XI. Характеристика XIV в. в церковной истории. Церкви балканских народов. Дальнейшее правление династии Палеологов. Интеллектуальная жизнь в Византии

Александр Дворкин. Очерки по истории Вселенской Православной Церкви.


Литература: Obolensky, The Byzantine Commonwealth; Obolensky, Byzantium and the Slavs; Meyendorff J. Byzantium and the Rise of Russia: A Study of Byzantino-Russian Relations in the Fourteenth Century. Cambridge, 1981; Meyendorff J. A Study of Gregory Palamas. N.Y., 1974; Meyendorff J. St. Gregory Palamas and Orthodox Spirituality. N.Y., 1974; Meyendorff, Byzantine Theology; Мейендорф, Введение; Papadakis; Ostrogorsky, History of the Byzantine State; Острогорски, Византиjа и словени; Runciman, The Fall of Constantinople; Runciman, The Great Church in Captivity.


1. В Западной Европе XIV в. был чрезвычайно тяжелым. Он характеризовался социальными беспорядками, страшной эпидемией бубонной чумы - «черной смерти» и бесконечной разрушительной войной между Францией и Англией. Все эти события глубоко травмировали тогдашнее общество и оказали на него деструктивное воздействие. В конце концов они привели к глубокому демографическому кризису. Несколько раз возвращавшиеся волны «черной смерти» и непрекращавшаяся Столетняя война значительно сократили население Европы и ожесточили его. По словам тогдашнего историка, «как никогда ранее, даже больше, чем в эпоху крушения Римской империи, западные народы прошли через долину сени смертной». Деревни разрушались и исчезали с лица земли, города приходили в запустение, цивилизация отступала.

Все эти несчастья не обошли стороной и Восточную Европу. И тем не менее в ее истории временем великих катастроф был XIII в., а XIV в. стал временем восстановления. Восстановление это не было возвращением к старому, но, скорее, трансформацией, преображением, которое базировалось на прошлом, было его развитием. Можно сказать, что семена новой истории, долго спавшие в почве, наконец проросли в XIV в.

Византийская империя, вернувшаяся в старую столицу после 60-летнего изгнания, переживала время неслыханного культурного расцвета. Однако ее политическое существование было призрачным. Могущественная сверхдержава ушла в невозвратное прошлое: Византия стала лишь одним из многих балканских государств. Ее территория сокращалась все больше и больше, стягиваясь вокруг Константинополя и Салоник, да и сам Константинополь был полуразрушенным городом, сохранявшим лишь отсвет былого величия. Земель больше не было, торговля перешла в руки энергичных итальянских республик, армия стала лишь кучкой наемников.

Уже после захвата Константинополя крестоносцами разделение Церквей сделалось очевидностью для всех. В течение XIV в. антагонизм между Восточным и Западным христианством продолжал возрастать. Но для того чтобы избежать нового крестового похода с Запада и для того чтобы обеспечить помощь против наступающего ислама, императоры были вынуждены вести нескончаемые переговоры об унии, задабривая Рим несбыточными посулами.

Для самой Восточной Римской империи XIV в. был веком продолжающихся политических бедствий. В течение нескольких десятилетий казалось, что великая Сербская империя поглотит остатки Византии. Провинции были разорены бунтом банды наемников - Каталанской Компании. Гражданские войны следовали одна за другой. Эпидемия чумы в 1347 г. унесла жизни около трети всего населения Империи. Турки, воспользовавшись беспорядками в Византии, переправились в Европу, и к концу века армии султана достигли Дуная, окружив, таким образом, остатки Империи со всех сторон. Все, что оставалось Византии, был сам Константинополь с окрестностями, Салоники с пригородами, несколько мелких островов и Пелопоннес. Считанное количество мелких латинских государств доживали свои дни в Греции и на островах. Все остальное было захвачено турками.

И все же... Все же император по-прежнему был единственным законным наследником римских августов. По-прежнему Константинополь был Новым Римом, Царьградом славян, несомненным центром восточного христианства, святейшим городом, так же, как и всегда, привлекавшим массы паломников. И по-прежнему Вселенский Патриарх возносил молитвы в Св. Софии - главной церкви православных христиан.

В то время как власть императора постепенно сводилась к символической, власть патриарха необычайно возвысилась. Он был духовным главой христиан, живших не только на территориях, еще принадлежавших Империи, но и на турецких землях, и балканских христиан (хотя бы отчасти), и громадной Русской Церкви. Причем в XIV в. внутрицерковные связи и единство Православной Церкви необычайно усилились, благодаря победе и росту исихазма, образовавшего, по меткому выражению историка, своего рода «исихастский интернационал».

И, главное, византийское содружество наций по-прежнему было реальностью. Оно продолжало существовать и расти.

На Балканах XIV столетие видело упадок второго Болгарского царства и рост могущественной Сербской империи, которая на несколько десятилетий сделалась едва ли не самым мощным и влиятельным государством в Европе.

К северу от Дуная предки нынешних румын все более и более втягивались в византийскую орбиту, что в конце концов привело к принятию ими православного христианства: епископ для Валахии был посвящен в Константинополе в 1359 г., а для Молдавии - в 1401 г. Это было последним триумфом Византии и ее Церкви.

Однако, наверное, самые важные для дальнейшей судьбы Православия события происходили на обширных русских равнинах. Русь постепенно приходила в себя после шока татарского нашествия. Жизнь входила в свою колею: отстраивались города, осваивались новые земли. Русь больше не была конгломерацией уделов, группировавшихся вокруг Киева. Теперь на русских землях действовали три политические силы.

Галиция и Волыния попали под власть польского католического королевства. Большая часть того, что сейчас называется Белоруссией и Украиной, вошла в Литовское княжество, управляемое языческой династией. И, наконец, северо-восточные княжества, входившие в Золотую Орду, постепенно объединялись вокруг Москвы, в которую митрополит Петр перенес свою резиденцию, навсегда оставшуюся там.

В продолжение всего XIV в. не прекращались соперничество и борьба между двумя центрами двух Русей - Москвой и Вильно. И только в конце века Литва, объединившись с Польшей, окончательно вступила в западную орбиту, а Москва, возглавив объединенное русское войско на Куликовом поле, в первый раз нанесла крупное поражение татарам, став, таким образом, признанным лидером русских земель в борьбе за национальную независимость и единство.

XIV в. стал временем неслыханного культурного расцвета в Восточной Европе. Это век торжества исихазма, век напряженной интеллектуальной жизни в Византии, век Палеологовского ренессанса в искусстве, представленного такими шедеврами, как церковь Хоры в Константинополе, комплексами Мистры и Метеоры. В Сербии это было время Милютинской школы в иконописи, а в Болгарии - Тырновской литературной школы.

В России это был век небывалого расцвета монашества, век свв. Сергия Радонежского, Стефана Пермского и всей Северной Фиваиды. Это был век освоения новых северо-восточных рубежей и миссионерского распространения Православия среди новых народов, вошедших в русскую сферу влияния, век бесчисленных переводов с греческого и развития литературного стиля «плетения словес». Это был век Епифания Премудрого, Феофана Грека и Андрея Рублева.

Перечень этот можно было бы продолжать бесконечно долго, но, думается, пора перейти к некоторым обобщениям.

XIV в. похоронил эпоху многоэтнических суперимперий. Будущее было за централизованными национальными государствами. Однако интересно отметить, как долго народы не хотели расстаться с мифом об империи, сделаться центром которой было мечтой практически каждого европейского государства, как восточного, так и западного, от Болгарии до Кастилии. В течение XIII-XIV вв. канонисты многих стран независимо друг от друга развивали принцип «translatio imperii». России этот процесс коснулся несколько позже - уже в XV в., в форме теории о Третьем Риме, которым сделалась Москва.

Далее, XIV в. отмечен перемещением восточных границ христианства. На юге к концу века турки были уже полноправными хозяевами Балканского полуострова, и падение Константинополя стало только вопросом времени. Теперь уже Венгрия взяла на себя роль, которую в течение многих столетий играла Византия, - роль бастиона христианства против наступающего ислама.

Но вместе с тем на Руси уже было указано новое направление распространения христианства - северо-восток. Это было началом долгого пути, в конце концов приведшего русских миссионеров на Аляску, в Китай и Японию.

