XXII. Христианский Восток после Юстиниана

Александр Дворкин. Очерки по истории Вселенской Православной Церкви.


Литература: Meyendorff, Imperial Unity; Meyendorff, Byzantine Theology; Meyendorff, Christ in Eastern Christian Thought; Болотов; Карташев; Ostrogorsky, History of the Byzantine State; Vasiliev; Previte-Orton; Jones.


1. Провал попытки Юстиниана привести Восток к религиозному единству показал, что ни богословские аргументы, ни применение силы не могут превозмочь глубокое недоверие народных масс в Сирии и Египте к халкидонскому определению - недоверие, внушенное им с самого начала первыми противниками Собора. Никогда во всей истории богословских разногласий и на Востоке, и на Западе официальная Церковь до такой степени не старалась найти богословский консенсус и не шла на такие уступки ради восстановления единства. Большинство западных и даже некоторые православные историки (например, Болотов) весьма критически относятся к этим уступкам и упрекают Юстиниана и его преемников не только за насилие, которое те время от времени применяли к оппозиции, но и за предательство ими Халкидона. Как мы видели, никакого предательства не было. Напротив, Православная Церковь подтвердила, что та же самая таинственная истина Воплощения может быть выражена в различных терминах; что кирилловская терминология была нужна, чтобы исключить несторианство, и что Халкидон был нужен, чтобы исключить евтихианство; что для нейтрализации любого подозрения в том, что Халкидон является отходом от св. Кирилла, не только термин «Богородица», но и теопасхитская формула «Логос пострадал во плоти» должны быть включены в вероучительные и богослужебные тексты; что Халкидонское «в двух природах» не исключает кирилловского «из двух природ», и даже что формула Севира Антиохийского, позволяющая различать две природы во Христе, но только «умственно» (εν θεωρία), может соответствовать вере Церкви (если, конечно, она будет помещена в православный контекст).

Казалось, что после собора 553 г., выразившего все это догматически, между имперской Церковью и монофизитами не должно было оставаться никаких христологических различий. Но тем не менее раскол не был преодолен. Неужели главной причиной все же был культурный сепаратизм коптов, армян и сирийцев, ненавидевших греков и их Империю? Но мы видели, что культурный фактор далеко не был решающим во всех этих событиях. Почти все главные вожди монофизитов - греки по языку и культуре: Диоскор, Тимофей Кот, Севир Антиохийский и др. Все они были преданы Империи и имперской идее и не мыслили себя вне ее. Главный фактор раскола, несомненно, являлся богословским. Почему же тогда раскол не был преодолен и после 553 г.?

Одной из причин стал народный консерватизм, сочетающийся с недоверием к постоянно меняющему позиции церковному руководству. Как мы уже много раз говорили, монофизиты были «фундаменталистами-кирилловцами», а для фундаменталиста не бывает компромиссов. Халкидонцы постоянно делали шаги навстречу раскольникам и подробно разъясняли свою позицию, в то время как антихалкидонцы ничего подобного не предпринимали. Даже Севир - наименее фанатичный из монофизитских лидеров - не принял формулы «Две природы после соединения». Несколько видных монофизитов в конце концов прислушались к аргументации своих оппонентов и приняли Халкидон, но были немедленно изгнаны своей паствой.

Консервативный «фундаменталистский» монофизитский раскол отвергал «кафоличность» Халкидона. Халкидонская кафоличность значила, что единая Истина должна выражаться многими терминами: не только александрийскими, но и антиохийскими и западными латинскими, сформулированными в томосе папы Льва, - ибо дифизитское богословие необходимо для противовеса евтихианству и совсем не означает отхода или тем более отказа от наследия св. Кирилла. Выступая только за свое богословие, за свои формулировки, монофизиты неуклонно двигались по направлению к сектантскому элитизму. И, как всякая другая секта, монофизиты немедленно стали делиться на группы и группочки, каждая из которых утверждала свою исключительность, яростно выступая при этом против единства с халкидонцами.

Однако до персидских и даже до мусульманских завоеваний, несмотря на все разделения, на христианском Востоке оставалось чувство некоего церковного и имперского единства. Каждая из сторон при случае прибегала к насилию против другой стороны, но каждая и надеялась на обращение своих противников. Этим и объясняются, например, все перепады в политике Юстиниана и различные подходы, к которым прибегали он и его жена Феодора. Позже та же схема действий повторится в политике императора Юстина II и его жены императрицы Софии, которую, как и Феодору, историки новейшего времени будут упрекать в тайном монофизитстве. На самом деле в обоих случаях царственные супруги лишь принимали на себя определенные роли, но, несомненно, и Феодора, и София вместе со своими мужьями официально принадлежали к халкидонской Церкви.

Нужно отметить, что многие халкидонские иерархи почитались монофизитами, а монофизит Петр Ивериец (возможный автор «Ареопагитик») помещен в святцы Грузинской Церкви. Халкидонец император Маврикий упоминается монофизитским историком Иоанном Эфесским как «боголюбивый император», а сирийские монофизиты почитают его как святого. И халкидонский патриарх Александрийский св. Иоанн Милостивый (612-617) также помещен в святцы Коптской и Эфиопской церквами. Более того, халкидонские патриархи Иоанн Схоластик Константинопольский (565-577) и Анастасий I Антиохийский (559-569) даже председательствовали на встречах между враждующими монофизитскими фракциями, пытаясь примирить их между собой. Все эти факты показывают, что раскол еще не был окончательным.

Однако упрочению и распространению раскола способствовали два фактора: 1) учреждение Иаковом Бар-Аддаем параллельной монофизитской иерархии, что обеспечивало для всех желающих альтернативу халкидонскому единству; 2) внутренние разделения монофизитов, сделавшие невозможным даже для самых уважаемых их лидеров, типа Феодосия и Иакова Бар-Аддая, выступать или вести переговоры от лица всех нехалкидонцев.

2. В одном только Египте к концу VI в. антихалкидонская оппозиция была разделена на 20 групп, каждая из которых заявляла о своей канонической и вероучительной чистоте. Многие из этих групп имели своих членов в Сирии, Аравии и Персии.

Некоторые из этих группировок - как правило, самые экстремистские - были «акефальными» (буквально «безголовыми»), то есть беспоповцами. Некоторые из них отвергли «Энотикон» 482 г. и, следовательно, иерархию, происходящую от Петра Монга и его преемников. Другие - «диоскоровцы» - отвергали всю иерархию после смерти Диоскора (454 г.), так как его преемник Тимофей Элур принимал переходящих в монофизитство халкидонских клириков в сущем сане. Еще одна группа, «неведенники», хотя и отвергала Халкидон, но и отказывалась принять крайних кирилловцев, настаивавших на полном обожении человечества Христа. Их лидер, александрийский диакон Гемистий, утверждал, что Иисус как человек разделял человеческое неведение.

Но главное различие среди монофизитов проходило между северианами и афтартодокетами. Афтартодокеты были последователями Юлиана Галикарнасского (+ после 518 г.). Юлиан учил, что, так как смерть и тление (φθορά) являются результатом греха, тело Христа было нетленным с рождения, ибо Он был Новым Адамом, воспринявшим безгрешное человечество. Это значило, что благодаря ипостасному единству человечество Христа с момента Его зачатия во чреве Богородицы было не «падшим» человечеством Адама, но новым, нетленным человечеством Царства Божия. Это учение, получившее название «афтартодокетизм», само по себе не было специально монофизитским и казалось привлекательным некоторым халкидонцам, в том числе даже императору Юстиниану в самом конце его дней. Севир решительно выступил против учения Юлиана, заявляя, что если человечество Христа было «нетленным», то его страдания и смерть были лишь «видимостью» («докетизм»). Для Севира добровольная смерть Христа значила, что Он воспринял наше смертное человечество. Да, как Бог, Он был чужд любому личному греху. Но восприятие нашего человечества Логосом значило, что Христос принял на Себя и все последствия греха - так называемые «безвинные страсти», - такие как голод, болезнь, страдания, тление и смерть. Нетленность тела Христова была явлена в Его воскресении, а не в Его рождении. Как мы видим, в этом вопросе Севир занимал вполне православную позицию [29].

