьский, и ту обрете место чисто близ града, и седе на нем, и Божиею благодатию възрасте место то, и церковь святыя Богородицы възгради на нем. И бысть монастырь славен, иже и доныне есть, приклад же имый в сий Печерский монастырь» (там же).
{181} П. собр. р. лет. 1. 108; 3. 8 и 10 [228].
{182} Истор. р. иерарх. 6. 958 [67].
{183} Там же. 3. 693–695; 6. 654–655 [67].
{184} Полн. собр. р. лет. 1. 78; 2. 4, 6; 3. 14 [228].
{185} См. выше прим. 171.
{186} Там же. 1. 69 [228]. Или, как это выражено в житии преподобного Феодосия: «По сих же блаженный Варлаам, игумен сый в печере, изведен бысть княжим повелением в монастырь св. муч. Димитрия и тамо игуменом поставлен бысть» (см. также выше, прим. 150).
{187} П. собр. р. лет. 1. 90, 266 [228].
{188} Там же. 1. 69, 80; 3. 10 [228]; рукоп. житие препод. Феодосия и житие Антония Римлянина. В последнем житии повествуется: «И нача преподобный з братиею совет совещавати, дабы избрати игумена себе во обитель. Многу же избранию бывшу и не обретоша такова человека. Начаша братия молити преподобнаго Антониа: «Отче преподобный Антоние! Молим тя, послушай нас нищих, да приимеши чин священнический, еще же совершенный нам отец буди игумен...» Преподобный же рече: «Буди воля Господня. Аще что восхощет Бог, то и сотворит»; шедше же братия ко архиепископу Нифонту с преп. Антонием, бе бо в то время ему святительский престол держащу, и возвещают ему о вещи. Святитель же Нифонт велми рад бысть благому совету их, бе бо любляше преподобнаго за премногую его добродетель, и поставляет преподобного в дияконы, потом же во священници, таже игуменом» (сборн. Новгор. Соф. библ. № 758. Л. 264–265{¤}).
{189} П. собр. р. лет. 2. 3 [228].
{190} Карамз. 2. Прим. 210 [148]. В житии Антония об этом говорится: «Предлагает преподобный братии заповедь: аще лоучится избрати игумена, но избрати от братии, иже кто на месте сем терпит; и аще князь нашлет игумена или епископ по насилию или по мзде, и тех преподобный проклятию предает» (л. 267{¤}).
{191} П. собр. р. лет. 1. 78; 2. 6 [228].
{192} См. выше, прим. 180.
{193} Дополн. к Акт. истор. 1. № 3 [106].
{194} «От того монастыря переяша вси монастыреве устав» (1. 69, 258 [228]).

Комментарии

[59*] Дата поставления прп. Феодосия во игумена, приводимая здесь и ниже митр. Макарием, условна. Источники не содержат определенных указаний на этот счет; таковым не является и свидетельство Софийской I летописи под 1057 г., на которое ссылается высокопреосв. Макарий (прим. 99 к т. 2), так как смысл этого свидетельства заключается только в том, что прп. Феодосий подвизался в княжение Изяслава Ярославича. Пожалуй, наиболее вероятной является дата, вычисленная Л. К. Гетцем — 1062 г. (Goetz L. K. Das Kiever Höhlenkloster als Kulturzentrum des vormongolischen Rußlands. Passau, 1904. S. 34).
[60*] Согласно Повести временных лет (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 156), в Берестове был храм святых апостол, т. е. необязательно свв. Петра и Павла, а возможно, в честь двенадцати апостолов.
[61*] См. коммент. [55*].
[62*] Здесь и в прим. 86 к т. 2 митр. Макарий полагает в основу своих рассуждений летописную дату смерти польского князя Болеслава I — 1030 г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 149), однако эта дата неверна: в действительности Болеслав умер в 1025 г. Ошибка летописца как раз и произошла от того, что в данном случае он опирался на двусмысленные хронологические указания жития прп. Антония Печерского (см. коммент. [55*]), включавшего в себя и текст о прп. Моисее Угрине. Поэтому правильное чтение содержат те списки Киево-Печерского Патерика, в которых прп. Моисей страдает в узах 5 лет, а «шестое (не «шесть») — за чистоту».
