Основные проблемы истории Киевской митрополии в 1-й половине XVII в.
Труд митрополита Макария в части, посвященной истории православной Церкви в украинско-белорусских землях в период между заключением Брестской унии (1595/96) и началом восстания под руководством Богдана Хмельницкого (1648), стал большим научным событием в русской историографии прошлого века.
Первые отечественные руководства по истории Русской Церкви содержали лишь самые общие и отрывочные сведения по истории православной Церкви на Украине и в Белоруссии в конце XVI — 1-й половине XVII вв.[1] Митрополит Евгений (Болховитинов) был первым из русских историков, кто пытался специально собирать сведения о Киевской митрополии в XVI–XVII вв[2]. Известный перелом составила «История Русской Церкви» архиепископа Филарета (Гумилевского), который выделил эту тему в специальные разделы. Он дал характеристику системе управления Киевской митрополии, собрал сведения об иерархах, осветил основные этапы борьбы православия с унией, уделил особое внимание братствам, училищам и школам, религиозно-полемической литературе этого времени. Архиепископ Филарет обратил внимание на заметное участие протестантов в религиозной жизни Украины и Белоруссии и подчеркнул значение Собора 1640 г.[3] Наконец, в 1-й половине и середине XIX в. появился ряд специальных исследований по истории православной Церкви и унии на украинско-белорусских землях в 1596–1648 гг., открывающийся книгой Н. Н. Бантыша-Каменского, который собрал много документов, отразивших борьбу православных против провозглашенной унии в первые десятилетия после Брестского Собора[4]. Особо стоит отметить исследование М. О. Кояловича по истории Брестской унии и религиозной жизни на украинско-белорусских землях[5]. Он предложил обстоятельную, но очень одностороннюю картину событий: показал, как зародилась и развивалась идея унии с Римом между XIV в. и 1596 г., какова была политика Рима в эпоху Брестской унии, подробно охарактеризовал деятельность православных и униатских иерархов, обстоятельства, приведшие к восстановлению православной иерархии в 1620 г., роль казаков в борьбе против унии, реформаторскую деятельность митрополита Петра Могилы. Главную причину Брестской унии и последовавших за ней столкновений историк видел в деятельности католической Церкви и особенно иезуитов. Борьбу православных против унии М. О. Коялович рассматривал как единодушную попытку отстоять самобытность Церкви, не желая замечать весьма серьезные проунионные тенденции в православной среде. Созданная М. О. Кояловичем концепция характерна для русской историографии XIX в., в сравнении с которой особенно отчетливо виден вклад митрополита Макария в научное исследование и осмысление истории Русской Церкви.
Изучение истории унии, униатской Церкви и в связи с этим истории православия в Речи Посполитой в 1-й половине XVII в. велось и за пределами России. Созданные униатскими и католическими историками труды ценны прежде всего собранными в них источниками[6]. Практически одновременно с книгой митрополита Макария создавались обширный систематический труд Ю. Пелеша и очерк Е. Бартошевича, в которых с позиций униатской Церкви отражена религиозно-политическая борьба в 1596–1648 гг.[7]
Каковы главные темы труда митрополита Макария? Во-первых, борьба православного и униатского лагерей, выражавшаяся и в прямых столкновениях, и в политических конфликтах, и в литературной полемике. Во-вторых, внутреннее состояние и эволюция православной Церкви. В-третьих, история униатской Церкви по мере того, как она приобретала все более устойчивые организационные формы. Преимущественное освещение получили, конечно, те проблемы, изучение которых могло опираться на достаточно солидную базу источников.
Начиная изложение темой борьбы православной Церкви с унией, митрополит Макарий показал, что сопротивление православных унии не только не ослабевало, но скорее возрастало с каждым годом, несмотря на прямую поддержку государственной власти и переход на сторону унии части духовенства, шляхты и горожан. Митрополиту Макарию удалось показать главное: заключение унии с Римом в 1595–1596 гг. вместо ожидаемого сторонниками унии преодоления кризиса и наведения порядка в Церкви, укрепления ее авторитета и влияния в обществе лишь усугубило кризисные явления в Киевской митрополии. Из собранного и изученного высокопреосвященным автором материала видно, что значительная часть духовенства, шляхты, горожан решительно воспротивилась унии. С другой стороны, и у униатской Церкви было много сторонников в украинско-белорусском обществе, немало было и таких, кто колебался в выборе между унией и православием. Расколотым оказалось и дворянство, и население городов, и духовенство. Благодаря собранным митрополитом Макарием данным достаточно ясно видно, что ситуация по-разному складывалась в разных регионах. На белорусско-литовских территориях и западной части Украины почва для унии оказалась более благоприятной, чем в Центральной и Восточной Украине.