Однако главное значение XIV в., думается, в том, что в нем, после обращения румын, пруссов и литовцев, была установлена граница между восточным и западным христианством. Если до этого в Центральной и Восточной Европе все еще жили языческие племена, представлявшие натуральную почву для миссионерских усилий и политической экспансии как Запада, так и Востока, то теперь римо-католичество и Православие наконец столкнулись на всем протяжении Европы. Можно сказать, что новая история началась в XIV в., ибо все народы, принимающие в ней активное участие, именно тогда сделались нациями. И, несмотря на будущие перемещения и изменения политических границ, все эти нации сохранили свое лицо и религиозную и культурную идентичность, обретенную ими в XIV в.

2. Итак, в XIV в. наблюдается расцвет славянских культур на Балканах. Посмотрим, что происходило со славянскими Церквами и государствами на Балканах к этому времени.

Как уже отмечалось выше, Вторая Болгарская империя достигла расцвета при племяннике Калояна Иване Асене II (1218-1241). В 1230 г. он наголову разбил эпиротское войско, что, правда, оказалось выгоднее всего Никее, которая не замедлила воспользоваться этим ослаблением своего соперника. Иван Асень II называл себя «императором (царем) болгар и греков». Одно время казалось, что именно он отвоюет Константинополь у латинян.

Именно он в 1235 г. заключил соглашение с Никейской империей и патриархатом об учреждении болгарского патриархата в Тырново, что окончательно вернуло Болгарию в лоно Православия после ее попыток заигрывать с Римом.

После его смерти наступило ослабление Болгарской империи. Михаил Палеолог одержал ряд побед над болгарами и даже дошел до Дуная. Но византийцы не смогли удержать Болгарию, и им пришлось отойти, а инициатива на полуострове перешла к сербам. Даже территория Болгарского патриархата была сильно сокращена наступавшими сербами. Однако политический упадок Болгарии оказался временем расцвета культуры и искусства. Это происходило во время долгого правления царя Ивана Александра (1331-1371), поддерживавшего тесный культурный и интеллектуальный контакте Византией. Столичный град Тырново рос и благоукрашался. В нем процветала блестящая литературная школа, которая оказала влияние на русский литературный стиль «плетение словес». Цари по-прежнему считали себя помазанниками Божиими. Но если раньше они хотели добиться полной легитимизации своего положения путем захвата Константинополя (как, например, Симеон и Иван Асень II), то теперь, когда болгары из-за своей слабости не могли уже мечтать захватить византийский Царьград, среди них начала распространяться другая идея.

Болгары пришли к мысли, что теперь центром православного христианства должен стать не Константинополь, а Тырново. Если ветхий Рим пришел в упадок и был заменен Новым, то, соответственно, и Новый может быть заменен Новейшим. Насколько эта теория овладела умами болгар, видно по официальному переводу византийской хроники Константина Манассии, сделанному при дворе царя Ивана Александра. Константин Манассия, живший в XII в. в Константинополе, был горячим приверженцем идеи, что Константинополь был Новым Римом, который, как седалище истинного вселенского императора, занял в Божием плане место «Ветхого» и павшего Рима на Западе. После рассказа Константина Манассии о разграблении Рима вандалом Гейзерихом он делает выводы, сопровождаемые классическим изложением теории renovatio imperii:

«Вот что сделалось с Ветхим Римом. Но наш Рим процветает и умножается, усиляет свою мощь и молодеет. Да растет он до самого конца - о ты, Император, правящий над всеми - и Рим, который имеет такого великолепного, блистательного и светоносного императора, величайшего самодержца, бесчисленное количество раз победоносного, Мануила Комнена... Да простираются его владения на десять тысяч солнц...»

Болгарский переводчик дословно перевел этот напыщенный византийский панегирик, кроме двух мест: вместо «наш Рим» (т.е. Константинополь) он написал «наш Новый Константинополь» (т.е. Тырново), а вместо имени Мануил Комнен он написал «Александр, тишайший и милосерднейший, почитатель монахов и защитник бедных, великий царь Болгарский». Смысл этих интерполяций очевиден: тот вечный Рим, который и предоставляет легитимность, авторитет и власть находящемуся над всеми и правящему всеми императору, однажды уже переместившийся с берегов Тибра на Босфор, теперь переместился вновь - на этот раз на север, в Тырново - в столицу болгарских царей. Эта концепция вечного мигрирующего Рима укоренена в средневековой идее translatio imperii, разработанной византийцами для юридического и исторического обоснования своей роли в свете более ранней теории renovatio imperii. Болгары лишь сделали следующий шаг - центр «обновленной» Империи перешел в Тырново. Нужно сказать, что хотя они были первым восточноевропейским народом, воспринявшим эту теорию, на Западе она была известна и до них. Достаточно вспомнить хотя бы Карла Великого, считавшего Новым Римом свою столицу Аахен.

Но всем этим идеям не суждено было продержаться слишком долго в Болгарии: в 1393 г. Тырново было взято султаном Баязидом I. Вторая Болгарская империя перестала существовать.

3. Болгарская Церковь сыграла чрезвычайно важную роль еще в одном аспекте истории Православия в средние века: именно через нее началось распространение исихазма среди славянских земель. Одним из лидеров этого движения был преп. Григорий Синаит, основавший ок. 1330 г. монастырь в Парории. Самый известный его болгарский ученик, преп. Феодосий Тырновский, посетивший несколько греческих монастырей, основал собственную монашескую общину в Кулифарево.

Хотя исихасты никогда не были формально организованы в «орден», исихастские монахи поддерживали тесный контакт друг с другом. Некоторые из них, в особенности после 1350 г., занимали высокие посты в иерархии как в Византийской империи, так и в славянских землях. Например, патриарх Каллист Константинопольский, так же как и св. Феодосий, был учеником св. Григория Синаита. Оба придерживались идеологии культурного и канонического единства православного мира.

Но не все разделяли эту идеологию. Например, Болгарский патриарх Феодосий II бросил вызов власти Константинополя, рукоположив в 1352 г. митрополита всея Руси - по запросу литовского великого князя Ольгерда, - и это при том, что законным митрополитом в то время был свт. Алексий. В 1335 г. Каллист обратился к св. Феодосию с призывом восстановить литургическое поминовение Вселенского патриарха в Тырново, которое, по всей видимости, было прервано Феодосием II. Похоже, что взгляды Каллиста о некоторой зависимости Тырново от Константинополя в Болгарии не принимались.

В 1356 г. св. Феодосий Кулифаревский (Тырновский) эмигрировал в Константинополь, где и скончался в 1363 г. Его «Житие» написано самим патриархом Каллистом.

Но в конце концов еще один ученик св. Григория Синаита и друг св. Феодосия - свт. Евфимий - сделался патриархом Тырновским (1375-1393). Он сыграл исключительную роль в духовной и литературной истории славянского Православия. К сожалению, он оказался последним средневековым болгарским патриархом: как уже отмечалось выше, в 1393 г. Тырново было взято оттоманами, многие его жители вырезаны, а кафедральный собор преобразован в мечеть. Св. Евфимий, возглавлявший оборону города во время турецкой осады и взятый в плен, видел уничтожение своего города.

В отличие от Охрида, где даже под турецким правлением сохранялась номинальная автокефалия (предстоятелям даже удавалось время от времени использовать патриарший титул), Тырново было преобразовано в обычную епархию в юрисдикции Константинопольского патриархата. Обыкновенно ее занимали греческие архиереи.

4. Все время упадка Второй Болгарской империи Балканский полуостров контролировался другой славянской политической силой - Сербской империей. Как мы помним, сербы жили на Балканах с середины VII в., когда они, вслед за хорватами, были приглашены туда из своей родной «Белой Сербии» императором Ираклием с задачей противостоять аварам. Уже Ираклий говорил, что обратил хорватов и сербов в христианство, но, как мы знаем, окончательная христианизация всего народа растянулась до XII в. Выше повествуется, как в силу ряда обстоятельств хорваты восприняли западное христианство, тогда как сербы постепенно склонялись к восточному.

Мы говорили о великом жупане сербском Стефане Немане (впоследствии преп. Симеоне) и его сыновьях короле Стефане Первовенчанном и архиепископе свт. Савве. Весь XIII в. Сербия оставалась как бы мостом между западным и восточным миром - между латинской и греческой культурами. Вспомним о латинском крещении Стефана Немани и о его последующем переходе в Православие, а также о почти одновременном приобретении его сыном короны от папы из Рима и церковной автономии из Никеи.

