Глава X. Первый Московский великокняжеский свод 1472 г.

Просматривая состав известий Московского свода 1472 г. в части от 1462 до 1472 г., на первый взгляд кажется, что нетрудно уловить в этой части весь ход работы сводчика 1472 г. Церковные события, как это было и в Летописце великом русском редакции 1463 г., не привлекают внимания составителя и не заслуживают значительного описания. Наоборот, военные события этого времени — главное содержание значительных по размеру его статей. Однако, эти военные статьи оказываются по своим размерам незначительными, если мы их сравним с описанием похода Ивана на Новгород в 1471 г.

Огромность этой статьи, совершенно особое внимание, обращенное ко всему делу столкновения великого князя с Новгородом, точность в изложении постановки конфликта, точность и мелочная подробность в описании всего похода, как военного предприятия, и его блестящего результата, как и всех перипетий замирения, — делают эту статью центральным моментом всей летописной работы. Вчитываясь в это изложение, осмысляя эту приподнятость описания, кажется, можно сказать с уверенностью, что в росте исторической роли Москвы события 1471 г. были истолкованы летописателем как существеннейший сдвиг: московский великий князь впервые принял на себя, формальную обязанность охранителя веры, борца с католичеством, грозившим через митрополита-униата Григория, уже обладавшего литовскими епархиями бывшей митрополии всея Руси, отторгнуть от этой, теперь московской митрополии новгородскую епархию. Победа над Новгородом, признавшим себя частью московской митрополии, оценивалась как великий момент роста политической власти московского государя: «А князь великий Иван Васильевич, Володимерскый и Новгородцкый и всеа Русии самодеръжець, възвратился оттуда к Москве с победою великою месяца августа в 13».

Естественно предположить, что в Москве эту победу над Новгородом пожелали отразить в ходе обычного записывания событий из года в год (которое велось и при этом великом князе, что ясно из точной датировки известий всех предыдущих годов) совершенно особым образом, т. е. через составление общерусского свода.

Мы знаем, как была выполнена эта работа. Кроме Летописца великого русского редакции 1463 г. и общерусской митрополичьей летописи в редакции 1456 г. (т. е. младшей редакции Софийской I) составитель свода 1472 г. привлек древнюю редакцию Софийской I в том дефектном ее протографе, который нам известен по спискам Карамзина и Оболенского. Эта древняя дефектная редакция кладется в основу, частью подвергаясь сокращению, но главным образом пополняясь и по митрополичьему своду редакции 1456 г. (т. е. младшей редакции Софийской I), и по Летописцу великому русскому редакции 1463 г. После 1418 г., на котором обрывалась дефектная древняя редакция Софийской I, в распоряжении сводчика 1472 г. оставались уже только два источника: митрополичий свод редакции 1456 г. и Летописец великий русский редакции 1463 г. Мы уже знаем, что первый из этих источников привлекался без особого внимания: состав известий его сокращался, сокращались и самые статьи известий. С 1457 г. сводчик 1472 г. оставался уже с одним источником в руках: он просто переписывал текст Летописца великого русского редакции 1463 г., кое-где лишь оставляя след своей обработки, едва ли, впрочем, значительной. С 1463 г. сводчик 1472 г. стал переписывать те погодные материалы, которые накопились путем ежегодных приписок с 1463 г. Дойдя до статьи 1471 г., сводчик решил здесь дать большой и подробный рассказ, который бы оставил в читателе необходимое сознание важности пережитого исторического события.

Но здесь невольно возникают сомнения в правильности такого построения хода работы сводчика 1472 г.

Конечно, статья о новгородском походе могла быть написана вскоре после самого события, но все же не сряду за событием. Достаточно прочитать весь этот рассказ, чтобы признать, что перед летописателем был материал разносторонний и уже взвешенный общею оценкою: тут и эпизод военного характера на Двине, тут и подробное описание новгородских волнений на вече с определениями партий и их точек зрения, тут и любопытная интродукция в виде описаний «чудесных знамений», происшедших в Новгороде накануне похода («яко же слышахом от тамо сущих житель»), которые вызывают летописателя на оговорку, что подобные «знамения» всегда записывались в летописание.

По случаю благополучного окончания всего дела великий князь «обещася поставити на Москве церковь святаго апостола Акилу, а воеводы, князь Данило и Федор, другую церковь Въскресение». Эти обетные церкви были деревянные. В описании пожара 1476 г. упомянуто: «да два застенка Архааггельских деревяных розметаша: Въскресение да Акилу святаго». Постройка этих обетных церквей, примыкавших к стене каменной Архангельской, потребовала, конечно, известного времени. Между тем рассказ о новгородском походе в своде 1472 г. был написан в то время, когда одна из этих церквей была выстроена, а другая еще не окончена (при упоминании обета великого князя построить церковь Акилы в своде 1472 г. прибавлено: «еже и бысть»).

Итак, оказывается, что описание новгородского похода составлено после события с таким значительным промежутком, что летописатель мог не только собрать разнообразный материал, но и указать на окончание постройки одной из обетных церквей.

Не этим ли обстоятельством нужно объяснить, что сводчик 1472 г. не окончил своей работы известием о победном вступлении в Москву великого князя, которое было подогнано к 1 сентября (Новому году) 6980 (1472) г., а продолжил описание этого года разными другими известиями вплоть до повеления митрополита Филиппа готовить камень для сооружения новой каменной церкви Успения в Москве? То есть, трудясь над новгородским описанием, сводчик 1472 г. после его окончания решил присоединить накопившиеся тем временем летописные записи?