Афтартодокеты, также известные под названием «фантазиастов», организовались в весьма влиятельную партию среди монофизитов. Выше уже говорилось о беспорядках в Александрии во время правления патриарха Феодосия. Вскоре после своего восшествия на престол (535 г.) он был смещен в ходе народного восстания, возглавляемого монахами. На его место был поставлен убежденный юлианист архидиакон Гайан. Порядок был восстановлен византийскими войсками под командованием генерала Нерсеса. Таким образом, монофизит Феодосий вернулся на престол лишь с помощью имперских халкидонских войск. Однако ересь Юлиана осталась весьма жизнеспособной не только в Египте, но и в Сирии, Персии, Индии, Эфиопии, Аравии и в Армении. В конце концов афтартодокетизм был официально принят Армянской Церковью (551 г.), которая даже анафематствовала Севира.

Другая монофизитская группа называлась «тритеистами». Их учение основывалось на до конца последовательном применении следующей монофизитской предпосылки: все монофизиты, отвергая халкидонскую формулу «одна природа и две ипостаси», утверждали, что нельзя говорить о «двух природах» во Христе, так как природа неотделима от ипостаси и одной не бывает без другой; следовательно, «две природы» автоматически означают и «две ипостаси», то есть чистое несторианство. Тритеисты вполне законно прилагали эту схему и к Святой Троице, и, проявляя логическую последовательность, заявляли, что если в Божестве три Ипостаси, то значит, и три природы. А коль скоро имеются три природы, значит, нужно говорить о трех Богах.

Многие видные монофизиты приняли это учение, в том числе и монофизитский патриарх Антиохийский Сергий. Феодосий Александрийский, рукоположивший многих тритеистов в епископы, в конце жизни понял свою ошибку и опасность, исходившую от тритеизма, и опубликовал опровержение этого учения. Он также опроверг другое возможное следствие отождествления терминов «природа» и «ипостась»: учение, согласно которому в Боге была одна природа и, следовательно, одна Ипостась. Воплощение такой уникальной Ипостаси подразумевало смешение природ. Результатом был откровенный пантеизм, который проповедовал известный монофизитский автор того времени Стефан Бар-Судайли.

Вмешательство Феодосия не положило конца спору. Известный александрийский ученый-тритеист Иоанн Филопон выдвинул целый ряд контраргументов, основанных на Аристотеле, для которого, действительно, и ипостась, и природа означали конкретную реальность. После смерти Феодосия (566 г.) в монофизитские патриархи Александрийские был посвящен Афанасий, замечательный лишь тем, что он являлся внуком императрицы Феодоры (через незаконную дочь). В 569 г. Филопон и его тритеизм был осужден самим Иаковом Бар-Аддаем. Разделения между монофизитами дошли до того, что в Константинополе состоялся публичный диспут между двумя их фракциями (тритеистами и ортодоксами), на котором в качестве нейтральной стороны председательствовал халкидонский патриарх Иоанн Схоластик. Это было весьма серьезным моральным уроном для монофизитов. Экстремисты оказались сильнее, и более разумная монофизитская партия проиграла.

Ко времени смерти Юстиниана (565 г.) монофизитское движение было сильно не только численностью, но и имело за собой мощные интеллектуальные и политические силы. Его поддерживали народные массы в Сирии и Египте. Богословская мощь была обеспечена интеллигентами и высшими иерархами, большинство из которых по-прежнему писали по-гречески, часто используя греческие философские категории для защиты своих позиций. Имперский двор при поддержке халкидонского епископата был всегда готов обсуждать общие формулы и объединительные исповедания веры, а также обеспечить убежище и безопасность для тех монофизитских иерархов, которые - как, например, патриарх Феодосий Александрийский, - занимали достаточно примирительную позицию. Все это давало надежду на объединение.

Но скандальные разделения в рядах самих монофизитов весьма осложняли переговоры об объединении. Экстремистское большинство отказывалось верить умеренным, т.е. тем монофизитам во главе с Феодосием Александрийским, которые пытались придерживаться позиций Севира. Возможно, если бы эти умеренные иерархи в нужное время имели больше власти и влияния, очевидный христологический консенсус, выраженный в «кирилловском халкидонстве», победил бы. Но существование параллельной церкви, созданной Бар-Аддаем; длившаяся более столетия шумная кампания против Халкидона, представлявшая халкидонскую веру как «нововведение»; и, наконец, болезненные воспоминания о насильственных высылках таких «исповедников веры», как Диоскор или Тимофей Кот, и насильственном поставлении халкидонских патриархов Александрии и Антиохии - все это делало попытки любого объединения похожими на предательство. Это не было сознательным протестом против Империи или греческой Церкви. Ведущие монофизитские богословы продолжали говорить по-гречески. Богослужение, используемое сирийцами, и в особенности коптами, оставалось двуязычным. Имперские лоялисты были весьма распространены, и, в большинстве своем, среди епископов. Но массы были чрезвычайно консервативны: они отказывались принять что-либо, что хотя бы формально отличалось от формулировок св. Кирилла.

3. После Юстиниана стал править его племянник Юстин II (565-574 гг.), женатый на племяннице Феодоры Софии.

Его царствование ознаменовано возвращением к политике примирения. Многие современные историки считают его, а особенно Софию, монофизитами, вновь, наподобие Зенона и Анастасия, отступившими от принципов Халкидона. Этот взгляд основывается на свидетельстве умеренно-монофизитского историка Иоанна Эфесского, чья «История Церкви» - один из важнейших источников по данному периоду.

Иоанн по взглядам своим был «крепким» империалистом и поэтому, очевидно, возлагал большие надежды на обращение в монофизитство Юстина. Однако и он признает, что оба патриарха того времени (Иоанн Схоластик и Евтихий) были твердыми халкидонцами, и возлагает на них вину за возобновление гонений на монофизитов.

Иоанн Эфесский сообщает (на основании слухов, как он сам признает), что София в молодости причащалась у монофизитов и что муж ее втайне делал то же самое. Однако, как отмечает сам Иоанн, оба они, чтобы взойти на трон, должны были стать формально халкидонцами. Именно это признание Иоанна, что император должен был признать Халкидон, отражает реальное положение дел в Константинополе в 565 г. Итак, возвращение властей предержащих к ситуации до 518 г., к временам Зенона и Анастасия, уже было немыслимым.

16 июля память Халкидона торжественно отмечалась во всех церквах Империи. Ну и, конечно, никакой император не мог бы отменить V Вселенского Собора (553 г.), подтверждавшего решения Халкидона, не говоря уже об отмене самого Халкидона, упоминаемого в прологе к официально принятому в Империи «Кодексу» Юстиниана. Именно поэтому Иоанн Эфесский и другие монофизиты столь радовались, когда видели, что, несмотря на это, Юстин II все же идет путем примирения и диалога.

Но предположение, что Юстин II был тайным монофизитом, весьма маловероятно еще и в свете того, что его близким другом и единомышленником был патриарх Константинопольский Иоанн Схоластик, убежденный и несгибаемый халкидонец, который и настоял на воцарении Юстина.

В правление Юстина II возобновилась война с Персией. Кроме этого, его царствование отмечено поддержкой искусств, строительством новых церквей и неослабевающим вниманием к делам церковным как на Востоке, так и на Западе. Правительство, не боясь испортить отношений с Западом, шло на диалог с монофизитами, но при этом твердо придерживалось халкидонских позиций (иначе и быть не могло, так как формальное признание Халкидона официальными властями было закреплено в законе) и всегда готово было проявить твердость, если монофизиты не пойдут навстречу.

Ученый-юрист из Антиохии Иоанн Схоластик (565-577) стал патриархом еще при Юстиниане, после того, как престарелый император отправил в ссылку патриарха Евтихия за его отказ поддержать афтартодокетизм. Иоанн, хотя и взошел на патриарший престол при довольно двусмысленных обстоятельствах, смог выждать время и избежать признания афтартодокетизма до смерти Юстиниана в ноябре 565 г. Патриарх знаменит своей ролью в кодификации канонических текстов, сравнимой с ролью Юстиниана в кодификации государственного законодательства. Неизбежно и ему пришлось войти в отношения с монофизитами.

