Л. К. Александрова-Чукова. Архиепископ Григорий (Чуков) о Соборе епископов 1943 г. и ведущей роли патриарха Сергия в сохранении патриаршества и единства Русской Православной Церкви

  

8 сентября 1943 г. в Москве состоялся Собор епископов, к которому Российская Церковь шла с 1921 г., когда закончились полномочия органов ее высшего управления, избранных на Всероссийском Поместном соборе 19171918 гг. Участник Собора архиепископ Саратовский и Сталинградский Григорий (Чуков) в своем дневнике оставил подробное описание его подготовки, хода и других знаковых событий сентября 1943 г. (см. приложение, 2 октября).

В 1922 г., когда поддержанноесоветской властью обновленческое Высшее церковное управление заявило претензии на всю церковную власть, Патриаршая Церковь оказалась на нелегальном положении и нуждалась в нормализации отношений с действующим правительством. К легализации церковной администрации в Советском государстве стремились и Святейший Патриарх Тихон, и митрополит Петр (Полянский), и митрополит Сергий (Страгородский). Появления признаваемого властями центрального управления Церковью настоятельно требовало положение дел в церковной жизни. Приняв бразды управления Церковью в декабре 1925 г. после ареста митрополита Петра,1 июня 1926 г. митрополит Сергий обратился в НКВД с просьбой о легализации Высшего церковного управления и проведении церковного Собора[1].

Митрополит Сергий понимал, что спасти Церковь со всем ее богослужебным укладом, местными и центральными органами управления от поглощения обновленчеством, спасти как цельный институт и тем дать ей надежду на благоприятное будущее может только урегулирование отношений с государством на выдвигаемых с его стороны условиях. Так же, как ранее патриарх Тихон, он сделал шаг навстречу власти. Этот шаг лично ему не мог принести «славы и почета», но он дал шанс выжить всем тем, кто был рядом с ним, кто пришел бы в Церковь в эти и последующие годы, и вместе с тем не позволил прерваться тысячелетней нити православия на Руси[2].

К 1927 г. обновленцы уже в течение пяти лет боролись с патриаршей «черносотенной» Церковью[3], захватывая храмы. Выход Декларации митрополита Сергия стал для них существенным ударом – и григориане, и обновленцы в Ленинграде пришли в негодование, угрожая продолжением захвата храмов, хотя их храмы стояли полупустыми. После выхода Декларации власти сократили им финансовую поддержку. К легализации митрополит не рвался, долго тянул и только призвал «попридержаться» осуждением до выяснения «плодов этого»[4]. Однако протесты от «своих» не замедлили последовать, и первый из них был заявлен в сентябре 1927 г. Русской Православной Церковью за границей (РПЦЗ)[5].

Через два года после легализации «инакомыслящие» уже образовали некое «особое общество», о чем митрополит Сергий писал митрополиту Кириллу (Смирнову):«Они признают нашу, возглавляемую мною Церковь “царством антихриста”, наши храмы — “вертепами сатаны”, а нас — его служителями, Св[ятое] Причастие — “пищею бесовскою”; оплевывают наши святыни… Для признающих благодатность нашей Церкви должно быть ясно, что все эти хулы и оплевания падают ни на кого другого, а на самую Св. Церковь Христову и на ее Божественные таинства. Это даже уже не раскол, а прямо хула на Духа Святого, грех и смерть, лишающий хульника надежды вечного спасения… Заметьте, что эту хулу изрыгают не только какие-нибудь “чернички”, “всегда учащиеся и николиже в разум истины прийти могущие” (2 Тим. 3:7), а сами их вожди, например, епископы Димитрий (Любимов), Алексий (Буй), Виктор (Островидов), Иерофей (Афоник). После таких хулений неудивительно, что эти люди в отношении к нашей Церкви не стесняют себя никакими канонами и правилами. Их архиереи простирают свои иерархические действия далеко за пределы своих епископий; посылают в чужие епархии послания, своих ставленников, даже епископов (Серпухов), не замечая присутствия канонических архиереев. Одним словом, это не просто ропщущие на церковный порядок люди, это уже соорганизовавшееся в своем отделении от Церкви особое общество, в полном смысле “церковь лукавнующих”. Справедливо поэтому вожди этого общества преданы суду и подвергнуты запрещению, и все молящиеся с ними и последующие им подлежат отлучению. Между тем с этой церковью лукавнующих Вы состоите в общении: готовы одобрять и поддерживать самые непозволительные по канонам действия самочинников»[6].