Это двойное влияние хорошо видно на сербской архитектуре того времени. Самые знаменитые образцы ее - монастырские комплексы Високи Дечане и Студеница, которые представляют собой весьма необычное соединение романского и византийского стилей.

В XIII в. византийское влияние на Сербию оказывалось главным образом через Церковь. Во многом тут помогал посмертный культ св. Саввы - «учителя сербского», который был укоренен в греческой культуре не менее, чем в своей родной славянской, и который поддерживал самые дружественные отношения с Византией. Он был настоящим отцом сербского Православия. До сегодняшнего дня почитание «сербского просветителя», отраженное в фольклоре, легендах и поэзии, служит сохранению приверженности сербского народа к Православной Церкви. Как уже упоминалось выше, турки, пытаясь уничтожить этот фактор, даже сожгли в 1595 г. мощи св. Саввы, но это им не помогло: почитание св. Саввы в Сербии ничуть не ослабело. И недавно построенный кафедральный собор в центре Белграда - самый большой храм православного мира, естественно, носит имя св. Саввы.

Расцвет Сербского королевства начался с правления короля Стефана Уроша II Милутина (1282-1321) - правнука Стефана Немани. Он завоевал территорию нынешней Македонии и учредил свою столицу в Скопье. Таким образом, в руки сербов попал идеально расположенный в географическом центре Балканского полуострова исторический город с мощными укреплениями, заселенный в основном греками. Начался процесс активного заимствования сербами византийской культуры. С этого времени отмечается расцвет сербской архитектуры и живописи. Из Скопья берет начало так называемая «Милютинская школа» иконописи, являющаяся одной из вершин всемирного иконописного искусства. Это настолько неоспоримо, что любой человек, желающий изучать православную иконопись XIV в., должен начинать свое изучение с сербских монастырей и храмов.

Вершина расцвета сербского государства приходится на правление Стефана Душана (1331-1355) - внука Стефана Уроша Милутина. Стефан Душан пришел к власти сразу же после победы сербов над болгарами в битве при Вельбужде (1330 г.), в результате которой Болгарии уже никогда более не удалось стать сколько-нибудь влиятельной силой на Балканах. Теперь на полуострове всем диктовала свою волю могущественная Сербия. Да и не только на Балканах: со Стефаном Душаном считались во всей Европе, от Скандинавии до Пиреней. Блестящий полководец, Душан удвоил территорию своей империи и соответственно вдвое уменьшил территорию Византии. Сербское государство занимало большую часть Балканского полуострова и всю Северную Грецию до Патрасского залива (за исключением Салоник с непосредственными окрестностями). Сербский правитель оккупировал и Афон. По некоторым сообщениям, он даже, в нарушение древнего устава, привез туда свою жену, чтобы она могла поклониться святыням. Таким образом, сербская царица стала единственной женщиной, посетившей Святую Гору за последние десять веков.

Неизбежно было, что, как Симеон Болгарский в X в., Стефан Душан возмечтал о покорении Константинополя и восприятии имперского римского достоинства. В ожидании этого он в 1345 г. присвоил себе временный титул - император (царь) и самодержец Сербии и Романии (т.е. Византии) - и возвел своего архиепископа Печского в ранг «патриарха сербов и греков». 16 апреля 1346 г. патриарх Иоанникий венчал Душана имперским венцом в Скопье.

Сербский патриархат был незамедлительно признан и поддержан патриархом Тырновским и архиепископом Охридским (последний находился на контролируемой сербами территории), а также афонскими монастырями. В юрисдикцию нового патриарха входил и целый ряд греческих епархий, расположенных на завоеванных Душаном территориях. В таких обстоятельствах Византия, естественно, никогда не признала ни этого коронования, ни нового патриархата. В декабре 1349 г. вселенский патриарх Каллист отлучил Душана и его церковных иерархов от Церкви за узурпацию имперского титула и незаконное присвоение патриаршего достоинства.

Тем временем Душан лелеял замыслы овладения Константинополем. Однако стены древней столицы оказались не под силу и ему. Лишь в 1350-е гг. он понял, что столицей Империи невозможно овладеть без флота, и, собрав средства, приступил к строительству грандиозной армады. Однако, не успев завершить строительство, Душан скончался в 1355 г. Византийская империя вновь была спасена.

Вскоре после смерти Стефана Душана завершился и церковный раскол. Мгновенно изменилась политическая ситуация: могущественная Сербская империя быстро распалась. Она разделилась на две части - южную и северную, каждая из которых стала независимым государством. В южной преобладал греческий, византийский элемент, а на севере - славянский. Ни одна из них не была столь сильной, чтобы строить амбициозные планы в отношении Константинополя. Более того, Константинопольский патриархат после официальной победы исихазма и паламитского богословия (1347 г.) управлялся почти без исключений бывшими афонскими монахами - учениками преп. Григория Синаита и свт. Григория Паламы. Сербская Церковь поддерживала тесные духовные, эмоциональные и экономические контакты с Афонским полуостровом. Общая идеология монахов, теперь занимавших вершину византийской церковной иерархии, включала в себя поддержку патриарших престижа и власти, которые, вместо умирающей империи, могли стать опорой для всего духовного наследия Константинополя. Цареградским иерархам было важно, чтобы славянские Церкви признали этот престиж, но они также осознавали, что Византия больше ничего никому не могла навязывать силой. Более того, все начинали понимать, что турецкое наступление было единой для всех опасностью.

Греческие епархии, включенные в 1346 г. в свою юрисдикцию Сербским патриархатом, после смерти Душана оказались в границах княжества Серрского, возглавляемого деспотом Иоанном Углешей. В 1364 г. патриарх Каллист лично направился туда, но скончался в Сербии, так и не увидев результатов своей миссии. Лишь в 1368 г. во время правления патриарха Филофея македонские епархии, находившиеся в княжестве Углеши, вернулись в юрисдикцию Константинополя.

Однако это примирение пока никак не касалось Печского патриархата. Проблема разрешилась лишь через семь лет, после разгрома сербов войсками султана Мурада I при реке Марице (1371 г.). Посредническая роль была сыграна делегацией афонских монахов-славян, в том числе игуменом русского монастыря Исайей и Никодимом - родственником князя Лазаря Сербского. Их миссия облегчалась тем, что патриарший трон в Константинополе занимал бывший афонит Филофей Коккин. Он принял монахов в столице, выслушал их и послал в Сербию собственных легатов, которые, встав на могилу Стефана Душана, торжественно сняли с него прещения. Они также сослужили с сербским духовенством в Пече и объявили о признании Саввы IV патриархом Сербским.

Итак, несмотря на все войны и разделения, в эти последние годы перед турецкой оккупацией на Балканах все больше росло осознание всеправославного единства. Болгары и сербы, как и греки, вновь стали видеть в Византии твердыню православной веры. Когда болгарский хронист, современник событий, писал о поражении турок-оттоманов от монголов в битве 1402 г. при Анкаре, он отметил провиденциальность избавления Константинополя: «Милостию и благодатью Божией Святой Град был до сих пор спасаем от всех иноземных врагов». Это ощущение солидарности с балканскими славянами разделялось и многими видными византийцами. Например, бывший император Иоанн Кантакузин заявил легату папы Урбана V, что «болгары и сербы подобны нам, так как они - наши братья по вере». Таково было мнение и многих других видных византийцев.

Однако это осознание общности так и осталось на чисто интеллектуальном уровне, и ему не удалось перерасти в единый политический союз. Турки продолжали наступать. В 1393 г. болгарская столица была взята войсками султана. В двух ключевых битвах сербы утратили остатки своей средневековой Империи. Их поражение при реке Марице в 1371 г. положило конец независимому существованию южного княжества, а после знаменитой битвы на Косовом поле (1389 г.), которая навсегда запечатлеется в памяти сербского народа в песнях и легендах, и северное сербское княжество стало вассалом султана. В самом начале этой прославленной битвы султан Мурад был убит сербским воином. Но командование немедленно перешло к султану Баязиду I (1389-1427), который выиграл битву, взял в плен и казнил князя Лазаря и цвет сербской аристократии.