Правление Юстина II началось с громкого провозглашения халкидонской веры; западные авторы видят в этом продолжение публичной политики Юстиниана. Но в то же время к монофизитам было проявлено снисхождение и милосердие, а многим из них, например старику Феодосию Александрийскому, со времен Феодоры все еще жившему в Константинополе, оказывались почести; он даже лично принят императором, а после своей кончины (566 г.) был похоронен с высшими почестями. Моральное лидерство столичных монофизитов перешло к историку Иоанну Эфесскому, который придерживался весьма умеренных взглядов и был принят при дворе. Чтобы успокоить монофизитов, Юстин ввел пение Никейско-Цареградского символа за каждой Литургией, так как многие монофизиты в простоте своей полагали, что халкидонцы предали древнюю веру Церкви. Некоторые монофизитские лидеры, сосланные еще во время Юстиниана, были амнистированы.

Император предложил свою помощь в примирении различных монофизитских фракций (именно тогда, в 566-567 гг., в столице прошел диспут между тритеистами и северианами под председательством Иоанна Схоластика). Для участия в диспуте был приглашен в столицу даже Иаков Бар-Аддай (уже глубокий старик к тому времени). Открытое противостояние вновь сменилось поисками компромисса.

Юстин опубликовал несколько предложений о примирении. Похоже, умеренные монофизиты, включая даже самого Иакова Бар-Аддая, и уж во всяком случае Иоанн Эфесский, рассыпавшийся в похвалах перед императором, были готовы принять объединение. Внутренние разделения монофизитства, явленные прежде всего в тритеистских спорах, сделали перспективу объединения более привлекательной, по крайней мере для некоторых нехалкидонцев. Но массы отказались следовать за иерархами: во время большой объединительной встречи в Каллинике на Евфрате монах-монофизит выхватил текст императорских предложений из рук читавшего их и разорвал свиток. Еще при жизни почитаемый как святой и исповедник, престарелый Иаков Бар-Аддай не мог контролировать своих фанатичных последователей.

Самое известное из императорских предложений о мире носит название «Программа». Это был манифест нового халкидонского богословия. В «Программе» подтверждалось, что православная христология может быть выражена как в кирилловских, так и в халкидонских терминах. В заключение император призывает всех христиан к единству на основе «истинного учения», избегая «ненужных споров о личностях или словах, так как слова приводят к единой истинной вере и пониманию, в то время как обычаи и формы, которые до сего дня преобладали в святой, соборной и апостольской Церкви Бога, остаются, как всегда, вне потрясений и изменений». По всей видимости, под обычаями и формами подразумеваются как различные терминологические системы, так и литургические и канонические традиции.

Казалось, никогда ранее условия объединения между православными и монофизитами не были обговорены в более реалистических терминах. В «Программе» содержался призыв прийти к согласию в сущности, а не в словах, и в ссылке на «ненужные споры о личностях» содержался намек на взаимное снятие анафем. В документе не было двусмысленностей, подобных тем, которые содержались в «Энотиконе» Зенона. Каждое 16 июля Юстин II возглавлял празднества в память Халкидона, а его западная политика не могла позволить даже намека на отступление от Собора, ставшего уже символом правой веры для Рима. Латинские поэты Корипп и Венатий Фортунат в самых восторженных тонах писали о православии императора. Он переписывался с франкскими королями и даже послал св. Радегунде - бывшей королеве, а ныне монахине в Пуатье - мощевик с частицами Истинного Креста, а папе - богато изукрашенный крест с двумя портретами: своим и императрицы Софии. Все это проходило параллельно с переговорами об объединении с монофизитами.

Однако Юстину так и не удалось убедить монофизитов добром, и он решил прибегнуть к силе. Часть монофизитов приняла «Программу» под сильнейшим имперским давлением. Те бывшие антихалкидонские епископы, которые заняли свои кафедры, вытеснив с них халкидонцев, были при возвращении в Церковь рукоположены заново. Но в конечном итоге такая практика официально запрещалась, и желающие вернуться в Церковь должны были лишь принять «формулу единства», в которой имелась ссылка на соглашение 433 г. между Кириллом Александрийским и Иоанном Антиохийским. Среди вернувшихся в то время в Церковь был проживавший в Константинополе монофизитский патриарх Антиохийский Павел Черный (см. ниже). Но большая часть иаковитов упорно сопротивлялась, что и привело в конце концов к провозглашению новой анафемы против Севира Синодом в Константинополе.

После Юстина II правил Тиверий II. С 574 по 578 г. он был регентом при душевнобольном Юстине, а с 578 по 582 г. правил самостоятельно. Его политика по отношению к монофизитам также была довольно мягкой. Но патриарший трон занимал Евтихий (577-582), в свое время, сосланный Юстинианом за противодействие афтартодокетизму, - твердый халкидонец. Похоже, он несколько противился тенденции Тиверия ослабить административное давление на диссидентов, введенное Юстином. Действительно, император фактически признавал существование двух параллельных церквей; Иаков Бар-Аддай вновь посещал столицу. Но на самом деле мягкость Тиверия была политически мотивированной: она диктовалась важностью поддержания добрых отношений с арабами-гассанидами - союзниками Империи. Выше говорилось, как еще при Юстиниане в 543 г. гассанидский арабский «филарх» Аль-Харит добился устроения на своей территории монофизитской иерархии. В 580 г. Тиверий торжественно принял в Константинополе сына Аль-Харита - нового «филарха» Аль-Мундхира. Выступая в роли защитника монофизитов, Аль-Мундхир добился освобождения нескольких клириков, отказавшихся принимать объединение с халкидонцами.

4. В 582 г. после смерти императора Тиверия и патриарха Евтихия на трон взошел император Маврикий (582-602), а патриархом стал св. Иоанн Постник (582-595). Тут роли несколько переменились. Патриарху, благочестивому подвижнику, принадлежит следующее изречение: «Что же такого говорят несогласные с нами, что заслуживает гонений? Если даже язычникам предоставляется амнистия, как же я могу преследовать христиан, безупречных в своем христианстве и, как мне кажется, более верующих, чем мы?» Благодаря такой мягкости и любви многие монофизиты вернулись в Православие. В Константинополе патриарх не возражал против присутствия монофизитов, часть которых даже сослужили с халкидонцами (не принимая Причастия).

Новый император, не претендуя быть богословом, пытался в течение всего своего правления присоединить монофизитов к православию, но не только силой или убеждением, а и через свое недюжинное дипломатическое искусство. Маврикий, недооцениваемый многими историками, несомненно, был одним из лучших византийских императоров. При нем, кстати, Империя окончательно перешла на греческий язык. Он дал убежище бежавшему при дворцовом перевороте персидскому «царю царей» Хозрою II и даже выдал за него свою дочь, а затем поддержал его в гражданской войне. В результате Хозрой, вернувшийся на престол, считал Маврикия своим благодетелем, отцом и покровителем. Он вернул Империи значительные территории в Армении и подписал с ней договор о «вечном мире».

Маврикий реформировал и укрепил Империю изнутри и отменил автономию гассанидов, чем лишил монофизитов мощной политической поддержки. Благодаря присоединению Армении к Империи большая часть Армянской Церкви и Грузинская Церковь вернулись в Православие.

В то же время Маврикий поддерживал тесные отношения с римским епископом, который, в свою очередь, был полностью лоялен имперскому экзарху, живущему в Равенне. То есть во внешнеполитических делах наконец воцарились мир и согласие, и в делах церковных, казалось, все постепенно пошло к примирению.

Сам Маврикий был талантливым полководцем, безупречным семьянином и человеком необычайной личной скромности. Он не выносил коррупции и повсюду искоренял ее. Правда, так он нажил множество личных врагов.