Но такое предположение сейчас же падает, потому что последнее известие о заготовке камней относится к концу октября (до 8 ноября, во всяком случае) того же 1471 г., в сентябре которого вошел в Москву великий князь. Невероятно, чтобы за эти два месяца летописатель смог собрать материал о новгородском походе и соорудить из него рассказ, а строители — церковь Акилы. Тогда почему же, если рассказ составлен позднее конца октября 1471 г., сводчик 1472 г. не дал в своем своде тех известий, которыми он мог располагать от конца октября 1471 г. до времени окончания своего труда? Недоумение наше возрастает еще больше, когда мы углубимся в содержание известия от 10 сентября 1471 (по летописному 1472) г., т. е. известия, читавшегося на предпоследнем месте в нашем своде 1472 г. Из Венеции пришел от папы к великому князю послом Антон Фрязин. Он привез послам великого князя «листы», чтобы ехать до Рима за невестою великого князя. Оказывается, с Антоном прибыл послом от «дюкы Венецейскаго» Иван Тривизан, чтобы просить великого князя «проводить» себя до «царя Ахмута Большие Орды». Тривизан, прибыв в Москву, обратился прежде всего к своему земляку Ивану Фрязину, который жил в Москве в должности «денежника» великого князя. Иван Фрязин, узнав, что Тривизан еще не являлся к великому князю, предложил ему, помимо князя «допровадить» его до царя: зачем бить об этом челом великому князю, да подавать ему за то великие подарки! Тривизан согласился на это, и был представлен великому князю как племянник Ивана Фрязина, приехавший по своим делам «да и гость-бою». Описание этого сговора оканчивается словами: «да то у великого князя утаили». Ясно, что весь рассказ написал после обнаружения этого сговора. Когда же это случилось? В своде 1479 г. мы узнаем, что этот сговор обнаружился в начале ноября следующего года.{161}

Итак, мы имеем прямое указание, что сводчик работал не ранее ноября 6981 (по нашему счету 1472) г., но почему-то прервал свое изложение на конце октября предыдущего года (6980) на незначительном известии о заготовке камней для постройки новой Успенской церкви.{162}

Разгадать действительный замысел и ход работы составителя рассмотренного нами свода 1472 г. поможет нам, как увидим ниже, анализ известий 1472 — 1479 гг. в скоро последовавшем втором Московском великокняжеском своде 1479 г.

В заключение позволительно остановиться на одной, весьма симптоматической черте Московского свода 1472 г. Взяв в основу своей первой части дефектную древнюю редакцию Софийской I, составитель свода 1472 г. подверг новгородскую часть известий этой редакции известной переработке. Она сказалась не столько в опущении некоторых, в большинстве случаев ничтожных, новгородских известий, сколько в тенденциозной выправке многих этих записей. Так, под 6690 г. в Софийской I читается: «тогда же на зиму путь показаша новгородци князю Володимеру», а в своде 1472 г.: «тогда же на зиму ту выйде из Новагорода князь Володимер»; под 6695 г. в Софийской I: «выгнаша новгородци князя Мьстислава», а в своде 1472 г.: «выеде князь Мстислав Давидович из Новагорода», и т. д.

Эта упорная московская точка зрения, не желающая признавать даже былые права новгородцев на изгнание князей, довольно последовательно проведенная составителем свода 1472 г., получает смысл особого возбуждения и московской запальчивости под впечатлением остро пережитых событий 1471 г.,{163} и сводчик 1479 г., имевший в руках этот свод 1472 г., везде опять восстановил по своим дополнительным источникам первоначальное чтение всех этих испорченных мест. Но перед нами первая попытка переработки известий прошлого во вкусе современного политического умонастроения, за которою вскоре начнется уже безоговорочное искажение прошлого, поскольку летописи утрачивают теперь свой былой смысл документа международного характера и становятся документом внутреннего пользования.


Примечания Я.С.Лурье

{161} Рассказ о разоблачении обмана Ивана Фрязина и Тревизана содержится в Московском своде под 6981 (1472) г. (ПСРЛ. Т. 25. С. 299—300); в ВП об обмане упоминается под 6980 г., но о его разоблачении и показаниях Фрязина ничего не сообщается.

{162} Фраза «Тоя же осени Филип митрополит повеле готовити камение, здати церковь святыя Богородица», относящаяся к октябрю 6980 (1471) г., которой оканчивается текст Нкр, возможно, не является окончанием свода 1471 г., так как в Муз. повесть о походе на Новгород, сходная в Нкр и ВП, имеет еще небольшое продолжение (о поставлении пермского и новгородского владыки) и заканчивается известием декабря того же года: «Toe же зимы повезоша камень на Москву на создание святая Богородици».

{163} Примеры переработки в своде 1471 г. (Нкр—ВП) известий CI об изгнании князей из Новгорода (и приглашении других), приведенные М. Д. Приселковым вслед за А. А. Шахматовым (Шахматов А. А. Обозрение... С. 355), могут быть еще значительно дополнены (ср.: Лурье Я. С. О политических идеях общерусского свода 1448 г. // Festschrift fur F. von Lilienfeld. Erlangen, 1982. S. 137—145). Однако обилие этих исправлений и иной характер редактирования в своде 1479 г. можно объяснить не столько «особым возбуждением» 1471 г., сколько тем обстоятельством, что по мирному договору 11 августа 1471 г. Иван III обязался держать Новгород «в старине, по пошлине без обиды» (Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949. № 26—27): великому князю необходимо было делать вид, что «старина» эта не означала права изгнания и произвольного приглашения новгородцами князей.

Форумы