Комментарии к книге 3 (к томам 4 и 5)

К оглавлению


{[1*]} Судьба митр. Иосифа остается неизвестной: источники ничего не сообщают о его смерти. См.: [Поппэ А. В.] Митрополиты Киевские и всея Руси (988–1305) // Щапов Я. Н. Государство и Церковь Древней Руси. X–XIII вв. М., 1989. С. 204. № 22. Е. Е. Голубинский полагал вероятным, что митрополит вернулся в Византию (Голубинский Е. Е. История Русской Церкви. М., 1900. Т. 2. Ч. 1. С. 15).
{[2*]} Никея (совр. Изник — Турция) была резиденцией Вселенских патриархов во время существования Никейской империи (1204–1261) — в период между захватом Константинополя крестоносцами и восстановлением Византийской империи.
{[3*]} Очевидно, под литовцами автор понимает здесь православных (т. е. преимущественно восточнославянских) подданных великого княжества Литовского, а не этнических литовцев, о поставлении которых в митрополиты нет свидетельств.
{[4*]} Чаще в «Новом городе (или «городке») Литовском» (совр. Новогрудок в Гродненской обл. Белоруссии).
{[5*]} Митр. Иона продолжал титуловаться «Киевским и всея Руси», как это видно по его грамотам и посланиям; употреблялся также и краткий вариант титула — «митрополит всея Руси». Московские преемники свт. Ионы в XV в. пользовались этим кратким вариантом (Кучкин В. А. Повести о Михаиле Тверском. М., 1974. С. 81–82. Ср.: Плигузов А. И. О титуле «митрополит Киевский и всея Руси» // РФА. 1992. Вып. 5. С. 1034–1038, 1042).
{[6*]} Хронология поездок свт. Кирилла в Орду нуждается в уточнении, поскольку текст жития св. Петра, царевича Ордынского, послужившего источником сведений для митр. Макария, содержит противоречивые известия (см.: Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871 [репринт: М., 1988]. С. 39–42; Белякова М. М. Некоторые наблюдения над отражением исторических фактов в «Повести о Петре, царевиче Ордынском» // Литература Древней Руси / Источниковедение. Л., 1988. С. 78–79; она же. «Повесть о Петре, царевиче Ордынском в историко-литературном контексте» // ТОДРЛ. 1993. Т. 46. С. 74–87). Лаврентьевская летопись отмечает смерть Берке под 1266 г., а смерть митр. Кирилла под 1262 г., тогда как по житию св. Петра митрополит пережил хана.
{[7*]} Дополнительные сведения о деятельности митр. Кирилла II см.: [Поппэ]. Митрополиты Киевские. С. 204–206. № 23. Однако не представляется убедительным мнение А. В. Поппэ о смерти святителя 27 ноября, основанное на интерпретации надписи на стене Софийского собора в Киеве (см.: Высоцкий С. А. Древнерусские надписи Софии Киевской XI–XIV вв. Киев, 1966. Вып. 1. С. 95. № 50). Надпись содержит лишь число и месяц (но не год) события. Более вероятно, что это свидетельство относится к митр. Кириллу I († 1233) (см.: Янин В. Л. Эпиграфические заметки // Вопросы языкознания. 1992. № 2. С. 23–24).
{[8*]} Следуя в изложении событий за житием свт. Петра, высокопреосвященный автор обходит вниманием вопрос о светских инициаторах выдвижения Геронтия в митрополиты. Основным из них мог быть великий князь владимирский, т. е. в рассматриваемое время — св. блгв. кн. Михаил Ярославич Тверской. Сведения о Геронтии содержатся лишь во враждебном по отношению к нему источнике, поэтому невозможно ответить, был ли согласован вопрос о преемнике с митр. Максимом (подобно тому как позднее это было с митр. Феогностом и его преемником — свт. Алексием).
{[9*]} В вопросе о времени создания Галицкой митрополии (с подчинением ей епископий, расположенных во владениях галицко-волынских князей) источники противоречат друг другу. Если житие свт. Петра в редакции митр. Киприана (кон. XIV в.) связывает новую попытку учреждения Галицкой митрополии с реакцией кн. Юрия (Георгия) Львовича на выдвижение кандидатуры Геронтия, то документальные источники (хотя и очень скудные) свидетельствуют о создании Галицкой митрополии в 1303–1304 гг. («Список митрополичьих кафедр Константинопольской патриархии») и сообщают имя предшественника митр. Петра — Нифонт (Послание польского короля Казимира Константинопольскому патриарху, 1371 г. — РИБ. СПб., 1908. Т. 6. 2-е изд. Прил. 24). Об этом кратковременном существовании Галицкой митрополии см.: Павлов А. С. О начале Галицкой и Литовской митрополий и о первых тамошних митрополитах по византийским документальным источникам XIV в. // Русское обозрение. 1894. Т. 27. Май; Грушевський М. Iсторiя Украiни–Руси. Львiв, 1905. Т. 3. Вид. 2. [репринт: Ки¿в, 1993]. С. 269–271; Щапов Я. Н. Княжеские уставы и Церковь в Древней Руси. М., 1972. С. 58–59. Грамота Казимира была известна митр. Макарию (см. комм. [23*], а также прим. 68 к 4 т. «Истории Русской Церкви» митр. Макария. С. 366 наст. изд.), но он считал ее свидетельство недостоверным (ср. прил. 2 к 4 т. «Истории». С. 413–414 наст. изд.).
{[10*]} Недавно было высказано мнение, что Собор в Переславле состоялся не позднее кон. 1309 — нач. 1310 г., так как среди его участников упоминается посланник патр. Афанасия (Клюг Э. Княжество Тверское. Тверь, 1994. С. 135. Прим. 22), чье патриаршество завершилось уже в сентябре 1309 г. (Darrouzиs J. (Ed.) Les regestes des actes du patriarchat de Constantinople. Paris, 1977. Vol. 1 (Les actes des patriarches). Fasc. 5 (Les regestеs de 1310 а 1376. P. 9). Однако датировка, предложенная митр. Макарием, по всей вероятности, более правильна. В древнейшем житии митр. Петра (см. прил. 3 к 4 т. «Истории». С. 414–417 наст. изд.) говорится о приезде к святителю посланца патр. Афанасия и об участии «клирика от Костянтинаграда» в Переславском Соборе, но не говорится о том, что это одно и то же лицо. Собор состоялся не позднее марта 1311 г., когда митрополит и еп. Андрей совместно поставляли епископов (см. комм. [12{*]}).
{[11*]} Как явствует из посланий вел. кн. Михаилу Ярославичу тверского монаха Акиндина, направленного в Константинополь еп. Андреем (РИБ. Т. 6. Стб. 150–158), и Константинопольского патр. Нифонта I (там же. Стб. 147–150), свт. Петр обвинялся в симонии и в разрешении браков вплоть до четвертой степени родства. Возможно, поводом для обвинений митр. Петра в поставлениях по мзде послужила практика взимания платы «от поповства и дьяконства», установленная Владимирским Собором 1273 г. (Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1. (XI — 1-я пол. XIV в.) М., 1987. С. 34–35). Послание патр. Нифонта I (обращение к которому, возможно, было вызвано извещением о смерти его предшественника — патр. Афанасия) великому князю свидетельствует, что неприязненное отношение к митр. Петру в Твери продолжало сохраняться и после Переславского Собора.
{[12*]} Еп. Андрей примирился с митрополитом (или, по крайней мере, признал законным его главенство) к весне 1311 г., когда они совместно посвятили в Твери в епископский сан Харлампия (епархия которого неизвестна — вероятнее всего, Суздаль или Сарай) и свт. Прохора Ростовского (ПСРЛ. Пг., 1922 [репринт: М., 1965]. Т. 15. Вып. 1. Стб. 36; Клюг. Княжество Тверское. С. 135–136. Прим. 24).
{[13*]} В оценке Москвы высокопреосвященный автор следует за житием свт. Петра. Между тем еще до начала княжения Ивана Калиты и прибытия митр. Петра во Владимир Москва являлась центром княжества, чьи правители наряду с тверскими князьями претендовали на великое княжение Владимирское (Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 128–140; Клюг. Княжество Тверское. С. 99–108). В условиях напряженных отношений между митрополитом и вел. кн. Михаилом Ярославичем московские князья оказывались естественными союзниками первого (Мейендорф И., прот. Византия и Московская Русь: Очерк по истории церковных и культурных связей в XIV в. Paris, 1990. С. 183–184).
{[14*]} Юрий II Болеслав Мазовецкий (1323–1340) приходился по матери племянником последним галицким князьям из династии Даниила Романовича. Став галицко-волынским князем, он перешел в православие, с чем и связано принятие им второго имени — Юрий (в честь деда по матери). (О нем см.: Болеслав—Юрий, князь всей Малой Руси. СПб., 1907; W³odarski B. Polska i Ru?s: 1194–1340. Warszawa, 1966. S. 260 и след.). После его смерти в результате непродолжительной борьбы за власть княжение перешло к его зятю, православному литовскому кн. Любарту—Димитрию, только в 1349 г. уступившему галицкую часть королю Казимиру (Грушевський. Iсторiя Украiни—Руси. Т. 3. С. 123–141; Мейендорф. Византия и Московская Русь. С. 82–83).
{[15*]} Подробнее о богословских спорах в Византии в 1-й пол. XIV в. и сопутствовавших им событиях см.: Соколов П. Русский архиерей из Византии и право его назначения до начала XV в. Киев, 1913. С. 334–349; Мейендорф. Византия и Московская Русь. С. 120–146.
{[16*]} Попытки восстановить Галицкую митрополию предпринимались и ранее, возможно, сразу после смерти свт. Петра по инициативе кн. Юрия—Болеслава. Во всяком случае, в 1330-х гг. в Константинополе находились претенденты на Галицкую кафедру с титулом Шpert…moj, в XIV в. практически равнозначным митрополиту. Светским инициатором восстановления Галицкой митрополии в 1340-х гг. был, по всей вероятности, кн. Любарт—Димитрий Гедиминович (Грушевський. Iсторiя Украiни—Руси. Т. 3. С. 272–273; Древнерусские княжеские уставы / Подг. Я. Н. Щапов. М., 1978. С. 58–59; Мейендорф. Византия и Московская Русь. С. 118, 187–188).
{[17*]} Источники, и вслед за ними высокопреосв. Макарий, оставляют в стороне вопрос о том, чьим кандидатом был Феодорит и на какую митрополию (всея Руси или только литовскую ее часть) он претендовал. Позднейшие исследователи разделились во мнении: Е. Е. Голубинский (История Русской Церкви. Т. 2. 1-я пол. С. 179–181) считал, что кандидатура Феодорита была выдвинута вел. кн. литовским Ольгердом; М. С. Грушевский оставил вопрос открытым, исходя из того, что Киев в это время еще не принадлежал Литве (Iсторiя Украiни—Руси. Т. 5. С. 386–387). Прот. Иоанн Мейендорф (Византия и Московская Русь. С. 197–199), придерживаясь той же точки зрения, что и Е. Е. Голубинский, не видит здесь противоречия, поскольку со времен Гедимина «Киев — формально подчиненный Орде — все больше подпадал под власть Литвы» (там же. С. 412, прим. 72). Прот. Иоанн Мейендорф полагает также, что по инициативе и при поддержке вел. кн. Ольгерда Феодорит создавал автокефальную общерусскую Церковь с традиционным центром в Киеве, т. к. зависимость от Тырнова должна была носить чисто формальный характер (там же. С. 198–199). Поставление Феодорита с любым титулом в Тырнове создавало предпосылки для раскола митрополии, т. к. Новгородский архиеп. Моисей выражал недовольство деятельностью митр. Феогноста и был готов к контактам с Киевом; об этом свидетельствует предостережение против Феодорита, посланное Константинопольским патр. Филофеем в Новгород в 1354 г. (там же. С. 199, 412, прим. 73).
{[18*]} О пострижении свт. Алексия в Богоявленском монастыре говорится в житии прп. Сергия Радонежского, написанном прп. Епифанием Премудрым (1418), где сообщается, что вместе со свт. Алексием иноком монастыря был брат прп. Сергия — Стефан (ПЛДР. М., 1981. С. 298). По предположению В. А. Кучкина, изложенному в работе «Сергий Радонежский» (Вопросы истории. 1992. № 10. С. 79–80), источником сведений для прп. Епифания явилось семейное предание Вельяминовых, основавших Богоявленский монастырь.
{[19*]} Избрание Романа митрополитом было не первым опытом создания Литовской митрополии. Впервые эта митрополия, включавшая в то время, вероятно, лишь земли Черной Руси с центром в Новогрудке (приблизительно в пределах современной Гродненской обл. Белоруссии), была создана, очевидно, по инициативе вел. кн. Гедимина (упомянута в списке митрополий Константинопольского патриархата ок. 1315 г.). Подписи Литовского митрополита известны на актах патриархата 1317–1329 гг. В 1330 г., после смерти митр. Феофила митрополия была ликвидирована «ради малого числа христиан и их близости к Руси». (Грушевський. Iсторiя Украiни—Руси. Т. 3. С. 274–275; Мейендорф. Византия и Московская Русь. С. 118–119).
{[20*]} Ныне на основании источников, не известных митр. Макарию, история соперничества митр. Алексия и Романа представляется более сложной, вызванной не только противостоянием Москвы и Литвы, но и несогласием ряда великорусских князей (в первую очередь — Всеволода Александровича тверского) с кандидатурой свт. Алексия, в котором заранее видели сторонника и проводника политики великих князей московских. Согласно известию Рогожского летописца, памятника тверского летописания XV в., Роман происходил из тверских бояр («сын боярина тверьскаго» — ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 61). Современник событий, византийский историк Никифор Григора, называет Романа родственником тверского князя (Gregoras N. Historia Вyzantinae. Bonn, 1855. P. 519–526), очевидно по женской линии. Согласно Рогожскому летописцу, Роман отправился в Константинополь еще при жизни митр. Феогноста, но был посвящен в митрополиты (очевидно, общерусские) не Константинопольским патриархом, а Болгарским в Тырнове. Не принятый в Киеве, Роман вторично отправился в Константинополь, где, очевидно, получил поставление от патр. Каллиста, вновь занявшего престол (1355) вместо Филофея Коккина (поставившего в митрополиты свт. Алексия), который был смещен после добровольного отречения от власти имп. Иоанна VI Кантакузина (в ноябре 1354 г.). О Романе и позиции Твери в церковных событиях сер. XIV в. см. также: Грушевський. Iсторiя Украiни—Руси. Т. 5. С. 388–290; Лихачев Н. П. Два митрополита // Сборник статей в честь Д. Ф. Кобеко. СПб., 1913; Мeyendorff J. Alexis and Roman: A Study in Byzantino-Russian Relations (1352–1354) // Byzantinoslavica, 1967. Т. 28; Клюг. Княжество Тверское. С. 169–173, 177.
{[21*]} По свидетельству Рогожского летописца, отражающего свод 1409 г., свт. Алексий ездил в Литву и в 1364 г. (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 75). Случай с нападением на него относится, по-видимому, к 1358 г. (Мейендорф. Византия и Московская Русь. С. 225). О дружелюбных отношениях митрополита с Ольгердом в 1364 г. свидетельствует тот факт, что летом следующего года свт. Алексий крестил дочь Ольгерда, привезенную бабкой, вдовой вел. кн. Александра Михайловича Анастасией, в Тверь (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 76).
{[22*]} В отличие от жития прп. Сергия, где в качестве митрополичьего посланца выступает Радонежский чудотворец, Рогожский летописец, восходящий к московскому своду 1409 г., сообщает, что эта миссия была возложена свт. Алексием на архим. Павла и игумена Герасима (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 74–75), имя прп. Сергия здесь не упомянуто. (О соотношении известий источников см.: Кучкин В. А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский в канун Куликовской битвы // Церковь, общество и государство в феодальной России. М., 1990. С. 119–120.) Павла и Герасима как владычних апокрисариев упоминает и прп. Епифаний Премудрый в житии прп. Сергия Радонежского (ПЛДР. М., 1981. С. 372) — они были присланы митр. Алексием к преподобному, чтобы уговорить его вернуться с Киржача в Троицкую обитель (поскольку событие более позднее, и Павел и Герасим названы архиманд-
ритами).
{[23*]} В настоящее время свидетельство грамоты короля Казимира о Галицких митрополитах признается исследователями достоверным (см. комм. [9*]).
{[24*]} Говоря о происхождении свт. Киприана, автор следует за традицией XVI в. (проложная повесть об успении митрополита, Степенная книга). Сейчас считается установленным, что Киприан был болгарином (см.: Прохоров Г. М. Повесть о Митяе: Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Л., 1978. С. 21; Мейендорф. Византия и Московская Русь. С. 158–160; Словарь книжников. М., 1987. Вып. 2. Ч. 1. С. 464), несомненным доказательством этому служит правописание Лествицы, собственноручно переписанной свт. Киприаном в 1387 г. в Константинополе (РГБ, собр. МДА. № 152) — Князевская О. А., Чешко Е. В. Рукописи митрополита Киприана и отражение в них орфографической реформы Евфимия Тырновского // Търновска книжовна школа. София, 1980. Кн. 2. С. 282–292). Свт. Киприан считается ныне одним из крупнейших деятелей славяно-византийского мира XIV – нач. XV вв. (библиографию работ, посвященных его деятельности и творческому наследию, см.: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 473–475; Старобългарска литература: Енциклопедичен речник. София, 1992. С. 221–222).
{[25*]} Киприан был посвящен патр. Филофеем в митрополиты 2 декабря 1375 г. (Соколов. Русский архиерей. С. 451).
{[26*]} Митяй происходил из Коломны («един коломенских поп»). Коломна, наряду со столичной Москвой, была главным уделом св. блгв. кн. Димитрия Иоанновича, доставшимся ему от отца (Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. М., 1950. № 4а–4б), не случайно именно там он справлял свадьбу в 1366 г. (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 83). Никоновская летопись называет Митяя сыном священника из г. Тешилова на Оке (о местоположении Тешилова см.: «Список русских городов дальних и ближних» // Тихомиров М. Н. Русское летописание. М., 1979. С. 118–119), что также указывает скорее на Коломну, чем на Коломенское.
{[27*]} Отношение свт. Алексия к кандидатуре Митяя в источниках представлено
неоднозначным. Согласно древнейшей редакции «Повести о Митяе», содержащейся в Рогожском летописце и Симеоновской летописи (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 124–132; Прохоров. Повесть о Митяе. С. 218–224), святитель не одобрял выбор князя и согласился на поставление Митяя лишь после длительных уговоров. Однако согласно той же повести пострижение Митяя в монахи еще при жизни митр. Алексия совершил Елисей Чечетка, архимандрит митрополичьего Чудова монастыря в Кремле, основателем и ктитором которого был свт. Алексий.
{[28*]} Отношения Михаила—Митяя с другими иерархами Русской Церкви, возможно, не были однозначно враждебными. Знаменателен факт получения Митяем ярлыка от хана Мамаевой Орды Тюляка — единственный случай выдачи ярлыка лицу, не утвержденному в митрополичьем сане. Это произошло 28 февраля 1379 г., до поездки Митяя в Константинополь (о датировке см.: Плигузов А. И. Древнейший список краткого собрания ярлыков, данных ордынскими ханами Русским митрополитам // РФА. 1991. Вып. 3. С. 578–582). Эта дата практически исключает возможность великокняжеской инициативы получения ярлыка для Митяя, т. к. после битвы на р. Воже в августе 1378 г. отношения московского князя с Мамаевой Ордой были весьма напряженными. Добиться выдачи ярлыка в это время можно было лишь при помощи церковных иерархов (например, Матфея, еп. Сарайского) или же при посредничестве генуэзцев (см. комм. [29*]).
{[29*]} Некоторые исследователи видят в послании патр. Макария инициативу св. блгв. вел. кн. Димитрия Иоанновича и генуэзцев, заинтересованных в мирных отношениях Московской Руси с Ордой (Прохоров. Повесть о Митяе. С. 63–64; Мейендорф. Византия и Московская Русь. С. 255).
{[30*]} По справедливому предположению В. А. Кучкина, свт. Киприан, вероятно, рассчитывал на поддержку игуменов Сергия и Феодора как духовников великого князя (о времени их духовничества см.: Кучкин В. А. Дмитрий Донской. С. 121–122; он же. Сергий Радонежский. С. 84–87).