Маврикий экономил государственную казну, весьма пострадавшую от его расточительных предшественников, чем вызвал недовольство войск. Зимой 602 г. дунайская армия возмутилась задержкой в выплате жалования и, подняв на щит полковника Фоку, пошла маршем на Константинополь. Маврикий был схвачен вместе с сыновьями. По словам хронографа, император с христианским мужеством встретил беду как Божье наказание за свои грехи и не сопротивлялся. «И приведен был Маврикий, связанный, к гавани Евтропия. Убийца (Фока), желая увеличить мучения Маврикия печальным зрелищем, приказывает казнить в его присутствии пять сыновей его. Маврикий же, философствуя в несчастии, постоянно повторял: «Праведен Ты, Господи, и правы суды Твои». Няня, спрятав одного из царских сыновей, отдавала на убиение своего собственного, но Маврикий не допустил этого, а сыскал и отдал на казнь своего сына. Таким образом, став выше законов природы, Маврикий и сам прощается с жизнью. А окаянный Фока приказал головы царя и сыновей водрузить на трибунальском поле. И граждане выходили смотреть на них, пока они не загнили. И тогда злодей позволил отдать их желающим (для погребения). А жену Маврикия с тремя дочерьми заточил в монастырь. Спустя немного и их умертвил».

Фока и на троне остался грубым солдафоном, любившим вино, кутежи, разврат и бесчинство. Его пьяные оргии скоро стали притчей во языцех. Наружности он был довольно отталкивающей: коренастый, рыжеволосый, со сросшимися бровями, маленькими заплывшими глазками и уродливо черневшим на лице шрамом.

Фока установил кровавый террор в империи (602-610 гг.). Один современник приводит историю о некоем человеке, который возопил к Богу: «За что такое наказание? За что Ты послал людям Своим такого кровожадного волка?» И Господь ответил ему: «Я старался найти похуже Фоки, чтобы наказать народ за его своеволие, но не мог. А ты не искушай впредь судеб Божиих».

Вот на каком историческом фоне происходило дальнейшее развитие монофизитских церквей.

5. Во время периода терпимости и «диалога» в первую часть царствования Юстиниана (527-536) антихалкидонская оппозиция имела возможность самоорганизоваться, устроив отдельную церковь, параллельную официальному имперскому епископату. По мнению оппозиции, Севир был последним единым патриархом-монофизитом, покуда не был сослан при Юстине в 518 г. После его смещения имперское правительство восстановило на антиохийском престоле преемственность православных патриархов. Лишь в 557 г. Феодосий Александрийский, проживающий в Константинополе, поставил первого повсеместно признанного параллельного антиохийского патриарха Сергия Телльского. В 561 г. его преемником стал Павел Черный.

Постепенно, помимо просто содержания своего патриарха, монофизиты начинали использовать тактику создания параллельной иерархии всюду, где только могли. Епископ Иоанн Телльский (Восточная Сирия) рукополагал клириков не только для своей епархии, но и для всех мест, которые просили его об этом. По словам Иоанна Эфесского, которого он рукоположил в диаконы, он совершил всего 170 тысяч рукоположений. Это явное преувеличение, но и реальное число должно было быть весьма велико. Мы знаем, что рукополагал он далеко не только низших клириков: совместно с другими сирийскими монофизитскими епископами он хиротонисал и епископов для Персии. Эти рукоположения были раскольническими по своей природе, т.к. подразумевали, что Халкидонская Церковь - не Церковь и нужно воздерживаться от участия в ее Таинствах любыми способами. Более того, большая часть новорукоположенных была совсем необразованна и знала лишь, что ни за что нельзя соглашаться с «синодитами» (халкидонцами). Эти люди психологически были настроены только на борьбу с имперским истеблишментом, поэтому-то Феодосий Александрийский, Севир и другие умеренные монофизиты очень не хотели вступать на путь раскола. Когда он начался, весь процесс стал неуправляемым.

Деятельность Иоанна Телльского продолжалась всего шесть или семь лет. Он был пойман представителями халкидонского патриарха Ефрема в 536-537 г. и скончался в заточении в Антиохии в 538 г. Это произошло, когда после 536 г. Юстиниан начал применять самые строгие меры против монофизитов.

Однако вспомним, что именно Юстиниан позволил Феодосию Александрийскому поставить епископов для племени гассанидов (543 г.). Мы говорили о том, что один из них - Иаков Бар-Аддай - обошел всю Империю, ставя монофизитских епископов и священников. Позднее его называли «Вселенским митрополитом». Весьма характерно, что Феодосий отказался далее размножать параллельный епископат, и Иакову для епископских хиротоний пришлось привлечь египетских епископов Евгения и Конона, широко известных за их тритеистические взгляды. Вместе с этими двумя коллегами по «истинно православному» епископату он хиротонисал 27 архиепископов и епископов и двух патриархов. Как мы знаем, сирийская монофизитская церковь и сегодня называется «иаковитской» по его имени.

Все это, помимо богословских различий, создавало дополнительные стимулы для расколов, которые возникали не только по богословскому признаку, но и по личностному - кто за кем следует. Все они постоянно враждовали и обвиняли друг друга в ересях: в «тритеизме», в «тетрадизме» (учение о четвертой ипостаси Бога, объединяющей три первые и существующей наряду с ними). Существовал также антагонизм между сирийцами и египтянами и еще больший - между епископами, проживавшими в Константинополе, сохранявшими лояльность Империи и надеющимися на «прозрение» властей и перемену имперской политики, - и, с другой стороны, монахами и простыми людьми, составлявшими подавляющее большинство среди клириков, рукоположенных Иаковом Бар-Аддаем: они были согласны только на бескомпромиссную борьбу с «синодитами» (т.е. халкидонцами) до победного конца.

Иллюстрацией ко всему вышесказанному служит история двух монофизитских патриархов антиохийских - Сергия Телльского и Павла Черного. Сергий был хиротонисан Феодосием Александрийским в 557 г., но вскоре вошел в острый конфликте ним по поводу тритеизма (Сергий его поддерживал). После кончины Сергия (560-561 г.) Феодосий, наученный горьким опытом, целых три года выбирал его преемника. В конце концов он остановился на кандидатуре своего собственного секретаря, антитритеиста и александрийца Павла Черного, и попросил Иакова Бар-Аддая с коллегами хиротонисать его в патриархи, что и было сделано в 564 г. Феодосий, действуя как фактический глава всех монофизитов, хотя он реально не обладал никакими рычагами власти, направил Павла в Египет, чтобы он восстановил там монофизитскую иерархию. После неудачной поездки в Египет и смерти Феодосия (566 г.) Павел вернулся в Антиохию, где обнаружил, что последователи Бар-Аддая не признают его: он был убежденным противником тритеизма и к тому же «феодосиевцем». И это несмотря на то, что он был рукоположен Бар-Аддаем и сохранял с ним хорошие личные отношения!

В этот момент Павла пригласил к себе Аль-Харит, вскоре проникшийся к нему глубоким уважением. Стремясь вернуть себе престол в Сирии и пользуясь поддержкой арабского вождя, Павел воспользовался своими имперскими связями и принял «Программу» Юстина, соединившись с халкидонцами. Убедившись, что основная масса монофизитов за ним не следует, он отказался от «Программы», был арестован, но бежал и вновь был принят арабами - на этот раз уже сыном Аль-Харита, Аль-Мундхиром. Затем он вернулся в родной Египет, где сразу же глубоко ввязался в местные церковные дела и даже организовал подпольную хиротонию сирийского монаха Феодора в патриархи Александрийские. Однако местные монофизиты отказались его признать и поставили в патриархи собственного кандидата Петра (576), которого в качестве единственного законного патриарха признал Иаков Бар-Аддай. В результате Павел Черный оказался анафематствованным и в Египте, и в Сирии и так и не смог вернуться в свой патриархат. Он вернулся в Константинополь в свите Аль-Мундхира, когда тот посетил Тиверия в 580 г. Под давлением арабского вождя последователи Павла и Иакова Бар-Аддая временно примирились, однако сам Павел скончался в безвестности в Константинополе в 581 г.