Однако, будучи турецкими вассалами, сербские правители Стефан Лазаревич (1389-1427) и Георгий Бранкович (1427-1456) поддерживали политические и культурные связи с Константинополем и сохраняли лояльность ему, что доказывается пожалованием императорами каждому из них высокого византийского придворного титула «деспот». Им удавалось поддерживать искусства и культуру. При Георгии Бранковиче большая часть княжества была оккупирована турками. Его мощная крепость Шмедерево на Дунае - последний оплот сербской независимости - была взята султаном-завоевателем Мехметом II в 1459 г. Сербская государственность перестала существовать.

Печский патриархат дожил под турками до 1766 г., когда он, вместе с автокефальной Охридской архиепископией, был формально отменен вселенским патриархом Самуилом I (1763-1768). На сербские епархии стали назначаться греческие епископы.

5. Во время поздней античности части Балканского полуострова по обе стороны Дуная были заселены даками и римскими колонистами, среди которых христианство распространилось очень рано. В начале V в. известным миссионером и латинским поэтом был св. Никита, епископ Ремесианский (совр. Ниш). С IV в. существовала епархия в Томи, римской провинции Скифии (совр. Добруджа). Начиная с VI в. плодородная равнина между Нижним Дунаем, Карпатами и Прутом служила проходом или делалась временным домом для бесчисленных волн варваров, вторгавшихся в Империю из евразийских степей. Лишь в эпоху позднего средневековья в этом регионе появляются устойчивые общества и организованная политическая жизнь. К XIV в. густой туман, скрывавший от историка очертания происходившего, начинает рассеиваться, и мы видим контуры двух румынских государств: Валахии - между Трансильванскими Альпами и Нижним Дунаем и Молдавии - между Восточными Карпатами и Прутом. С 30-х гг. XIV в. они начинают активно упоминаться во всех современных документах, как будто бы они существовали на этом месте с незапамятных времен.

Ранняя история румынского народа остается загадкой. Никому наверняка неизвестно, откуда происходят латиноязычные румыны и как они попали за Дунай. Мы знаем, что в Балканских горах, скорее всего, были поселения латиноязычных влахов, происходивших от романизированных даков и римских колонистов. Это было бесписьменное крестьянское население, в основном занимавшееся скотоводством и пастушеством. Они жили в горах и сохранили свой язык, но восприняли славянское богослужение. Влахи не имели политической независимости и входили то в ту, то в другую империю - Византийскую, Венгерскую, Сербскую, но особенно в Болгарскую. Имеются свидетельства, что влахи в XIII-XIV вв. играли важную роль в Болгарском царстве. Даже основатели второго Болгарского царства Петр и Асень были по происхождению влахами.

Судя по названию, этот народ имеет непосредственное отношение к Валахии. Но каким образом их изолированные общины в Балканских и Родопских горах снялись с места, переселились за Дунай, выросли численно и завладели местностью? Сами румыны возводят себя к автохтонному дакийскому населению. Возможно, это и так, но тогда возникает другая загадка: где же задунайские даки были долгие века и каким образом им удалось сохраниться в этих местах, совершенно никак не проявляясь в истории? Конечно, можно строить различные догадки и гипотезы. Возможно, какая-нибудь из них когда-либо найдет себе серьезное подтверждение.

По мере ослабления болгарского владычества в задунайских землях, начавшегося после смерти царя Ивана Асеня II (1241 г.), независимые воеводы возглавили Валахию (или Унгровлахию, как она известна из греческих источников).

Похоже, что развитие местных органов власти и начало политической жизни как для Валахии, так и для Молдавии было связано с успешной борьбой их князей за освобождение от венгерского правления. В 1330 г. Валахия объявила о своей независимости от Венгрии, а в 1365 г. то же самое сделала Молдавия. И только тогда, когда оба честолюбивых румынских княжества обрели достаточно власти, независимости и богатства, их правители решили повысить свой престиж дома и свой статус за границей, утвердив его на связи с Империей. Для этого естественнее всего было принять церковную иерархию и христианскую культуру из Византии.

Дата крещения румын остается неизвестной. Очевидно, что к XIV в. задунайские и закарпатские земли уже испытали сильное христианское влияние из Болгарии. Самое неопровержимое доказательство этого - факт, что церковнославянский язык оставался богослужебным языком Румынской Церкви до XVII-XVIII вв. Отсюда же большое количество славянских слов в румынском языке - особенно в области, связанной с религией и верой.

Византийцы имели возможность оказывать влияние на ситуацию через два своих церковных плацдарма по ту сторону Дуная: Вицинскую митрополию, расположенную близ дунайской дельты (впервые упомянута в 1264 г.), и епархию Белгородскую, или Аккерманскую (греч. Аспрокастрон), у Днестровского лимана. Последняя ранее принадлежала Киевской митрополии, но Константинопольские патриархи были рады распространить свою юрисдикцию в задунайские земли, особенно если удавалось подрезать при этом амбиции болгарского Тырновского патриархата.

Но, как бы там ни было, первой известной датой в истории Румынской Церкви является 1359 г. Именно тогда византийские власти по просьбе воеводы Николая Александра Бассараба назначили первого митрополита всея Валахии с кафедрой в Аргеше - новой столице валахских князей в южном предгорье Трансильванских Альп. Им стал митрополит Вицинский Гиацинт. Однако новосозданная Церковь, даже перейдя в константинопольскую юрисдикцию, сохранила церковнославянский в качестве богослужебного языка.

В августе 1370 г. патриарх Филофей Коккин и его синод опубликовали указ о разделении митрополии на две части: Западная Валахия была помещена под юрисдикцию отдельного митрополита Северинского. По всей видимости, это - мера, вызванная необходимостью усилить православное присутствие в Западной Валахии, находившейся под мощным давлением со стороны римо-католической Венгрии. В 1365-1366 гг. соседний болгарский город Видин был захвачен венгерским королем Людовиком Великим, насильно перекрестившим болгарского царя Страцимира и тысячи его подданных. В конце концов Северинская митрополия оказалась низведена до статуса простой епархии. Интересно, что годом спустя тот же вселенский патриарх Филофей под польским давлением предпринял похожую меру и учредил независимую от митрополита Киевского Галичскую митрополию.

Церковная ситуация в Молдавии - территории между Карпатами и рекой Прутом (она также называлась Молдовлахией, Мавровлахией и Россовлахией) - не стабилизировалась до начала XV в. Православное румынское население региона первоначально обрело политическое руководство в лице воеводы Богдана (1359-1365 гг.), с резиденцией в Сучеаве, но страна находилась под сильным римо-католическим давлением из Венгрии и Польши. В 1370 г. создалась римо-католическая епархия в Сирете, а сын Богдана - Лацко Вода (1365-1374) - стал римо-католиком. В стране не имелось ни одного православного епископа, и православных священников рукополагал епископ Галичский. Это считалось естественным, так как в 1349 г. Галитчина была аннексирована Польшей, а с 1380-х гг. польское политическое и культурное влияние распространилось и на Молдавию. Все это означало сильнейшее давление на Православие в регионе со стороны воинственной римо-католической польской монархии.

Православие нуждалось в защите. Защитником Церкви стал преемник Лацко молдавский князь Петр Мушат. Так как король польский Казимир не позволял, чтобы епископ Галичский получал хиротонию от проживавшего в Москве митрополита Киевского, патриарх Константинопольский Филофей в мае 1371 г. учредил отдельную Галичскую митрополию. Новый митрополит, Антоний, стал единственным православным архиереем во всем польском королевстве. Патриарх велел ему совершать необходимые хиротонии совместно с митрополитом Унгровлахским. De facto это разрешение распространялось и на Молдавию. На деле митрополит Галичский стал главой Православной Церкви в Польше и Молдавии.

Мы очень мало знаем о церковной истории региона в этот период и не можем сказать, насколько шаги, предпринятые патриархом Филофеем Коккином, были достаточны для противодействия предпринятому королем Ягелло католическому наступлению. В 1375 г. митрополит Антоний был выслан из Галича, а на его место поставлен латинский епископ. По всей видимости, с 1376 по 1378 г. кафедра оставалась вакантной, так как епископа Владимиро-Волынского хиротонисал митрополит Киприан Киевский. Лишь в 1381 г. в Константинополе был назначен преемник Антония.