{[31*]} Собор, низложивший патр. Макария, состоялся в Константинополе 1 июля 1379 г. (Мейендорф. Византия и Московская Русь. С. 261). Митяй выехал из Москвы не позднее 20-х чисел того же месяца; 26 июля он уже достиг Оки, служившей рубежом Московского княжества (Прохоров. Повесть о Митяе. С. 222). За это время вести из Константинополя о низложении патр. Макария, разумеется, еще не могли дойти. В старшей редакции «Повести о Митяе» (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 126; Прохоров. Повесть о Митяе. С. 220) речь идет лишь о поставлении Митяя—Михаила епископским Собором в епископы в соответствии с каноническими правилами. Дополнение о его поставлении Собором в митрополиты («первосвятители») появляется только в летописях XVI в., которыми пользовался высокопреосв. Макарий.
{[32*]} Как обнаружил И. И. Срезневский (Древние памятники русского письма и языка (X–XIV вв.): Общее повременное обозрение. СПб., 1863. С. 110), Митяй составил подборку изречений отцов Церкви, направленную против еп. Дионисия Суздальского,— «еже написа право воистинну митрополит Михаил от Пчелы правоверья, укоризны наводяче на Дионисия, еже о иноцех-властолюбцех», сохранившуюся в списке XVII–XVIII вв., местонахождение которой в настоящее время неизвестно. (Прохоров. Повесть о Митяе. С. 77–78).
{[33*]} Эта сумма упомянута в третьей, наиболее поздней редакции «Повести о Митяе», дошедшей в составе Никоновской летописи XVI в. Учитывая масштабы цен 2-й пол. XIV в., когда, согласно духовной грамоте св. блгв. кн. Димитрия Донского 1389 г., дань («выход») Руси в Орду равнялась 1000 рублей (Духовные и договорные грамоты. С. 24–25. № 12), цифра кажется преувеличенной. Г. М. Прохоров, основываясь на сведениях Тверской летописи (памятника еще более позднего, чем Никоновская) и исходя из предложения кн. Димитрия Иоанновича Митяю занять в случае нужды на его имя «или тысуща сребра или колико» (Прохоров. Повесть о Митяе. С. 222), реконструирует сумму займа в 760 рублей (там же. С. 93–94). Но из текста Никоновской летописи явствует, что речь идет здесь не о первоначально занятых в 1379 г. деньгах, а о сумме с процентами: «Позаймовав тою кабалою сребро в долг на имя великого князя у фряз и у бесермен в росты, иже и до сего дни тот долг ростет, егоже есть вящще 20000 рублев сребра» (ПСРЛ. СПб., 1897 [репринт: М., 1965]. Т. 11. С. 40). По свидетельству дьякона Игнатия Смольнянина, сопровождавшего митр. Пимена в Константинополь в 1389 г., долг к тому времени не был уплачен и митрополит был задержан заимодавцами в Азове (Прокофьев Н. И. Хождение Игнатия Смольнянина // Литература Древней Руси / Сборник трудов. М., 1978. Вып. 2. С. 137; ПСРЛ. Т. 11. С. 97). При сложном ростовщическом проценте за длительное время долг действительно должен был составить огромную сумму даже при скромных размерах первоначального займа.
{[34*]} Феофан, митр. Никейский († 1380), известный писатель-полемист антикатолической направленности (о сочинениях его см.: Бухвалд В., Холвег А., Принц О. Речник грчких и латинских писаца Антике и Средœег века / Тускулум лексикон. Београд, 1984. C. 443 (то же: Buchwald W., Holweg A., Prinz O. Tuskulum — Lexikon griechischer und lateinischer Autoren des Altertums und des Mittelalters. München, 1963), был личным другом и единомышленником имп. Иоанна VI Кантакузина, патр. Филофея и свт. Киприана (Прохоров. Повесть о Митяе. С. 97–98; Мейендорф. Византия и Московская Русь. С. 265).
{[35*]} Прот. Иоанн Мейендорф (Византия и Московская Русь. С. 268–271) высказывает гипотезу, что одной из возможных причин изменения отношения св. блгв. вел. кн. Димитрия Иоанновича к митр. Киприану могло явиться влияние святителя на молодого литовского кн. Якова—Ягайло, в результате чего литовская рать, вопреки договоренности, не приняла участия в Куликовской битве на стороне Мамая. Нет, однако, достаточных оснований отказываться от традиционной точки зрения, что Куликовская битва (8 сентября 1380 г.) предупредила соединение татарских и литовских войск, намечавшееся на конец месяца. О реальной угрозе литовского нашествия сообщает современник, троицкий монах Епифаний (по всей вероятности — прп. Епифаний Премудрый), в записи на Стихираре 1380 г. (РГБ. Ф. 304. № 22), относящейся к 21 сентября (?): «Во то(ж) день весть приде, яко Литва грядут с агаряны» (Вздорнов Г. И. Искусство книги Древней Руси / Рукописная книга Северо-Восточной Руси XII — нач. XV в. М., 1980. Каталог. № 70). Гнев великого князя на Пимена действительно может объясняться самочинными действиями последнего.
{[36*]} Сходной точки зрения придерживаются современные исследователи, полагающие, что гнев великого князя московского могло вызвать в первую очередь то обстоятельство, что митрополит дожидался в Твери возвращения из Орды кн. Михаила Александровича, который в сложившейся ситуации мог рассчитывать на получение от Тохтамыша ярлыка на великое княжение Владимирское — предмета традиционного соперничества двух княжеств на протяжении почти всего XIV в. (Кучкин. Сергий Радонежский. С. 87; ср.: Клюг. Княжество Тверское. С. 220–221).
{[37*]} Участие в Новогрудском Соборе 1415 г. епископов Галицкого и Червенского (упоминаемое только Никоновской летописью — ПСРЛ. Т. 11. С. 226–227) свидетельствует о том, что отдельная Галицкая митрополия в тот момент не существовала. Еще ранее, под 1411/1412 г., белорусско-литовские летописи (протограф которых датируется серединой XV в.— Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV–XVI вв. М.—Л., 1938. С. 329–343; Лурье Я. С. Общерусский свод, протограф Софийской I и Новгородской IV летописей // ТОДРЛ. 1974. Т. 28. С. 136–138) сообщают, что свт. Фотий, поставив в Луцке Туровского епископа, «от Галича поиде к Москве» (ПСРЛ. М., 1980. Т. 35. С. 33, 55, 73). Эти же летописи сообщают о поездке свт. Фотия в Галич и во Львов в 1420/1421 г. (там же. С. 33, 56, 78), что, конечно, было невозможно, если бы города не входили в его юрисдикцию. Показательно также молчание источников (как отечественных, так и зарубежных) об участии Галицкого митрополита (или его представителей) в Констанцском и Ферраро-Флорентийском Соборах, решавших вопрос об унии Церквей. По всей вероятности, упразднение Галицкой митрополии папской буллой в 1458 г. носило формальный характер (ср.: Грушевський. Iсторiя Украiни—Руси. Т. 5. С. 397. Прим. 4).
{[38*]} Из новых работ о митр. Фотии см.: Tachiaos A.-E. N. The Testament of Photius Monembasiotes, Metropolitan of Russia (1408–1431): Byzantine Ideology in XIVth century Muscovy // Cyrillomethodianum. Thessalonique, 1984–1985. V. 8–9. P. 77–109. Библиографию работ о митр. Фотии и его творчестве см.: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 2. С. 475–484.
{[39*]} О судьбе Галицкой митрополии в нач. XV в. см. комм. [37*].
{[40*]} Образуемая с избранием митр. Григория Цамблака Литовская митрополия, вероятно, не должна была ограничиваться по замыслу ее создателей только епархиями, находившимися на территории, подвластной вел. кн. Витовту. В сборнике кон. XVII в. (ГИМ. Музейное собр. № 1209) сохранился комплекс посланий, связанных с этим событием и адресованных вел. кн. тверскому Ивану Михайловичу. Сборник включает (с указанием конкретного адресата) соборную грамоту о избрании Григория Цамблака митрополитом, послание вел. кн. Витовта (данный список более исправен, чем список XV в. в составе Кормчей, которым пользовался митр. Макарий) и неизвестное доселе послание митр. Григория Цамблака тверскому князю с предложением стать его «молебником» (Турилов А. А. Послание митр. Григория Цамблака великому князю Ивану Михайловичу тверскому (1416): Формуляр, смысл, контекст эпохи // Търновска книжовна школа / Шести международен симпозиум: Българска литература и искуство от търновския период в историята на православния свят. Велико Търново, 1994. С. 6, а также: Турилов А. А. К истории проектов ликвидации Брестской унии (неизвестное послание князя К. К. Острожского патриарху Иову) // Славяне и их соседи. М., 1991. Вып. 3 (Католицизм и православие в Средние века). С. 135–136. Прим. 4). Из посланий следует, что Витовт в случае удачи намеревался в какой-то мере идти по стопам своего дяди вел. кн. Ольгерда, требовавшего в 1371 г. у Константинопольского патриарха «митрополита на Киев, Смоленск, Тверь, Малую Русь, Новосиль, Нижний Новгород» (РИБ. Т. 6. Прил. 24), хотя, вероятно, в более скромных размерах (о контактах вел. кн. Витовта и митр. Григория Цамблака с нижегородскими князьями сведений не сохранилось, но после получения московским вел. кн. Василием Дмитриевичем ярлыка на великое княжение Нижегородское нижегородские князья не играли уже той роли, что их предки во времена Ольгерда). Как ответил кн. Иван Михайлович на эти послания из Литвы — неизвестно.
Избрание Григория Цамблака митрополитом, происшедшее помимо воли Вселенского патриарха, вызвало негативную реакцию в Константинополе. В том же сборнике (ГИМ. Музейное собр. № 1209) посланиям из Литвы в Тверь предшествуют четыре послания из Константинополя в Москву: имп. Мануила II и патр. Иосифа II к вел. кн. Василию Дмитриевичу и митр. Фотию (из них ранее было известно лишь послание патр. Иосифа II свт. Фотию — ЛЗАК. СПб., 1865. Т. 3. Прил. С. 26–28; РИБ. Т. 6. Прил. 40). В середине 1410-х гг. вопрос о Литовской митрополии приобрел несколько семейный характер, поскольку дочь Василия Дмитриевича и внучка Витовта Анна была замужем за наследником византийского императорского престола. Император и патриарх, заинтересованные в помощи обоих великих князей для обороны от турок (помощи особенно от Витовта, бывшего в тот момент сильнейшим восточноевропейским государем), желали мирного исхода конфликта, возлагая всю вину на митр. Григория Цамблака (напротив, Витовт в своем послании тверскому кн. Ивану Михайловичу подчеркивает свою инициативу в создании Литовской митрополии). Патриарх сообщил митрополиту и великому князю, что собравшийся церковный Собор осудил действия Цамблака и проклял его. В заключение митр. Фотию было предложено: в случае если Витовт не изгонит Цамблака, прибыть в Константинополь для решения вопроса о судьбе литовской части митрополии. Неясно, почему свт. Фотий не отправился в столицу империи: стояли ли за этим объективные причины (например, известие о чуме в Константинополе, унесшей жизнь Анны Васильевны) или опасение, что позиция императора и патриарха может измениться. По некоторым косвенным данным, Цамблак получил прощение патриарха — по свидетельствам очевидцев, во время Констанцского Собора члены византийской делегации присутствовали на совершаемой митр. Григорием Цамблаком литургии (Ломизе Е. М. Константинопольская патриархия и церковная политика императоров с конца XIV в. до Ферраро-Флорентийского Собора // Византийский временник. М., 1994. Вып. 55. С. 104–110).
{[41*]} Библиографию работ о митр. Григории Цамблаке см.: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 175–180; а также: Голубинский. История Русской Церкви. Т. 2. 1-я пол. С. 374–387. Наиболее обстоятельное исследование о митр. Григории Цамблаке — Яцимирский А. И. Григорий Цамблак: Очерк его жизни, административной и книжной деятельности. СПб., 1904 (современной историографией не принято лишь мнение Яцимирского о том, что Цамблак и известный молдавский книгописец 1-й пол. XV в. Гавриил (Урик) — одно и то же лицо).
{[42*]} Как и свт. Киприан, Григорий Цамблак был болгарином.
{[43*]} В соответствии со средневековой византийской терминологией имеется в виду княжество Молдавия (румынская Молдова и Бессарабия) в отличие от Угро-Влахии (Валахии).
{[44*]} Плинаирский монастырь находился в Константинополе или его окрестностях (Голубинский. История Русской Церкви. Т. 2. 1-я пол. С. 375).
{[45*]} Е. Е. Голубинский (История Русской Церкви. Т. 2. Ч. 1. С. 416–418) и А. Я. Шпаков (Государство и Церковь в их взаимоотношениях в Московском государстве от Флорентийской унии до учреждения патриаршества. Киев, 1904. Ч. 1. С. 9–10) считали, что Герасим был поставлен не митрополитом всея Руси, а лишь Литовским. Однако принятой в настоящее время является точка зрения владыки Макария (см., например: Зимин А. А. Витязь на распутье: Феодальная война в России XV в. М., 1991. С. 84–85).
{[46*]} Большинство приводимых автором примеров крещения выезжих татар имеют своим источником родословные книги, составленные в то время, когда татарское происхождение предков считалось престижным (к татарам возводили себя многие дворянские роды не только русского происхождения — см.: Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 162–167). В силу этого многие из приводимых сведений недостоверны. Укажем здесь лишь некоторые несообразности: в пунктах а), б): понятие «Большая Орда», обозначающее самое крупное из дробящихся владений бывшей Золотой (Ак) Орды, появляется не ранее сер. XV в. в титулатуре хана Ахмата (Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды XIII–XIV вв. М., 1985. С. 153, 155); в пункте в): московским князем в 1301 г. был не Иван Данилович Калита, а его отец, Даниил Александрович († 5 марта 1303 г.); в пункте г): предки Сабуровых — костромские бояре Зерновы — известны с нач. XIV в. (Веселовский. Исследования по истории. С. 162; Зимин А. А. Формирование боярской аристократии в России второй половины XV — первой трети XVI в. М., 1988. С. 191).
{[47*]} Достоверность семейного предания о крещении предка прп. Пафнутия Боровского сомнений не вызывает, но, разумеется, дедом преподобного († 1476), не мог быть баскак Батыя (ум. в 1256 г.). К пункту г): Строгановы были потомками северных солепромышленников и купцов (Введенский А. Происхождение Строгановых // Север. Вологда, 1929. № 2). Разумеется, эти замечания не ставят под сомнение самих фактов крещения выезжих татар, особенно начиная со 2-й пол. XIV в.
{[48*]} Точное местонахождение Полонинского монастыря в настоящее время неизвестно (Огицкий Д. П. Великий князь Войшелк (Страница из истории Православия в Литве). М., 1983. Сб. 24. С. 180–181), но очевидно он находился в западной части Галицкого княжества, возможно — на Подгорье (Мицко I. Монастирi Подгiр’я XIII–XIV ст. // Галицько-Волинська держава: Предумови виникнення, iсторiя, культура, традицii / Тези доповiдей та повидомлень. Львiв, 1993. С. 71). Возможно, слово «Полонинский» («иде в полонину... в монастырь» — ПСРЛ. СПб., 1908 [репринт: М., 1962]. Т. 2. Стб. 859) не является именем собственным, а указывает на то, что монастырь был в полонине — долине Карпат.
{[49*]} Подробнее о Войшелке см.: Огицкий. Великий князь. С. 171–196.
{[50*]} Имеется в виду Новгород (Новый городок) Литовский (совр. Новогрудок). Монастырь находился на берегу р. Неман.
{[51*]} Сам факт существования Римонта—Лавраша вызывает сомнение исследователей, считающих, что в рассказе белорусско-литовских летописей о нем (XVI в.) своеобразно преломилась память о князе-мученике Войшелке (Огицкий. Великий князь. С. 181–182). Действительно, черты сходства биографий Римонта и Войшелка и анахронизмы в рассказе о первом из них делают такое отождествление весьма вероятным. Сообщение о том, что Лавраш принял в монашестве имя Елисей, имеет очень позднее происхождение (там же. С. 133–184).
{[52*]} Древнее проложное житие, составленное не позднее 1374 г., сообщает, что мученики были погребены местными христианами ночью, при участии новообращенных старших сыновей мучителя — кн. Ольгерда — от брака с витебской кнж. Марией (Сперанский М. Н. Сербское житие Литовских мучеников // Чтения в ОИДР. 1909. Кн. 1. С. 30; Огицкий Д. П. К истории Виленских мучеников // БТ. 1984. Сб. 25. С. 241). На месте кончины новых мучеников была возведена церковь в честь Святой Троицы. Канонизация свв. Антония, Евстафия и Иоанна Виленских состоялась в 1374 г. по инициативе вел. кн. Ольгерда и тогдашнего митр. Киевского и Малой Руси Киприана в Константинополе, куда последний привез частицы их мощей. Этому событию придавалось большое значение в столице Византии и особенно в окружении патр. Филофея Коккина, поскольку в канонизации видели пролог к обращению последней европейской языческой державы в христианство — православие. Житие Виленских мучеников было написано греком или южным славянином, служба была составлена первоначально на греческом языке неким Димитрием (Огицкий. К истории Виленских мучеников. С. 236–238), возможно Димитрием Хрисолором, императорским приближенным и известным писателем-полемистом рубежа XIV–XV вв. Похвальное Слово новомученикам на греческом языке написал и произнес «ритор великой церкви» (св. Софии Константинопольской) Михаил Вальсамон, вероятно, в начале 1390-х гг. (Огицкий. К истории Виленских мучеников. С. 238–239). Имеется и славянский перевод этой похвалы, дошедший в рукописи 1438 г. молдавского происхождения — Бухарест. Библиотека АН Румынии. Слав. № 164. Л. 170 об.— 203 об. (Panaitesku P. P. Manuscrisele slave din biblioteca Academiei RPR. Bucureºti, 1959. V. 1. P. 245–246).
{[53*]} Наиболее ранние источники, неизвестные в сер. XIX в. (московские летописные известия XIV в., отразившиеся в сокращенных летописных сводах 1493 и 1495 гг.), свидетельствуют, что Дмитрий—Корибут был сыном Ольгерда от второго брака, пятым же сыном Ольгерда от первой жены был Феодор (ПСРЛ. М., 1962. Т. 27. С. 248, 300; Wasilewski T. Daty urodzin Jagelly i Witolda // Przegl¹d Wschodni. Warszawa—München. 1991. № 1. S. 30).
{[54*]} Как надежно установлено к настоящему времени на основании сопоставительного анализа источников, сыновья Ольгерда от второй жены появились на свет в следующей очередности: 1) Скиригайло—Иоанн (1354 или 1355); 2) Корибут—Дмитрий (1358 или 1359); 3) Ягайло—Иаков (Владислав) — 1362 или 1363; 4) Лугвень—Симеон (1364 или 1365); 5) Вигант—Александр (1367 или 1368); 6) Коригайло—Константин (Казимир) — 1369 или 1370; 7) Минигайло (1370 или 1371), умер в детстве; 8) Свидригайло—Лев (Болеслав) — 1375 или 1376 (Wasilewski. Daty urodzin. S. 15–34). Помещение Ягайла на первом месте в родословных книгах, данными которых пользовался митр. Макарий, вызвано тем, что Ягайло унаследовал от отца великокняжеский титул.
{[55*]} Корибут был зятем рязанского вел. кн. Олега (Якова) Ивановича (Грамоти XIV ст. Ки¿в, 1974. С. 118. № 61).
{[56*]} Мария Ольгердовна была замужем за своим двоюродным племянником — внуком Наримунта Гедиминовича кн. Давидом Дмитриевичем городоцким (столица его удела — Давыдов Городок близ Турова).
{[57*]} Святослав Титович (из рода черниговских князей) был князем карачевским, род звенигородских князей восходит к его дяде — Андрияну Мстиславичу. Еще одна дочь Ольгерда, не известная по имени, не позднее 1371 г. вышла замуж за кн. Ивана новосильского, из рода черниговских князей (Грушевський. Iсторiя Украiни—Руси. Т. 4. С. 69). К этому следует добавить, что три младшие дочери Ольгерда вышли замуж за католических правителей: Александра (родилась в 1371 или 1372 г.) — за князя плоцкого (Польша); Екатерина—Вильгельда (1372 или 1373) — за герцога Мекленбургского; Ядвига (1376 или 1377) — за князя освенцимского (Wasilewski. Daty urodzin. S. 34). Однако, судя по возрасту княжон, все эти браки могли быть заключены только после смерти отца (1377) в угоду их брату Ягайлу.