Таким образом, в сирийском монофизитстве долгие годы продолжался конфликт между иаковитами и последователями Павла Черного, приводивший к постоянным столкновениям, часто заканчивавшимся кровопролитием. Этот конфликт выражал растущую несовместимость между такими умеренными епископами, как Павел, и сирийскими народными массами, которых не мог контролировать даже сам Иаков Бар-Аддай и которые выступали против любых компромиссов с «синодитами». Вмешательство александрийцев в сирийские дела также оказалось не слишком плодотворным.

После кончины Иакова Бар-Аддая (578 г.) и бесславного исчезновения Павла Черного новый монофизитский патриарх Александрийский Дамиан (578-604), преемник Петра, хиротонисал Петра Каллиникского в патриархи Антиохийские. Он надеялся, что новый патриарх сможет примирить все партии. Однако этого не произошло. Дамиан и Петр тут же рассорились из-за мелких богословских деталей, связанных с тритеизмом, который они оба отвергали. Александрийцы решили, что Петр Антиохийский пытается присвоить себе верховный престиж Александрии в богословских вопросах.

Между 581 и 611 гг. (год персидского завоевания Сирии) яковитские патриархи антиохийские проживали в монастыре Губба Баррайя, к востоку от Алеппо, так как сама Антиохия и все остальные ведущие города контролировались халкидонской иерархией. Несмотря на все внутренние скандалы, большая часть сироязычных монастырей и деревень сохраняли верность монофизитству. Именно в это время национальные термины (копт, сириец) превратились в обозначения противников Халкидона, в то время как «грек» стал синонимом мелькита (т.е. царского человека) - сторонника Халкидона.

Все это делало достижение союза чрезвычайно трудным делом, поэтому, когда после убийства Маврикия его друг Хозрой II Персидский под предлогом мести за своего благодетеля начал войну против Фоки и вскоре завоевал Антиохию (611 г.), Иерусалим и Египет, иаковитский патриарх Антиохии Анастасий (Погонщик Верблюдов) написал своему собрату в Александрию: «Мир возрадовался в мире и любви, ибо халкидонская ночь отступила».

6. Что же происходило в Александрии? Мы уже много говорили об особой роли Египта и его столицы Александрии в римском мире. Культурная и историческая самобытность Египта отмечалась не только самими египтянами, но и «внешними» - персами, арабами и др. Чувство культурного превосходства, характерное для египтян, основывалось на их самосознании как наследников древней цивилизации фараонов. Мы также неоднократно упоминали о контрасте между городом Александрией (грекоязычным и космополитическим) и коптским Египтом (IV, V, VI вв.). Весьма показательно бытовавшее тогда выражение, когда люди, выходя из Александрии, говорили: «Я пошел в Египет».

Но в этом видимом разделении было и преимущество страны. Александрийцы не меньше коптов гордились древней культурой Египта, а коптские массы верно следовали александрийским лидерам. Особенно этим выделялись египетские монахи, которых в стране было не меньше полумиллиона и которые слепо подчинялись лидерству своего «папы». Следует отметить и необычайно сильную (по сравнению с другими епископами) роль александрийского архиепископа. Его личное влияние во всей стране было несравненно сильнее влияния как провинциального епископата, так и весьма малообразованного белого духовенства.

Александрийская епископская кафедра никогда не ограничивала себя рамками национального, этнического института. Папы Александрийские называют себя «вселенскими судиями». Они хорошо помнили, что 6-й канон Великого Никейского Собора установил параллель между Александрией и Римом на основании «древних обычаев». Папы определяли ежегодно дату Пасхи для всего мира, а Афанасий и Кирилл одержали победу над тем, что виделось египтянам двумя самыми страшными ересями: арианством и несторианством. Папы утверждали, что их юрисдикция распространяется не только на Египет, Ливию и Пентаполис, но и на всю Африку (в современном смысле слова), в том числе Карфаген, Эфиопию, Аравию, а иногда и Иерусалим. Им чрезвычайно не нравилось создание «Нового Рима» в Константинополе, и они пытались изо всех сил ограничить влияние этого церковного выскочки. Итак, Александрийский папа видел себя не только египетским «этнархом», но и воистину «вселенским судией» - стражем Православия и церковного порядка во всем христианском мире.

Ввиду этого осуждение Диоскора на Халкидонском Соборе воспринималось как скандал, подстроенный Константинополем и Римом, чтобы унизить Александрию и подорвать ее позиции.

Выше мы описывали события в Египте во время правления Маркиана, Зинона и Анастасия. Расколы, начавшиеся среди египетских монофизитов при Юстиниане, облегчали имперский контроль за патриархом, и с 537 по 641 г. (т.е. до захвата Египта арабами-мусульманами) в Александрии находился халкидонский патриарх. Во время Юстиниана, помимо Феодосия (патриарха Александрийского), жившего в почетной ссылке в Константинополе, в Египте оставалось лишь 4 монофизитских епископа в отдаленных частях страны. Ссыльный Феодосий действовал как глава всеобщей монофизитской катакомбной церкви, однако, оставаясь в оппозиции к Халкидону, он сохранял лояльность Империи, разделяя надежды императора на примирение.

После его смерти (566 г.) такого повсеместно признанного главы (из-за разделений монофизитов) больше не было. Выше говорилось о расколе между Феодором, ставленником Антиохийского патриарха Павла Черного, и местно избранным патриархом Петром. Обе группы анафематствовали друг друга. Когда Павел отбыл из Египта в Константинополь, его друг и единомышленник Лонгин продолжил его успешную миссионерскую работу в черной Африке: ему удалось обратить племя алуах, проживавшее в верховьях Нила. После смерти Петра его группировку возглавил Дамиан (578-604) - весьма ученый, но не признаваемый многими монофизитами лидер. С одной стороны, он ощущал необходимость дать ответ тритеистам, а с другой - Стефану Софисту, отвергавшему самые основы севировского монофизитства (отождествления «природы» и «ипостаси»). Дамиан безуспешно пытался примирить различные монофизитские фракции. Он направился в Константинополь (578 г.), где ему удалось добиться временного перемирия с последователями Павла Черного, а также с филархом Аль Мундхиром и императором Тиверием. Но накаленные богословские дебаты между Дамианом и Петром Каллиникским - монофизитским патриархом Антиохийским - не прекратились. Дамиан, весьма опасаясь тритеизма, ушел в другую крайность - релятивизацию ипостасной идентичности в Троице, что позволило Петру обвинить его в савеллианстве. Последователей Дамиана иногда называли «тетрадитами» - за то, что они говорили о четвертой реальности в Боге - «едином Боге», отличном от трех Личностей.

Этот раскол между монофизитским Египтом и монофизитской Антиохией длился до 616 г., когда произошло примирение между широко почитавшимся за аскетизм и святость патриархом Антиохийским Афанасием (Погонщиком Верблюдов) (595-631) и ученым-патриархом Афанасием Александрийским (604-616). Вначале была проведена богословская консультация между представителями обеих сторон, но без участия патриархов. После оживленной дискуссии был достигнут замечательный компромисс: признавая различия и взаимные анафемы двух «блаженных архиепископов» Петра и Дамиана в прошлом, обе стороны - «теперь, когда упомянутые архиепископы отошли к Богу», - провозглашают, что их вера была одной. Оба патриарха опубликовали Синодик, заявляя о согласии в вере, и возобновили евхаристическое общение, отвергнув как «тетрадизм», так и «тритеизм» - две ереси, в которых Петр и Дамиан обвиняли друг друга.

Все это время монофизитским патриархам Александрийским было запрещено проживать в городе или использовать его главные церкви, поэтому они построили новые церкви и монастыри для своих приверженцев. Однако среди халкидонских пап некоторые были по-настоящему святыми людьми, которые своей святостью обратили многих в Православие и до сих пор почитаются святыми даже среди коптов. Наиболее известные среди них - св. Евлогий (581-608) и св. Иоанн V Милостивый (612-617).