В попытке стабилизировать положение этот новый митрополит Галичский хиротонисал двух епископов для Молдавии - Иосифа Мушата и Мелетия. Первый был родственником прославленного румынского воеводы Петра I Мушата (ок. 1374-1392), который, скорее всего, и попросил об этом. По неизвестным нам причинам патриархат отказался признать эти хиротонии. А в 1391 г. галичская кафедра опять овдовела.

Король Ягелло единолично назначил на галичскую митрополичью кафедру епископа Луцкого Иоанна Бабу. Это назначение было опротестовано епископом Владимиро-Волынским, св. Киприаном Киевским и Константинопольским патриархатом, не признававшим ни Бабу, ни епископов Иосифа и Мелетия. Патриархат назначил иеромонаха Симеона управляющим галичской митрополией и попросил двух младших румынских воевод - Балицу и Драгаса Мазамурского - стать покровителями и защитниками Церкви в Галиции и Молдавии. Интересно, что эта миссия не была возложена на самого влиятельного и сильного правителя региона - Сучеавского воеводу Петра I Мушата. Ситуация дополнительно осложнилась вмешательством авантюриста Павла Тагариса, объявившего себя патриархом Константинопольским. Этот лжепатриарх хиротонисал Симеона в «епископы», в чем тот впоследствии должен был принести покаяние.

Патриарший легат Михаил, архиепископ Вифлеемский, был направлен в регион в 1393 г. с трудной миссией восстановления канонического порядка. Он добился успеха в Галитчине, где Ягелло продолжал поддерживать Иоанна Бабу, а св. Киприан Киевский частично сохранял власть (именно он хиротонисал нового епископа Луцкого). В Молдавии, по всей видимости по совету Михаила и после визита другого посланника патриарха - Феодосия, в 1394 г. была создана отдельная митрополия во главе с греком Иеремией. Однако молдавские князья, предпочитавшие иметь епископов из собственного народа, хиротонисанных митрополитом Галичским, отказались его принять. Иеремия в ответ наложил запрет на Молдавию. Это каноническое прещение было поддержано Константинополем.

Последовало несколько попыток излечить раскол. Преемник Петра, воевода Стефан I Мушат (1394-1399), послал в Константинополь румынского кандидата протопопа Петра с просьбой о хиротонии. Однако Константинополь выдвинул встречное условие: низложение «псевдоепископов» Иосифа Мушата (родственника князя) и Мелетия. С другой стороны, митрополит Киприан Киевский, поддерживавший тесные связи с королем Ягелло и даже в 1396-1397 гг. совершивший путешествие в польское королевство, строил планы проведения там Вселенского Собора. Он также предложил свои услуги в восстановлении порядка в регионе: нужно было только включить Мавровлахию в его юрисдикцию. После нескольких новых делегаций в Молдавию вновь был послан Михаил Вифлеемский. Патриарх в письме упрекнул Киприана Киевского и напомнил ему, что ни Галитчина, ни Молдавия не могут входить в его юрисдикцию, и должны управляться отдельными митрополитами, назначаемыми в Константинополе.

Церковный мир был наконец обретен лишь в 1401 г. Этому предшествовал разгром в 1396 г. международной христианской армии оттоманами близ Никополиса. Константинополь, осажденный султаном Баязидом, просил о помощи. Это и было целью третьей поездки Михаила Вифлеемского на Русь. В обмен на финансовую помощь Руси Константинополь пошел на уступки. Галичская митрополия была отменена и вновь помещена в Киевскую юрисдикцию (св. Киприан, несомненно, был доволен). Иосиф Мушат был наконец признан митрополитом Мавровлахийским с кафедрой в Сучеаве - столице молдавских князей.

Такой шаг, несомненно удовлетворивший молдавского князя Александра Доброго - друга и союзника князя Валахского Мирчи Старого, был санкционирован патриархом Матфеем I (1397-1419). С этого времени румынские земли управлялись церковно двумя митрополитами «Унгровлахии» (с кафедрой в Аргеше) и «Мавровлахии», или «Россовлахии» (с кафедрой в Сучеаве).

Создание этих двух митрополий, как они назывались в Византии, было триумфом для Вселенского патриархата, сумевшего в то время, когда Империя приближалась к своему концу, распространить свою власть на территории между Дунаем и Южной Польшей. Румыны, со своей стороны, получив две организованные Церкви под юрисдикцией Константинополя, приобрели международный статус, сравнимый со статусом их восточноевропейских соседей. Таким образом последняя нация юго-восточной Европы вошла в Византийское Содружество.

Независимые (позднее полунезависимые) княжества Валахии и Молдавии надолго сохранили свой византийский характер. Относительно богатые дворы воевод были щедрыми спонсорами Православия в Оттоманской империи: они поддерживали монастыри, финансировали литературу и культуру. До XVII-XVIII вв. официальным языком этих земель - как церковным, так и государственным - оставался церковнославянский язык.

Естественно, что два княжества были пунктом притяжения православного населения Трансильванских гор. Существование православного румынского населения в находившейся под властью венгерских королей Трансильвании засвидетельствовано источниками XIV и XVII вв. Православным епископам был запрещен въезд в Трансильванию, так что священники для этого региона рукополагались в Сербии, Валахии и Молдавии. Имеется также информация о существовании там ставропигийных монастырей непосредственно под управлением Константинополя. В XVII в. именно трансильванцы опубликовали первые тексты на румынском языке, что в конце концов привело к появлению и распространению румынского богослужения.

Наверное, самыми известными правителями румынских земель были уже упомянутые выше Мирча Старый Валахский (1386-1418) и Александр Добрый Молдавский (1400-1431). Оба они поддерживали добрые отношения с Константинополем, оба боролись против турок в союзе с Венгрией и другими государствами. Так, Мирча Старый вместе с венгерским королем Сигизмундом участвовал в военной кампании, которая закончилась полным разгромом христианского войска у Никополиса на Дунае в 1396 г. Другой талантливый румынский полководец - трансильванец Иоанн Хуньяди - вместе с венгерским королем командовал христианскими силами, которые, вначале разбив турок в Сербии, затем потерпели от них сокрушительное поражение в битве у Варны в 1444 г.

Неудача этого последнего крестового похода прозвучала колокольным звоном для христианской юго-восточной Европы. В 1462 г. Валахия была завоевана покорителем Константинополя Мехметом II. Ее последним независимым правителем стал господарь Влад Цепеш (1456-1462 гг.), более известный в истории под прозванием Дракула (Дракон).

Молдавии удалось сохранять свою независимость еще полвека главным образом благодаря усилиям господаря Стефана Великого (1457-1504), покровителя монастырей, образования, наук и искусства. Турки не могли его победить, и он твердо держал дунайскую границу. Даже папы называли его «Athleta Christi». Лишь после его смерти в 1504 г. Молдавия стала вассалом Оттоманской империи. Таким образом, последняя часть Византийского содружества в юго-восточной Европе утратила свое независимое существование.

6. В XIII в. сельджукское государство распалось на множество мелких турецких государств. Возвращение империи в Константинополь в 1261 г. - блестящий успех византийцев - имело и отрицательные стороны. Империя немедленно оказалась глубоко втянутой в сложные европейские дела, и ей пришлось пренебречь не менее важными делами азиатскими. В течение последних трех десятилетий XIII в. прорвавшие границу турки нахлынули на азиатские владения Империи. К 1300 г. на всем Малоазийском полуострове у Византии оставалось лишь несколько узких прибрежных полос.

Во 2-й половине XIII в. начался быстрый рост небольшого турецкого государства на северо-западе Малой Азии. Его основателем был эмир Эртогул, умерший в 1281 г. Ему наследовал его сын Осман, давший имя государству (Османлы, Османы, Оттоманы).

Осман оказался талантливым вождем, сильно укрепившим и расширившим свою державу. Он провозгласил себя «борцом за веру» против неверных. Все новые и новые территории оказывались во власти молодого энергичного племени. Поначалу Османы не умели штурмовать укрепленные города. Но спешить им было некуда: они занимали окрестности и начинали их систематическое разорение. В конце концов в городе, лишенном подмоги, кончались все запасы, и он вынужден был капитулировать. Сил, чтобы постоянно посылать подкрепления осажденным городам, у Империи не имелось.