{[58*]} Вторым браком вел. кн. Витовт был женат на своей двоюродной племяннице Марии, дочери Андрея Ольгердовича, кн. стародубского и лукомского (ПСРЛ. М., 1975. Т. 32. С. 150).
{[59*]} В соответствии со средневековой традицией высокопреосвященный автор называет Пермью не земли, населенные ныне коми-пермяками, или Пермскую область, а территорию расселения коми, именовавшихся в XIX в. зырянами (совр. Республика Коми).
{[60*]} Поездка свт. Стефана в Новгород преследовала и другую цель. Его проповедь проходила на землях, подвластных Великому Новгороду и подчиненных Новгородскому архиепископу. Учреждение новой епархии требовало урегулирования вопросов церковной юрисдикции (Флоря Б. Н. Коми-Вымская летопись // Новое о прошлом нашей страны. Памяти М. Н. Тихомирова. М., 1967. С. 222–225). Вероятно, с пребыванием свт. Стефана в Новгороде связано и написание им поучения против стригольников (см. комм. [283*]).
{[61*]} В сказании ничего не сообщается о том, что пустынники проповедовали христианство окружающему населению, и не определена племенная принадлежность местных жителей. Отшельники молились в часовне, «молитвы возсылающе Богу втай... Церкови у них несть за скудостью имения и нападения неверных человек. Еще бо тогда не вси прияша святое крещение, но много множество живущих неверных человек вскрай Кубенского езера великого по брегом» (Памятники письменности в музеях Вологодской области / Каталог-путеводитель. Вологда, 1987. Ч. 1. Вып. 2 (Рукописные книги XIV–XVIII вв. Вологодского областного музея). С. 413; Прохоров Г. М. Сказание Паисия Ярославова о Спасо-Каменном монастыре // Книжные центры Древней Руси XI–XVI вв. / Разные аспекты исследования. СПб., 1991. С. 156). О несогласованности известий сказания см.: Ключевский. Древнерусские жития. С. 192.
{[62*]} Сохранились подлинники посланий свт. Фотия в Киево-Печерский монастырь и 1410-х и 1420-х гг. (БАН. Собр. Текущих поступлений. № 1106). Издание ряда текстов по этой рукописи см.: Дополнения к Актам историческим. СПб., 1846. Прибавления № 180–183.
{[63*]} Как установлено в настоящее время, и запись писца 1411 г., и вкладная 1427 г. (ЦНБ НАН Украины. Собр. Николо-Пустынного (Слупского) монастыря. № 548) не являются подлинными. Кодекс написан на бумаге 2-й пол. XV в., записи сделаны не ранее XVI в. Обе они отличны по почерку от письма самой рукописи. Известия о Николо-Пустынном монастыре до 1460-х гг. не встречаются. Едва ли не самым ранним является упоминание монастыря в послесловии 2-й Кассиановской редакции Киево-Печерского Патерика (1462). Появление вкладной записи связано, очевидно, с поземельными спорами Николо-Пустынного монастыря с Михайло-Златоверхим. (Визирь Н. П. Собрание книг XV столетия в отделе рукописей ЦНБ АН УССР // Проблемы рукописной и печатной книги. М., 1976. С. 67–69).
{[64*]} Первое упоминание не означает, что монастырь не существовал ранее (если, разумеется, об этом не сказано прямо). Речь может идти о монастырях, возникших в предшествующую эпоху и не подвергшихся разорению, либо вскоре восстановленных.
{[65*]} О Полонинском монастыре см. комм. [48*]. Город Полонный (совр. Полонное на северо-востоке Хмельницкой обл. Украины) находился в Киевской земле, на пограничье с Волынской.
{[66*]} Сказание о явлении и чудесах Толгской иконы — основной источник по истории создания монастыря — было написано достаточно поздно (не ранее сер. XVI в.) (Турилов А. А. Малоизвестные памятники ярославской литературы XIV — нач. XVIII вв. (Сказания о ярославских иконах) // АЕ 1974. М., 1975. С. 170; Ebinghaus A. Die altrussischen Marienikonen-Legenden. Berlin, 1990. S. 194–195; Горшкова В. В. К истолкованию противоречий «Сказания о явлении Толгской иконы» // Научная конференция «История и культура Ростовской земли» (тезисы докладов). Ростов, 1991. С. 6–8). В древнейшей части сказание содержит довольно противоречивые сведения. Основателем монастыря, которому явился чудотворный образ, назван Ростовский владыка Трифон (1462–1467): о нем сказано, что он ехал «ис Кирилова водою в судах» (т. е. не ранее 1397 г.). Предположение о том, что Трифон — схимническое имя еп. Прохора (1311–1328), было высказано свт. Димитрием Ростовским (Книга житий святых на... июнь, июль, август. Киев, 1705. Л. 330), вероятно, с целью устранить видимые противоречия текста. Первое достоверное известие о Толгском монастыре как уже существующей обители относится, вероятно, к 1428 г. и связано с чудом истечения мира от иконы Пресвятой Богородицы (Турилов А. А. Малоизвестные письменные источники о ярославских князьях конца XIV — первой половины XV в. // Краеведческие записки. Ярославль, 1991. Вып. 7. С. 131–136). Однако значительно б?ольшая древность монастыря не вызывает сомнений и не только в силу древности чудотворного образа и двух других, связанных с монастырем икон Пресвятой Богородицы (Анисимов А. Домонгольский период древнерусской живописи // Вопросы реставрации. М., 1928. Сб. 2. С. 171–174). В XV в., до перехода под патронат великого князя московского (в нач. 1460-х гг.?), монастырь находился во владениях ярославских князей Засекиных. Но старшее земельное пожалование монастырю (ранее 1426 г.), известное по вкладной книге и подтвердительной грамоте рубежа XV–XVI вв., сделано представителем другой ветви ярославского княжеского дома — Романом Ивановичем (Шульгин В. С. Ярославское княжество в системе русского централизованного государства в конце XV — первой половине XVI в. // Научные доклады высшей школы. Исторические науки. 1958. № 4. С. 11; Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 289–290; он же. К вопросу о статусе ярославских князей после присоединения Ярославля к Москве // Феодализм в России. М., 1987. С. 221–229). Очевидно, монастырь был основан общим предком этих ветвей ярославского княжеского дома, находящихся в третьей степени родства, т. е. не позднее чем в княжение св. блгв. кн. Василия Давидовича Грозные Очи (1321–1345). Таким образом, традиционная дата 1314 г., очевидно, близка к истине. Упоминание же в сказании владыки Трифона в качестве основателя Толгского монастыря, подчеркнутое словами «а иного начальника (кроме иконы Пресвятой Богоматери и архиепископа) не бе» (Ebinghaus. Die altrussischen Marienikonen-Legenden. S. 262), свидетельствует, возможно, о нежелании книжника XVI в. упоминать о былой связи монастыря с удельными князьями и об особой роли архиепископа в судьбе обители в XV в.
{[67*]} Дополнительные сведения о монастырях и о монастырской жизни в Тверском княжестве см.: Попов Г. В., Рындина А. В. Живопись и прикладное искусство Твери XIV–XVI вв. М., 1979. С. 24–28, 63–64, 78–79, 83–86, 96–98.
{[68*]} Последнее исследование, посвященное древнейшим монастырям Москвы — Беляев Л. А. Древние монастыри Москвы по данным археологии. М., 1994.
{[69*]} Точнее, в 1322 г. (Кучкин. Сергий Радонежский. С. 75–76).
{[70*]} Общепризнанная ныне датировка кончины прп. Сергия — 1392 г.
{[71*]} Вероятно, уход прп. Сергия на Киржач (и, соответственно, основание Благовещенского монастыря) относится к 1377 г.— после приезда патриарших послов (зимой 1376–1377 г.) и введения общежительного устава в Троицком монастыре, но до кончины свт. Алексия (12 февраля 1378 г.) (Кучкин. Сергий Радонежский. С. 87–88).
{[72*]} О времени создания Спасо-Андроникова монастыря см.: Беляев. Древние монастыри. С. 188–190.
{[73*]} Основанию Борисоглебского монастыря, ранняя история которого тесно связана со Спасо-Каменным под Вологдой, посвящена отдельная повесть, составленная в 1-й пол. XVI в.: Повесть о Борисоглебском монастыре (около Ростова) XVI в. / Сообщ. Хр. Лопарева. СПб., 1892 (ПДПИ. Вып. 86); см. также: Ключевский. Древнерусские жития. С. 280–281; Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 2. С. 222–223.
{[74*]} Предание об основании Георгиевской пустыни прп. Сергием в 1365 г. вызывает сомнения в своей правдивости, поскольку некоторые исследователи оспаривают достоверность самого путешествия радонежского игумена в Нижний Новгород с поручением от свт. Алексия (Кучкин. Дмитрий Донской. С. 119–120; подробнее см. комм. [22*]). Возможно, предание возникло в то время, когда пустынь была приписана к Троице-Сергиеву монастырю (Строев П. М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской Церкви. СПб., 1877 [репринт: К¸льн—Вена, 1990]. Стб. 726. III. 688).
{[75*]} В последнее время было высказано мнение о том, что речь в данном случае идет не о создании, а лишь о возобновлении существовавшего уже в сер. XIV в. монастыря, упоминаемого в духовных грамотах московских князей как «Богородица на Крутице» (Кучкин. Сергий Радонежский. С. 82–83; ср.: Беляев. Древние монастыри. С. 180–185).
{[76*]} Предание о создании прп. Сергием второго монастыря на Дубенке имеет позднее происхождение (Кучкин. Сергий Радонежский. С. 89–90).
{[77*]} Подробнее о прп. Сергии и начальной истории Троицкого монастыря см.: Голубинский Е. Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троице-Сергиева лавра. Сергиев Посад, 1892. О хронологии жития прп. Сергия и датировке в нем отдельных событий, изложенных прп. Епифанием Премудрым без прямой последовательности, см.: Кучкин. Сергий Радонежский. С. 75, 79.
{[78*]} О ранней истории древнейших московских монастырей см.: Беляев. Древние монастыри. С. 152–215.
{[79*]} О монастырях и монастырской жизни в Тверском княжестве XIV в. см.: Попов, Рындина. Живопись Твери. С. 63–64, 78–79, 83–86.
{[80*]} Судя по местоположению монастыря вблизи от Переславля Рязанского, монастырь был основан ок. 1371 г. кн. Олегом Ивановичем, когда и получил от князя жалованную грамоту (Вздорнов. Искусство книги. Каталог. № 15).
{[81*]} Уникальным свидетельством распространения монастырской жизни до восточных пределов Нижегородского княжества, с юга и востока граничившего с Ордой, является крест-мощевик 1414 г. нижегородского князя Ивана Даниловича, содержащий среди других реликвий частицы мощей трех преподобных Засурских (Николаева Т. В. Произведения русского прикладного искусства с надписями XV — первой четверти XVI в. М., 1971. С. 4–5. № 4). Возможно, неизвестный ныне, но прославленный уже в начале XV в. Засурский монастырь (или пустынь) находился во владениях деда кн. Ивана Даниловича — Бориса Константиновича на нижней Суре (Кучкин. Формирование государственной территории. С. 227–229) и запустел во время одного из татарских набегов кон. XIV — нач. XV в.
{[82*]} Несмотря на легендарность известия о мурзе Чете, Ипатьевский монастырь, связанный с костромским по происхождению боярским родом Зерновых, известных с нач. XIV в., действительно является древней обителью (Веселовский. Исследования по истории. С. 162–165).
{[83*]} Речь идет, возможно, о кн. Дмитрии Борисовиче, занимавшем галицкий престол в 1360–1363 гг. (Кучкин. Формирование государственной территории. С. 244–246).
{[84*]} Здесь допущено характерное для исследователей XIX в. (ср.: Строев. Списки иерархов. Стб. 97. № 27) смешение Колмова и Коломецкого монастырей, идущее от составителя Новгородской III летописи (XVII в.). Колмов монастырь основан в 1392 г. боярином Онцифоровичем (Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. М., 1981. С. 16–18).
{[85*]} В. Л. Янин предположил, что прп. Михаил Клопский был сыном героя Куликовской битвы воеводы Дмитрия Михайловича Боброка-Волынского и сестры св. кн. Димитрия Донского Анны (Янин В. Л. К вопросу о происхождении Михаила Клопского // АЕ 1978. М., 1979. С. 52–61). Однако в житии прп. Михаила кн. Константин Дмитриевич называет его «своитином» (ПЛДР. 2-я половина XV в. М., 1982. С. 338), т. е. свойственником, что едва ли можно сказать о довольно близком родственнике — двоюродном брате.
{[86*]} Собор Иоанно-Предтеченского монастыря по архитектурным особенностям датируется нач. 1140-х гг. (Комеч А. И. Каменная летопись Пскова XII — начала XVI в. М., 1993. С. 56–64).
{[87*]} По истории монастырей и монашества в Псковской земле имеется обстоятельное исследование Н. И. Серебрянского «Очерки по истории монастырской жизни в Псковской земле». М., 1908.
{[88*]} Спасо-Преображенский монастырь в Старой Руссе был основан будущим Новгородским архиеп. Мартирием (Строев. Списки иерархов. Стб. 79).
{[89*]} Недавно обнаруженный памятник XVI в.— сказание о Валаамском монастыре (РГБ. Собр. Л. В. Разумовского. № 73) относит основание обители ко времени архиеп. Иоанна II (1388–1415), при этом более вероятна ранняя датировка (очевидно, 1389 г.) (Охотина Н. А. Валаамский монастырь конца XIV — начала XV вв.: Источниковедческое исследование. М., 1993. АКД. С. 7–14). Древнерусский текст сказания публикуется в 49 томе ТОДРЛ. Монастырское же предание настаивает на IX–X вв. как времени основания монастыря.
{[90*]} По данным П. М. Строева, Каргопольский Спасский монастырь (Строкина пустынь) основан в XVI в. (Строев. Списки иерархов. Стб. 1012).
{[91*]} О недостоверности сказания см.: Прохоров. Повесть об Усть-Шехонском Троицком монастыре и рассказы о городе Белозерске // Книжные центры Древней Руси / XVII в.: Разные аспекты исследования. СПб., 1994. С. 161–183. Судя по документальным материалам, обитель возникла около рубежа XIV–XV вв. (Прохоров. Повесть о Митяе. С. 174–175; Строев. Списки иерархов. Стб. 85). Подробнее см. комм. [256*].
{[92*]} Подробно вопрос о праве основателей (и их потомков — ктиторов) в отношении созданных ими монастырей («право патроната») рассмотрен в монографии Б. Н. Флори «Отношение государства и Церкви у восточных и западных славян». М., 1992.
{[93*]} Сан архимандрита в разное время и в разных регионах средневековой Руси имел неодинаковое значение, которое не всегда точно определяется из-за недостатка источников. Так, в Новгороде XIII–XV вв. архимандрит новгородский был выборным лицом, имевшим большое значение в системе государственного управления (Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. М., 1978. С. 136–149). О значении архимандричьего сана в Северо-Восточной Руси и отдельно в Москве см.: Щапов Я. Н., Соколова Е. И. Архимандрития в древнерусском городе // Церковь, общество и государство в феодальной России. М., 1990. С. 40–46.
{[94*]} Существование общих (смешанных) мужских и женских монастырей продолжалось и позднее. Эта практика была осуждена в сер. XVI в. постановлениями Стоглавого Собора (Стоглав // Российское законодательство X–XX вв. М., 1985. Т. 2 (Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства). С. 360–361: «82. Ответ о том, что впредь чернцом и черницам в одном монастыри не жити»).
{[95*]} Из приведенного перечня видно, что возобновление общежительного устава в сер. XIV в. открыло новый период в истории русского монашества, с которым связан процесс широкого распространения и умножения монастырей на новых территориях. Два из перечисленных монастырей долгое время не были общежительными: псковский Снетогорский (где новый устав был введен архиеп. Дионисием Суздальским в 1383 г.) и Спасо-Каменный под Вологдой (где святогорский устав был введен архим. Дионисием, вероятно, также в 1380-х гг.).
{[96*]} Сведения о существовании особых уставов для отдельных обителей немногочисленны и содержатся обычно (в сокращении или пересказе) в житиях основателей монастырей или в повестях об основании обители в качестве духовных завещаний. Для рассматриваемого времени известны уставы прп. Павла Обнорского, прп. Евфросина Псковского и недавно обнаруженный — прп. Сергия Валаамского (подробнее см.: Охотина Н. А. Монастырский устав Сергия Валаамского // Scandoslavica. 1993. T. 39. P. 84–99).
{[97*]} До настоящего времени целиком сохранился лишь единственный памятник архитектуры Галицко-Волынской Руси XIII–XIV вв., при этом из числа наиболее скромных. Это Васильевская церковь-ротонда (возможно, построенная в память о св. кн. Васильке Ростиславиче) во Владимире Волынском, неподалеку от Успенского собора. (Всеобщая история архитектуры. М., 1968. Т. 6. С. 355–356; Иоаннесян О. М. Храмы-ротонды в Древней Руси // Иерусалим в русской культуре. М., 1994. С. 104–112). О галицко-волынской архитектуре этого времени в целом: Iсторiя украiнського мистецтва. Ки¿в, 1967. Т. 2.
{[98*]} Научно-исследовательская литература о каменном церковном зодчестве Северо-Восточной Руси XIII — сер. XV в. к настоящему времени очень велика. См., например, работы общего характера: Максимов П. Н. К характеристике московского зодчества XIV–XV вв. // Материалы и исследования по археологии СССР. М.—Л., 1949. Т. 12; История русского искусства. М.—Л., 1956. Т. 3; Воронин Н. Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII–XV вв. М., 1962. Т. 2; Всеобщая история архитектуры. Т. 6. С. 34–42; Очерки русской культуры XIII–XV вв. М., 1969. Ч. 2. С. 235–253.
{[99*]} Известия о строительной деятельности кн. Романа углицкого восходят к Углицкому летописцу — источнику позднему (XVIII в.) и в древней части недосто-
верному.
{[100*]} Церковному зодчеству Пскова XIII–XV вв. также посвящена обширная литература. Отметим ряд работ общего характера: История русского искусства. М.—Л., 1954. Т. 2. С. 310–339; Спегальский Ю. М. Псков. М.—Л., 1963 (и более поздние издания); Всеобщая история архитектуры. Т. 6. С. 23–34; Очерки русской культуры. С. 227–234; Седов В. В. Происхождение и становление псковской архитектурной традиции. АКД. М., 1989; Комеч. Каменная летопись Пскова.
{[101*]} Литература, посвященная церковной архитектуре Новгорода XIII–XV вв. еще более многочисленна. Из работ общего характера следует указать следующие: История русского искусства. Т. 2; Всеобщая история архитектуры. Т. 6. С. 11–22; Очерки русской культуры. С. 213–225; Каргер М. К. Новгород Великий. М.—Л., 1961 (и более поздние издания).
{[102*]} Во времена митр. Макария представления о самостоятельной художественной ценности памятников древнерусского церковного зодчества (в особенности старше XVI в.) находились еще в стадии формирования, к тому же первоначальный облик многих построек был искажен в результате позднейших ремонтов и переделок, что препятствовало изучению архитектурного стиля. О памятниках древнерусского зодчества как произведениях искусства, кроме перечисленных работ, см. также: Максимов П. Н. Творческие методы древнерусских зодчих. М., 1976.
{[103*]} Возможно, это икона Благовещения со св. мч. Феодором Тироном 2-й пол. XIV в. в собрании Новгородского музея-заповедника (Византия, Балканы, Русь: Иконы конца XIII — первой половины XV в. / Каталог выставки. М., 1991. С. 240–241. № 69).
{[104*]} Кроме того, вероятно в 1381 г. митр. Пименом была привезена из Константинополя икона Пресвятой Богородицы Пименовская, находившаяся первоначально в Успенском, а со 2-й пол. XVI в. в Благовещенском соборе Московского Кремля (ныне в ГТГ) — Византия, Балканы, Русь. С. 226–227. № 43.