Характер доступных автору источников[8] был таков, что политическая сторона конфликтов получила более полное освещение, чем взаимотношения между православными и униатами вне сеймов, сеймиков и судов. В «Истории Русской Церкви» также ясно показано, что благодаря специфическим политическим условиям и особому характеру государственно-правовых институтов Речи Посполитой было предотвращено первоначально задуманное разрушение православной Церкви: шляхта, сохраняя свободу вероисповедания и право патроната над приходами, монастырями и епископскими кафедрами, взяла под свою протекцию поставленную вне закона Церковь.
Митрополит Макарий, опираясь только на официальные польские источники, не мог, конечно, вскрыть всех закулисных механизмов принятия решений по тем или иным вероисповедным вопросам и осветить все повороты в развитии религиозно-политической борьбы в Речи Посполитой в 1596–1648 гг. Это удалось сделать последующему поколению историков — П. Н. Жуковичу, Е. Ф. Шмурло, К. Ходыницкому, Я. Дзенгелевскому и др. Но тем не менее, после выхода в свет «Истории Русской Церкви» главные тенденции и особенности политической борьбы униатского и православного лагерей были продемонстрированы, и это позволяло сделать главный вывод: именно уния и религиозная (а не социальная, финансовая или национальная) политика польского правительства и католической Церкви стали тем ферментом, который привел в опасное для Речи Посполитой брожение украинско-белорусское общество. Таким образом, труд митрополита Макария способствовал уяснению причин кризиса, поразившего Речь Посполитую в середине XVII в. и имевшего самые серьезные последствия для судеб Киевской митрополии. Столкновение православной Церкви с унией не сводилось только к борьбе за принятие тех или иных политических решений, конфликты разгорались в каждой епархии, в каждом более или менее крупном городе, едва ли не в каждом монастыре и приходе. И хотя противостояние в Вильно, Киеве, Львове, на Волыни, в Киевщине и Белоруссии описаны в «Истории» более подробно, чем события на Холмщине и Подляшье, в Перемышле или Новогрудке, становится ясным, что в борьбу вокруг унии оказались вовлеченными практически все регионы и все социальные слои.
Обобщенные митрополитом Макарием данные источников воссоздают не только картину развития событий, но и то, каково было отношение к унии и православию в разных слоях украинско-белорусского общества. С одной стороны, несмотря на неприятие унии, заключенной в 1596 г., среди православного духовенства и мирян было много сторонников примирения. Отсюда повторявшиеся одна за другой вплоть до восстания под руководством Хмельницкого попытки найти компромиссную формулу «новой унии», причем к пересмотру условий унии стремились и сами униаты. Другая, противоположная, тенденция состояла в нарастании взаимного непонимания, отторжения и вражды между униатами и православными. Особенно показательна в этом плане позиция запорожского казачества, непримиримость которого к унии отчетливо показана автором.
Но, несмотря на ожесточенную борьбу и сопротивление, уния смогла пустить достаточно глубокие корни в украинско-белорусском обществе уже в 1-й половине XVII в. Высокопреосвященный историк объяснял это прежде всего постоянной и энергичной поддержкой, которую оказывала унии королевская власть. Несмотря на ограниченность доступных материалов, митрополиту Макарию удалось также показать, сколь большую роль в спасении унии от краха и укреплении ее позиций сыграла римская политика. Вместе с тем ученый сумел заметить наличие острых противоречий между польским католическим духовенством и униатами, что заставляло усомниться в более привычном тезисе о якобы безусловной поддержке, польской иерархией унии. Таким образом, в исследовании митрополита Макария была показана, с одной стороны, ожесточенность и глубина порожденных унией конфессиональных конфликтов; с другой стороны, невозможность свести наблюдаемые явления к упрощенной формуле борьбы православия с традиционной католической экспансией.