Св. Евлогий, чье правление пришлось на время царствования императора Маврикия, фактически стал высшей властью в Египте. Ему удавалось успешно противостоять в случаях необходимости имперским чиновникам и даже взять на себя лидерство в гражданском правительстве. Он был автором нескольких богословских трактатов: шести книг против севериан, трех книг в защиту томоса папы Льва, трактата о соперничестве феодосиан и гайанитов и ряда других писаний, посвященных христологическим и тринитарным проблемам тех дней. Евлогий писал со строго кирилло-халкидонских позиций и отличался весьма умеренным отношением к монофизитам. Евлогий не прибегал к карательным мерам. Характерно, что папа римский Григорий I критиковал его окружное письмо, разосланное им другим предстоятелям церквей, за осторожность выражений в суждениях по спорным христологическим вопросам. Очевидно, что Евлогий писал в духе «Программы» Юстина II, избегая упоминания конкретных формул или личностей и ограничивая себя православной сущностью христологии. Последующие писания Евлогия, по всей видимости, успокоили подозрения Григория: между двумя епископами завязалась регулярная и весьма дружественная переписка. Григорий даже пожаловался св. Евлогию на то, что патриарх Константинопольский Иоанн Постник воспринял титул «вселенский». Об ответе св. Евлогия на эти жалобы папы Григория мы будем говорить ниже.

Хаотичное и кровавое правление узурпатора Фоки (602-610) нарушило относительный мир, воцарившийся в Египте при Маврикии. После кончины св. Евлогия (608 г.) новый халкидонский патриарх Феодор начал жестокие гонения на монофизитов - это была политика Фоки во всей Империи. Началось народное восстание, возглавленное Никитой, кузеном будущего императора Ираклия. В 609 г. Феодор и все чиновники, сохранявшие верность Фоке, были убиты, и Никита вошел в Александрию.

Несколько лет халкидонский патриархат оставался вакантным. Это положение было вызвано хаосом из-за спровоцированной Фокой Персидской войны и необходимостью для Ираклия, взошедшего на трон в 610 г., консолидировать свою власть. Новым патриархом стал именно тот человек, который смог восстановить доверие к новому режиму, - св. Иоанн, известный по прозвищам Милостивый и Нищелюбивый, находившийся на престоле с 612 г. до завоевания Александрии персами в 617 г.

Св. Иоанн был сыном бывшего губернатора Кипра. Когда он овдовел, то, по рекомендации префекта Никиты, был избран патриархом, еще будучи в мирском сане. Его «Житие», написанное вскоре после кончины, является драгоценным источником информации не только о нем самом, но и о состоянии Церкви в его время. Тот факт, что он почитается святым коптами, свидетельствует о прекращении гонений на монофизитов во время его правления. Вместе с префектом Никитой, с которым он был связан кумовством и личной дружбой, Иоанн способствовал примирению между фракциями монофизитов. В «Житии» он описан как строгий халкидонец, который принимал многих монофизитских клириков назад в Церковь, но никогда не перерукополагал их. Плодом такого милосердного отношения к оппонентам стало десятикратное увеличение его паствы в Александрии. Однако главной заслугой Иоанна была его забота о социальной справедливости. Он кормил голодных, помогал обездоленным и особую заботу проявлял массам беженцев, хлынувших в Александрию, спасаясь от персидских завоеваний Палестины и Сирии. Средства, которыми обладал александрийский патриархат, были огромны: ему принадлежали суда, здания, предприятия и громадная, постоянно пополняющаяся казна. Приняв дела патриархата, св. Иоанн обнаружил лишь в епископском доме 8000 фунтов золота. Большую часть этой суммы он послал в Иерусалим после того, как его сожгли персы. Хотя префект Никита считал щедрость св. Иоанна несколько чрезмерной, несомненно, социальная деятельность «милостивого» патриарха сильно подняла в глазах коренного населения Египта престиж «мелькитского» патриархата.

Относительный мир, который воцарился в Египте во время правления святых патриархов Евлогия и Иоанна, был прерван громадными катастрофами - персидской, а затем арабской оккупацией Египта. Персидская оккупация, продолжавшаяся 12 лет (617-629 гг.), была весьма непопулярной в Египте, и возвращение Империи после побед Ираклия приветствовалось как освобождение.

Во время правления свв. Евлогия и Иоанна Милостивого дело шло к единству, и похоже, что, если бы не скоро последовавшее арабское завоевание, оно могло бы стать реальностью. Но мусульманское завоевание, установившее многовековой барьер между Константинополем и Александрией, утвердило чувство самодостаточности и изолированности коптов. Однако все же и тритеисты, и афтартодокеты в Египте в конце концов исчезли, и Коптская церковь осталась верной богословскому наследию Кирилла, хотя, конечно, в весьма ограниченных рамках.

Египетская церковь также известна своей широкой миссионерской деятельностью. Она обратила в христианство многие племена в Восточной Африке, Аравии и Нубии. Недавние раскопки в регионе доказали, что христианские общины в Нубии наряду с местными и коптскими языками использовали в литургии и греческий язык. Мы уже говорили о связях Египта и Эфиопии.

Итак, лишь мусульманское завоевание утвердило антихалкидонский раскол не только в Египте, но и во всем регионе Красного моря.

7. Посмотрим, как развивалось христианство в Персии, где проживали и армяне, и сирийцы-иаковиты, и несториане.

С самого начала своего существования армянские и сирийские христиане страдали от постоянного перемещения границ между двумя империями - Римской и Персидской; границы эти неизбежно разделяли христиан, живших по обе стороны.

Так как константинопольские императоры выступали защитниками халкидонского православия, персидские христиане должны были определить свою собственную церковную принадлежность, чтобы не казаться персидским царям «пятой колонной». Это сыграло определенную роль в отвержении сирийцами Эфесского Собора (431 г.), а армянами - Халкидона (451 г.).

Со времени св. Григория Просветителя армяне очень быстро «освоили» христианство, которое стало «родным» как для всего народа, так и для различных кланов внутри него. Епископство и кафедра католикоса сделались наследственными. Если католикос был главой национальной Церкви, тесно связанной с царем из династии Арсакидов, то епископы ощущали себя главами кланов и племен и даже подписывались названиями кланов, а не городов, как было принято во всей Церкви. Соборы Армянской церкви были соборами не только епископов, но и правителей кланов, и на них определялась не только вера народа, но политическая и культурная его судьба. Армянский народ стремился к сохранению национальной идентичности в качестве меньшинства, окруженного персидской зороастрийской культурой, и выработал свой тип отношений с Византией.

Хотя все армяне ненавидели персидское владычество (часто начинавшее жестокие гонения на христиан), у них не было иного выбора, как только подчиниться сассанидам и даже прибегать к их защите всякий раз, когда они становились в оппозицию к халкидонским византийским императорам. Но иногда они обращались и к помощи византийских правителей, хотя те не всегда эти призывы слышали (или могли слышать).

Нельзя сказать, что принятие армянами монофизитства было вызвано лишь политическим давлением. Ведь главной христианской Церковью Персии с прочными связями при дворе был несторианский католикосат в Селевкии-Ктесифоне. Казалось бы, самым политически выгодным решением для армян было бы принятие несторианства, тем более что в первых десятилетиях V в. сирийцы оказывали на них серьезное давление в этом направлении. Но армяне избрали свой путь во многом именно из-за страха сирийского несторианства. Этот страх появился у них уже после Эфесского Собора, когда под давлением Ктесифона были назначены несколько несторианских католикосов. Армянская литература и культура были созданы, по крайней мере отчасти, для защиты Армении (и Грузии) от сирийской несторианской монополии в Персии.

В 451 г. началась византийско-персидская война, и Армения была отрезана от Империи, поэтому армяне не могли присутствовать на Халкидонском Соборе. В том же году они подняли восстание против персов; к 454 г. оно было подавлено, католикос и несколько епископов убиты, а византийской помощи так и не пришло.

Во второй половине V в. знаменитый епископ Варсаума Нисибинский, поддерживаемый сассанидским двором, активно распространял несторианство в Персии. Тем временем императоры Зенон и Анастасий начали заступаться за монофизитов в Персии и таким образом вновь установили отношения с Арменией.