{[105*]} Икона XII в. Благовещение (Устюжская) из Успенского собора Московского Кремля, относится к числу икон, привезенных в XVI в. из Новгорода при царе Иване IV Грозном (Лазарев В. Н. Новгородская иконопись. М., 1969. С. 9).
{[106*]} Икона Пресвятой Богородицы Владимирская из владимирского Успенского собора датируется нач. XV в. (ок. 1408 г.). Создание ее связывают с переносом в Москву древнего чудотворного образа после нашествия Темир-Аксака в 1395 г. (Смирнова Э. С. Московская икона XIV–XVII вв. Л., 1988. С. 25, 279. № 96, 98).
{[107*]} Подлинная Петровская икона Пресвятой Богородицы до настоящего времени не сохранилась. Известны многочисленные списки с нее начиная с XIV–XV вв. (старший список, вероятно,— в собрании ГТГ, см. воспроизведение его на с. 151 наст. изд.).
{[108*]} Об истории Донской иконы Пресвятой Богородицы см.: Щенникова Л. А. История иконы «Богоматерь Донская» по данным письменных источников XV–XVII вв. / Советское искусствознание. М., 1984. Т. 82. Вып. 2. С. 321–328. См. цветную илл. XVII наст. изд.
{[109*]} Образ Пресвятой Богородицы «Одигитрия» из Кирилло-Белозерского монастыря, датируемый ок. 1397 г., ныне в ГТГ (Византия, Балканы, Русь. С. 233. № 57, см. цветную илл. XVIII наст. изд.).
{[110*]} Начальная история сказания о Курской-Коренной иконе Пресвятой Богородицы содержит противоречивые сведения, заставляющие усомниться в надежности древнейших свидетельств этого памятника, относящегося к сер. XVII в. (Ebinghaus. Die altrussischen Marienikonen-Legende. S. 199–200). Датой явления иконы назван 1295 г., но местный князь носит прозвище Шемякин, живо напоминающее о новгород-северском и рыльском князе рубежа XV–XVI вв. (до 1523 г.) Василий Шемячиче, сыне Дмитрия Юрьевича Шемяки.
{[111*]} Ср. комм. [66*].
{[112*]} Уточнение датировки креста Симеона — 1234 г. (Рыбаков Б. А. Русские датированные надписи XI–XIV вв. М., 1964. С. 38. № 38).
{[113*]} О канонизации и установлении праздника Литовским мученикам см.: Огицкий. К истории Виленских мучеников. С. 226–246.
{[114*]} Древнейшее проложное житие св. мч. Михаила Черниговского и боярина его Феодора считается созданным в Ростове (Серебрянский Н. И. Древнерусские княжеские жития. М., 1915. С. 108–120) и известно в новгородских списках XIV в.
{[115*]} До XV в. память прп. Иоанна Рыльского известна лишь в приписке XIV в. к месяцеслову Галицкого Евангелия 1144 г. (ГИМ. Син. № 401; см.: Куев К. Съдбата на старобългарски ръкописи през вековете. София, 1979. С. 23. № 15). Большое число болгарских и сербских святых включено в месяцеслов Псалтири митр. Киприана, дошедшей в копии 1-й четв. XV в. (РГБ. Собр. МДА. Фунд. № 142). О памятях южнославянских святых и их житиях в русских рукописях см.: Смирнов С. Н. Сербские святые в русских рукописях // Юбилейный сборник Русского археологического общества в Королевстве Югославия: К 15-летию Общества. Белград, 1936. С. 161–216; Турилов А. А. Оригинальные южнославянские сочинения в русской книжности XV–XVI вв. // Теория и практика историографии и источниковедения отечественной истории. М., 1978. С. 39–44.
{[116*]} Известие о русских переписчиках Иване и Добриле есть лишь в добавлениях к тексту Хождения Стефана в издании И. П. Сахарова. Добавление носит поздний характер и, вероятнее всего, принадлежит публикатору (Словарь книжников. Вып. 1. С. 447); известные в настоящее время списки памятника (ПЛДР. XIV — середина XV в. М., 1981. С. 37) содержат в этом месте чтение: «Тут жил Феодор Студийский, и на Русь послал он много книг: Устав, Триоди и иные книги». Свод сведений о русских писцах и заказчиках XIII–XV вв. помещен в прил. к книгам: Розов Н. Н. Книга в России в XI–XIV вв. Л., 1977; он же. Книга в России в XV в. Л., 1981.
{[117*]} Иерусалимский устав начинает распространяться на Руси как целый кодекс (а не как отдельные указания в богослужебных книгах) не ранее сер. XIV в. (Мансветов И. Церковный устав (Типик): Его образование и судьба в Греческой и Русской Церкви. М., 1885. С. 127–128, 269–271; Ищенко Д. Ф. Церковные и монастырские уставы // Методические рекомендации по описанию славяно-русских рукописей для Сводного каталога рукописей, хранящихся в СССР. М., 1976. Вып. 2. Ч. 2. С. 306–397). Списки, указанные высокопреосв. автором (прим. 383 к 4 т. «Истории». С. 385 наст. изд.), датируются кон. XIV в. (Син. № 328 и 329) и 1398 г. (Син. № 333), (Щепкина М. В. и др. Описание пергаменных рукописей ГИМ // АЕ 1964. М., 1965. С. 178, 199–200). Последняя из рукописей содержит Студийский устав (Горский А. В., Невоструев К. И. Описание славянских рукописей Московской Синодальной (патриаршей) библиотеки. М., 1869. Т. 5. Отд. 1. Ч. 1. С. 270–274. № 381).
{[118*]} О гимнографических сочинениях патр. Филофея в русской традиции см.: Прохоров Г. М. К истории литургической поэзии. Гимны и молитвы патриарха Филофея Коккина // ТОДРЛ. 1972. Т. 27. С. 120–149.
{[119*]} Помимо перечисленных сочинений в это время на Руси создана еще одна служба свт. Петру — свт. Киприаном (Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 466); Пахомием Логофетом написана служба прп. Сергию Радонежскому (список сер. XV в.— РГАДА. Собр. Мазурина. № 1071), Знамению Пресвятой Богородицы в Новгороде и прп. Варлааму Хутынскому (Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 2. С. 167).
{[120*]} О разночтениях в тексте рукописей библейских новозаветных книг см.: Воскресенский Т. А. Древний славянский перевод Апостола и его судьбы до XV в. М., 1879; он же. Характеристические черты четырех редакций славянского перевода Евангелия от Марка. М., 1896; Жуковская Л. П. Текстология и язык древнейших славянских памятников. М., 1976.
{[121*]} Исследование работы книгописцев, выбор образцов для копирования, степень следования оригиналу, либо отклонений от него и поныне остаются весьма малоизученными сторонами в истории древнерусского книжного дела. (Некоторые наблюдения по этому поводу см.: Лихачев Д. С. Текстология / На материале русской литературы X–XVII вв. Л., 1983. 2-е изд. С. 58–97). Но можно с уверенностью сказать, что с рубежа XIV–XV вв. внимание к точности передачи текста заметно усиливается. Об этом свидетельствуют и призывы к писцам, подобные словам свт. Киприана (с. 170 наст. изд.), и указания на оригинал, с которого сделан список, либо повторение записей писцов из авторитетных списков (Вздорнов Г. И. Роль славянских мастерских письма Константинополя и Афона в развитии книгописания и художественного оформления русских рукописей на рубеже XIV–XV вв. // ТОДРЛ. 1968. Т. 23. С. 188–198).
{[122*]} Свт. Киприан не переводил Служебник, а распространил на Руси болгарский перевод, содержащийся в ряде южнославянских рукописей XIV в. (Иванов Й. Българско книжовно влияние в Росия при митрополит Киприан (1375–1406) // Известия на Института за българска литература. София, 1958. Кн. 6. С. 25–79), таких, например, как Служебник патр. Евфимия Тырновского (Коцева Е. Евтимиев служебник: Софийски препис от 80-те години на XIV в. София, 1985).
{[123*]} Подробнее об особенностях богослужения в рассматриваемый период см.: Одинцов Н. П. Порядок общественного и частного богослужения в Древней России до XVI в. СПб., 1881. Felmy K. Ch. Die Deutung der göttlichen Liturgie in der Russischen Theologie. Berlin—New York, 1984. Ряд важных наблюдений содержится также в работах, посвященных в основном более позднему периоду: Дмитриевский А. А. Богослужение в Русской Церкви в XVI в. Казань, 1884. Ч. 1; Прилуцкий В. Част-
ное богослужение в Русской Церкви в XVI и первой половине XVII в. Киев, 1912.
{[124*]} Об авторе стиха на Успение см. в комм. [278*]. Нотация стихиры безусловно не может принадлежать митр. Григорию Цамблаку, поскольку мелодия песнопения ориентирована на образцы распева не ранее кон. XV в.
{[125*]} Сомнения владыки Макария в принадлежности полотняного саккоса свт. Стефану Пермскому вполне справедливо, т. к. это облачение датируется ныне XVI в.
{[126*]} Так называемый посох свт. Стефана Пермского, украшенный резьбой с изображением сцен из жития просветителя зырян был, по-видимому, выполнен в XV в. по заказу одного из преемников свт. Стефана (Чернецов А. В. Посох Стефана Пермского // ТОДРЛ. 1988. Т. 41. С. 215–240).
{[127*]} Наиболее ранний из сохранившихся древнерусских колоколов отлит в 1341 г. для монастыря в честь св. вмч. Георгия (Юра) во Львове по заказу игумена Евфимия мастером Яковом Скорой (Грамоти XIV ст. С. 22–23. № 7).
{[128*]} В настоящее время считается установленным, что на Руси еще в домонгольскую эпоху было известно несколько церковно-юридических и канонических сборников (Кормчих книг) без толкований. Перевод древнейшего сборника, содержащего Номоканон патр. Иоанна Схоластика, дошедший в списке рубежа XIII–XIV вв. (РГБ. Собр. Румянцева. № 230; на него ссылается и митр. Макарий), но несомненно восходящий к более раннему восточнославянскому протографу, устойчиво связывается исследователями с деятельностью славянского первоучителя св. равноап. Мефодия (Соболевский А. И. Номоканон Иоанна Схоластика // Соболевский А. И. Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии. СПб., 1910 (Сб. ОРЯС. Т. 88). С. 140–153; библиография: Сводный каталог. XI–XIII вв. С. 366–367; Щапов Я. Н. «Номоканон» Мефодия в Великой Моравии и на Руси // Великая Моравия: Ее историческое и культурное значение. М., 1985. С. 238–253). Другой сборник, содержащий Кормчую XIV титулов без толкований, с дополнительными статьями (так называемая Древнеславянская Кормчая), представлен более ранними списками (в том числе одним несомненно домонгольского времени): нач. XII (ГИМ. Син. № 227 — Ефремовская Кормчая) и XIII в. (ГИМ. Уваровск. № 124–1° — Уваровская Кормчая, известная во времена митр. Макария как список Царского XIV в.). Подробнее о составе и бытовании сборника на Руси см.: Щапов Я. Н. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в XI–XIII вв. М., 1978. С. 40–116. Относительно происхождения и времени перевода сборника существуют две точки зрения: 1) перевод осуществлен в Болгарии в кон. IX – нач. X в.; 2) перевод выполнен на Руси в XI в. (обзор литературы приведен в книге Я. Н. Щапова. С. 88–100). В последнее время с новыми аргументами в пользу древнерусского происхождения перевода выступил Л. В. Милов (О древнейшей истории Кормчих книг на Руси // История СССР. 1980. № 5. С. 105–123).
Перевод Кормчей, присланный митр. Кириллу II (III) в 1262 г. деспотом Иаковом—Святославом, был выполнен не позднее 1-й трети XIII в., вероятно, на Афоне, в окружении св. Саввы Сербского (отсюда наименование этой позднейшей редакции Кормчей — «Сербская»), по всей видимости, при участии русских переводчиков. Подробнее о судьбе Сербской Кормчей у южных славян и на Руси и о ее роли в формировании русской редакции памятника см.: Щапов. Византийское и южнославянское правовое наследие. С. 117–206. Кроме того, не позднее нач. XV в. на Руси получила известность сокращенная редакция Сербской Кормчей (так называемая Мазуринская Кормчая), составленная, вероятно, в Македонии в сер. XIV в. (Белякова Е. В. Источники Кормчей Ивана Волка Курицына // Древнерусская литература / Источниковедение. Л., 1984. С. 77–78).
{[129*]} Пандекты и Тактикон Никона Черногорца имеют на русской почве неодинаковую судьбу. Пандекты были переведены древнерусскими книжниками не позднее XII в.: старший из известных списков — Ярославский музей-заповедник, № 15583 – датируется нач. XIII в. и изобилует примерами восточнославянской лексики (Срезневский И. И. Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках // Сб. ОРЯС. СПб., 1874. Т. 12. Кн. 1. № LV). Во 2-й пол. XIV в. на Руси получают известность две новые редакции перевода, выполненные южными славянами (Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси XIV–XVII вв. СПб., 1903. С. 4; Словарь книжников и книжности. Вып. 1. С. 292–294). В это же время от южных славян (через Афон) на Русь приходит и Тактикон — в 1397 г. (старший список — РНБ. F. п. I. 41.) (Соболевский. Переводная литература. С. 5, 21).
{[130*]} О составе и истории сборника Мерило Праведное (старший список которого, вероятно тверского происхождения,— РГБ. ТСЛ. № 15 — датируется 2-й пол. XIV в.) см.: Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде / Происхождение текстов. М.—Л., 1941. С. 88–95; он же. Пособие по изучению Русской Правды. М., 1953. С. 17, 28–29; 49–74; Милов Л. В. К истории древнерусского права XIII–XIV вв. // АЕ 1962. М., 1963; он же. О древнерусском переводе византийского свода законов VIII в. (Эклоги) // История СССР. 1976. № 1; Вздорнов Г. И. Из истории искусства русской рукописной книги XIV в. // Древнерусское искусство / Рукописная книга. М., 1972. [Сб. 1]. С. 162–170.
{[131*]} «Закон судный людем», сохранившийся в древнерусских рукописях в трех редакциях, относится к числу древнейших славянских юридических памятников, византийским источником которого послужил текст XVII титула Эклоги, приспособленный к условиям христианизируемого славянского общества. Краткую редакцию Закона большинство исследователей связывает с деятельностью во 2-й пол. IX в. (до 885 г.) в Великой Моравии св. равноап. Мефодия (среди болгарских ученых распространено мнение о создании памятника в кон. IX в. в Болгарии). Пространная и Сводная редакции текста созданы на Руси. Библиографию исследований памятника см.: Кирилометодиевска енциклопедия. София, 1985. Т. 1. С. 717.
{[132*]} О применении и изменении норм Уставов кнн. Владимира и Ярослава в различных регионах Руси в XIII–XV вв. подробнее см.: Щапов Я. Н. Княжеские уставы и Церковь в Древней Руси XI–XIV вв. М., 1972; Флоря Б. Н. Отношение государства и Церкви у восточных и западных славян. М., 1992. С. 22–26, 35–36, 40–41. Новейшее издание текстов Уставов и подтвердительных грамот см.: Древнерусские княжеские уставы XI–XIV вв. / Подг. Я. Н. Щапов. М., 1976. С практикой применения княжеских уставов и определением прав Церкви связан и такой текст, как «Правосудье митрополичье», обнаруженный во время выхода в свет «Истории Русской Церкви» митр. Макария и известный в единственном списке нач. XVI в. Памятник частично восходит к Русской Правде и Уставу Ярослава и рассматривает случаи, входящие в судебную юрисдикцию князя и епископа. Единое мнение по поводу датировки, места создания и применения Правосудия у исследователей отсутствует. Памятник относят к XIII–XIV вв. (Юшков С. В. Правосудие митрополичье // ЛЗАК. 1929. Т. 35), связывают с судебной политикой в отношении Новгорода свт. Киприана в кон. XIV в. (Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы / XIV–XV вв. М.—Л., 1951. Ч. 2. С. 25–29) или же свт. Киприана и Фотия, до 1420-х гг. (Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI вв. М., 1964. Т. 3. С. 22–24), с Пермской епархией XV в., где епископы представляли власть митрополита и великого князя московского (Тихомиров М. Н. «Правосудье митрополичье» // АЕ 1963. М., 1964. С. 44–54). Состав сборника, содержащего памятник, недавно подробно проанализирован И. В. Ипатовым («Правосудье митрополичье» // ВИД. 1991. Т. 22. С. 194–204; 1993. Т. 24. С. 240–254), но мнение автора, что Правосудье представляет компиляцию, составленную по частной инициативе в 1380-х гг., не кажется убедительным.
{[133*]} Ярлыки, выданные татарскими ханами Русским митрополитам, сохранились в переводе в виде двух собраний — краткого и пространного. Краткое собрание, старший список которого датируется 1460-ми гг. (РГБ. ТСЛ. № 177), составлено, по-видимому, в 1440-х гг. и содержит (согласно заглавиям) 6 ярлыков: хана Тюляка митр. Михаилу (Митяю), ханши Тайдулы митр. Иоанну, хана Менгу-Темира митр. Петру, Тайдулы митр. Феогносту, хана Бердибека митр. Алексию и Тайдулы — ему же. Пространное собрание (7 ярлыков), по мнению исследователей, составлено не ранее нач. (или даже сер.) XVI в. (вероятно, в связи с обоснованием прав Церкви после Собора 1503 г., на котором встал вопрос о монастырском землевладении). Пространное собрание начинается с летописной заметки о поездке свт. Петра в Орду, за которой следует ярлык хана Узбека святителю. Остальные ярлыки расположены в порядке, отличном от порядка краткого собрания; адресатом первого ярлыка Тайдулы назван митр. Иона, а не Иоанн; ярлык Менгу-Темира адресован здесь всем Русским митрополитам; тексты в пространном собрании отличаются б?ольшим объемом (порядок расположения ярлыков в обоих собраниях и ошибки в датах подробно рассмотрены в работе М. Д. Приселкова. Ханские ярлыки Русским митрополитам. Пг., 1916). Уже в начале нашего века работами М. Д. Приселкова и П. П. Соколова была обоснована вторичность пространного собрания и подложный характер включенного в него наиболее пространного из ярлыков — хана Узбека митр. Петру, текст которого является расширенной переработкой ярлыка Менгу-Темира (Приселков. Ханские ярлыки; Соколов П. Подложный ярлык хана Узбека митрополиту Петру // Русский исторический журнал. 1918. Кн. 5. С. 70–73). Новейшая работа, исследующая причины выдачи ярлыков в контексте взаимоотношений Орды и Руси и создание первоначального (краткого) собрания ярлыков в связи с отношениями великокняжеской власти и митрополии во 2-й пол. XIV–XV вв.: Плигузов А. И., Хорошкевич А. Л. Русская Церковь и антиордынская борьба в XIII–XV вв. (по материалам краткого собрания ханских ярлыков русским митрополитам) // Церковь, общество и государство в феодальной России. М., 1990. С. 84–102 (здесь же библиография вопроса).
{[134*]} В рассматриваемый период произошли значительные изменения в системе взаимоотношений княжеской власти и Церкви на Руси. Подробно эта проблема рассмотрена (с привлечением параллельного западнославянского материала) в монографии Б. Н. Флори «Отношения государства и Церкви у восточных и западных славян». М., 1992. В первую очередь изменилась практика обеспечения содержания Церкви (особенно епископских кафедр). Если до конца XII в. обеспечение складывалось из десятины «от княжеских даней», судебной десятины, торговой десятины и десятины с зерна и скота, то около рубежа XII–XIII вв. с распространением практики раздачи отдельных областей и городов в «кормление» (и отчасти — с развитием церковного землевладения) положение начинает меняться. Десятина с даней заменяется введением особых налогов в пользу Церкви с населения, например «подымного». Практика выделения Церкви судебной десятины прослеживается вплоть до XVI в.: владычный судья должен был присутствовать на суде для взимания десятины (Флоря. Отношения государства. С. 24–26). Право получения торговой десятины также известно до XVI в., но в рассматриваемый период она обычно поступает на содержание городских соборов, не обладающих земельными владениями. Десятина с зерна и скота также около рубежа XII–XIII вв. перестала выделяться из княжеского хозяйства, а была возложена на волостные общины. В рассматриваемый период эта десятина взималась с населения в пользу церквей, значительно реже — в пользу монастырей. Патрональные храмы и монастыри обеспечивались десятиной ктиторами (Флоря. Отношения государства. С. 35–36, 40–41). Изменения, происшедшие на практике, вызвали изменения формулировок в различных редакциях Устава Владимира (Щапов. Княжеские уставы. С. 28–38).