[63*] 1103 г. как года окончания игуменства Иоанна в известных нам источниках нет.
[64*] Полная дата пострижения прп. Николая Святоши, приводимая в Лаврентьевской летописи (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 281) и Киево-Печерском Патерике (Слово 20) — 17 февраля 6610 г. предполагает не 1106, а 1107 г. от Р. Х. Сведений о том, что в крещении Святослав Давыдович был наречен именно Панкратием, насколько нам известно, нет.
[65*] Ни в летописях, ни в Киево-Печерском Патерике год преставления прп. Николая Святоши не обозначен, хотя по относительной хронологии 20-го Слова Патерика ясно, что он прожил в монашестве несколько более 33 лет.
[66*] Скудные хронологические указания Киево-Печерского Патерика позволяют, как правило, лишь приблизительно определить, когда преставился тот или иной из подвижников. Поэтому точные даты, зачастую приводимые автором, следует воспринимать как условные. Так, годом кончины прп. Прохора лебедника митр. Макарий считает 1103 г.— возможно, потому, что она пришлась на время успешного похода киевского князя Святополка Изяславича против половцев (см. 31-е Слово Киево-Печерского Патерика), хотя столь же успешны были походы и 1107 (после которого Святополк действительно посетил Печерский монастырь: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 282), и 1111 гг. Прпп. Федор и Василий, убиенные от князя Мстислава Святополчича, вряд ли могли погибнуть в 1093 г., так как, согласно 33-му Слову Патерика, их убийца погиб сам «не по мнозех днех» после этого в июне 1099 г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 273). Несколько выше (с. 141) митр. Макарий сам справедливо указывает, что преставление прп. Пимена постника может быть датировано только приблизительно — 1-й пол. XII в. (впрочем, эта датировка представляется сильно завышенной). Поэтому по необходимости столь же приблизительными должны быть и датировки применительно к прпп. Онисифору прозорливцу, Спиридону и Никодиму просфорникам, которые подвизались в игуменство прп. Пимена постника (Слова 15, 34 Киево-Печерского Патерика).
[67*] Вернее было бы сказать — ранее 1062 г. (см. коммент. [59*]).
[68*] Неясно, на основании каких данных автор определяет время игуменства Григория. Игумен Григорий упоминается еще в 1128 г., когда он воспрепятствовал киевскому князю Мстиславу Владимировичу исполнить свою крестоцеловальную клятву в отношении Ярослава Святославича черниговского (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 291).
[69*] Правильно: 1112 г. (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 273–274), так как 1113 г. в Лаврентьевской летописи — ультрамартовский (Бережков Н. Г. Хронология. С. 45).
[70*] Неясно, почему заложение в 1108 г. кн. Святополком Изяславичем Михайловской церкви владыка Макарий считает проявлением княжеской заботы о прежних монастырях. Тот храм св. Михаила, у которого в 1093 г. состоялся снем Святополка и Владимира Мономаха и который иногда считают предшественником Святополкова Златоверхого храма св. Михаила (Щапов Я. Н. Государство и Церковь. С. 135), мог ведь быть (и скорее всего был) выдубицким храмом св. Михаила, ктитореей отца Мономахова. У Н. М. Карамзина, на которого в данном случае ссылается митр. Макарий, речь идет именно о храме св. Михаила на Выдубичах.
[71*] В известных нам источниках нет данных о перестройке кн. Мстиславом Владимировичем в 1113 г. киевского Николаевского монастыря.
[72*] 1106 г. как дата прибытия прп. Антония Римлянина в Новгород — позднего происхождения; ее нет еще даже в житии прп. Антония XVI в. (впервые она появляется в летописи XVII в.). Ясно, однако, что прп. Антоний появился в Новгороде до января 1109 г., когда умер Новгородский святитель Никита, успевший благословить Антония, как о том сообщается в духовной грамоте самого преподобного (Грамоты Великого Новгорода и Пскова / Подгот. к печ. В. Г. Гейман и др. М.–Л., 1949. № 103).