Большое место в труде митрополита Макария отведено и внутренней жизни православной Церкви, развитие которой, впрочем, невозможно оторвать от хода борьбы унии и православия. Автором было показано, что обострение конфессиональной борьбы на украинско-белорусских землях сопровождалось переменами во внутреннем состоянии православной Церкви и подъемом православного самосознания: активизировалась проповедническая и полемическая деятельность, призванная мобилизовать общество на защиту православных традиций. Впервые высокопреосвященным историком была дана обстоятельная характеристика деятельности и взглядов отдельных иерархов православной Церкви —митрополитов Иова Борецкого, Исаии Копинского, Петра Могилы, епископов Гедеона Балабана, Мелетия Смотрицкого и других защитников веры — Афанасия Филипповича, Стефана Зизания, Ивана Вишенского, князя Константина Острожского, Леонтия Карповича, Лаврентия Древинского.
Вместе с тем очень важно, что митрополит Макарий не жертвовал объективностью своего подхода и тогда, когда речь заходила о склонности того или иного деятеля православия к унии или сближению с протестантами. Автор показал, что и митрополит Иов Борецкий, и митрополит Петр Могила допускали возможность заключения новой унии с католической Церковью. Епископ Львовский Гедеон Балабан в период до 1596 г. был одним из тех, кто активно подготовлял унию. Особенно интересен и важен в этом отношении пример Мелетия Смотрицкого, сначала одного из главных православных полемистов, затем убежденного униата, которому митрополит Макарий уделяет много внимания, объясняя переход в унию неустойчивостью религиозных взглядов Мелетия. В целом, показывая колебания представителей православной иерархии, автор пересматривает упрощенную схему, предлагавшуюся его предшественниками, сводившими всю проблему к борьбе православной Церкви против интриг иеузитов и политического натиска королевской власти. Труд высокопреосвященного историка показал, что дело было гораздо сложнее и что значительная часть православной иерархии после 1596 г. оставалась под влиянием идей унии.
С другой стороны, автор показывает и тесное политическое сближение православных с протестантами: это выражалось в постоянных контактах и переписке православных иерархов с лидерами польских протестантов (например, с Кшиштофом II Радзивиллом), в совместных выступлениях на сеймах в защиту религиозных свобод и прав православной Церкви, в участии протестантов на стороне православных в литературной полемике с католиками и униатами, в создании православно-протестантской конфедерации в Вильно в 1599 г. Сегодня историкам известно много больше о такого рода сотрудничестве и о влиянии протестантизма на православных полемистов, однако вопрос о характере этого сотрудничества и о степени влияния протестанства на идейную жизнь православия нуждается в специальном исследовании. Митрополит Макарий первым среди отечественных историков указал на роль этого фактора в истории православной Церкви Речи Посполитой.
В «Истории Русской Церкви» подробно охарактеризовано участие в религиозном противостоянии мирской части общества, автор отразил непримиримое отношение к унии православных братств и казачества. Последующие исследования вполне подтвердили правоту заключений митрополита Макария, а новые материалы показали, что казачество играло в религиозно-политической борьбе даже более весомую роль, чем это представлялось историкам прежде. Вместе с тем из изложенных автором фактов видно, что у униатов было немало защитников среди городского и даже сельского населения, а значит, уния оказалась явлением небеспочвенным и сумела обрести социальную опору уже в первые десятилетия существования. Уния вызвала реальный раскол не только среди духовенства, но и среди шляхты, часть которой твердо встала на защиту православия, часть — на защиту унии. Собранные в книге материалы давали читателю возможность судить о духовенстве, городских братствах, православном дворянстве, казачестве как социальных группах, выступивших, с одной стороны, защитниками православной Церкви, с другой — носителями тех или иных тенденций во внутреннем развитии православия. Митрополит Макарий показал, например, что митрополиты Исаия Копинский и Петр Могила представляли две разные ориентации в православной церковной политике в вопросах взаимоотношений с польским правительством и использования казачества в религиозно-политической борьбе. Из наблюдений митрополита Макария над деятельностью других иерархов православной Церкви можно составить представление о роли высшего духовенства в общественно-религиозных движениях этого времени. Данные, характеризующие позиции и деятельность низшего духовенства, однако, более скудны. Из книги видно также, что среди православного монашества были и сторонники развития школьного дела, просвещения, книгопечатания, активного участия в общественной борьбе, и поборники традиционного анахоретства и мистицизма (Иов Княгиницкий и его направление). Если же мы сложим воедино все, что написано митрополитом Макарием об участии городского населения и братств, казачества и дворянства в жизни православной Церкви, то получим весьма ясную картину отношения основных общественных групп к религиозным событиям того времени. Единственный социальный слой, чье участие в церковной жизни и отношение к вероисповедным вопросам остается и по сей день слабо изученным — это крестьянство.