Сам же митрополит Сергий, как стало известно из недавно опубликованных дневниковых записей протоиерея Н. К. Чукова, имел намерение снять с себя тяжкий груз заместительства и просить митрополита Петра (Полянского) назначить на это место другого архиерея[7]. Другой вопрос: реальным ли было на рубеже 1929 1930 гг. в Церкви, находящейся под пристальным вниманием ОГПУ, осуществление этого желания митрополита, а находящемуся в далекой ссылке митрополиту Петру назначить другого Заместителя. «В звании патриаршего Местоблюстителя я чувствовал себя временным и не так сильно опасался за возможные ошибки. Будет, думал я, избран Патриарх, он и исправит все допущенные ошибки. Теперь же, когда облечен высоким званием Патриарха, уже нельзя говорить о том, что кто-то другой исправит ошибки и сделает недоделанное, а нужно самому поступать безошибочно, по Божьей правде, и вести людей к вечному спасению», говорил патриарх Сергий 12 сентября 1943 г. в своем слове на интронизации[8] .

Среди обвинений митрополита Сергия со стороны «правой оппозиции» было и обвинение в необоснованном перемещении им архиереев: «Вы практикуете бесцельное[9], ничем не оправдываемое перемещение епископов – часто вопреки желанию их самих и их паствы, назначение викариев без ведома епархиальных архиереев, запрещение неугодных вам епископов»[10], – писали епископы ярославской оппозиции. Исследование необходимости перемещений епископов для замещения пустующих кафедр вследствие арестов и ссылок многих архиереев и проведения представительного Собора осуществил А. Л. Беглов[11].

Главным же вопросом, поставленным митрополитом Сергием в Декларации 1927 г., помимо выражения лояльности к советской власти, стал вопрос о движении ко Второму Поместному собору, предполагавшему избрание патриарха и легитимных органов управления[12]. Как только в 1927 г. митрополит Сергий пошел налегализацию на условиях власти, он вместес Временным Патриаршим Священным Синодом одной из первых обозначил проблему освобождения репрессированных архиереев, но только небольшая их часть в итоге вышла на свободу[13].

Указ митрополита Сергия (Страгородского) и Временного Патриаршего Священного Синода епархиальным преосвященным 1928 г. гласил: «Раскол Русской Церкви, нестроения и смуты от лиц, отошедших от нас и внесших расстройство во всю церковную жизнь, требуют напряжения всех церковных сил… Умиротворить Русскую Церковь… может только православный Собор»[14]. Тот же вопрос был поставлен митрополитом в статье в «Журнале Московской Патриархии» в 1931 г.[15]

В дневнике о. Н. К. Чукова есть информация о том, что в 1933 г. митрополит вновь поставил перед куратором Церкви от ОГПУ Е. А. Тучковым[16] вопрос о Соборе[17], но отклика на все эти обращения от власти, не заинтересованной ни в каких соборах староцерковников, как и ранее, не последовало. К концу 1930-х гг. антицерковная политика советской власти достигла своего апогея, и собирать Собор, собственно говоря, оказалось не из кого. Тем не менее с огромными потерями, но до Собора митрополит Сергий Церковь все же довел. Патриаршество было восстановлено. Собор епископов[18] стал важнейшим, радостным и долгожданным событием для православных, но не для всех.

И так же, как в 1927 г. по поводу Декларации, 14 сентября 1943 г. в послании об интронизации Патриарха Сергия первый протест о незаконности нового патриарха как поставленного не Церковью, а государственной властью, заявил первоиерарх Русской Православной Церкви за границей митрополит Анастасий (Грибановский). По его мнению, правильным было бы освободить архиереев из тюрем и лагерей и созвать Поместный собор, который добровольно выбрал бы достойного кандидата. Хотя митрополит Анастасий не отрицал патриаршего достоинства владыки Сергия и даже именовал его патриархом, все же было понятно, что признан Зарубежной Церковью он не будет[19].