Следует отметить, что и во время монгольского владычества светские власти обладали большими правами в отношении Церкви, хотя и не зафиксированными систематически письменно, но применявшимися на практике. Одним из основных прав великих князей тех княжеств, границы которых совпадали с епархиальным делением (например: Тверского, Рязанского, Суздальского и т. п.), было «поставление» епископа (т. е. выдвижение и поддержка кандидата) обычно из княжеских духовников или игуменов патрональных монастырей. В этом отношении показательна борьба за создание отдельной Галицкой или Литовской митрополии или смена кандидатов на митрополичий престол при св. вел. кн. Димитрии Иоанновиче. Князья назначали также и настоятелей монастырей, позднее на территории великого княжества Литовского это привело к возникновению практики «подаванья» — передачи управления монастырями светским лицам (подробнее об этом см.: Флоря. Отношения государства. С. 60–63, 66). В отношении монастырей в широких масштабах осуществлялось также «право патроната» со стороны светских основателей (круг которых с XII в. расширяется за счет боярства, тогда как в более ранний период это были почти исключительно князья) и их потомков, а также князей, в чьих владениях располагались обители. Судя по сохранившимся сведениям, патроны-ктиторы и их потомки могли распоряжаться монастырским и храмовым имуществом вплоть до передачи их другим собственникам. Так, в 1259 г. вел. кн. Даниил Романович галицкий передал иконы и колокола из Федоровского монастыря в новоучрежденную Холмскую епископию (ПСРЛ. М., 1962. Т. 2. Стб. 844), а в 1454 г. боярин П. К. Добрынский «дал» митр. Ионе монастырь св. Саввы в Москве на посаде (Флоря. Отношения государства. С. 81–83). Одно из обвинений, выдвинутых вел. кн. литовским Витовтом в начале окружного послания в адрес свт. Фотия, заключалось именно в нарушении княжеского «права патроната» (т. 4. Гл. 1. С. 62–63 наст. изд.). Особенно видны права князя в отношении монастыря на примере завещания прп. Кирилла Белозерского. Из текста завещания следует, что князь обладал правом изгнания из монастыря неугодного ему настоятеля и выдвижения нового кандидата. Обитель была изъята из юрисдикции Ростовского архиепископа, старцев судил игумен, подсудный, в свою очередь, князю (Флоря. Отношения государства. С. 76–77; ср.: Каштанов С. М. Церковная юрисдикция в конце XIV — начале XVI в. // Церковь, общество и государство в феодальной России. М., 1990. С. 151–163).
В процессе централизации Русского государства с сер. XV в. наблюдается ограничение права патроната местных князей в пользу великого князя московского и Церкви. Но дальнейшее развитие этой тенденции относится уже к следующему, более позднему периоду. Параллельно в XIII–XV вв. расширяются права епископов в отношении епархиального духовенства. Начало этому было положено Владимирским церковным Собором 1273 г. (Флоря. Отношения государства. С. 115; ср.: Щапов. Византийское и южнославянское наследие. С. 181–182). Источники сообщают о специальном налоге с духовенства в пользу архиерея — «соборной кунице» (Флоря. Отношения государства. С. 115–116). К концу рассматриваемого периода завершилось определение размера пошлины с духовенства в пользу архиереев. Надзор за низшим духовенством и сбор налогов и податей в пользу иерархов осуществляли десятинники — светские митрополичьи чиновники (Каптерев Н. Светские архиерейские чиновники в Древней Руси. М., 1877; Флоря. Отношения государства. С. 118–119, 122–123).
{[135*]} О начальном этапе этих ограничений, прежде всего об участии Церкви в выплате денежного выхода в Орду в 1390-х гг., см.: Плигузов, Хорошкевич. Русская Церковь. С. 98–100.
{[136*]} К настоящему времени известно большее число грамот, регулирующих взаимоотношения княжеской власти и Церкви. Помимо грамот, упоминаемых митр. Макарием, известны: грамота вел. кн. Василия Дмитриевича свт. Киприану (12 декабря 1402 г.), подтверждающая княжеские уставы и постановления в защиту прав и привилегий Церкви; грамота того же князя митр. Фотию аналогичного содержания, выданная не позднее 26 июня 1419 г. Для рассматриваемого периода известны также две княжеские уставные грамоты западнорусского происхождения. Одна из них —грамота кн. Льва Даниловича Галицкой митрополии, выданная якобы в 1301 г. и имеющая подтверждение короля Стефана Батория 1581 г. (последние издания: Грамоти XIV ст. С. 12–14. № 4; Древнерусские княжеские уставы. С. 166–173). Грамота вызвала суровую критику уже Н. М. Карамзина (История государства Российского. М., 1992. Т. 4. С. 258–260. Прим. 203) и А. С. Петрушевича (Галицкий исторический сборник, издаваемый Обществом галицко-русской Матицы. Львов, 1854. Вып. 2. С. 146–149), к которой присоединился и владыка Макарий (прил. 5 к 4 т. «Истории Русской Церкви». С. 418–420 наст. изд.). Однако, хотя подложность грамоты сомнений не вызывает (Грушевський М. Чи маемо автентичнi грамоти кн. Льва // Запискi наукового товариства iм. Шевченка. Львiв, 1902. Т. XLV; он же. Iсторiя Украiни—Руси. Т. 5. С. 145, 150, прим.; здесь же обзор мнений), фальсификат основан на подлинной грамоте времени свт. Киприана (1376–1406), имя которого упоминается в конце, поэтому грамота может рассматриваться среди памятников кон. XIV–XV в. Вторая — жалованная и уставная грамота кн. Любарта Гедиминовича († ок. 1384 г.) Луцкой епископии, с датой 8 декабря 1321 г. Изменения во взаимоотношениях княжеской власти и Церкви в XIV–XV вв. зафиксированы также в целом ряде анонимных памятников, таких как «Туровская уставная запись XIV в.» (Щапов Я. Н. Туровские уставы XIV в. о десятине // АЕ 1964. М., 1965. С. 252–273) и ряде редакций церковных Уставов князей Владимира и Ярослава (Щапов. Княжеские уставы. С. 58–72, 200–242).
{[137*]} В современной историографии монастырские вотчины XIV–XV вв. подробно исследованы. См., например, работы: Никольский Н. К. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII в. (1397–1625). СПб., 1897. Т. 1; Бурейченко И. И. Монастырское землевладение и хозяйство Северо-Восточной Руси во второй половине XIV в. М., 1966. АКД; Копанев А. И. История землевладения Белозерского края XV–XVI вв. М.—Л., 1951; Ивина Л. И. Крупная вотчина Северо-Восточной Руси конца XIV — первой половины XVI в. Л., 1979; Черкасова М. С. Землевладение Троице-Сергиева монастыря в XV–XVI вв. М., 1982. АКД.
{[138*]} В настоящее время грамота Ягайлы датируется 1405 г. (Acty grodckie zemskie. Lw?ow, 1878. T. 7. № 26).
{[139*]} Новое издание рассказа о низложении еп. Евфимия, совпадающего с повествованием в Троицкой летописи, которую использовал Н. М. Карамзин,— ПСРЛ. М., 1965. Т. 15. Вып. 1 (Рогожский летописец). Подробное рассмотрение события см.: Клюг. Княжество Тверское. С. 223–227.
{[140*]} Упорное нежелание новгородцев принять месячный суд митрополита в значительной мере объясняется тем, что доходы от церковного суда поступали в архиепископскую казну, которая в условиях Новгородской республики играла роль государственной. Со стороны Новгорода, таким образом, это была борьба за сохранение статьи государственного дохода (о владычном суде в Новгороде XIV–XV вв. см.: Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси X–XV вв. М., 1970. Т. 2. С. 58–60; Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики. М., 1980. С. 78–83).
{[141*]} Десятинники занимались сбором церковной десятины (Флоря. Отношения государства. С. 118–119).
{[142*]} В настоящее время высказано мнение, что соборный ответ является памятником, созданным не ранее 1550-х гг., не отражающим реальных документов нач. XVI в. (Плигузов А. И. Соборный ответ 1503 г. // РФА. Вып. 4. С. 749–813), однако вопрос нельзя считать окончательно решенным.
{[143*]} О грамоте свт. Алексия Чудову монастырю см.: Семенченко Г. В. Духовная грамота митрополита Алексея (к изучению раннего завещательного акта Северо-Восточной Руси) // Источниковедческие исследования по истории феодальной России. М., 1981.
{[144*]} Подробнее о поездке свт. Фотия в Галич см.: Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. Пг., 1918. С. 386–387; Зимин. Витязь на распутье. С. 34–36.
{[145*]} Роли и месту церковной организации и архиепископа в государственной системе Новгородской республики посвящен ряд специальных работ: Никитский А. И. Очерк внутренней истории Церкви в Великом Новгороде. Л., 1979; Греков Б. Д. Новгородский дом Святой Софии // Греков Б. Д. Избранные труды. М., 1960. Т. 4; Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. М., 1978. С. 136–149.
{[146*]} О церковной жизни Пскова в XII–XV вв. см.: Никитский А. И. Очерк внутренней истории Церкви в Пскове // ЖМНП. 1871. № 5. Ч. 155. С. 1–70; он же. Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1873; Круглова Т. В. Церковь и духовенство в социальной структуре Псковской феодальной республики. М., 1991. АКД.
{[147*]} О десятинниках см. комм. [141*]. То, что архиерейские десятинники были светскими лицами, подтверждается и современными исследованиями (Флоря. Отношения государства. С. 118–119).
{[148*]} Повесть о Василии, еп. Рязанском, создана в сер. XVI в. и содержит ряд противоречивых сведений, поэтому она не является вполне надежным источником по истории XIII–XIV вв. Автор повести путает двух епископов с именем Василий: Василия I, умершего в 1295 г., и Василия II, поставленного в 1356 г. (Дмитриева Р. П. Повесть о Петре и Февронии. Л., 1979. С. 81–89; о литературном источнике повести — житии свт. Иоанна Новгородского — см.: Дмитриев. Житийные повести. С. 155–156). Г. К. Вагнер связывает исторические реалии, отраженные в повести, со временем епископства Василия II (Повесть о Рязанском епископе Василии и ее значение для ранней истории Переславля Рязанского // ТОДРЛ. 1960. Т. 16. С. 167–177; здесь же обширная библиография). О существовании епископии в Муроме ничего неизвестно (Голубинский Е. Е. История канонизации святых в Русской Церкви. М., 1903. С. 122), тогда как Рязанские епископы упоминаются с кон. XII в. (Щапов. Государство и Церковь. С. 51).
{[149*]} Древнее житие свт. Иакова, еп. Ростовского, не сохранилось. Его пересказ в «Книге житий святых» свт. Димитрия Ростовского именно в данном эпизоде испытал литературное воздействие жития свт. Иоанна Новгородского (Дмитриева. Повесть о Петре. С. 88).
{[150*]} Соглашаясь с высокопреосв. Макарием в том, что монголы в мирное время не препятствовали сохранению и развитию просвещения, хотим отметить, что периодические набеги не могли не нарушать культурных традиций. В таких условиях много сил, физических и духовных, тратилось на то, чтобы удержать просвещение на
определенном уровне. Так, постоянной насущной проблемой было поддержание хотя бы минимально необходимого набора богослужебных книг для уцелевших и возобновленных храмов, поскольку церковная утварь почти неизбежно разорялась при каждом набеге. Гибель и пленение грамотных людей сокращали возможность обучения детей грамоте (Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР: С древнейших времен до конца XVII в. М., 1989. С. 39–40, 43; Кучкин В. А. Русь под владычеством Золотой Орды // Преподавание истории в школе. 1993. № 3). Об оценке нашествия и первых десятилетий ордынского владычества на Руси русскими книжниками XIII–XIV вв. см.: Кучкин В. А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских книжников (XIII — первая четверть XIV в.) // Русская культура в условиях иноземных нашествий и войн: X — начало XX в. / Сб. научных трудов. М., 1990. Ч. 1. С. 1–66.
{[151*]} От 1-й пол. XV в. дошли немногочисленные сведения о конкретных людях, обучавших детей. Так, игумен Перынского монастыря под Новгородом Дионисий «шестник» в приписке к служебной Минее на ноябрь 1438 г. (РНБ. Софийск. № 191) просит простить ему ошибки, которые он допустил при переписке, «с другими глаголя или дети уча». Прп. Мартиниана Белозерского обучал грамоте «Олеш Павлов, дьяк мирский, дело его бяше книги писати и ученики учити грамотные хитрости, и зело искусен бе таковому художеству» (Очерки истории школы. С. 48–49; Шевченко Е. Э. Книжник XV в. Мартиниан // Книжные центры Древней Руси. XI–XVI вв. СПб., 1991. С. 286).
{[152*]} Возможно, что одна из книг библиотеки Григорьевского монастыря, современная свт. Стефану Пермскому, дошла до наших дней. В сборнике Слов и поучений 2-й пол. XIV в. (ГИМ. Увар. 589–4°) на л. 275 об. после заголовка Слова свт. Кирилла Туровского на память отцов Никейского Собора писцом написано: «Господи благослови, отче Мафанаиле. Бог ти, чадо, благослови и святый Григорий чюдотворець». Рукопись, судя по языковым особенностям, происходит из Северо-Восточной Руси, а посвящение монастыря свт. Григорию Богослову в Северо-Восточной Руси весьма редко. К сожалению, имена настоятелей ростовского Григорьевского монастыря неизвестны и сборник нельзя датировать более точно (содержание сборника см.: [Леонид (Кавелин), архим.]. Систематическое описание славяно-российских рукописей графа А. С. Уварова. М., 1894. Ч. 4. С. 7–12).
{[153*]} Возражения высокопреосвященного автора против атрибуции еп. Кириллу II Ростовскому сочинений, содержащих имя Кирилл в заглавии, совершенно обоснованы. Тексты, достоверно принадлежащие еп. Кириллу II, неизвестны в настоящее время (Словарь книжников. Вып. 1. С. 223–225; Никольский Н. К. К вопросу о проповедях Кирилла II, епископа Ростовского // Библиографическая летопись. СПб., 1914. Т. 1. С. 122–124). Об авторстве сочинений, содержащих имя Кирилл в заглавии, см.: Сухомлинов М. И. О псевдонимах в древнерусской словесности // Изв. АН по РЯС. СПб., 1855. Т. 4. Стб. 117–159. № 3; Петухов Е. В. К вопросу о Кириллах — авторах в древней русской литературе // Сб. ОРЯС. СПб., 1887. Т. 42. С. 3–18. № 3.
{[154*]} С тех пор количество поучений, достоверно атрибутируемых свт. Серапиону Владимирскому, осталось прежним. Позднейшие издания их текста и библиографию работ о нем см.: Словарь книжников. Вып. 1. С. 389–390.
{[155*]} Позднее вопрос об авторстве сказания осложнился тем, что исследователям стали известны тексты, где в заглавии стоит имя еп. Иоанна; окончательно проблема авторства сказания не решена и по сей день (Словарь книжников. Вып. 1. С. 414–415), хотя более вероятно, что это сочинение принадлежит Андрею (Ключевский. Древнерусские жития. С. 146–147). Наиболее подробно вопрос о редакциях и списках памятника рассмотрен Н. И. Серебрянским (Древнерусские княжеские жития. М., 1915. С. 108–141). Об изданиях памятника см.: Словарь книжников. Вып. 1. С. 416.
{[156*]} Уже В. О. Ключевский установил, что в дату перенесения мощей при публикации жития вкралась ошибка: в рукописи означен не 1274 (Sjпв), а 1474 г. (Sцпв) На более позднее время, чем XIII в., указывает и именование Ростовского владыки архиепископом (титул «архиепископ» употребляется со времени свт. Феодора Ростовского — ок. 1390 г. (Ключевский. Древнерусские жития. С. 23–24). Памятник известен в двух редакциях, которые датируются не ранее посл. четв. XV в. (Ключевский. Древнерусские жития. С. 23–26; Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 276–280).
{[157*]} Позднее стало известно также поучение митр. Феогноста, сохранившееся в списке 1414–1415 г., сделанном в Кашине, в составе сборника толкований, называемом «Книга Кааф» (ГИМ. Музейн. № 4034) под заглавием «Поучение Феогноста, митрополита всея Руси, душеполезное и спасенное, к духовным чадом, нашим правоверным крестьяном, от Божественных писаний о смиренолюбьи, яко не подобает играти и смеятися крестьяном, и якоже недостойни приходят к Божественным Тайнам — в муку себе не в терпеливую въвергуть, и како подобает чтити Честнаго и Животворящаго Креста» (нач.: «Взлюблени, многождо помянух вашей любви...»).
{[158*]} В настоящее время известно шесть поучений свт. Петра, включая и рассматриваемое митр. Макарием (о них см.: Словарь книжников. Вып. 1. С. 328–329).
{[159*]} Обзор исследований послания см.: Попов, Рындина. Живопись и прикладное искусство Твери. С. 26–28; Мейендорф. Византия и Московская Русь. С. 156–157.
{[160*]} Вопрос об авторе поучения «От апостольских деяний к боголюбивым християном» представляется небесспорным. Если в списке, которым пользовался владыка Макарий (РНБ. К.-Б. № 6/1083), автором назван митр. Алексий (Каган М. Д., Понырко Н. В., Рождественская М. В. Описание сборников XV в. книгописца Ефросина // ТОДРЛ. 1980. Т. 35. С. 169), то в заглавии старшего списка в сборнике 2-й пол. XIV в. (ГИМ. Увар. 589–4° (о сборнике см. в комм. [152*]) на л. 64 об. сохранились лишь слова «митрополита всея Руси», имя же Алексий вписано в XVII в. по выскобленному (Строев П. М. Рукописи славянские и российские, принадлежащие И. Н. Царскому. М., 1847. С. 340). Кроме перечисленных сочинений, перу свт. Алексия принадлежит правило (названное в единственном списке Словом) об установлении седмичных постов в канун памяти св. мч. Димитрия Солунского (26 октября), св. вмч. Георгия «осеннего» (26 ноября) и свв. мчч. кнн. Бориса и Глеба (24 июля), принятое 18 февраля 1369 г., вероятно, в память бесславного похода под Москву литовского вел. кн. Ольгерда. Неизданный текст правила сохранился в белорусской рукописи кон. XVI в. (БАН. Собр. П. Доброхотова (еп. Павла). № 18. Л. 205). Ниже текст публикуется по этому списку полностью. Церковнославянский текст правила передается русским алфавитом с сохранением орфографии памятника.
«Слово преосвещенного Алексея митрополита
Милостью Божьею и Святое Богородицы и просвещением великого архангела Михаила я есми, Олексеи митрополит всее Руси, поговорыл есми с князем великим, сыном своим, з Дмитреем, и з братом его, князем Володимером, и со всими князьми, и з дети своими, и з бояры всими, и со всими правоверными християны. Так есмо уставили, иже нам учинити честь великому мучелнику Христову Дмитрею, такоже и к великому мучелнику Христову Георгию, также и великим мучелником Христовым Борысу и Глебу, новым чудотворцом Руское земли. И положили есмо пост неделю Дмитрову дни, а заговети октябра 19 дня. Также и к Юрьевому дню к осеннему заговети ноебра 19 дня. Также и к Борису и Глебу заговети июля 17 дня. А в ты дни к празником праведновати честно и молитвою, и постом, и милостынею, и причастником нас быти и Пречистому Телу Спасову и к Божественои Крови Его. Се ж есмо управили есть, милостью Божьею уставили, и обеты есмо положили в лето 6876-е, месяца февраля в 18, день недельны, на память святого Лва, папежа Рымского, да будет се и нерушимо никим до искончанья века веком. А в тыи празники, коли ся прилучат в среду або в пятницу, хрестияном рыба ести. А прилучится в месныи день, ино хрестияном мясо ести. А празновати нам з великою честью в славу Богу и тым мучелником, а душам нашим в спасение, о Христе Исусе, о Господи нашом, Емуже слава во веки. Аминь».