Часть исследования митрополит Макарий посвящает тому, что представляла собой и как развивалась возникшая в 1596 г. униатская Церковь. Его характеристики Ипатия Потея, Иосифа Велямина Рутского, Иосафата Кунцевича и некоторых других деятелей унии впервые в русской науке показали, каков был высший слой иерархии униатской Церкви. Автор не игнорирует попыток униатского духовенства реформировать монашескую жизнь и повысить уровень образованности духовенства и мирян. Читатель может найти в книге сведения о созданной в 1617 г. конгрегации василианских униатских монастырей и о школах и типографиях. Но в целом источники, которыми располагал митрополит Макарий для решения этих вопросов, были очень скудны, да и главной темой исследования была история именно православной Церкви. Вместе с тем нужно признать, что труд митрополита Макария позволяет составить представление о том, насколько весомым фактором в религиозной жизни Украины и Белоруссии становилась униатская Церковь.
Достоинство исследования митрополита Макария не только в том, что он первым в отечественной науке создал обобщающую, полную и разностороннюю картину развития православной Церкви и религиозно-общественной борьбы в украинско-белорусских землях в 1596–1648 гг. Не менее важно то, что «История Русской Церкви» послужила отправной точкой и надежным основанием для дальнейших исследований в этой области. Изыскания С. Т. Голубева, К. В. Харламповича, В. З. Завитневича, П. Н. Жуковича, Е. Ф. Шмурло, О. Левицкого, М. С. Грушевского, К. Студинского, А. А. Савича, А. Коссовского, К. Ходыницкого, К. Левицкого, О. Халецкого, И. Власовского, А. Великого и других исследователей конца XIX — 1-й половины XX в., продолженные в работах современных ученых (М. Бендзы, Б. Гудзяка, Я. Дзенгелевского, А. Жобера, Э. Зуттнера, И. Крайцара, И. Мончака, Р. Морозюка, В. Пери, П. Пидручного, Г. Подскальского, С. Н. Плохия, С. Сенык, Ф. Сысина, В. И. Ульяновского, Б. Н. Флори, Д. Фрика, И. Хомы, С. Г. Яковенко и др.) кардинально обогатили наши знания о православии и унии в украинско-белорусских землях и поставили ряд новых проблем. Русские и часть украинских исследователей конца XIX и начала XX в. развивали и обогащали историческую концепцию митрополита Макария. И хотя в литературе середины XX в. преобладали работы либо светского характера, либо написанные под влиянием униатской Церкви, в этих трудах содержится большой фактический материал. Чем же именно обогатились и уточнились наши знания по сравнению с временем, когда писалась «История Русской Церкви»?
Прежде всего благодаря публикации А. Г. Великим материалов из ватиканских архивов и введению в научный оборот новых источников из польских рукописных и архивных собраний сегодня достаточно полно известна политика Римской курии, польского правительства и польского духовенства в отношении унии и православной Церкви Украины и Белоруссии. Изучение этих материалов приводит историков к нескольким важнейшим выводам. Во-первых, видно, что именно Ватикан (а не польская королевская власть) в решающей степени способствовал тому, что уния пережила все потрясения и конфликты 1-й половины XVII в. и сохранилась в том виде, в каком она была задумана и осуществлена католической стороной в конце XVI в. Во-вторых, стало ясно, насколько сложными, противоречивыми, подчас враждебными были отношения между польской католической Церковью и униатами в 1-й половине XVII в.; в-третьих, документы показали, насколько противоположны были в конце XVI в. и остались в течение 1-й половины XVII в. представления католиков и православных о возможном воссоединении Церквей; в-четвертых, все это позволяет понять, почему в дальнейшем были неизбежны «латинизация» унии и острая конфронтация с православием.