После хиротонии 14 октября 1942 г. архиепископ Григорий пробыл в Ульяновске более двух недель в ожидании парохода до Саратова. Во время прогулок по берегу Волги он и митрополит Сергий вспоминали многие прошедшие события и обсуждали стоявшие перед Церковью проблемы. Так, архиепископ записал: «3 ноября [1942 г.] Наши архиереи в Сербии, во главе с архиеп[ископом] Анастасием, продались Гитлеру, явились его агентами. Сербы это раскусили и сильно возбуждены против них, так что, по словам югославского посла, едва ли их выпустят из Сербии живыми»[20].

Состоявшееся в октябре 1943 г. в Вене (с разрешения немецких властей) заседание «Архиерейского совещания иерархов Православной Русской Церкви» в свою очередь также признало созванный для избрания патриарха Собор недействительным, потому что в нем принимали участие только 19 архиереев, в то время как на оккупированных немцами территориях их находилось больше 30, и констатировало, что большинство епископов Русской Церкви в Соборе не участвовали. В резолюции совещания говорилось также, что без участия епископов, находящихся в концлагерях и в катакомбах, Собор 1943 г. является всего лишь политическим актом, не имеющим церковного значения[21]. Совещание не осуждало московский Архиерейский собор 1943 г., но признало неканоничным избрание патриарха Сергия, состоявшееся с нарушением процедуры, которую выработал Поместный собор 19171918 гг., и по указанию богоборческой власти, и отказалось молиться за него как за главу Всероссийской Церкви. Против признания патриарха Сергия выступил также Синод Польской Церкви.

В то же время Восточные патриархи Сергия как главу Церкви признали. Его избрание вызвало всплеск симпатий к Советскому Союзу на Балканах, Патриарха признал и митрополит всея Америки и Канады, предстоятель Русско-Православной Греко-Кафолической Северо-Американской митрополии митрополит Феофил (Пашковский). Изменение политического курса СССР активно использовалось в пропаганде странами-союзницами, и большим успехом «советской агитационной машины» стало осуждение Собором изменников родины. По словам А. А. Кострюкова, в зарубежной печати даже появлялись сведения о религиозности некоторых государственных деятелей[22].

Описание Собора Преосвященных архиереев в «Журнале Московской Патриархии» редактировал архиепископ Григорий. Дневник же его представляет живую картину трехдневной подготовки и самой торжественной атмосферы Собора, а также добавляет некоторые не вошедшие в официальные сообщения нюансы и подробности, в частности, о причинах отсутствия в официальных описаниях епископов, которые должны были в Соборе участвовать.

Практически полное отсутствие притока священнических кадров за четверть века истребления духовенства и небытия духовных школ на первое место после Собора поставило вопрос учебный. Вернувшись с Собора в Саратов, архиепископ Григорий меньше чем за месяц подготовил все для открытия Богословского института и Богословско-пастырских курсов в Москве (см. приложение, 4 октября). Когда же 17 октября 1943 г. он вернулся в Москву с докладом о духовно-учебных заведениях, оказалось, что скоропостижно скончался архипископ Сергий (Гришин) и заболел управделами Патриархии о. Н. Ф. Колчицкий, поэтому патриарх попросил его остаться управделами Св. Синода (см. приложение, 17 октября). 22 октября на сессии Священного Синода доклад Владыки Григория был одобрен[23]. В то время патриарх Сергий совместно с Синодом приступил к решению других насущных и неотложных дел, в том числе к разработке документов об управлении Церковью[24].

В 1943 г. советское руководство сделало окончательный прагматический выбор в пользу Московской Патриархии, полностью перестав поддерживать обновленцев. После Собора активно начался их прием из раскола.