{[161*]} Один из старших списков поучения Матфея, еп. Сарайского, содержится в пергаменной Златой Цепи XIV в. из собрания Троице-Сергиевой лавры (РГБ. ТСЛ. 1. № 11. Л. 1–4), но без имени автора в заглавии (еще один список XIV в. также без имени автора указывает владыка Макарий) (Крутова М. С. «Златая Цепь» как тип сборника // Литература Древней Руси / Источниковедение. Л., 1988. С. 41; ср.: Петухов Е. В. Материалы и заметки по истории древней русской письменности: К вопросу о «Златых Цепях» // Изв. Ист.-фил. ин-та кн. Безбородко в г. Нежине. Киев, 1894. Т. 13. С. 33–60). Достаточно ранний список содержится в сборнике 3-й четв. XV в. (РГАДА. Собр. Рукописного отдела МГАМИД. № 453/921) среди дополнений к триодному Торжественнику.
{[162*]} О Златой Цепи см. комм. [161*], а также: Крутова М. С. Сборник «Златая Цепь» в русской письменности. Новосибирск, 1990. 2 ч. (Методические рекомендации по описанию славяно-русских рукописей для Сводного каталога рукописей, хранящихся в СССР. Вып. 5. Ч. 1–2).
{[163*]} О Измарагде см.: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 397–401 (здесь же предшествующая библиография). Новейшая работа о сборнике: Пудалов Б. М. Сборник «Измарагд» в русской письменности XIV–XVIII вв. // Методические рекомендации по описанию славяно-русских рукописных книг. М., 1990. Вып. 3. Ч. 2. С. 382–405.
{[164*]} Паисиевский сборник датируется 1-й четв. XV в. (Лихачев Н. П. Палеографическое значение бумажных водяных знаков. СПб., 1899. Т. 2. С. 55). О составе сборника см. подробнее: Срезневский И. И. Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках. СПб., 1876. Т. 2. № 56. С. 297–304, 334–339. В числе учительных сборников несомненно следует рассматривать и открытый позднее новгородский сборник 1-й пол. XIV в. (ГИМ. Хлудовское собр. № 30Д, о нем см.: Попов А. Н. Первое прибавление к Описанию рукописей и каталогу книг церковной печати библиотеки А. И. Хлудова. М., 1875. С. 25–57). О учительных сборниках XIII — нач. XV вв. см.: Творогов О. В. Древнерусские четьи сборники XII–XIV вв. (Статья первая) // ТОДРЛ. 1988. Т. 41. С. 200–214.
{[165*]} Несмотря на неоднократную атрибуцию этих Слов Клименту Охридскому, они, по всей вероятности, ему не принадлежат (Соболевский А. И. Новые Слова Климента Охридского. Труд Л. В. Стояновича [рец.] // ЖМНП. 1905. Ч. 362. С. 433; ср.: Попов Г., Станчев К. Климент Охридски: Живот и творчество. София, 1988. С. 107–108).
{[166*]} Памятник создан не позднее XIII в.: ко 2-й пол. этого столетия относится его дефектный (без конца) список (БАН. 4. 9. 37 — Пергаменные рукописи Библиотеки АН СССР. Л., 1976. С. 65–66). О памятнике см.: Лихачева О. П. К изучению «Слова о твари и дни, рекомем неделя» // ТОДРЛ. 1969. Т. 24. С. 68–71.
{[167*]} Данный текст заимствован в «Слово, како жити христианом» из «Слова отца Моисея о ротах и клятвах» (Гальковский. Борьба христианства. Т. 2. С. 139) — новгородского памятника XII в. (Словарь книжников. Вып. 1. С. 256–257).
{[168*]} Кроме перечисленных житий и повестей к названному периоду относятся также: 1) краткое проложное житие св. блгв. кн. ярославского Феодора Ростиславича Черного († 1299), составленное достаточно скоро после его смерти (Ключевский. Древнерусские жития. С. 171–172; Серебрянский. Древнерусские княжеские жития. С. 171–174. Прил. С. 90–92 (изд. текста); Словарь книжников. Вып. 1. С. 179–181); 2) краткое житие тверской кнж. Софии Ярославны, сестры св. блгв. вел. кн. Михаила Ярославича, повествующее о ее иноческой жизни (постриглась в 1293 или 1294 г.), написанное в нач. XIV в. вскоре после ее кончины. Самый ранний и исправный список (РГБ. Собр. Чуванова. № 1) не опубликован.
{[169*]} См. комм. [272*].
{[170*]} Новейшее подробное исследование памятника см.: Кучкин В. А. Повесть о Михаиле Тверском / Историко-текстологичесское исследование. М., 1974.
{[171*]} «Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русского». Библиографию исследований памятника см.: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 2. С. 403–405. Недоразумением является датировка памятника XVI в. (Салмина М. А. «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русьскаго», памятник XVI в.? // Проблемы изучения культурного наследия. М., 1985. С. 159–162), так как имеются списки XV в.
{[172*]} В той редакции, на которую ссылается митр. Макарий, памятник датируется 1526–1530 гг. (Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 2. С. 374). Наиболее ранняя дата написания исходной редакции текста — после 1485 г., вероятнее всего — нач. XVI в. (Кучкин. Дмитрий Донской. С. 109–114). О редакциях памятника, дошедшего в огромном числе списков и их взаимоотношении см.: Словарь книжников. С. 371–384 (здесь же приведена обширная библиография). Мнения по поводу того, какое сочинение о Куликовской битве написано Софронием, достаточно противоречивы (обзор их см.: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 346–348; библиография — с. 350–353).
{[173*]} Хождение дьякона Игнатия Смольнянина (или Пименово хождение) в Царьград сохранилось в двух редакциях: краткой (первоначальной) в составе сборников и пространной, помещенной в Никоновской летописи, где текст расширен заимствованным из жития деспота Стефана рассказом о Косовской битве 1389 г. между войсками султана Мурада II и сербского кн. Лазаря. Ныне считается также, что повесть о хождении в Иерусалим, следующая в летописи за рассказом Игнатия, принадлежит не ему, а его современнику. Библиографию исследований см.: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 396–397.
{[174*]} Кроме перечисленных автором, к этому времени относится также Хождение смоленского или тверского архим. Агрефения (Грефения) в Святую землю в 1370-х гг. Об авторе и его Хождении см.: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 7–8; Попов Г. В. Древнейший русский лицевой проскинитарий // Иерусалим в русской культуре. М., 1994. С. 86–97.
{[175*]} Некоторые исследователи XIX — нач. XX в. склонны были приписывать архиеп. Моисею «Слово о ротах и клятвах», встречающееся в рукописях XIV–XVI вв. и содержащее имя «отца Моисея» в заглавии (Попов А. Н. Первое прибавление к описанию рукописей А. И. Хлудова. М., 1875. С. 56–57; Гальковский. Борьба христианства. С. 134–136), но ныне этот памятник датируется XII в. (Словарь книжников. Вып. 1. С. 257–258). Старший из известных списков (ГИМ. Хлуд. № 30Д), по всей видимости, относится ко времени до избрания свт. Моисея на владычную кафедру.
{[176*]} Об авторстве послания против стригольников см. комм. [283*].
{[177*]} О происхождении свт. Киприана см. комм. [24*].
{[178*]} Текст окружного послания издан (РИБ. Т. 6. Стб. 159–164), но принадлежность его перу свт. Киприана небесспорна (Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 468).
{[179*]} О литературной деятельности митр. Киприана в целом см.: Глубоковский Н. Н. Св. Киприан, митрополит всея России (1376–1406) как писатель // Чтения в ОЛДП. 1892, февраль. С. 358–424; Иванов Й. Българското книжовно влияние. С. 25–79; Дмитриев Л. А. Роль и значение митрополита Киприана в истории древнерусской литературы // ТОДРЛ. 1963. Т. 19. С. 215–254; Дончева-Панайотова Н. Киприан, старобългарски и староруски книжовник. София, 1981; Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 464–475 (библиография на с. 473–475).
{[180*]} Развернутую критику сообщения «Истории» В. Н. Татищева см.: Голубинский. История Русской Церкви. Т. 2. 2-я пол. С. 348–354; Дмитриев. Роль и значение. С. 25–30. Современные исследователи допускают возможность влияния свт. Киприана на современное ему летописание, в частности на Троицкую летопись, законченную уже после смерти митрополита (Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 470).
{[181*]} В настоящее время Н. А. Кобяк и А. И. Плигузовым подготовлено новое издание поучений и посланий свт. Фотия, в основу которого положен прижизненный сборник-архив его сочинений (БАН. Текущие поступления. № 1106). Библиографию изданий сочинений свт. Фотия и исследований о нем см.: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 2. С. 475–484.
{[182*]} Кроме того, как уже говорилось выше, перу митр. Григория Цамблака принадлежит также послание к вел. кн. Ивану Михайловичу тверскому (см. комм. [40*]). По всей видимости, митр. Григорий был также главным автором окружного послания западнорусских епископов, обосновывающего право избрания митрополита епископским Собором. Авторство митр. Григория в отношении стихиры (стиха) на Успение Пресвятой Богородицы в настоящее время отрицается исследователями (см. комм. [278*]). Однако его перу принадлежат службы прп. Иоанну Новому Сучавскому (Белгородскому), св. королю Стефану Дечанскому и две новые редакции службы св. мц. Параскеве—Петке (библиографию работ о митр. Григории Цамблаке и его литературном творчестве см.: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 175–180; Старобългарска литература / Енциклопедичен речник. С. 115–116.
{[183*]} О времени создания отдельных сочинений митр. Григория Цамблака см.: Словарь книжников. С. 176–179.
{[184*]} Прп. Кириллу Белозерскому приписывается также «Поучение старца Кирилла в неделю сырную» (Никольский Н. К. Материалы по истории древнерусской духовной письменности: Поучение старца Кирилла в неделю сырную // Изв. ОРЯС. 1897. Т. 2. С. 74–77; Сб. ОРЯС. 1907. Т. 82. № 4. С. 153–156). О посланиях Кирилла см. подробнее: Ефимов Н. Преподобный Кирилл Белозерский и его послания. Симбирск, 1913; а также: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 476–478.
{[185*]} Рассказ об изобретении алфавитов имеет основным источником сочинение «О письменах» черноризца Храбра — младшего современника славянских первоучителей Кирилла и Мефодия (Giambelucca-Kоssova A. La relaboratione russa del trattato «Sul le lettere» di Èernorizec Chrabãr // Константин—Кирилл Философ / Материали от научните конференции по случай 1150-годишнината от рождението му. София, 1981. С. 204–222).
{[186*]} О редакциях и списках жития прп. Сергия Радонежского см.: Клосс Б. М. Жития Сергия и Никона Радонежских в русской письменности XV–XVII вв. // Методические рекомендации по описанию славяно-русских рукописных книг. М., 1990. Вып. 3. Ч. 2. С. 271–289.
{[187*]} Ныне похвальное Слово прп. Сергию считается написанным ранее его жития (в 1406–1418 гг., вероятно, входило уже в сгоревшую Троицкую летопись) — Клосс. Жития Сергия и Никона. С. 274–275.
{[188*]} Литература, посвященная прп. Епифанию Премудрому, и в первую очередь его литературному наследию, огромна. Библиографию см.: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 217–220.
{[189*]} Ныне житие прп. Димитрия Прилуцкого считают написанным довольно поздно, не ранее сер. XV в. Его автор — игумен Макарий — был пятым из настоятелей обители; последнее из чудес в первой редакции жития относится к 1450 г. (Ключевский. Древнерусские жития. С. 188–189, 270; Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 259–260).
{[190*]} Ныне считается, что житие свт. Алексия, написанное еп. Пермским Питиримом, не сохранилось (Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 2. С. 194). Статья «О Алексии митрополите», входящая в состав летописей и отождествляемая с житием, созданным еп. Питиримом, читается уже в Рогожском летописце и Симеоновской летописи, восходящих к Своду 1409 г. Г. М. Прохоров считает эту статью созданной одновременно с «Повестью о Митяе» (Прохоров. Повесть о Митяе. С. 150–156; Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 2. С. 194).
{[191*]} В настоящее время считается установленным, что автором описания поездки митр. Исидора во Флоренцию был не Симеон, а неизвестный участник русской делегации, также суздалец по происхождению (Мощинская Н. В. Об авторе «Хождения на Флорентийский Собор» в 1439–1441 гг. // Литература Древней Руси и XVIII в. С. 228–300). Библиография исследований: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 2. С. 488–489.
{[192*]} Приведенный перечень греческих (по преимуществу) и латинских авторов и их сочинений, известных домонгольской Руси в переводах, далеко не полон. О списках этих текстов XI–XIII вв. см.: Сводный каталог славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР. XI–XIII вв. М., 1984. Однако и учтенные в каталоге памятники отражают лишь часть (при этом не самую большую) переводных сочинений, известных в домонгольское время. Большинство же текстов, несомненно относящихся к этому времени (их датировка устанавливается на основании изучения лексических, морфологических и отчасти орфографических особенностей, а также литературного стиля), сохранилось в списках XV–XVI вв. К ним относятся практически все памятники, не входящие в число южнославянских переводов с греческого, выполненных на протяжении XIV — 1-й трети XV в. и пришедшие на Русь в результате так называемого второго южнославянского влияния (наиболее полный перечень последних приведен в книге А. И. Соболевского «Переводная литература Московской Руси XIV–XVII вв.» СПб., 1903. Прил. 1. О древнейших славянских переводах с иностранных языков, известных на Руси в домонгольское время, см.: История русской литературы X–XVII вв. / Под ред. Д. С. Лихачева. Л., 1980 (2-е изд.— 1985). С. 36–59).
{[193*]} Книга 16 пророков с толкованиями известна на Руси по крайней мере с сер. XI в.— согласно записи, дошедшей в рукописях XV–XVI вв., ее переписал в 1047 г. в Новгороде «поп Упырь Лихый» (см., напр., ГИМ. Чуд. № 184/14). Известен отрывок этого текста в списке, датируемом XII в. (РГБ. Музейн. собр. № 640.2).
{[194*]} Местонахождение рукописи после разбойного ограбления Патриаршей ризницы в 1918 г. неизвестно. Текст чудовской рукописи содержал особую редакцию перевода Нового Завета (Воскресенский Г. А. Характеристические черты четырех редакций евангельского перевода Евангелия от Марка. М., 1896. С. 173, 299).
{[195*]} Список 1263 г. (ГИМ. Син. № 345), сербский по происхождению, переписан на Афоне и привезен в Москву в 1654 г. Арсением Сухановым. Однако Шестоднев Иоанна Экзарха был известен на Руси не позднее нач. XII в. (Словарь книжников. Вып. 1. С. 482).
{[196*]} См. комм. [193*].
{[197*]} Рукопись Толкований на книгу Песнь Песней (РГБ. ОИДР. № 171) датируется в настоящее время 2-й пол. XIII в.
{[198*]} Толкование на Евангелие Феофилакта Болгарского известно на Руси с нач. XIII в. Этим временем датируются отрывки БАН. 4.9.11 (ГИМ. Син. № 7), написанные, по всей видимости, теми же писцами, что и Толковый Апостол 1220 г. ростовского происхождения. Отдельные толкования содержатся также в сборнике XIII в. (РНБ. Q. п. I. 18). Во 2-й пол. XIV в. на Руси получает известность новая редакция перевода, сделанная у южных славян не позднее середины этого столетия. Она и отражена в указанных митр. Макарием русских списках XV в.
{[199*]} Указанные списки Синодальной библиотеки были привезены в Москву с Афона в 1654 г. Арсением Сухановым. Русские списки обоих памятников известны с XV в.
{[200*]} Пандекты Антиоха известны в русских списках с XI в. (ГИМ. Воскр. № 30).
{[201*]} Старшие русские списки Слов постнических Василия Великого датируются 1388 г. (ГИМ. Чуд. № 10) и 1392–1402 гг. (ЦМиАР. № 291).
{[202*]} Эти тексты известны уже в русском списке XIII в. (ГИМ. Хлуд. № 10Д и БАН. Никольск. № 323 — две части одной рукописи — Буланин Д. М. Реконструкция древнерусского сборника XIII в. // Исследования по древней и новой литературе. Л., 1987).
{[203*]} О поучениях в русских рукописях XII–XIV вв. подробнее см.: Творогов. Древнерусские четьи сборники. (Статья первая). С. 197–214.
{[204*]} Огласительные беседы свт. Кирилла Иерусалимского известны уже в списке рубежа XI–XII вв. (ГИМ. Син. № 478).
{[205*]} Беседы на Евангелие свт. Григория Двоеслова имеются уже в списке XIII в. (РНБ. Погод. № 70).
{[206*]} Часть этих Бесед содержится в русской рукописи кон. XIV в. (ГИМ. Чуд. № 21).
{[207*]} Подробнее о житиях святых в русских рукописях см.: Творогов. Древнерусские четьи сборники. (Статья вторая: Памятники агиографии) // ТОДРЛ. 1990. Т. 44. С. 196–225.
{[208*]} Житие свт. Епифания Кипрского известно в списке рубежа XII–XIII вв. (ГИМ. Усп. № 4 перг.; Сводный каталог. № 165).
{[209*]} Список жития сщмч. Панкратия Тавроменийского, указываемый автором (ГИМ. Син. № 82), сербский по происхождению, привезен с Афона Арсением Сухановым в 1654 г.
{[210*]} Жития свт. Иоанна Златоуста и св. Андрея Юродивого известны в русских списках кон. XIV в. (соответственно ГИМ. Чуд. № 22 и РГАДА. Тип. № 182).
{[211*]} В список 1296 г. (ГИМ. Син. 836) вошли лишь отдельные повести из Скитского Патерика. Полный список русского происхождения 1-й пол. XIII в. хранится в Дечанском монастыре в Сербии. № 93.
{[212*]} Рукопись Египетского Патерика, на которую ссылается автор (ГИМ. Увар. № 510 / Царск. № 363),— болгарская по происхождению и датируется по водяным знакам 2-й четв. XIV в.; время ее появления в России неизвестно. Старший русский список Египетского Патерика, принадлежавший прп. Зосиме Соловецкому, датируется рубежом XIV–XV вв. (БАН. Сол. № 7).
{[213*]} Древнейший русский список Пандектов Никона Черногорца датируется нач. XIII в. (Ярославский музей-заповедник, № 15583; Сводный каталог. № 214).
{[214*]} См. комм. [212*].
{[215*]} В ноябре 1994 г. в Гос. архиве Швеции в Стокгольме при расклейке переплета архивного дела XVII в. среди других пергаменных отрывков был обнаружен фрагмент древнерусского списка Пчелы XIII в. (содержание отрывка определено автором комментария). О древности бытования сборника на Руси (не позднее нач. XIII в.) свидетельствуют и цитаты из Пчелы (в том же переводе, что и полный текст) в летописце Переславля Суздальского и Лаврентьевской летописи под 1186 г. (Словарь книжников. Вып. 1. С. 384), а также сербские списки памятника, несомненно восходящие к русским (старший список (выписки) — РНБ. Q. п. I. 27 (л. 160–160 об.) — относится к рубежу XIII–XIV вв.).
{[216*]} Так называемый Паисиевский соборник. Рукопись датируется 1-й четв. XV в. (см. комм. [164*]). Запись 1412 г. о принадлежности «князю Стефану Комрину» в рукописи подложна.
{[217*]} Наиболее полные данные о рукописях XIII–XV вв., содержащих рассматриваемые здесь тексты, см.: Сводный каталог. С. 193–374; Предварительный список славяно-русских рукописей XI–XIV вв., хранящихся в СССР (для Сводного каталога рукописей, хранящихся в СССР) // АЕ 1965. М., 1966. С. 210–274; Предварительный список славяно-русских рукописных книг XV в. (для Сводного каталога рукописных книг, хранящихся в СССР). М., 1986; Дополнения к Предварительному списку славяно-русских рукописных книг XV в. М., 1993.
{[218*]} Предположение владыки Макария весьма справедливо, поскольку многие сочинения, известные древнерусским книжникам XI–XIV вв., сохранились лишь в списках XV (при этом чаще 2-й пол. века) и XVI столетий. О значении письменной традиции XV в. для сохранения памятников предшествующих эпох см.: Седельников А. Д. Несколько проблем по изучению древней русской литературы. Методологические наблюдения // Slavia. Praha, 1929–1930. Т. 8. S. 503–525, 726–739; Турилов А. А. Болгарские литературные памятники эпохи Первого царства в книжности Московской Руси XV–XVI вв. // Славяноведение. 1995. № 3. С. 29–43.