Второе важнейшее достижение историографии после митрополита Макария состоит в кардинальном расширении и углублении наших знаний о внутреннем развитии православной Церкви и состоянии православного самосознания в украинско-белорусских землях в конце XVI — 1-й половине XVII в. Ясно, что в борьбе с унией православная Церковь Киевской митрополии внутренне перестраивалась и обновлялась. Это был выход из кризисного состояния православия в Речи Посполитой в XVI в. и альтернатива полонизации и латинизации, которые неизбежно несла с собой уния. Один за другим основывались новые монастыри, впервые в восточнославянской истории стали более или менее регулярно читаться проповеди, начали выходить в свет сочинениях православных религиозных полемистов, бурно развивалось книгопечатание, ширилось распостранение рукописной книги. Качественного улучшения достигло школьное дело и просвещение вообще. Глубокие преобразования несла реформаторская деятельность митрополита Петра Могилы. И как результат — по-новому стали складываться отношения Церкви и общества, когда первая много ответственнее прежнего взглянула на задачи своего служения, а второе стало рассматривать церковные нужды и интересы как свои.
Но наряду с темами, исследованными митрополитом Макарием и его преемниками, есть немало вопросов в истории православия в украинско-белорусских землях конца XVI — 1-й половины XVII в., которые до сих пор остаются изученными весьма поверхностно. Так, митрополит Макарий обобщил все, что было известно к его времени о внутреннем состоянии православной Церкви. Но известно было очень мало. К сожалению, и сегодня мы не знаем, какова была жизнь простого духовенства и его роль в жизни общества. До сих пор не написаны научные биографии большинства церковных деятелей этой поры. Несмотря на существование работ К. В. Харламповича, А. А. Савича и некоторых других ученых о школах и просвещении[9], мало что известно о религиозном самосознании даже высших слоев украинско-белорусского общества конца XVI–XVII в. При наличии весьма большого числа работ по истории философской мысли на Украине и Белоруссии конца XVI — 1-й половины XVII в. собственно богословская мысль этого периода изучена слабо.
Общий вопрос, который возникает в связи с историей богословия, духовного просвещения, проповеди, школ, книгопечатания, полемики с инославием и который, как и прежде, нуждается в изучении,— это вопрос о том, в какой степени православная византийская и древнерусская традиции подвергались трансформации и в чем состояли перемены в характере украинско-белорусского православия в XVII в. Центральная фигура здесь, разумеется,— митрополит Петр Могила, которому одни ученые вменяют «латинизацию» православия, другие же видят в нем хранителя истинных православных традиций[10]. В изучении нуждаются и христианские представления казачества, что чрезвычайно важно для понимания церковно-политических конфликтов этого времени, например того, как в массовом сознании отражались столкновения вокруг Брестской унии.
Как ни странно, но история той части православной Церкви, которая приняла Брестскую унию, известна несколько лучше. В частности, предпринимались попытки заняться историей приходов и приходской жизни униатской Церкви, историей василианских монастырей, конгрегация которых сложилась после реформ митрополита Иосифа Вельямина Рутского, историей школьного дела и книгопечатания в униатской Церкви в XVII в. Становится все лучше известна история взаимоотношений униатов и католиков. Однако неисследованным остается едва ли не самый существенный вопрос — в какой мере и в чем именно униатская Церковь подверглась «латинизации» в течение XVII в.? Насколько совместимы оказались католическая и православная традиции в рамках унии? Насколько сохранялась конфессиональная и тем самым культурная специфика православия в среде греко-католиков?
Картина развития православной Церкви в украинско-белорусских землях остается неполной без учета роли протестантизма в религиозно-культурной жизни восточнославянских земель Речи Посполитой. Число протестантских общин на украинско-белорусских землях было весьма велико[11]. Известную роль продолжали играть и традиции, восходившие к восточнославянским ересям местного происхождения, слившихся постепенно с протестантскими влияниями[12]. Учитывая активные контакты и часто заключаемые союзы между православной и протестантской шляхтой, нередко повторяемые в униатской полемической письменности мнения о «зараженности» православия протестантскими ересями, участие протестантов на стороне православных в публицистической борьбе с католиками и униатами,— можно предполагать, что воздействие Реформации и протестантизма на православное общество в 1-й половине XVII в. было весьма значительным. Этот вопрос нуждается в специальном изучении.