Возможно, если бы византийцы эвакуировали свои владения в Азии и вложили бы высвободившиеся средства в строительство флота, чтобы предотвратить высадку Османов в Европе, что-то им удалось бы сделать. Но такой дальновидностью в то время не обладал никто.

В 1302 г. на территории Византии наконец закончилась многолетняя война между Генуей и Венецией, из которой обе республики вышли окрепшими и с новыми владениями (византийскими), а империя - разоренной и ослабленной.

Чтобы остановить продвижение турок, Андроник II решил воспользоваться услугами войска наемников - Каталанской Компании во главе с Роджером де Флором, который в 1303 г. прибыл в Константинополь с армией из 6500 бойцов. Каталанцы были профессиональными вояками-наемниками - спецназом своего времени.

В 1304 г. они нанесли серьезное поражение туркам, осаждавшим византийский город Филадельфию. Но затем Компания предпочла заняться куда более безопасным и прибыльным делом и начала грабить византийцев на их собственной территории. Справиться с ними было невозможно. В 1305 г. византийцам удалось заманить Роджера де Флора в ловушку и убить. В ответ каталанцы начали открытую войну. Она продолжалась 6 лет. Андроник призвал на помощь против каталанцев турок, которых он переправил в Европу. Впрочем, и каталанцы прибегали к турецкой помощи. Тем временем Осман практически беспрепятственно расширял свои владения и в 1308 г. захватил Эфес - последний византийский город на побережье Эгейского моря.

К 1311 г. каталанцам надоело воевать в разоренной войной Северной Греции. Они захватили Афины, где уже более века правила французская династия, и основали там свое герцогство, просуществовавшее более 70 лет.

В 1326 г. Осман взял самый мощный византийский город-крепость в Малой Азии - Бурсу. Через несколько дней после этого военного триумфа он скончался.

Ему наследовал старший сын Орхан, оказавшийся достойным преемником своего отца и продолживший его завоевания. В 1329 г., после неудачной попытки византийцев выручить осажденный город, пала Никея. В 1337 г. за ней последовала Никомидия. В Малой Азии у Империи осталось лишь несколько изолированных друг от друга городов. Казалось, что и их дни сочтены, но каким-то образом этим городам, находящимся в полном турецком окружении, удалось продержаться еще несколько десятилетий. Однако никакого влияния на общий ход событий это не оказало.

В 1341 г. в Византии началась гражданская война между ведущим полководцем и политическим деятелем Империи Иоанном Кантакузином и регентами девятилетнего императора Иоанна V - его матерью императрицей Анной Савойской и патриархом Иоанном Калекой. Обе стороны в этой борьбе широко прибегали к помощи турок, многие из которых после этого прочно осели в Европе. В конце концов Иоанн Кантакузин вошел в Константинополь и завоевал византийский престол (1347 г.) и звание регента. Почти шестилетняя гражданская война была завершена. Еще через 7 лет, в 1354 г., Иоанн VI Кантакузин был свергнут подросшим Иоанном V, получившим для своего воцарения деньги от венецианцев. Кантакузин удалился в монастырь, где стал монахом Иоасафом. Правда, вскоре его отношения с Иоанном V восстановились, и он до конца своих дней оставался самым уважаемым отставным политическим деятелем Византии, к советам которого прислушивались все ее правители.

Тем не менее «союзник» Иоанна Кантакузина султан Орхан воспользовался предлогом свержения «уважаемого им императора», чтобы переправиться со своим войском в Европу. В 1365 г. преемник Орхана Мурад уже прочно укрепился на Балканах и перенес свою столицу в Адрианополь.

Ввиду отчаянности ситуации император Иоанн V отправился в Западную Европу с просьбой о помощи, но не получил ее. Император пытался завербовать наемников, платить которым ему было нечем; естественно, из этой его попытки ничего не удалось. Более того, на обратном пути его задержали кредиторы-венецианцы и бросили в долговую тюрьму. Сыну императора Мануилу пришлось вести длительные и унизительные переговоры в Венеции, чтобы выручить своего отца. В 1373 г. Иоанну пришлось признать себя вассалом султана и выплачивать ему ежегодную дань. Его сын и наследник Мануил был отправлен ко двору султана в качестве заложника. Ему даже пришлось помогать султану Мураду в захвате последнего византийского владения в Малой Азии - вольного города Филадельфии.

Этот же Мурад одержал победу в 1371 г. при реке Марице над объединенной болгарско-сербской армией. В результате он овладел Болгарией и Южной Сербией. Северной Сербии пришлось признать его господство.

В 1381 г. сербы восстали. В 1387 г. они одержали свою первую и единственную победу над турками при реке Теплицы. Турки подтянули новые силы. 15 июня 1389 г. состоялась знаменитая битва на Косовом поле. Перед самым началом сражения Мурад был убит в собственном шатре молодым сербом, выдавшим себя за перебежчика, желающего сообщить султану важную конфиденциальную информацию. Однако этот отчаянный шаг не помог - командование перешло к старшему сыну султана Баязиду, скрывшему от войска смерть своего отца, и сербы были разбиты. Король Лазарь был взят в плен и казнен в том же шатре, где убили Мурада.

Баязид, получивший почетное прозвище Йылдырым (Молниеносный), продолжал захватывать византийские земли. В 1396 г. в битве у Никополя он разгромил западное войско, направлявшееся против него крестовым походом. В 1402 г. он осадил Константинополь. Однако в этот момент счастье ему изменило: к нему прибыли посланцы Тимура (Тамерлана) с требованием вернуть христианскому императору все захваченные у него земли. Баязиду пришлось снять осаду с Константинополя и выступить навстречу новому врагу.

Правитель среднеазиатских земель Тимур (Тамерлан) (1336-1405) своими военными походами создал к этому времени империю от Китая и Бенгальского залива до Средиземного моря. Он был блестящим полководцем и завоевателем, не знавшим ни жалости, ни пощады, ни милосердия. Но, в отличие от Чингисхана, он не создал прочного государства: Тимур был гением разрушения, не терпящим ничьей независимости. После его смерти громадная империя незамедлительно развалилась.

25 июля 1402 г. в битве при Анкаре армия Баязида была уничтожена войском Тимура, Баязид взят в плен, и вскоре скончался. Османское государство было ввержено в хаос. Там началась гражданская война между сыновьями Баязида, которая продолжалась 11 лет - до 1413 г. Если бы всем христианским силам удалось объединиться, с османской опасностью было бы покончено раз и навсегда. Но, как всегда, этого не произошло. Все были слишком озабочены своими непосредственными делами. А у одних византийцев имелось слишком мало сил, чтобы воспользоваться такой возможностью. Им лишь удалось отвоевать у турок несколько городов во Фракии и вернуть себе Салоники. И это было все. Османская катастрофа лишь оттянула гибель Империи на полвека.

7. Главная сила западной средневековой цивилизации, по крайней мере в ее идеальных формах, была в ее интеграции под началом Церкви. Именно благодаря Церкви в течение всего средневекового периода в обществе оставались островки образования и грамотности. Именно Церковь организовывала школы и университеты, и практически все образованные люди того времени посвящали свои знания Церкви. Философия стала служанкой религии, и, поощряя изучение философии, Церковь смогла развить свое собственное богословие и поддерживать свое главенство в интеллектуальной жизни общества.

Такая интеграция отсутствовала в византийском мире. Там традиции секулярного образования никогда до конца не исчезали. Там государство, а не Церковь несло ответственность за образование, и именно государство создало великий Константинопольский университет. В противоположность Западу и юристы были мирянами, служащими в мирских судах. Сфера канонического права на Востоке была намного уже западной, но даже канонисты чаще всего являлись мирянами.

При этом можно сказать, что за всю историю Византии в ней не было организованного изучения богословия. В столичном университете изучали светские науки и философию, но богословие в куррикулуме не значилось. С другой стороны, в Константинополе существовала и патриаршая академия, но, за исключением св. Марка Эфесского в XV в., она не произвела на свет ни одного видного богослова.

Место богословия в византийском обществе было совсем иным, чем на Западе. Изучение богословия считалось личным и сугубо индивидуальным делом. И изучали его не только священники. Каждый гражданин Империи понимал богослужебный язык Церкви, что позволяло ему вслушиваться в гимнографию богослужений, которая сама по себе является образцом высочайшей богословской мысли. Ведущие ученые и богословы были по большей части мирянами или клириками, обычно рукоположенными в духовный сан через много лет после завершения образования. Многие даже самые знаменитые богословы оставались мирянами всю свою жизнь.