 

В 2022 г. Русская Православная Церковь отметила 155-летие со дня рождения Святейшего Патриарха Сергия и 78-летие со дня его кончины. В настоящей публикации, посвященной его памяти, уместно уточнить ряд сформировавшихся в историографии «тенденций», а именно: насколько справедливы были обвинения митрополита Сергия в наложении церковных прещений «по указанию ОГПУ», обновленчестве и проч. со стороны «правой оппозиции».

По словам О. Ю. Васильевой, оценка жизни и деятельности митрополита Сергия (Страгородского) – один из самых спорных и трудных вопросов русской церковной истории. Пожалуй, ни о ком из архиереев не написано больше. «Количество авторских листов иностранного происхождения в десятки раз превышает отечественные»[25]. За прошедшие 20 лет количество авторских листов отечественного происхождения с использованием этих терминов, похоже, уже догоняет иностранные.

Поскольку легализация патриаршей Церкви, на которую пошел владыка и с которой связано большинство обвинений в его адрес, во многом была связана с приобретением такового ранее обновленцами и григорианами, здесь уместно привести выдержку из доклада архиепископа Григория о расколах и сектах, подготовленном им по просьбе Г. Г. Карпова. Однако о том, что обновленческий раскол, ставший главной внутрицерковной проблемой при новом строе, был не только поддержан, но и инспирирован советской властью, он в этом докладе написать не мог: «Обновленческий раскол в Церкви появился в мае 1922 г. Пользуясь временным заключением Патриарха Тихона в связи с делом изъятия церковных ценностей, небольшая группа петроградских и отчасти московских священников (прот[оиерей] А. И. Введенский, свящ[енник] Е. Белков, прот[оиерей] Красницкий и др.) обманным образом захватили церковную власть в свои руки. Получив от Патриарха право на временное исполнение текущих дел, они, пригласив жившего на покое в Москве епископа Леонида (Скобеева), объявили себя Высшим церковным управлением, разослали указания по епархиям и, пользуясь общей растерянностью, захватывали в свое ведение как отдельные приходы, так и целые епархиальные управления. Под предлогом оживления церковной жизни они вводили богослужения на русском языке, служили при открытых царских вратах, допускали второбрачие духовенства в целях якобы более широкого и лучшего выбора ставленников, вводили женатый епископат. Таким образом, на первых порах привлекли многих на свою сторону. После возвращения к власти Патриарха Тихона многие примкнувшие к обновленцам вернулись под главенство Патриарха и началась борьба обновленцев с тихоновцами, которая продолжалась и после смерти Патриарха в 1925 г.»[26].

Дневник о. Н. К. Чукова запечатлел пример церковной политики советской власти «в согласии» с обновленцами: «13 августа – 31 июля [1923 г.] Боярский и обновленцы ведут себя весьма некрасиво, провоцируя собратий и усаживая их под арест. Получается какая-то неразбериха. С одной стороны, в “Правде” появляется статья, где говорится, что после раскаяния Тихона[27] все те из тихоновцев, которые не примкнут к нему, явно выкажут себя контрреволюционерами, видевшими в Патриархе политического вождя. С др[угой] стороны, появилось разъяснение прокурора, что поминовение при богослужении п[атриарха] Тихона как состоящего под следствием за контр-революцию может послужить основанием для привлечения к уг[оловной] ответственности по статье 68 кодекса… 5/18 августа. По вопросу об обстоятельствах появления первого заявления Патриарха (так называемого раскаяния). Конечно, это заявление подлинное, вполне сознательно подписанное Патриархом, в полной надежде блага Церкви от этого, но каким образом и при каких условиях оно составлено, это остается пока[28] тайной»[29].

Еще при жизни Святейшего Патриарха Тихона, помимо поддержки обновленчества, перед Е. А. Тучковым стояла задача внести раскол в среду православного епископата. 3 сентября 1924 г. Антирелигиозная комиссия приняла решение: «Поручить т. Тучкову принять меры к усилению правого течения, идущего против Тихона, и постараться выделить его в самостоятельную противотихоновскую иерархию»[30]. Обновленцами же «была произведена отмена патриаршества как единоличной формы управления, расходящейся с принципами управления в советском строе, установлено коллегиальное управление и декларативно заявлено об устранении принципа властвования в Церкви, применении церковного устава в быту и жизни, о пересмотре вопросов национального, семейного, и о собственности»[31], писал протоиерей Н. К. Чуков.