В 505-506 гг. состоялся собор в Двине, на котором армяне отвергли несторианство и приняли кирилловское исповедание веры; они осудили Феодора Мопсуэстийского, Иву, Феодорита, Нестория и Варсауму и заявили, что «греки, армяне и грузины держат одну веру». В общем, они приняли «Энотикон» и таким образом считали себя вновь присоединившимися ко мнению Вселенской Церкви. Эта позиция осталась у них и после отвержения «Энотикона» Юстином I в 518 г.

В середине VI в. армяне сблизились с более радикальными монофизитскими кругами в Сирии и восприняли от них афтартодокетизм. Собор в Двине 555 г. осудил не только Евтиха, «три главы», Нестория, томос папы Льва и Халкидонский Собор, но и Севира Антиохийского за его учение о «тленности» тела Христова.

Таким образом, в эволюции официальной позиции армян в Персии сыграли роль богословские, исторические, культурные и политические факторы. Они определялись необходимостью выжить, защитой против несториан и сложностями, испытываемыми всеми не-греками в понимании греческих богословских терминов. (Напомним, что по-армянски «физис», «усия» и «ипостась» передавались одним словом «пнутиун», так что две природы Халкидонского Собора понимались как два лица.)

В Византийской империи армяне, после греков, играли самую важную роль. Великие полководцы Юстиниана Велизарий и Нерсес были армянами; императоры Маврикий и Ираклий, так же как и несколько их преемников, были армянского происхождения. Но они, конечно, были халкидонцами, так же как и множество армянских церквей на римской территории, поэтому очевидно, что, если бы византийцам больше везло в войнах с Персией, Армения вполне могла бы стать халкидонской.

В 572 г. армянские повстанцы, возглавляемые Варданом Мамиконяном, получили поддержку от императора Юстина II и изгнали персов из Двина. После контрнаступления персов князь Вардан, католикос Иоанн II и другие вожди восстания были вынуждены бежать в Константинополь. В 573 г. вся эта большая группа беженцев в Константинополе во главе с католикосом Иоанном II приняла «Программу» Юстина II и воссоединилась с Церковью.

После мирного договора 591 г. между Маврикием и Хозроем II большая часть Армении отошла к Империи. Однако Двин (резиденция католикоса) остался в Персии, хотя и на самой границе с Византией. Там Халкидона не приняли. Когда католикоса Моисея II пригласили принять участие в соборе объединения, он произнес свой знаменитый ответ: «Я не пересеку реки Азат ни для того, чтобы есть печеный хлеб греков, ни для того, чтобы пить их теплую воду» [30]. Однако большинство армянских епископов собралось в Феодосиополисе (Эрзеруме) и избрало халкидонского католикоса Иоанна III Багарантси. Его кафедра разместилась в Аване - на противоположном Двину берегу реки Азат. Иоанн III оставался там до его ареста и депортации персами в 611 г.
В 600-601 гг. Кирион, католикос Грузии в Мцхете (бывший секретарь Моисея II) принял Халкидон. Те серьезные сложности, с которыми столкнулись армяне-антихалкидонцы при выборе преемника Моисею II, показывают, что оставайся Маврикий в живых подольше, все армяне и весь кавказский регион могли бы стать халкидонцами. Увы, этого не произошло.

Так же как и в Египте, персидское вторжение прервало попытки воссоединения до новых значительных инициатив, предпринятых императором Ираклием после его победы над Хозроем II.

В Персии проживало много сирийцев-яковитов. Мы знаем, что христологические споры проходили в 497 г. при несторианском католикосе Бабае, когда два епископа, Папа Бейд-Лапатский и Язад Рев-Ардасирский, выступили против доминирующей Антиохийской (т.е. несторианской) позиции и отказались принять участие в Селевкие-Ктесифонском соборе. Из других источников мы знаем о деятельности Симеона, епископа Бейт-Аршамского, известного по прозванию «Персидский софист», который путешествовал по всей Персии, выступая против несторианства.

Автор «Жития» Иоанна Телльского сообщает нам, что к 536 г., несмотря на поддержку армян, истинная вера (т.е. монофизитство) из-за несторианских гонений была почти истреблена в Персии. Получив одобрение Севира, Иоанн тогда хиротонисал для Персии монофизитского епископа. Подпольная деятельность Иакова Бар-Аддая и его последователей укрепила монофизитские общины в Персии. В 559 г. Иаков хиротонисал Абудемнеха в епископы Тагритские. Среди миссионерских успехов последнего было крещение сына царя Хозроя I. Несмотря на то что некоторые сирийские монофизиты были последователями Юлиана Галикарнасского, большинство из них сохранило верность Севиру Антиохийскому и его преемникам. Иаковитский митрополит проживал в монастыре Мар-Маттай в Междуречье. В 629 г. с одобрения патриарха Антиохийского Афанасия (Погонщика Верблюдов) собор, прошедший в Мар-Маттае, учредил должность «Великого митрополита» с юрисдикцией из двенадцати восточных епархий. Первым «Великим митрополитом» стал Марута (629-649), проживавший в Тангрите. После арабских завоеваний позиции «Великих митрополитов», позже получивших почетное наименование «мафриан», весьма укрепились: ведь власть ислама распространилась на все регионы Византийской Империи, где монофизитство являло реальную силу, что позволило ему объединиться и начать распространение. Оно также положило конец привилегиям, которыми при персидском владычестве пользовался Селевкие-Ктесифонский католикосат.

В связи с этим понятно, что постоянное присутствие монофизитских общин в Персии ощущалось лидерами католикосата как угроза их позициям в Персии и заставляло их вновь подтверждать свою вероучительную приверженность тому, что они считали истинным православием: христологии Феодора Мопсуэстийского.

Персидская Церковь, постоянно отсекаемая от Римской империи из-за войн, приняла Никейский символ и принципы церковного устройства на соборе в Селевкии лишь в 410 г. Селевкия, вместе со своим городом-спутником Ктесифоном (она располагалась на берегах Тигра в 30 км к юго-западу от современного Багдада), была столицей персидского «царя царей». Там же была резиденция «Верховного митрополита», или «католикоса». Решения собора были торжественно подтверждены царем, так что католикосат получил признание как официальная христианская Церковь Персидской империи. Эта реорганизация, последовавшая за периодом жестоких гонений на христианство со стороны зороастрийцев, приветствовалась сироязычным католикосатом как образец для будущего выживания под властью персидского царя, чье расположение можно было завоевать политической лояльностью. Чтобы подтвердить эту лояльность, на другом соборе (429 г.) католикос Дадишо был назван «преемником» апостола Петра и единственным предстоятелем Церкви, не зависящим от «западных отцов» (т.е. от Антиохии, Александрии, Константинополя и Рима).

Хотя гонения периодически возобновлялись, на соборах «монофизитство» отвергалось категорически. Собор в Селевкии 486 г. занял строго «антиохийскую» позицию: соединение двух природ Христа в едином «просопоне». На том же соборе из-за политического давления Персии, где законами запрещалось безбрачие, всех, кроме монахов, обязали жениться, в том числе дьяконов, священников и епископов. Сам католикос Барсаума женился на монахине. Священникам даже позволялся второй брак. Лишь в 497 г. католикос Бабай (который сам был женатым) вновь ввел строгое единобрачие для священства.

Тем не менее похоже, что в последующие десятилетия в несторианской церкви продолжала царить неразбериха, которая отчасти была вызвана скандальным брачным поведением священства, в частности кровосмесительными браками, весьма распространенными в зороастризме.

Порядок был восстановлен лишь с избранием католикосом Мар Абы (540-552) - видного богослова, деятеля культуры, миссионера. Мар Аба обладал неутомимой любознательностью и постоянно пополнял свое образование. Он в молодости обратился из маздаизма и стал студентом в Нисибине. Затем он отправился в путешествие на имперскую территорию: в Эдессе изучал греческий язык, в Александрии встречался со знаменитым путешественником Космой Индикопловом, который, несмотря на свое монофизитство, выказывал глубокое уважение к Мар Абе. Будущий несторианский католикос посетил ряд египетских монастырей, а затем направился в Константинополь, где провел не менее года и приобрел множество друзей. Правление Юстина (518-527) и первые годы правления Юстиниана были отмечены ярко выраженной антимонофизитской реакцией. Связи с персидскими несторианами приветствовались в самых высоких кругах. Путешествия Мар Абы в Александрию и Константинополь иллюстрируют продолжающееся влияние на византийский мир сирийских христиан независимо от их конфессиональной принадлежности.