Особо следует сказать об отношении византийцев к классической греческой философии. Безусловно, она сыграла громадную роль в формулировках канонов и правил христианской веры. Необходимый синтез философии с богословием вырабатывался более ста лет, в период от времени Климента Александрийского и Оригена до эпохи великих каппадокийцев. Именно они сделали богословие самостоятельной дисциплиной со своими целями и задачами и со своим инструментарием. Вопрос о новом синтезе стал актуальным лишь к концу средневековья.

Изучение классической философии никогда не прекращалось в Византии. Конечно, наличие в обществе гностических и дуалистических ересей приводило к определенной подозрительности среди многих клириков к мирскому образованию и философии, к опасению, что миряне-философы, возможно, слишком очаруются интеллектуальными прелестями мысли древних язычников и перешагнут границы Православия, увлекая за собой своих неопытных учеников.

Уже во время патриарха Фотия в византийском обществе можно было выделить три «партийных» направления: 1) интеллектуалы, изучающие греческих античных авторов и сохраняющие их великое наследие; 2) официальная церковь, относящаяся скептически к классической философии и 3) монахи, которые были настроены к ней враждебно, считая ее пережитком язычества. При этом следует помнить, что деление это во многом условно: многие миряне-интеллектуалы выступали противниками языческой философии, в то время как многие клирики были ее пылкими приверженцами. Хотя христианская мысль противопоставляла себя античной философии, интерес к последней сохранялся и обе традиции продолжали существовать. Строгой поляризации между «гуманизмом» и «монашеством» не существовало. Да и монашеская партия отнюдь не была объединением воинственных обскурантистов. Конечно, радикалы были и в той и в другой партиях. Однако именно в монашеской партии жила подлинная духовность, и там создавалось истинное богословие.

В целом церковная иерархия никогда формально не осуждала приобретение знаний и использование интеллекта. Общественное мнение в Византии всегда относилось с глубоким уважением к образованию и достижениям человеческого разума. Кроме того, и среди клириков процент высококультурных и образованных людей был слишком велик для того, чтобы обскурантисты когда-нибудь взяли бы верх. Ведь еще в IV в. великие каппадокийцы утверждали, что классическое образование полезно для молодых людей. Великий мистик XIV в. св. Николай Кавасила, который всю жизнь был мирянином, прямо заявлял, что священник, получивший светское образование, куда более ценен, чем не получивший такового. Даже св. Григорий Палама, говоривший, что истинные богословы не должны слишком увлекаться светской ученостью, считал благом свое знание Аристотеля, которое позволяло ему мыслить ясно и четко. Правда, он придерживался мнения, что чрезмерное увлечение Аристотелем чревато переоценкой возможностей человеческого интеллекта. Не одобрял он и изучение Платона, так как неопытный студент может легко поддаться на красоту его философских построений и забрести в чистое язычество.

Тем не менее существование этих трех партий было реальностью, и оно создавало постоянное напряжение в византийском обществе. Например, раскол между Фотием и Игнатием во многом может видеться как конфликт между интеллектуальной и монашеской партиями. Основы противостояния лежали в том, что понимание природы Божества в античной философии было в принципе несовместимо с библейской интуицией и библейским откровением. Пример каппадокийцев показывал, что философским инструментарием пользоваться можно. Но пример великого Оригена, не сумевшего сохранить необходимое равновесие, показывал, что делать это нужно чрезвычайно осторожно.

До времени противостояние между двумя сторонами не приводило к интеллектуальному разрыву. Например, такие люди, как свт. Фотий и Михаил Пселл, высоко ценили обе области, которые уживались в их умах как бы отдельно друг от друга. Особенно ярко это раздвоение было явлено в Пселле, сочетавшем церковное благочестие, с одной стороны, с совершенно внехристианскими философскими и историософскими построениями - с другой. Налицо было некое раздвоение личности. Пселлу еще удавалось удержаться на грани, однако в XI в. это напряжение вылилось в открытый конфликт: Иоанн Италл, ученик Пселла, был изгнан из университета за преподавание платонистских доктрин. Его дело было вынесено на соборное обсуждение. Собор состоялся в 1082 г., осудил Италла и расширил синодик Православия, включив туда анафему против Италла. Смысл соборного определения был таков: можно читать античных философов, воспринимая это как гимнастику для ума, но верить им нельзя. Это и стало официальной позицией Церкви. Таким образом, попытка нового синтеза между богословием и философией была Византийской Православной Церковью отвергнута.

Во время правления Андроника II, вдохновляемого своим ученым великим логофетом Феодором Метохитом, была проведена реформа и реорганизация высшего образования. Университет подчинялся великому логофету, под ним были профессоры, каждый из которых отвечал за свою дисциплину. Как и раньше, профессоры получали государственное жалование, однако теперь родители студентов должны были вносить невысокую плату за обучение сыновей. Похоже, что у университета не было центрального здания: занятия проходили в разных частях города, в том числе и нескольких монастырях. Возможно, ряд частных учебных заведений, как, например, школа, основанная Никифором Григорой в здании, принадлежащем монастырю Спасителя в Хоре (Карие Джами), также были связаны с университетом. Во всяком случае, они могли быть закрыты по приказу великого логофета: именно это и случилось со школой Григоры.

Патриаршая Академия была реорганизована немного раньше, во время правления Михаила VIII. По всей видимости, в ней преподавались примерно те же предметы, что и в университете, хотя, наверное, с большим богословским акцентом.

Около 1400 г. император Мануил II придал университету его окончательную форму. К этому времени должность великого логофета пришла в упадок и высшее образование было передано в ведение одному из четырех генеральных судей. В правление Иоанна VIII таким генеральным судьей был Георгий Схоларий, который, кроме того, был членом Сената, имперским секретарем и профессором философии. Университет теперь назывался καθολικόν μυσειον, и Мануил разместил его в одном месте - в зданиях близ монастыря св. Иоанна Крестителя в Петре, где была отличная библиотека, которую и отдали в распоряжение студентов. Этот переезд стал возможным благодаря тому, что число студентов сильно сократилось пропорционально уменьшению населения города. В то же самое время Мануил переселил патриаршую Академию в здания близ монастыря св. Иоанна Крестителя в Студионе, где также была хорошая библиотека, и поставил во главе ее студийского монаха Иосифа Вриенния. Два учебных заведения тесно сотрудничали друг с другом, и многие профессора преподавали в них обоих. Иосиф Вриенний, ректор Академии и профессор библейской экзегетики, также преподавал философию как в Академии, так и в университете.

Оба учебных заведения пользовались высоким авторитетом в мире, и многие западноевропейцы приезжали в них учиться. Именно там получило образование последнее поколение византийских интеллектуалов. Такие видные церковные деятели, как Виссарион и Георгий Схоларий, получили свое образование в университете, а Марк Эфесский учился в академии. Однако самая знаменитая греческая школа в XV в. находилась на Пелопоннесе, в Мистре, где, вдали от официальной церковной иерархии, Георг Гемист Плифон преподавал собственную версию неоплатонизма. И Виссарион, и Георгий Схоларий ездили к нему из Константинополя, чтобы посидеть у его ног и почерпнуть от его мудрости.

Церковь сотрудничала с государством в области образования, и в целом это сотрудничество проходило гладко. Конечно, среди арсенитов и их последователей зилотов присутствовали определенные антиинтеллектуалистические тенденции, но их точке зрения никогда издавалось возобладать над характерным для византийца уважением к образованию. Св. Григорий Палама не рекомендовал монахам чрезмерно увлекаться светским образованием, но он не хотел ничего никому запрещать. Он просто считал, что, как и мясоядение, интеллектуальные изыски не полезны аскету и подвижнику, ибо отвлекают его от главной цели. Но даже и этот взгляд не разделялся другими богословами мистицизма. Друг и почитатель Паламы Николай Кавасила считал иначе, также как и его покровитель - высококультурный император Иоанн VI Кантакузин. Да и сам св. Григорий не смог бы выразить свои взгляды так ясно и убедительно, если бы он не изучал логику и аристотелевскую методологию. Проблемы возникали, если философы начинали вмешиваться в богословские вопросы...