Митрополит Макарий рассматривал историю православной Церкви на украинско-белорусских землях как часть истории Русской Церкви. Сегодня такой подход многие оспаривают, настаивая на обособленности путей развития Русской Церкви в пределах Московского государства и православной Церкви на украинско-белорусских землях. Поскольку такая постановка вопроса принципиально противоречит всей концепции митрополита Макария, на этом вопросе нужно остановиться. Митрополит Макарий, не отрицая, конечно, громадного значения западного влияния на жизнь православного общества, рассматривает процессы конца XVI — 1-й половины XVII в. как органичное продолжение восточнославянских православных церковных традиций. В противоположность такой точке зрения многие украинские и польские историки пытаются связать позитивные процессы в православной Церкви с включением украинских и белорусских земель в европейскую культурную традицию.
Сегодня становится ясным, что позитивные перемены в православной церковной жизни Украины и Белоруссии этого периода связаны не столько с расширением западного влияния в украинских землях, сколько с процессами, шедшими внутри самой украинско-белорусской православной Церкви. Более того, есть много оснований полагать, что эти перемены были генетически связаны и с созидательными процессами в Русской Православной Церкви. Исследования нескольких последних десятилетий позволили по-новому взглянуть на развитие Русской Церкви и русской культуры, утвердиться в правильности мнения о процессе быстрого национального и духовного подъема, связанного с внутренним обновлением. Эти поступательные процессы внутри самой Московской Руси были оборваны социально-политическими катаклизмами 2-й половины XVI — начала XVII в., но то, что было оборвано в России, нашло прямое продолжение и развитие в украинско-белорусской духовной культуре. Самый известный и хорошо изученный аспект этих связей — деятельность в Белоруссии и на Украине Ивана Федорова и его сподвижников[13]. Известен и вклад князя А. М. Курбского и его кружка, а также кружка другого русского эмигранта, старца Артемия, в развитие украинско-белорусской культуры[14]. Идейная подоплека всех этих явлений, мотивы, которыми руководствовались и Федоров, и Артемий, и Курбский и другие русские эмигранты, с одной стороны, были фактами русской жизни XVI в., с другой — находили понимание и продолжение в украинской среде. Русско-украинско-белорусские религиозно-культурные связи этого времени были выражением общности православных культур. Если мы взглянем на религиозно-культурное развитие восточнославянского региона как целого в XVI в., то будет видно, что поступательное движение было практически непрерывным: в эпоху духовного упадка в украинско-белорусских землях во 2-й половине XV— 1-й половине XVI в. мы наблюдаем подъем и обновление в Московской Руси; культурный кризис в России в последней трети XVI — начале XVII в. сопровождается религиозно-культурным возрождением на Украине и Белоруссии. И хотя проблематика русско-украинско-белорусских связей и вопрос о степени общности восточнославянских культур в этот период требуют дальнейшего изучения, уже сегодня можно сказать, что православное самосознание восточнославянского мира оставалось единым по крайней мере вплоть до начала XVII в. Пути развития русского, украинского и белорусского православия временно разошлись в 1-й половине XVII в., поскольку Киевская митрополия была поставлена в совершенно новые условия, как это ясно показано и митрополитом Макарием. Однако, уже с 2-й четверти XVII в. украинско-белорусское православное общество начинает оказывать заметное влияние на русское[15], в каком-то смысле возвращая то, что было заимствовано, переработано, обогащено в течение предшествующих десятилетий. В какой степени были существенны различия в православной культуре и церковной жизни Украины и Белоруссии, с одной стороны, и России, с другой,— это вопрос, на который еще предстоит ответить исследователям.