{[219*]} Месту и значению апокрифов в системе средневековой церковнославянской литературы посвящена монография: Naumov А. A. Apokryfy w systiemie literatury cerkiewnos³owia?nskiej. Wroc³aw, 1976 (здесь же обширная библиография). Наиболее полный перечень апокрифов, встречающихся в православных славянских литературах и их списков: Santos-Оtero A. de. Die handschriftliche Überlieferung der altslavischen Apokryphen. Berlin—New York, 1978–1981. 2 t.
{[220*]} Об истории индекса отреченных книг на Руси в рассматриваемый период см.: Словарь книжников. Вып. 1. С. 441–447; Кобяк Н. А. Индекс ложных книг, приписываемый митрополитам Киприану и Зосиме // РФА. 1988. Вып. IV. С. 697–710.
{[221*]} «Громовник», или «Громник», (греч. «BrontolТgion») и «Колядник» (гадание по дню недели, на который приходится Рождество Христово) относятся к числу переводных памятников, получивших широкое распространение на Руси и у южных славян (Перетц В. Н. Материалы к истории апокрифа и легенды. СПб., 1899. [Вып.] 1 (К истории «Громника»); Андреева М. А. Политический и общественный элемент византийско-славянских гадательных книг // Byzantinoslavica, 1930. № 1. С. 47–73; № 2. С. 395–415; 1931. № 2. С. 430–461; 1932. № 1. С. 65–84).
{[222*]} Оценка митр. Макарием эпохи представляется в данном случае излишне строгой. В современной историко-филологической литературе утвердилось мнение (правда, в значительной мере опирающееся на памятники, во времена высокопреосв. Макария практически не известные) о том, что рубеж XIV–XV вв. явился одной из самых ярких эпох в истории культуры Древней Руси (см., напр.: Лихачев Д. С. История русской литературы X–XVII вв.: Эпохи и стили. Л., 1978. С. 75–126), при этом в литературной жизни центральной является фигура прп. Епифания Премудрого — автора житий прп. Сергия Радонежского и свт. Стефана Пермского.
{[223*]} Трудно согласиться с автором в неутешительной оценке судеб русского просвещения. Хотя сама модель развития православной культуры, заимствованная Древней Русью из Византии через посредство Болгарии, не включала такого важнейшего элемента образования как школа (и учебник) — в значении, принятом в поздней античности, Византии и Западной Европе (Буланин Д. М. Античные традиции в древнерусской литературе XI–XVI вв. Мюнхен, 1991. Заключение). Поэтому образование на Руси до XVII в. после обучения чтению и письму осуществлялось путем чтения книг, круг которых определялся размерами доступных человеку собраний. В литературном творчестве (подобно иконописанию по канону) исключительное значение имел литературный образец, на который ориентировался книжник. Такое положение позволяло обеспечить устойчивость книжной традиции и возможность восстановить ее после потерь, нанесенных иноземным нашествием. Но даже если оставить в стороне экономические потери, пагубные для развития любой культуры, и чисто количественные утраты, понесенные русской культурой в результате монголо-татарского нашествия и ига, сильнейшим отрицательным фактором явился почти полный разрыв традиционных культурных связей с единоверными южными славянами с сер. XIII до посл. четв. XIV в. и значительное ослабление связей с Византией. Весьма вероятно, что без монголо-татарского нашествия история исправления и новых переводов славянских книг на Афоне в XIV в. выглядела бы по-иному. Во всяком случае, накануне нашествия древнерусская книжность оказывала сильное воздействие на письменность южных славян (Сперанский М. Н. К истории взаимоотношений русской и югославских литератур (русские памятники письменности на юге славянства) // Сперанский М. Н. Из истории русско-славянских литературных связей. М., 1960. С. 9–54; Мошин В. А. О периодизации русско-южнославянских литературных связей X–XV вв. // ТОДРЛ. 1963. Т. 19. С. 28–106; Турилов А. А. Памятники древнерусской литературы и письменности у южных славян в XII–XIV вв. (Проблемы и перспективы изучения) // Славянские литературы / XI Международный съезд славистов (Братислава, сентябрь 1993 г.): Доклады российской делегации. М., 1993. С. 27–42).
{[224*]} О пережитках язычества в рассматриваемый период и борьбе Церкви за их искоренение см.: Азбукин П. Очерк литературной борьбы представителей христианства с остатками язычества в русском народе (XI–XV вв.) // Русский филологический вестник. 1896. № 2; 1898. № 1–2; Гальковский. Борьба христианства. Новейшую литературу вопроса см.: Турилов А. А., Чернецов А. В. О письменных источниках изучения восточнославянских народных верований и обрядов // Советская этнография. 1986. № 1. С. 95–103.
{[225*]} Вопросам взаимоотношений Русской Церкви с Константинопольским патриархатом в рассматриваемый период (в особенности — во 2-й пол. XIV в.) в значительной мере посвящены специальные исследования: Соколов. Русский архиерей из Византии; Прохоров. Повесть о Митяе; Мейендорф. Византия и Московская Русь. В последних двух работах эти взаимоотношения рассмотрены на широком внешнеполитическом фоне.
{[226*]} Византийский историк XIV в. Никифор Григора считал чередование на Киевской кафедре митрополитов греков и русских результатом целенаправленной политики империи и относил, без достаточных на то оснований, эту практику уже к древнейшим временам существования Русской Церкви (Мейендорф. Византия и Московская Русь. С. 111–113).
{[227*]} О славянской Кормчей на Руси в домонгольский период см. комм. [128*].
{[228*]} Об исключительном экономическом значении, которое приобрела митрополия всея Руси для резко обедневшего в результате турецких завоеваний и возникновения независимых Болгарской и Сербской Церквей Константинопольского патриархата, см. также: Мейендорф. Византия и Московская Русь. С. 98–102.
{[229*]} О судьбе русского Пантелеймонова монастыря на Афоне в XIII — сер. XV в. см.: ?оровиž В. Света Гора и Хиландар. Београд, 1985. С. 102, 105–106, 129–131, 135–137, 154, 166–171.
{[230*]} Наиболее полные сведения о греках, побывавших на Руси, и русских, посетивших Византию в рассматриваемый период, собраны в статье: Маджеска Дж. Русско-византийские отношения в 1240–1453 гг.: Паломники, дипломаты, купцы // Архив русской истории. М., 1994. Вып. 4. С. 27–50.
{[231*]} Современные исследователи датируют брак Анны Васильевны 1411 г., а ее смерть — 1417 г. (Медведев И. П. Внучка Дмитрия Донского на византийском престоле? // ТОДРЛ. 1976. Т. 30. С. 255–262). Целью имп. Мануила несомненно был союз (как следствие заключаемого брака) не только с Москвой, но и с Литвой, поскольку по матери невеста была внучкой вел. кн. литовского Витовта.
{[232*]} Об отношениях кн. Даниила Романовича с папской курией см.: Дашкевич А. П. Первая уния Юго-Западной Руси с католичеством // Киевские университетские известия. 1884. Вып. 8; Abraham W. Powstanie organizacyi Ko?scio³a ³aci?nskiego na Rusi. Lw?ow, 1904. С. 117–125; Рамм Б. Я. Папство и Русь. М., 1950. С. 150–159; Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. С. 246–264.
{[233*]} Подробнее об этом см.: Любавский М. К. Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. М. 1910; Пашуто В. Т. Образование Литовского государства. М., 1959.
{[234*]} Последними прямыми потомками кн. Даниила Романовича были его правнуки — Андрей и Лев Юрьевичи. Впервые они упоминаются как князья в 1315 г. в грамоте польского кн. Владислава Локетка; оба они умерли (погибли?) не позднее 1323 г. (Грушевський. Iсторiя Украiни—Руси. Т. 3. С. 114–120). При жизни их отца, кн. Юрия Львовича, вновь встал вопрос об унии (там же. С. 113). Юрий—Болеслав был племянником кнн. Андрея и Льва по матери и занял вакантный престол в 1323 г. Предполагается, что он был католиком в детстве, а православие принял в связи с занятием галицко-волынского стола (там же. С. 123–124). Возможно, путаница в датах объясняется тем, что внук пользовался печатью деда, и их грамоты могли быть перепутаны. Юрий симпатизировал католикам, хотя в католичество, вероятно, не обратился, поскольку папа в послании к нему именует князя лишь «сыном католиков» (Грушевський. Iсторiя Украiни—Руси. Т. 3. С. 132–138). Князь был отравлен в 1340 г., о событиях после его смерти подробнее см.: Грушевський. Iсторiя Украiни—Руси. Т. 4. С. 28–57.
{[235*]} Следует иметь в виду, что поселения горожан-католиков существовали в Галицко-Волынском княжестве со 2-й пол. XIII в., и при них должны были существовать католические храмы. Во Львове на княжеском дворе был построен доминиканский костел для жены Льва Даниловича, венгерской принцессы Констанции, а в 1297 г. здесь же был основан и доминиканский монастырь (возможно, для католиков, находящихся на княжеской службе — Abraham. Powstanie organizacyi. S. 169–170). Однако и число католиков, и число храмов было невелико; кроме того, отсутствовала церковная организация: Киевское миссийное епископство, учрежденное не позднее 1320-х гг., практически не действовало.
{[236*]} В правление Казимира католичество приобрело в галицких землях статус привилегированной религии. Католики получили посты в местной администрации и земли из бывших княжеских владений. В наиболее крупных городах были созданы самоуправляющиеся общины немецких и польских колонистов. Уже в сер. XIV в. римской курии был предложен проект создания новой католической митрополии, включающей семь епископств. Митрополия учреждена не была, но ряд епископских кафедр был создан: в Перемышле (не позднее 1351 г.), во Владимире Волынском (1358), в Холме и во Львове (1359). В 1367 г. упоминается Галицкий католический архиепископ (Abraham. Powstanie organizacyi. S. 230, 238, 243–245, 270). Правда, на этом этапе епископства не получили от короля пожалований, а епископы находились за пределами своих епархий (там же. С. 290–291). Польские власти поддерживали также деятельность «нищенствующих» орденов францисканцев и доминиканцев, направленную на распространение католицизма в присоединенных землях. Францисканские монастыри возникли во Львове, Гродке, Галиче, Коломые, Снятине, доминиканские — в Ланцуте, Перемышле и во владениях вассалов польского короля — князей Кориатовичей — в Подолии: в Каменце и Смотриче.
{[237*]} Владислав Опольский (от Ополе в Силезии, подвластной тогда чешской короне) был «русским» (т. е. галицким) князем лишь по титулу. Он был католиком, происходил из одной из силезских княжеских ветвей польской династии Пястов и занимал высшую должность палатина при дворе венгерского короля Людовика, от которого и получил в управление Галицкое княжество на правах вассального держания с очень широкими привилегиями, например чеканкой собственной монеты (подробнее о нем см.: Breiter E. W³adys³aw, кsi¹¿e Оpolski. Lw?ow, 1898; Грушевський. Iсторiя Украiни—Руси. Т. 4. С. 105–111, 118–120). С пребыванием Владислава Опольского в галицко-волынских землях связано перенесение из Белза в Польшу древней чудотворной иконы Святой Богоматери (получившей по месту позднейшего пребывания название Ченстоховской) и основание в ее честь Ченстоховского монастыря на Ясной Горе близ Кракова (Рогов А. И. Ченстоховская икона Богоматери как памятник византийско-русско-польских связей // Древнерусское искусство: Художественная культура домонгольской Руси. М., 1972; Rozicka-Bryzek A. L’imagine d’Odighitria di Czenstochowa: Оrigini, culto e la Profanazione Ussita // Arte Christiana, 1988. № 724.
{[238*]} Трудно согласиться с объяснением создания краковского монастыря св. Креста на Клепаже. В подобном случае логично было бы ожидать основание бенедиктинских обителей со славянской литургией на землях, присоединенных к Польскому королевству, а не в столице. Для польских земель это не единственный пример монастыря славян-бенедиктинцев. Несколько ранее, в 1380 г., такой же монастырь был основан силезским кн. Конрадом II в Олеснице под Вроцлавом (Рогов А. И. Кирилло-мефодиевские традиции у западных славян в эпоху средневековья (до конца XIV в.) // Древнейшие традиции славянской письменности и языковая культура восточных славян. М., 1991. С. 1991. С. 185–186), т. е. вообще вне зоны православно-католических контактов. Однако планы обустройства обоих монастырей в полном объеме не были реализованы: монастырь в Кракове после смерти королевы Ядвиги остался практически без опеки (Wyrozumski E. Benedyktyni s³owa?nscy w Ole?snicy i Krakowie // Polskie kontakty z pi?smenictwem cerkiewnos³owia?nskim do ko?nca wieku XV. Gda?nsk, 1982 (Zeszyty naukowe wydzialu humanistycznego / S³awistyka) S. 113–123.
{[239*]} Современные исследования показывают, что распространение католицизма на восточнославянских землях, присоединенных к польской короне, и тем более на землях великого княжества Литовского во 2-й пол. XIV — 1-й пол. XV в. было незначительным. Прирост числа приверженцев Римской Церкви происходил в первую очередь за счет немецких и польских колонистов-горожан, а не за счет обращения в католицизм православного населения (Janeczek A. Polska expansia osadnicza w ziemie lwowskiej w XIV–XVI ww. / Przegl¹d historyczny. 1978, № 4; idem. Osadnictwo pogranicza polsko-ruskiego: Wojewodztwo belzskie od schylku XIV do pocz¹tku XVII w. Warszawa, 1983; Trajdos T. M. Ko?sci?o³ katolicki na ziemiach ruskich Korony i Litwy za panowania W³adys³awa II Jagelly (1386–1434). Wroc³aw, 1983. T. 1. S. 187 и сл., 194 и сл., 256 и сл.). На украинских и белорусских землях великого княжества Литовского распространение католицизма, как правило, не встречало поддержки и среди представителей верхушки православного общества, включая и многочисленных князей Гедиминовичей. Случаи передачи храмов и владений православной Церкви католикам, отмечаемые автором, носили эпизодический характер. Пожалуй, лишь в Белзской земле (на бывшем пограничье) новые правители (мазовецкий кн. Земовит) были настроены особо враждебно ко всему, связанному с древнерусским прошлым: в 1394 г. князь обратил в костел православную церковь в Грабовце, а в 1401 г. передал монастырю доминиканцев в Белзе недвижимость наместника Холмского епископа. Православная Церковь получала от польских властей подтверждение своих привилегий, однако ситуация изменилась принципиально. Католическая Церковь не только была поставлена в привилегированное положение, но лишь она и признавалась христианской. Конфессиональные различия всячески подчеркивались даже на уровне терминологии: в отношении православных храмов в документах употреблялся термин «синагога» (Chodynicky K. Ko?sci?o³ prawos³awny a Rzeczpospolita polska: Zarys historyczny (1370–1632). Warszawa, 1934. S. 76). На православное население мог возлагаться налог на содержание католических храмов. В то же время, вероятно уже в правление Ягайлы, с православных церквей был установлен «побор» в размере одного золотого с храма (Грушевський. Iсторiя Украiни—Руси. Т. 5. С. 443). Новые власти унаследовали от своих православных предшественников широкие ктиторские права в отношении монастырей и их имущества (Флоря. Отношения государства. С. 60–65). В условиях конфессионального различия патронов и опекаемых это неминуемо должно было отрицательно отразиться на положении последних. Политика правящих кругов Польши и Литвы и католической Церкви способствовала развитию конфессионального неравенства и обострению противостояния православия и католичества на восточнославянских землях Короны и великого княжества Литовского.
{[240*]} Подробнее об этом эпизоде см.: Шаскольский И. П. Борьба Руси за сохранение выхода к Балтийскому морю в XIV в. Л., 1987. С. 142–166; Lind J. Magnus Eriksson som brigitingskonge i lyset af rusiske kilder // Birgitta: hendes voerk og hendes klostre i Norden. Kobenhavn, 1993.
{[241*]} О политике вел. кн. Гедимина и Ольгерда в отношении католической Церкви см. подробнее: Рамм. Папство и Русь. С. 421–423; Пашуто. Образование Литовского государства. С. 190–208.
{[242*]} О католической Церкви в великом княжестве Литовском см. подробнее: Грушевський. Iсторiя Украiни—Руси. Т. 5. С. 449–461; Chodynicky. Ko?sci?o³ prawos³awny; Trajdos. Ko?sci?o³ katolicki. Одной из важных причин принятия Литвой христианства по католическому образцу была постоянная угроза со стороны Тевтонского ордена, борьба с которым не прекращалась на протяжении всей истории княжества. Введение католицизма великими князьями литовскими лишало крестоносцев важнейшего аргумента обоснования их агрессии — «борьбы с язычниками».
{[243*]} Об участии митр. Григория Цамблака в Констанцском Соборе подробнее см.: Prohaska A. D¹¿enia do unii cierkiewnej za Jagelly // Przegl¹d powszechny, 1896. T. 50; Грушевський. Iсторiя Украiни—Руси. Т. 5. С. 512–518; Яцимирский. Григорий Цамблак. С. 190–196; Бегунов Ю. К. К вопросу о церковно-политических планах Григория Цамблака // Советское славяноведение. 1981. № 3; Първев Г., Банов К. Срештата на Григорий Цамблак с папа Мартин V на Събора в Констанц през 1418 г. // Исторически преглед. 1982, № 5. Следует иметь в виду, что православные иерархи кон. XIV — нач. XV в., как византийские, так и русские, понимали церковную унию не как подчинение Восточной Церкви Римскому папе, а как соединение в результате всестороннего рассмотрения разногласий в догматах и обрядах. Об этом наглядно свидетельствует Слово митр. Григория Цамблака, произнесенное перед участниками Констанцского Собора (Яцимирский. Григорий Цамблак. С. 195–200).
{[244*]} Кн. Свидригайло не был приверженцем православия: подобно кнн. Ягайлу и Витовту он исходил прежде всего из политических соображений. Как на его стороне, так и на стороне его противника Сигизмунда были католики и православные. Однако права, предоставленные кн. Свидригайло главным союзникам — православному боярству в нарушение условий Городельской унии, запрещавшей занимать некатоликам высшие государственные должности, давали его противникам, Ягайлу и Сигизмунду, повод обвинять кн. Свидригайло в приверженности «схизме». В этой ситуации предложение создания церковной унии было для него средством доказать папе и Базельскому Собору свою верность католицизму (Lewicki A. Powstanie Swidrygelly // Rozprawy Polskiej Akademii umietno?sci / Wydzia³ hist.-filozoficzny. Krak?ow, 1892. T. 29).
{[245*]} Литература последнего времени, посвященная Ферраро-Флорентийскому Собору, весьма многочисленна. Укажем здесь лишь некоторые работы: 1) Ševèenko I. Intellectual Repercussions of the Council of Florence // Church History. 1955. T. 242; 2) Gill J. The Council of Florence. Cambridge, 1959; 3) idem. Personalities of the Council of Florence and other Essays. Oxford, 1964; 4) Arrignon J.-P. Les Russes au Concile de Ferrare-Florence // Irenikon. 1974. T. 47; 5) Krajcar J. Simeon of Souzdal’s Account of the Council of Florence // OCP. 1979. T. 45; 6) Monczak I. Florentine ecumenism in the Kyiwan church. Roma, 1987; 7) Leontiades I. G. Die griechische Delegation auf dem Konzil von Ferrara-Florenz. Eine prosopographische Skizze // Annuarium Historiae Conciliorum 21 (1990); 8) Зимин. Витязь на распутье. С. 79–99; 9) Ломизе Е. М. Письменные источники сведений о Флорентийской унии на Московской Руси в середине XV в. // Россия и православный Восток. Вып. 1 (в печ.); 10) он же. К вопросу о восприятии Ферраро-Флорентийского Собора русской делегацией (Анализ сведений Симеона Суздальского) // Славяне и их соседи: Межконфессиональные отношения в Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европе в средние века (в печ.). Публикация материалов Собора: Concilium Florentinum. Roma, 1953–1976. Т. 1–6. О публикациях славянских источников см. комм. [191*].
{[246*]} О житиях свт. Алексия подробнее см.: Ключевский. Древнерусские жития. С. 132–140; Яблонский В. Пахомий Серб и его агиографические писания. СПб., 1908. С. 75–80; Кучкин В. А. Из литературного наследия Пахомия Серба (Старшая редакция жития митрополита Алексия) // Источники и историография славянского средневековья. М., 1967. С. 242–257.