8. После катастрофы 1204 г. византийская традиция все больше утрачивала свою римскую вселенскость и все больше делалась этнической - греческой. Именно тогда начал появляться греческий национализм. Никейская империя уже была чисто греческим государством, также как и восстановленная Византийская империя.

Императоры-Палеологи постепенно все больше свыкались с титулом «Император греков». Это был весьма серьезный симптом. Вспомним, что, когда посол западного императора Оттона I Лиупранд Кремонский в 968 г. прибыл ко двору византийского императора с письмом, адресованным «императору греков», его даже не допустили к императору. Негодованию византийцев не было предела: «Какая наглость, - говорили они, - называть Вселенского императора римлян, единого и единственного Никифора, великого, августейшего - «императором греков», а жалкого дикого варвара - «императором римлян»! О небо! О земля! О море! Что же нам делать с такими подлыми преступниками?»

Теперь само слово «эллин» приобрело новое значение. Все чаще оно стало употребляться для обозначения гражданина Византии. Слово это было в загоне около тысячи лет. После обращения Империи его использовали для обозначения греков-язычников. В этом смысле оно широко употреблялось, в особенности в юридических сборниках и комментариях. Христианин мог использовать это слово только в отношении языка, на котором говорил. Средний византиец называл себя ромеем, а свой язык - ромейским. Но среди интеллигентов «ромейским» назывался вульгарный язык народа. Образованный человек должен был, по выражению Анны Комнены, «эллинизировать» свой язык.

А постановление уже знакомого нам собора 1082 г., осудившего Иоанна Италла, было сформулировано так: изучение эллинских предметов является важной частью процесса образования, но при этом да будет анафема всем тем, кто придерживается эллинских учений. Назвать себя эллином значило почти что отречься от христианства.

И вдруг в XIV в. византийские интеллектуалы начали говорить о себе как об эллинах. Похоже, что эта мода началась не во вселенской столице Константинополе, а в Салониках. Мистик-гуманист Николай Кавасила, еще будучи молодым человеком, писал в 1345 г. отцу в Салоники, что не решается посылать ему текст одной из своих проповедей, так как боится, что ее стиль может шокировать «твоих эллинов». В более поздних трудах он пишет об «этой общине Элладе». Около 1351 г. киприот Лепентрен в письме Никифору Григоре пишет о «всех здешних эллинах» и, сравнивая Сирию с Византией, прибавляет «и повсюду, где живут эллины». Димитрий Кидонис в своих работах использует слово «Эллада» как синоним Византии. Никифор Григора, с одной стороны, по-прежнему противопоставляет слова «эллин» и «православный», но с другой - с восхищением пишет об Элладе. К XV в. большинство византийских интеллектуалов уже открыто называли себя эллинами. Иоанн Аргирополус называет императора «императором эллинов» и описывает последние войны Византии как войны за свободу Эллады. Разительный контраст со временем Лиупранда Кремонского!

Для этой перемены много причин. Империя сузилась до земель, которые традиционно были колыбелью греческой нации, - Пелопоннес, несколько Эгейских островов и береговая полоса, испокон веков заселенная греками. Большая часть грекоязычного мира находилась под иностранным владычеством, и император, хотя по-прежнему был законным наследником римских кесарей, более не являлся главой многонациональной сверхдержавы. Старое название Империи «Экумени» стало абсурдным. Эпитет «римский» тоже уже не соответствовал действительности в то время, когда Новый Рим закатывался, а Ветхий - возрождался в обновленном величии. Но через осознание территориального преемства с древними греками гуманисты-эллинофилы пришли к осознанию своего этнического родства с Гомером и Гесиодом, Софоклом и Еврипидом, Периклом и Демосфеном, Платоном и Аристотелем. Возобновленный интерес к классической культуре требовал переоценки классических авторов. Но те великие древние, которыми так восхищались гуманисты, были эллинами. Их особенно ценили в Италии, и византийские ученые, независимо от их отношения к унии, понимали, что подчеркивание происхождения своего народа от древних греков, на чьем языке они говорили и чьи работы они никогда не прекращали изучать, весьма повышало их престиж в глазах Запада. Будучи эллинами, они были хранителями драгоценного наследия, желали они или не желали делиться им с Западом.

Но если греческое наследие считалось у «гуманистов» самодовлеющей ценностью, то вскоре они сделали еще один шаг и стали «латинофронами» (т.е. «латиномудрствующими»), с неизбежностью признав, что на некогда варварском Западе культура и просвещение в некоторых областях начали превосходить их собственные. Да и древнее эллинское наследие их западные коллеги-гуманисты ценили куда больше, чем многие соотечественники, как, например, представители «монашеской партии».

Тот новый синтез философии и богословия, синтез между Афинами и Иерусалимом, который отвергла Церковь на Востоке, был достигнут на Западе. В XI в. испанские знатоки арабского языка «открыли» и перевели на латынь Аристотеля. Западные богословы были потрясены открывающимися перед ними горизонтами мысли. Именно это «открытие» послужило отправной точкой для расцвета схоластики, для оплодотворения западной культуры классической мыслью.

В середине XIV в. секретарь императора Иоанна Кантакузина Димитрий Кидонис выучил латынь и прочитал творения Фомы Аквината. Он был потрясен таким изумительным соединением философии с христианской верой: к своему огромному изумлению, он убедился, что франки уже более не только грубые рубаки-крестоносцы или алчные купцы, что западные интеллектуалы знают греческую философию не хуже самих византийцев, что их мысль мощна и утонченна и что именно им удалось достичь того соединения Афин с Иерусалимом, о котором давно и тщетно мечтали византийские гуманисты.

Кидонис, сразу же начавший переводить Аквината на греческий, стал первым «латинофроном». За ним последовали и другие представители византийской интеллигенции. Многие из них увлеклись западной культурой настолько, что переехали на Запад и заняли профессорские кафедры в тамошних университетах; некоторые даже, искренне убедившись в мощном интеллектуальном обосновании веры Западной церкви, приняли католичество.

Но вместе с расцветом интеллигентской мысли оживилось и монашеское движение с его аскетическим и вероучительным радикализмом. Традиционалисты с серьезным опасением относились к возрождению эллинизма. Для них это означало отказ от вселенскости Империи. Такого очень многие не могли принять. Как писал Константинопольский патриарх Антоний московскому великому князю Василию I в уже цитировавшемся выше письме, «И если, по Божию попущению, язычники окружили владения и земли царя, все же до настоящего времени царь получает то же самое поставление от Церкви, по тому же чину и с теми же молитвами помазуется великим миром и поставляется царем и самодержцем ромеев, т.е. всех христиан (курсив наш. - А.Д.)». Если император был не более чем монархом греков, то и все его вселенские претензии - не более чем самозванством и слова патриарха - пустым хвастовством.

Благочестивые византийцы продолжали считать, что восприятие слова «эллин» как бы санкционирует принятие идей языческой философии. Они не могли забыть старого смысла этого слова. Даже уже упоминавшийся нами выше Георгий Схоларий (середина XV в.) при всем своем гуманизме на вопрос о национальности ответил: «Я не называю себя эллином, потому что я не верую в то, во что веровали эллины. Я мог бы назвать себя византийцем, потому что я был рожден в Византии. Но я предпочитаю просто называть себя христианином». Был ли его взгляд устаревшим?

Как практическая концепция Вселенская Христианская Империя давно уже перестала быть реальностью. Ее остатки в политическом отношении продолжали слабеть и уменьшаться. Но зато Церковь стала намного сильнее государственной власти. Патриарх возглавлял епархии далеко за пределами Империи, он назначал митрополитов в Россию, его превосходство признавали и Сербская, и Болгарская Церкви. После св. Афанасия все патриархи Константинопольские были монахами. Следовательно, в официальной Церкви их влияние преобладало, в то время как Аристотелем, Платоном и другим греческим наследием занималась лишь небольшая группа византийских снобов-интеллигентов. Именно тогда монашеское влияние расцвело, как никогда, и распространилось не только на жизнь Империи, но и далеко за ее пределы. Именно тогда зародился великий «исихастский интернационал».

И именно в этом контексте следует рассматривать паламитские споры. А начались они так.

Ссылки по теме
Форумы