Связи между украинско-белорусским и русским православием оставались прочными не только благодаря общим глубоким корням, общему религиозному самосознанию и продолжавшимся контактам, но и потому что и Московский патриархат, и Киевская митрополия поддерживали тесные отношения с греческим и балканским православным миром. Греческое духовенство и церковные центры Балкан продолжали оказывать и в конце XVI — 1-й половине XVII в. большое влияние на религиозную жизнь Украины, Белоруссии и России[16]. Каково было это влияние? Историки прошлого века винили Константинопольский патриархат в неспособности помочь преодолению церковного кризиса на украинско-белорусских землях и допущении унии с Римом. Однако современные исследования показывают, что ситуация была сложнее: в греческом духовенстве не было единства в решении вопроса о путях преодоления кризиса[17]. Одни выступали как строгие ревнители традиций — и под их влиянием развивались охранительно-консервативные тенденции в украинско-белорусском православии. Эта сторона взаимодействия балканского и греческого миров с Украиной и Белоруссией хорошо известна — достаточно вспомнить Ивана Вишенского и Иова Княгиницкого, которые значительную часть жизни провели на Афоне и именно здесь черпали уверенность в необходимости противостоять любым новшествам. Второе течение в Греческой Церкви, представлено теми, кто стремился использовать духовное наследие западной культуры в борьбе с католичеством. В этой связи прежде всего должно быть названо имя патриарха Александрийского Мелетия Пигаса. В свете новых изысканий большое значение приобретает вопрос, которому во времена митрополита Макария значения не придавали,— вопрос о влиянии протестантизма на духовную жизнь восточных православных Церквей. В настоящее время протестантские и вообще прозападные склонности патриарха Кирилла Лукариса, обусловившие и его стремление к переустройству православной церковной жизни, неоспоримо доказаны[18]. Неоспоримое и весьма заметное воздействие протестантизма на Константинопольскую патриархию в 20–30-е гг. XVII в. важно учесть при объяснении перехода в унию Мелетия Смотрицкого и вообще при изучении контактов украинско-белорусской православной Церкви с Константинополем.
Обширная литература, посвященная жизни католической Церкви в пост-тридентскую эпоху, увидевшая свет после труда митрополита Макария, также необходима исследователю церковной истории на белорусско-украинских землях, ибо католическая Церковь была той главной духовной силой, с которой приходилось сталкиваться православным на территории Украины и Белоруссии в конце XVI — 1-й половине XVII в.
Цель этих замечаний — обратить внимание читателя на исключительную сложность и многосторонность проблематики исторического развития православной Церкви и православия на украинских и белорусских землях в конце XVI — 1-й половине XVII в. Для православного читателя надежной путеводной нитью в сложном лабиринте проблем будет «История Русской Церкви» митрополита Макария.
М. В. Дмитриев
Примечания
[1] Платон (Левшин), митр. Краткая церковная российская история. М., 1805. Т. 2; Муравьев А. Н. История Русской Церкви. СПб., 1838; Амвросий (Орнатский), архим. История русской иерархии. М., 1807–1816. 6 т.; Евгений (Болховитинов), митр. Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина Греко-Российской Церкви. СПб., 1818. 2 ч.
[2] Евгений (Болховитинов), митр. Описание Киево-Софийского собора с историей Киевской иерархии. Киев, 1825; его же. Описание Киево-Печерской лавры. Киев, 1827.
[3] Филарет (Гумилевский), архим. История Русской Церкви. Период четвертый. Рига, 1847. Т. 4.
[4] Бантыш-Каменский Н. Н. Историческое известие о возникшей в Польше унии. М., 1805; Костомаров Н. И. О причинах и характере унии в Западной России. Харьков, 1841; Иванищев И. Д. Сведения о начале унии, извлеченные из актов Киевского центрального архива. М., 1858; Коялович М. О. Замечания об источниках Литовской церковной унии // Христианское чтение. 1858. Т. 2. С. 339–390; он же. Начало унии в Юго-Западной России // Православный собеседник. 1858. Т. 2. С. 55–91, 231–261, 408–442, 537–563; Т. 3. С. 81–119, 200–231; он же. Князь Константин (Василий) Острожский // Православный собеседник. 1858. Т. 1. С. 365–392; 536–566
[5] Коялович М. О. Литовская церковная уния. Т. 1–2. СПб., 1859–1861.
[6] Kulczy(ski I. Specimen Ecclesiae Ruthenicae. Romae, 1733 (2-е изд.: Paris, 1859); Harasiewicz M. Annales Ecclesiae Ruthenae. Leopoli, 1862; Gu?pin A. Saint Josaphate, arch?v?que de Polock, martyr de l’unit? catholique et l’Еglise grecque uni?e en Pologne. Paris, 1874. 2 t. (2-е изд.: Paris, 1897–1898).