После смерти Святейшего Патриарха Тихона в ночь с 7 на 8 апреля патриаршие права и обязанности, согласно его завещательному распоряжению от 7 января 1925 г., перешли к митрополиту Крутицкому Петру (Полянскому)[32]. Российская Церковь вступила в период, когда существовала реальная угроза утратить патриаршество как институт. После ареста местоблюстителя Петра (Полянского) в декабре 1925 г. бразды правления Российской Церковью принял его заместитель – митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский)[33]. Бессменный член Святейшего Синода, Высокопреосвященный Сергий, архиепископ Финляндский, был одним из наиболее опытных церковных политиков; с ноября 1917 г., после восстановления патриаршества он являлся членом Священного Синода. Взяв на себя всю тяжесть ожидаемой реакции на навязанные богоборческой властью формулировки, митрополит Сергий пошел на соглашение о легальном статусе патриаршей Церкви в виде созыва Синода и выпуска обращения к пастве (Декларации о лояльности)[34].

Что представляет собой новая власть, всем давно уже было ясно, и верующие привыкли к тому, что в советской печати публиковались «вынужденные»[35] или фальсифицированные документы от имени Патриарха[36], которые не воспринимались как выражение патриаршей воли. Выход декларации стал большим ударом и для обновленцев, и для григориан, и тем более удивительной представляется реакция на действия митрополита Сергия некоторых «своих», собратьев архиереев, к тому же еще и обвинивших его в обновленчестве.

После смерти Патриарха начался и долгий этап противостояния двух ветвей православной Церкви Русской и Зарубежной. Все самые острые моменты этого процесса также пришлись на годы служения митрополита Сергия. Уже «Предсмертное завещание» свт. Тихона, опубликованное в официальной прессе с опозданием, не вызвало доверия за рубежом. Местоблюститель Петр подтверждение его подлинности также поставил под сомнение. С кончиной Патриарха ушло сильное объединительное начало, стала возрастать подозрительность[37].

На время легализации церковного управления митрополитом Сергием в результате вынужденной передачи высшей церковной власти на основании актов и завещаний, поскольку Поместного собора Всероссийской Церкви, намеченного на 1921 г., советская власть провести не разрешила ни Патриарху Тихону, ни митрополиту Петру, а также в результате репрессий, имелось уже порядка десяти кандидатов местоблюстителей и заместителей[38]. Казалось бы, эти архиереи, видя, что власть уже десять лет творит с Церковью, должны были сплотиться и оказывать собрату, согласившемуся взять на себя тяжелый груз централизованного управления, помощь и поддержку. Однако оказалось, что почти половина из них встала в оппозицию к митрополиту Сергию. Это старейший по сану и хиротонии митрополит Ярославский Агафангел, который в мае 1922 г. был назначен Святейшим Патриархом Тихоном своим заместителем, митрополит Иосиф (Петровых) и архиепископ Серафим (Самойлович), в конце 1926 начале 1927 гг. последовательно исполнявшие обязанности Заместителя Патриаршего Местоблюстителя во время пребывания в заключении митрополитов Петра и Сергия, а также митрополит Кирилл (Смирнов).

Первым троим иерархам, составившим Ярославскую оппозицию, до этого довелось исполнять обязанности главы Русской Церкви, но А. Мазырин утверждает, что ими двигали не обиды, амбиции или «какие-то честолюбивые устремления, как это представляли отдельные комментаторы. Они пытались вернуть митрополита Сергия на путь исповеднической борьбы за внутреннюю свободу Церкви… При рассмотрении событий сквозь призму борьбы архиерейских честолюбий упускается из виду исторический контекст того времени»[39].