{[247*]} Летописи Рогожская и Симеоновская, восходящие к Московскому летописному своду 1409 г., называют крещальное имя свт. Алексия — Симеон; позднейшие летописи и жития XV в.— Елевферий; некоторые списки Никоновской летописи (XVI в.) помещают оба имени рядом. В современной научной литературе рождение свт. Алексия принято относить ко времени ок. 1293 г. (Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 25).
{[248*]} Возможно, противоречие устранится, если предположить, что Троицкая летопись фиксирует единство митрополии хотя и под 1389 г., но в реальности на конец жизни свт. Киприана (1406) (Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 470).
{[249*]} Достоверность ранних (до кон. XIV в.) известий Густынской летописи вызывает у исследователей справедливые сомнения. См.: Макарий, митр. История Русской Церкви. М., 1995. 3-е изд. Кн. 2. С. 12–13; Голубинский Е. Е. История Церкви. 2-е изд. Т. 1. С. 287; Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси X–XV вв. М., 1970. Т. 1. С. 45.
{[250*]} Помимо жития свт. Стефана Пермского, ряд уникальных известий о миссионерском периоде жизни свт. Стефана содержит Коми-Вымская летопись (Доронин П. Документы по истории коми: Вычегодско-Вымская (Мисаило-Евтихиевская) летопись // Историко-филологический сборник Коми филиала АН СССР. Сыктывкар, 1958. Вып. 4. С. 258–260; Флоря. Коми-Вымская летопись. С. 218–231). Эпизоды из жизни просветителя зырян, не отраженные в житии, написанном прп. Епифанием, сохранились также на резном посохе XV в. (так называемом посохе свт. Стефана Пермского): Чернецов. Посох Стефана Пермского. С. 215–240.
{[251*]} Хотя изобретенные свт. Стефаном письмена в скором времени вышли из употребления у зырян, они в течение XV–XVI вв. использовались русскими книжниками в качестве тайнописи (Сперанский М. Н. Тайнопись в юго-славянских и русских памятниках письма. Л., 1929 (Энциклопедия славянской филологии. Вып. 3–4). С. 72–78). Наибольшее число записей, выполненных «пермской» азбукой (по-церковнославянски), собрано в книге В. И. Лыткина «Древнепермский язык». М., 1952.
{[252*]} О принадлежности грамоты свт. Стефану см. комм. [283*].
{[253*]} Ныне основание Богоявленского монастыря датируется не позднее рубежа XIII–XIV вв. (Беляев. Древние монастыри. С. 97).
{[254*]} О редакциях и списках жития прп. Сергия см. комм. [186*].
{[255*]} Евангелие апракос 1408 г., переписанное для Амвросиева Дудина Никольского монастыря, ныне хранится в Нижегородском художественном музее, № 95-п (Вздорнов. Искусство книги. Каталог. № 102).
{[256*]} Автор справедливо сомневается в надежности сказания Летописца об Усть-Шехонском монастыре. Как показано недавно, этот памятник, известный в списках не ранее 2-й пол. XVII в., создан около 1620 г. с целью доказательства, что Усть-Шехонская обитель была древнейшим монастырем Белозерья, следовательно, достоверным источником не является (Прохоров. Повесть об Усть-Шехонском Троицком монастыре. С. 163–206).
{[257*]} Сведения, сообщаемые Ананией Федоровым, очевидно, являются домыслом автора XVIII в., переносящего современные ему обычаи на три столетия ранее.
{[258*]} Из икон, приписывавшихся кисти прп. Андрея Рублева в XIX в., и перечисленных владыкой Макарием, в настоящее время прп. Андрею атрибутируется только образ Святой Троицы. Фрески Дмитриевского собора во Владимире датируются ныне временем построения храма — кон. XII в. О недошедших до нашего времени иконах прп. Андрея Рублева см.: Плугин В. А. Мировоззрение Андрея Рублева. М., 1974. С. 9–10.
{[259*]} Не сохранившийся Деисус, вложенный кн. Андреем Васильевичем в Спасо-Каменный монастырь (Прохоров. Сказание о Спасо-Каменном монастыре. С. 153), и образ прп. Дмитрия Прилуцкого (Вологда. Краеведческий музей. № 1593) принадлежат кисти другого Дионисия — мастера 2-й пол. XV в., расписавшего собор Ферапонтова монастыря. К концу XV в. относится и храмовая икона Кирилло-Белозерского монастыря, созданная в 1497 г. вместе со всем иконостасом Успенского собора и хранящаяся ныне в ГТГ (Лелекова О. В. Иконостас 1497 г. из Кирилло-Белозерского монастыря // Памятники культуры. Новые открытия / Ежегодник 1976. М., 1977. С. 187–191). 2-й пол. XV в. датируется также икона Божией Матери «Знамение» из Сосновецкого Глушицкого монастыря, хранящаяся в Вологодском краеведческом музее. № 7893 (Вздорнов Г. И. Вологда. М., 1972. С. 69. Илл. 47; Живопись вологодских земель XIV–XVIII вв. Каталог. М., 1976. С. 20, 21. Илл. № 13). Икона Успения Божией Матери из Семигородной пустыни датируется нач. XV в. (Вологодский краеведческий музей. № 7816. Лебедев В. Иконописные труды прп. Дионисия, Глушицкого чудотворца. Вологда, 1900. С. 8–11; Вздорнов. Вологда. С. 58. Илл. 31). После работы В. Лебедева кисти прп. Дионисия приписывается также икона нач. XV в. из Семигородной пустыни «Иоанн Предтеча в пустыне» (Вологодский краеведческий музей. № 7873. Лебедев. Иконописные труды. С. 11; Вздорнов. Вологда. С. 58–59. Илл. 33. Живопись вологодских земель. С. 14–15. № 8).
{[260]} Вероятно, ошибка Пахомия носит сознательный характер — он не хотел упоминать одиозное имя митр. Исидора.
{[261*]} Сама рукопись так называемого Служебника Киприана (ГИМ. Син. № 601) представляет собой не автограф, а один из ранних русских списков с него (Щепкина М. В. и др. Описание пергаменных рукописей. С. 198–199; Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 471).
{[262*]} Подробнее о списках Кормчих XIII–XV вв. и их редакционной принадлежности см.: Щапов. Византийское и южнославянское правовое наследие. С. 255–275.
{[263*]} 12-й индикт соответствует 1404, а не 1408 г., данная датировка и принята в настоящее время. Следует отметить одну формальную особенность жалованных грамот, выданных вплоть до XVII в. в Литовской и Галицкой Руси, и неизвестную в Руси Московской (в широком смысле слова). В Литве и Галиции грамоты зачастую хранились не как отдельные документы в монастырском архиве, или казне, а вписывались на чистых листах напрестольных Евангелий. С одной стороны, это обеспечивало сохранность документов, а с другой — освящало сам акт пожалования. В случае возникновения судебного иска или необходимости подтверждения такие Евангелия предъявлялись в суде на правах документов. Обычай освящения акта пожалования местоположением записи имеет, возможно, весьма древние корни: достаточно вспомнить запись XII в. о покупке кнг. Всеволожей Бояновой земли, сделанную на столпе в приделе св. апостолов Софийского собора в Киеве (Высоцкий С. А. Надпись о Бояновой земле в Софии Киевской // История СССР. 1964. № 1. С. 112–117).
{[264*]} Современный шифр — РНБ. К.-Б. № 6/1083. Цитируемые записи (вторая приведена частично) на л. 78 об. и 218 принадлежат писцу рукописи, известному книгописцу XV в. кирилло-белозерскому иноку Евфросину (о нем см.: Лурье Я. С. Литературная и культурно-просветительная деятельность Ефросина в конце XV в. // ТОДРЛ. 1961. Т. 17. С. 130–168; описание сборника см.: Каган и др. Описание сборников. С. 144–172).
{[265*]} «Идейными соображениями или литературными вкусами» объясняет отсутствие Слов митр. Григория Цамблака в Измарагде новейший исследователь, также не рискующий относить протограф списков Измарагда XV–XVI вв. к более раннему времени (Пудалов. Сборник «Измарагд». С. 387). Однако следует различать отношение Русской Церкви к Григорию Цамблаку митрополиту и Цамблаку писателю и проповеднику (подобно тому как позднее различалось отношение к Савве—Спиридону в тех же ипостасях). Только от XV в. дошло по меньшей мере 4 экземпляра «Книги, глаголемой Цамблак» — сборника торжественных Слов митр. Григория (ГИМ. Собр. Барсова. № 350; РНБ. Собр. Никифоровых. № 31; собр. Тихонравова. № 242; собр. Ундольского. № 1157), при этом нет оснований считать их обязательно западнорусскими. Не позднее рубежа XV–XVI вв. (старший список — Гос. архив Тверской обл. № 1028) Слова митр. Григория Цамблака были включены в триодный Торжественник особого состава — «Книгу Рай» (Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 2. С. 307–398). В то же время именно в традиции XV — 1-й пол. XVI в. сохранилось большое количество древних памятников, как оригинальных, так и переводных, не известных в более ранних списках: отдельных сочинений и целых сборников (Седельников. Несколько проблем. С. 29–43). Поэтому и списки Измарагда XV–XVI вв. могут отражать значительно более древнюю редакцию (о древности заключенных в ней текстов см.: Гальковский. Борьба христианства. Т. 2).
{[266*]} Отнесение Диоптры прп. Филиппа Пустынника (Монотропа) к числу русских переводов является недоразумением. Причиной послужило указание послесловия, что автор написал свой труд, будучи понуждаем своим духовным отцом, «житие убо имущу в странах смоленьских». Однако еще А. В. Горский и К. И. Невоструев, на описание которых ссылается высокопреосвященный автор, высказали обоснованное предположение, что речь идет об области смолян (совр. южная Болгария, на границе с Грецией (см. также: Безобразова М. Заметка о Диоптре // ЖМНП. 1893. Ноябрь. С. 30; Прохоров Г. М. Памятники переводной и русской литературы XIV–XV вв. М., 1987. С. 63–64). В русской литературе до конца XIV в., по справедливому замечанию Г. М. Прохорова, нет никаких следов знакомства с Диоптрой, которые
несомненно обнаружились бы, будь Диоптра ранним русским переводом. Все старшие списки памятника — южнославянские (Прохоров. Памятники переводной и русской литературы. С. 61–62. Прим. 2). Показательно, что старший русский список — ГИМ. Чуд. № 15 (1388) — написан в Константинополе.
{[267*]} Вопрос о месте перевода сборника поучений на воскресные и праздничные дни (Евангелие учительное, которое в греческой традиции приписывается патр. Каллисту, Филофею Коккину или Иоанну IX Агапиту) остается открытым. Слова о переводе «на русскыя книгы» могли появиться в одном из списков взамен «на словенскые книгы»: такая «национализация» переводов внутри славянского мира XIV–XV вв.— обычное явление. Более существенным аргументом в пользу русского происхождения может служить то обстоятельство, что до 2-й пол. XVI в. (когда можно говорить уже о воздействии Заблудовского издания 1569 г.) среди списков сборника преобладают древнерусские (старшие из них — ГИМ. Чуд. № 21 (кон. XIV в.) и РГАДА. Саровск. № 2 (нач. XV в.) — содержат лишь избранные Беседы из цикла). К числу русских переводов с греческого относятся также Алексиевский Новый Завет и ряд канонов и молитв патр. Филофея, переведенных св. Феодором, архим. симоновским, племянником прп. Сергия Радонежского (Прохоров. К истории литургической поэзии. С. 140–149).
{[268*]} Версия о переводе Лествицы в Сербии ок. 1370 г. возникла в результате неточного пересказа на немецком языке записи Лествицы 1434 г. в книге 2-й П. И. Шафарика. Geschichte der slawisсhen Sprache und Literatur nach allen Mundarten. Pescht, 1826. В реальности перевод был выполнен болгарскими книжниками на Афоне или в Болгарии во 2-й пол. XIV в. (Саенко Л. П. К истории славянского перевода текста «Лествицы» Иоанна Синайского // Palaeobulgarica. 1980. № 4. С. 19–24; Мострова Т. Към вопроса за Лествицата в славянската ръкописна традиция // Palaeobulgarica. 1991. № 3. С. 70–90).
{[269*]} О переводах, выполненных южными славянами в XIV–XV вв., см.: Соболевский. Переводная литература. С. 4–5, 15–23. Прил. 1.
{[270*]} О русских рукописях XIV–XV вв., написанных в Константинополе и на Афоне, см.: Соболевский. Переводная литература. С. 24–26 (кроме № 5). Прил. 2; Вздорнов Г. И. Роль славянских мастерских письма Константинополя и Афона в развитии книгописания и художественного оформления русских рукописей на рубеже XIV–XV вв. // ТОДРЛ. 1968. Т. 23. С. 171–198.
{[271*]} Известие о русских переписчиках в Студийском монастыре имеется лишь в добавлениях к Хождению Стефана Новгородца, изданному И. П. Сахаровым. Добавление носит поздний характер и не исключено, что принадлежит публикатору (Словарь книжников. Вып. 1. С. 447). Известные в настоящее время списки памятника этого свидетельства не содержат (ПЛДР. XIV – середина XV в. М., 1981. С. 37).
{[272*]} О редакциях жития свт. Петра см. также: Ключевский. Древнерусские жития. С. 74–88; Словарь книжников. Вып. 1. С. 381–382. Принадлежность древнейшего жития свт. Петра перу Ростовского свт. Прохора не признается всеми исследователями бесспорной. Основанием для атрибуции является свидетельство заголовка во втором изводе текста: «Преставленье Петра митрополита всея Руси. А се ему чтение, творение Прохора, епископа Ростовьскаго». Уже Е. Е. Голубинский отмечал несоответствие заголовка тому факту, что еп. Прохор, упоминаемый в тексте жития в связи с Переславским Собором и с чтением посмертных чудес митр. Петра во Владимире, именуется в этих эпизодах «преподобным» (Голубинский. История Русской Церкви. Т. 2. 1-я пол. С. 98). В. А. Кучкин (Сказание о смерти митрополита Петра // ТОДРЛ. 1962. Т. 18. С. 59–79) считает, что имя Прохора перенесено в заголовок жития из заголовка поучения, сопровождающего этот извод жития. В то же время В. О. Ключевский (Древнерусские жития. С. 76), также отмечавший несоответствие свидетельств самого текста и заголовка (и особую неисправность списка, изданного митр. Макарием), относил это к позднейшей переделке первоначального сочинения свт. Прохора, датируя памятник временем не позднее 1328 г. на основании отсутствия в нем упоминаний о приезде митр. Феогноста. Вне зависимости от авторства это житие митр. Петра — древний памятник, написанный вскоре после кончины святителя.
{[273*]} Чтение: «В то же время и Сеить еретик явися» восходит, по крайней мере, к Киприановой редакции жития. Так читается это место уже в древнейшем списке — в пергаменной служебной Минее на декабрь 1-й трети XV в. из собрания Харьковской гос. научной библиотеки. № 816281.
{[274*]} Обстоятельное обоснование даты рождения прп. Сергия (1322) см.: Кучкин В. А. Сергий Радонежский // Вопросы истории. 1992. № 10. С. 75–76.
{[275*]} Библиографию изданий жития прп. Сергия см.: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 217–218. О редакциях и списках текста памятника см. комм. [186*].
{[276*]} О времени создания повести см.: Дмитриев Л. А. Житийные повести Русского Севера как памятники литературы XIII–XVII вв. Л., 1973. С. 160–162. О списках — там же. С. 284–286.
{[277*]} Наиболее полные сведения о рукописях богослужебных книг XIII–XV вв. приведены в следующих справочниках: Сводный каталог славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР / XI–XIII вв. М., 1984; Предварительный список славяно-русских рукописей XI–XIV вв., хранящихся в СССР (для «Сводного каталога рукописей, хранящихся в СССР, до конца XIV в. включительно») // АЕ 1965. М., 1966. С. 177–271; Предварительный список славяно-русских рукописных книг XV в., хранящихся в СССР (для «Сводного каталога рукописных книг, хранящихся в СССР»). М., 1986; Дополнения к «Предварительному списку славяно-русских рукописных книг XV в., хранящихся в СССР (М., 1986)». М., 1993. Все эти издания включают также сведения о южнославянских рукописях XIII–XV вв. в хранилищах бывшего СССР. О древнерусских рукописях XIII–XIV вв. (в том числе находящихся в зарубежных хранилищах) см. также: Marti R. Handschrift—Text—Textgruppe—Literatur. Berlin, 1989 (Slavistische Veröffentlichungen. Bd. 68).
{[278*]} В последнее время высказано убедительное мнение, что стих (стихира) на Успение с именем митр. Григория Цамблака в заглавии и известный в списках не ранее XVII в., не является сочинением митр. Григория, а представляет собой текст, использующий похвальное Слово митр. Григория на Успение Божией Матери (Карастоянов Б. П. Русское знаменное песнопение на текст Григория Цамблака // Русско-болгарские связи в области книжного дела: Сборник материалов VII болгаро-советского семинара. София, 1987. С. 106–112.
{[279*]} О происхождении рукописи см. комм. [261*].
{[280*]} О сохранившихся домонгольских списках Кормчей см. комм. [128*].
{[281*]} О возможных авторах и адресатах поучения-предисловия к Мерилу Праведному см.: Правда Русская. М.—Л., 1940. Т. 1 (тексты). С. 89–95; Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде: Происхождение текстов. М.—Л., 1941. С. 88–98; он же. Воссоздание русской письменной традиции в первые десятилетия татарского ига // Вестник истории мировой культуры. 1957. № 3. С. 9–10 (то же в кн.: Тихомиров М. Н. Русская культура X–XVIII вв. М., 1968. С. 181–182). О составе учительной части сборника и ее источниках: Schneider R. Die moralisch-belehrende Artikel im altrussischen Sammelband Merilo Pravednoe. Freiburg, 1986 (Monumenta linguae slavicae dialecti veteris. Bd. 23). S. XV–XXI, а также рецензии на эту публикацию Ф. Б. Полякова (Beitrage zur Edition des «Merilo Pravednoe» // Welt der Slaven. 1987. Bd. 32. S. 317–333) и Й.-М. Райнхарта (Zeitschift für Slavische Philologie. 1989. Bd. 51. S. 401–420).
{[282*]} Вопрос о сочинениях митр. Кирилла II и в настоящее время остается открытым. Достоверно принадлежащим свт. Кириллу считается правило Владимирского Собора (Словарь книжников. Вып. 2. С. 226). Высказывались сомнения в принадлежности ему Поучения к попам (Колобанов В. А. О Серапионе Владимирском как возможном авторе «Поучения к попам» // ТОДРЛ. 1958. Т. 14. С. 159–162), но эта точка зрения не получила признания. Разбор митр. Макарием «Слова Кирилла Философа на Собор архангела Михаила» до сих пор остается наиболее обстоятельным.
{[283*]} В науке, однако, утвердилось мнение о свт. Стефане Пермском как об авторе послания против стригольников. Пожалуй, лишь Г. М. Прохоров считает наиболее вероятным автором свт. Дионисия Суздальского, хотя не отрицает и определенной причастности к созданию послания (в качестве связующего звена между свт. Дионисием и архиеп. Алексием) свт. Стефана (обзор мнений исследователей см.: Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 2. С. 415–416). При этом все исследователи отмечают компилятивный характер памятника. Список с именем свт. Стефана в заголовке, старший среди известных, содержит более исправный вариант текста; кроме того, замена имен в древнерусской традиции (как и в средневековой традиции вообще) имеет обычно целью увеличение авторитета сочинения, чего не могло быть при атрибуции патриаршего послания Пермскому епископу.
{[284*]} Повествование о сербском царе Стефане, помещенное в Прологе, представляет собой русское сокращение XVI в. полного текста. Последнее издание полного текста см.: Давидов А. и др. Житие на Стефан Дечански от Григорий Цамблак. София, 1983.
{[285*]} О судьбе памятников на Руси см.: Турилов А. А. К вопросу о периодизации русско-южнославянских литературных связей XV — начала XVI в. // Руско-балкански културни връзки през средневековието. София, 1982. С. 68–74; он же. Сцена убиения Стефана Дечанского в лицевом житии Николы XVI в. и ее литературный источник // Древнерусское искусство / Рукописная книга. М., 1983. Сб. 3. С. 228–231.

Ссылки по теме
Форумы