[7] Pelesch J. Geschichte der Union der ruthenischen Kirche mit Rom von den ?ltesten Zeiten bis auf die Gegenwart. Wien, 1878–1880. 2 Bd.; Bartoszewicz J. Szkic dziej?w Ko(scio(a Ruskiego w Polsce. Krak?w, 1880.
[8] Особенности источниковой базы той части труда митрополита Макария, которая посвящена украинско-белорусской православной Церкви XVI–XVII вв., охарактеризованы Б. Н. Флорей в предисловии к V книге наст. изд. «Истории Русской Церкви».
[9] Харлампович К. В. Западнорусские православные школы XVI и начала XVII в. Казань, 1898; Савич А. А. Нариси з iсторi( культурних рухiв на Вкра(нi та Бiлорусi у XVI–XVII в. K., 1929; Дзюба Е. Н. Просвещение на Украине: Вторая половина XVI — первая половина XVII в. Киев, 1987; Медынский Е. Н. Братские школы Украины и Белоруссии в XVI–XVII вв. и их роль в воссоединении Украины с Россией. М., 1954.
[10] Флоровский Г. В. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С. 44–56; Sysyn F. E. Peter Mohyla and the Kiev Academy in Recent Western Works: Divergent Views on 17th Century Ukrainian Culture // Harvard Ukrainian Studies. 1984. 8. № 1/2. P. 155–187; Голубев С. Т. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники: Опыт исторического исследования. Киев, 1883–1898. 2 т.; Рогов А. И. Петр Могила как антиуниатский полемист // Славяне и их соседи. М., 1991. Вып. 3. Католицизм и православие в Средние века. С. 109–118; Thomson F. J. Peter Mogila’s Ecclesiastical Reform and the Ukrainian Contribution to Russian Culture: A Critique of Georges Florovsky’s Theory of the Pseudomorphosis of Orthodoxy // Slavica Gandensia. 1993. 20. P. 67–119.
[11] Грушевський М. С. Iсторiя України—Руси. Київ—Львiв, 1907 (репринт: Київ, 1995). Т. 6. С. 624–628.
[12] Дмитриев М. В. Реформационная традиция в общественной мысли украинско-белорусских земель Речи Посполитой в конце XVI — первой половине XVII в. // Развитие общественной мысли в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 1991. С. 3–34.
[13] Исаевич Я. Д. Преемники первопечатника. М., 1981; Iсаєвич Я. Д. Першодрукар Iван Федоров i виникнення друкарства на Українi. Львiв, 1983; Немировский Е. Л. Иван Федоров в Белоруссии. М., 1979; его же. Начало книгопечатания на Украине: Иван Федоров. М., 1974.
[14] Auerbach I. Andrej Michajlovic Kurbskij: Leben in (steuropaischen Adelsgesellschaften des 16. Jahrhunderts. M(nchen, 1985; Цеханович А. А. A. М. Курбский в западнорусском литературном процессе второй половины XVI в. // Книга и ее распространение в России в XVI–XVIII вв. Л., 1985. С. 14–24; Мицько I. З. Острозька слов’яно-греко-латинська Акадємiя (1576–1636). Київ, 1990.
[15] Харлампович К. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Казань, 1914. Т. 1; Лаппо-Данилевский А. С. История русской общественной мысли и культуры: XVII–XVIII вв. М., 1990. С. 26–204.
[16] Дылевский Н. М. Рыльский монастырь и Россия—Украина в XVI–XVII вв. София, 1974; Киселев Н. П. Греческая печать на Украине в XVI в. // Книга. М., 1962. Сб. 7.
[17] Брестская уния 1596 г. и общественно-политическая борьба на Украине и Белоруссии в конце XVI — первой половине XVII в. (в печати).
[18] Hering G. ?kumenisches Patriarchat und Europ?ische Politik: 1620–1638. Wiesbanden, 1968. См. также: Suttner E. Ch. Wandlungen der orthodoxen Theologie im 17. Jahrhundert infolge einer Herausforderung durch die westlichen Kirchen // Kirche im Osten. 1977. 20; idem. Die Bedeutung der Donauf?rstent?mer f?r die Entfaltung der orthodoxen Theologie im 17. Jahrhundert // Suttner E. Ch. Beitr?ge zur Kirchengeschichte der Rum?nen. Wien, 1978.