[73*] Эта датировка жалованной грамоты Мстислава и Всеволода 1130 г., принятая и в современной науке (Янин В. Л. Новгородские акты XII–XV вв. М., 1991. № 62), не выглядит безусловной после недавней находки в Георгиевском соборе Юрьева монастыря граффито с упоминанием о пребывании здесь Мстислава Владимировича (Рождественская Т. В. Древнерусские надписи на стенах храмов: Новые источники XI–XV вв. СПб., 1992. С. 59–62). Таким образом, издание грамоты необязательно связывать с поездкой в Киев новгородского князя Всеволода Мстиславича в 1130 г. и датировка должна колебаться между 1128 (смерть юрьевского игумена Кириака и вступление на игуменство Исаии) и 1132 (смерть Мстислава) годами (Т. В. Рождественская склоняется к 1128 г.).
[74*] Под «грамотой 1135 г.» митр. Макарий имеет в виду так наз. Рукописание Всеволода церкви св. Иоанна Предтечи в Новгороде, которое в его сохранившемся виде восходит к 2-й четв. XIII в. (см. коммент. [126*]). Этим объясняются и анахронизмы, в частности — именование юрьевского игумена архимандритом, что впервые зафиксировано только в 1226 г. (Новгородская первая летопись. С. 65). О юрьевских архимандритах см.: Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения: Средневековый Новгород. М., 1977. С. 136–149.
[75*] 1113 г. есть, собственно говоря, дата заложения Мстиславом новгородского Никольского собора (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 276–277). Связь между этим событием и основанием Николо-Липенского монастыря прослеживается только в поздней редакции Чуда св. Николая о князе Мстиславе, которая и представлена рукописью из библиотеки митр. Макария. Однако в более ранних редакциях этого памятника (Никольский Н. К. Материалы для истории древнерусской письменности. СПб., 1907. С. 58–61) такой связи нет, и датировка заложения Николо-Липенского храма 1113 г. теряет, тем самым, под собой почву. Древнейшим свидетельством о церковном строительстве на Липне становится сообщение Новгородской первой летописи под 1292 г. о воздвижении здесь Новгородским архиепископом Климентом каменного храма в честь свт. Николая; но и здесь о монастыре речи нет. См.: Назаренко А. В. Неизвестный эпизод из жизни Мстислава Великого // Отечественная история. 1993. № 2. С. 70–73.
[76*] В настоящее время грамота кн. Изяслава Мстиславича Пантелеимонову монастырю (как видно из новонайденных ее списков — учредительная) датируется не периодом великого княжения Изяслава, а промежутком между 1131 и 1136 гг., вероятно — 1134 г. (Янин В. Л. Новгородские акты. С. 136–137).
[77*] Под 1089 г. сообщается, однако, только о заложении митр. Переяславским Ефремом каменной кафедральной церкви в честь св. архангела Михаила; и в дальнейшем о существовании монастыря при соборе известий нет.
[78*] Автор следует в данном случае за еп. Амвросием, который в своей «Истории российской иерархии» опирался на местное черниговское предание. Но дело в том, что Повесть временных лет прямо связывает с прп. Антонием Печерским не Ильинско-Троицкий, а Успенско-Елецкий монастырь (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 193: «...И есть ту манастырь с[вя]тое Б[огороди]ци на Болдиных горах»), на что указал Е. Е. Голубинский (История Русской Церкви. 2-е изд. М., 1904. Т. 1(2). С. 748–749). Что касается даты основания Елецкой обители, то осторожнее было бы говорить не о 1069, а о времени после 1069 г., так как из приведенного сообщения Повести временных лет неясно, возник ли монастырь при жизни прп. Антония или несколько позднее на месте, где была его пещера.
[79*] Даты основания Святогорского во Владимире на Волыни и Богородицкого в Тмутаракани монастырей — условны, будучи основаны на приблизительных подсчетах. Скорее всего, они должны быть несколько более поздними.
[80*] Автор не указывает источники этой точной даты. В летописях, в частности в Новгородской IV, церковь св. Георгия во Владимире Кляземском впервые упоминается под 1152 г., но без указания на наличие при ней монастыря.
[81*] См. коммент. [58*].

Ссылки по теме
Форумы