По возвращении в Персию Мар Аба преподавал в Нисибине, покуда не был избран католикосом в 540 г. Он сделался одним из самых видных лидеров Персидской церкви. Его деятельность была направлена на укрепление дисциплины среди белого духовенства и на достижение единства епископата, которое было нарушено после проведенных Барсаумой реформ. В 541 г. Мар Аба был арестован персидскими властями, узнавшими, что он обратился в христианство из маздаизма, что по законам Персидской империи каралось смертью. Но из-за его чрезвычайно высокой популярности среди христиан казнь была отменена. На личной встрече с царем Хозроем он не только получил помилование монарха, но и помог ему остановить восстание, в котором принимало участие множество христиан. Мар Аба скончался в 552 г., значительно укрепив несторианскую церковь в Персии.

По всей видимости, Юстиниан, возобновив мирный договор с Персией в 561 г., получил заверения о правах христиан. Радея о восстановлении единства, император провел переговоры с несторианами. Но они ни к чему не привели.

В 585 г. на новом соборе в Селевкии, как реакция на осуждение «трех глав», было запрещено критиковать «Учителя Церкви», т.е. Феодора Мопсуэстийского. Несторий вообще не упоминался на соборах того времени, так что Персидскую церковь правильнее было бы называть «Мопсуэстийской» или «Феодорианской», а не «несторианской».

Несмотря на изоляцию и чрезвычайно сложные условия существования, Персидская церковь дала много выдающихся богословских умов. Богословское и экзегетическое наследие Феодора Мопсуэстийского было продолжено, по крайней мере, десятком выдающихся авторов. К сожалению, большая часть их наследства (в основном экзегетического) не сохранилась. Можно упомянуть знаменитого учителя Нисибинской школы Хенану, который не соглашался с эксклюзивным авторитетом Феодора Мопсуэстийского, предпочитая экзегезу св. Иоанна Златоустого. Идеи Хенаны, весьма близкие халкидонскому Православию, подверглись критике со стороны несторианского богослова Бабая Великого (569-628 гг.), игумена знаменитого монастыря на горе Изала и отца возрождения монашества в несторианской церкви. Его терминология была принята церковью (собор 612 г.) и стала стандартной вероисповедной формулой персидских несториан: во Христе было не только две природы, но и две ипостаси.

После мусульманского завоевания все ближневосточные церкви как бы заморозились в своих формах. Творческое развитие во многом остановилось на века.

Гонимые иаковитами и отвергаемые армянами, Селевкие-Ктесифонские католикосы в течение некоторого времени сохраняли свою юрисдикцию над арабским христианским царством Хира, покуда оно не пало под ударами мусульман. Но в течение всех средних веков несториане вели огромную миссионерскую деятельность, распространяясь далеко на Восток. Они посылали епископов в Индию, где сирийские язык и литургия сохранялись до португальского завоевания (конец XV в.). В XVI в., после ухода португальцев, индийские христиане восстановили иерархию через иаковитского патриарха, но это повлекло за собой переход от несторианства к монофизитству и западносирийской литургической традиции.

Несториане евангелизировали гуннов на Аму-Дарье и в 549 г. поставили им епископа. В VII в. была отправлена миссия в Китай, и есть свидетельства существования там христианских общин в VIII в. В последние века археологи постоянно находят все новые и новые свидетельства несторианского присутствия в Центральной Азии с епископами в Самарканде и Бухаре. Марко Поло нашел церковь в столице монголов Каракоруме. Среди монголо-татарского войска было много христиан и христианских (т.е. несторианских) священников.

Современная история несториан трагична. Мы знаем их под самоназванием «ассирийцы» (айсоры). Плодом католического прозелитизма стало создание униатской, так называемой «Халдейской», церкви. Курды вырезали большую часть отказавшихся от унии несториан. В 1898 г. в Урмии большая группа айсоров во главе с епископом присоединилась к Русской Церкви, что выглядело как многообещающее начало нового процесса. Но из-за I Мировой войны и русской революции ожидаемых плодов это присоединение не принесло.

8. Каковы же причины трагических разделений Восточного христианства в V-VI вв.? Выше указывались некоторые факторы, упоминаемые историками в качестве основных: сектантские дробления среди монофизитов, этнические и культурные различия, сопротивление императорскому правлению, нужда выжить под персидской или исламской оккупацией. Все эти факторы, несомненно, способствовали распространению и углублению раскола. Но тем не менее они не являлись решающими. Сами по себе они никогда не приводились в качестве формального оправдания разделений, и, следовательно, не могут рассматриваться как исчерпывающие объяснения. К примеру, действительно, персидская оккупация подвигала христиан на разрыв связей с «Западом», но при этом все они заняли различные позиции: несториане, иаковиты и армяне организовались в отдельные и в конечном итоге самодостаточные группировки. Но и в границах Римской империи социокультурный фактор не был решающим, так как лидерство во всех фракциях в течение всего описываемого периода de facto было в руках образованных грекоязычных богословов. Нельзя не признать, что те из них, кто отвергали единство с Православной Церковью (которая одновременно была и халкидонской, и кирилловской и отказывалась ограничивать себя одной-единственной терминологической системой), делали это сознательно, исходя из собственных убеждений - «кирилловского фундаментализма» в случае монофизитов.

Никакой внешней формы церковного единства, кроме той, которая обеспечивалась имперской системой, определенной Юстинианом, просто не существовало. Монофизиты очень хорошо это осознавали, и, хотя частенько страдали от жестокости имперской системы, они все же постоянно стремились заручиться ее поддержкой. Иногда им это удавалось. Но и Империя не всегда бывала жестокой. Вспомним попытки терминологических компромиссов, милости, оказываемые лидерам оппозиции, готовность поправлять и прояснять предыдущие определения (даже путем осуждения мертвых, как в случае с «тремя главами»), готовность отменить прежние анафемы против лидеров монофизитства (Юстин II). Многие современные историки, недолюбливающие кирилловскую христологию, считают все эти эпизоды циничным цезарепапистским предательством Халкидона. Выше было показано, что Юстинианом и его преемниками, несмотря на все их злоупотребления, двигал не «цезарепапизм» и не какой-то «церковный макиавеллизм», а настоящий экуменизм, в лучшем смысле этого слова.

Да, в имперской системе таились многие опасности. Да, мы знаем о множестве злоупотреблений в тех или иных случаях. Но имперская система, созданная Феодосием I и Юстинианом, не лишала Церковь возможности определять догматы через соборность, а соборность предполагала существование механизма, делающего консенсус возможным и эффективным. Местные церкви должны были объединяться в патриархаты, а патриархаты - достигать согласия, принимаемого всеми. Империя предоставляла Вселенской Церкви такой механизм. Императоры, хотя и осознавали себя ставленниками Божиими, но не считали себя непогрешимыми - и никто не считал их таковыми. Все недостатки имперской системы очевидны, но реальной альтернативы ей не было (по крайней мере, на Востоке).

А вот на Западе такая альтернатива постепенно выявлялась в форме римского папства. Правда, в VI в. папская альтернатива имперскому единству казалась весьма нереалистичной. Римская Церковь виделась частью имперской системы, и папы пока еще были очень и очень лояльны к ней.

Однако концепция «апостольства», которую они защищали, постепенно поставила перед сознанием христианства главный вопрос средневековья: мог ли Сам Христос обеспечить Вселенскую Церковь жесткой структурой, основанной на римском «апостольстве», или Он основал единство на ответственном консенсусе местных церквей, которые должны были находить его в соответствии с изменяющимися требованиями времени?

Ссылки по теме
Форумы