Не упуская из виду исторический контекст, можно подвести краткий итог. Борьба «правой оппозиции» за возвращение митрополита Сергия «на исповеднический путь» продолжалась примерно десять лет. Митрополит Агафангел, примирившийся с митрополитом Сергием, в 1928 г. скончался. Остальные оппозиционеры-архиереи к 1937 г. были ликвидированы. Тогда же расстрельное дело было сфабриковано и на митрополита Сергия. По словам С. Л. Фирсова, «Декларация митрополита Сергия стала “чертой”, разделившей православных христиан на два непримиримых лагеря: “поддавшихся искушению” и “верное малое стадо”»[40].

Первым пастырем «верного малого стада» стал митрополит Иосиф (Петровых), самым активным оппозиционером – викарный епископ с семинарским образованием архиепископ Серафим (Самойлович), а самым авторитетным оппонентом, – безусловно, первый кандидат на Местоблюстительство, согласно завещательному акту Патриарха Тихона от 7 января 1925 г., митрополит Казанский и Свияжский Кирилл (Смирнов). Именно последнему принадлежит выражение «обновленческая природа сергианства»[41].

Оппозиция выработала специальный термин «сергианство», обозначающий «сознательное попрание церковного идеала ради внешнего благополучия», достичь которого митрополит Сергий пытался через так называемую легализацию. Таким образом, «обновленческая природа сергианства» в реалиях 1920—1930-х гг. выявлялась в легализации Московской патриархии, точнее в тех условиях, которые митрополит Сергий должен был принять, чтобы эту легализацию от власти получить»[42]. Именно«кадровую политику Заместителя и наложение церковных прещений в угоду власти» А. Мазырин назвал главными проявлениями коллаборационизма митрополита Сергия, с точки зрения несогласных с ним[43].

Первыми, кто начал «бить на раскол»[44], стала группа поддержки только что получившего от митрополита Сергия митрополичий сан Иосифа (Петровых). Дневник протоиерея Н. К. Чукова запечатлел пример его управления епархией, и в контексте темы «прещений» здесь уместно привести его небольшой фрагмент. Это произошло, когда Е. А. Тучков еще думал пускать или не пускать митрополита Иосифа обратно в Ленинград[45], а митрополит Сергий ждал, чем история с недопущением в город правящего архиерея закончится, не назначая никого временно управляющим епархией. «10 мая 27 апр[еля] [1927 г.]. Сегодня пошел к Мартынцеву в магазин… встретился с прот[оиереем] Флеровым А. К.[46], принадлежащим к “правым”. Сейчас же: “Вы слышали последнее распоряжение м[итрополита] Иосифа?” “Нет. Какое?” “Запретил Алексию служить здесь”. Я рассердился и вычитал все, поддерживаемый Мартынцевым: Кто имеет право запрещать? За что? Собор д[олжен] разобрать дело. Патриарх признавал. М[итрополит] Сергий назначил. Где же наша каноничность? И прочее. Глупый какой мне твердил о том, что верующие д[олжны] противиться распоряжениям власти и пр[очее]. Я прямо ему говорю: Вы к чему зовете?»[47].

Таким образом, начало действительно неканоничных прещений было положено в мае 1927 г. дистанционно управлявшим епархией митрополитом Иосифом, так как в бывшем старшем викарии Петроградской епархии архиепископе Алексии (Симанском) (в 1927 г. переведенном в Новгород) «дворянского происхождения» он видел возможного конкурента на занятие кафедры. Впрочем, ничего удивительного в этом нет, так как митрополит Иосиф был ярким представителем либерального революционного духовенства начала ХХ в., как это следует из его откровений на допросе в 1930 г.[48] Для сравнения, митрополит Сергий во время допроса на вопрос об отношении к советской власти ответил: «Одинаково подчиняюсь как советской власти, так и всякой другой, напр[имер] царской, или подчинился бы и демократической власти, если бы она была при том добросовестной»[49].

Получается, что с «романовщиной» «черносотенного духовенства» в лице митрополита Сергия, архиепископа Алексия и протоиерея Н. К. Чукова[50] в Северной столице боролось вполне «прогрессивное» (в разной степени) революционное духовенство как обновленческое, так и иосифлянское, которое получило почему-то обозначение «правого» (видимо, по отношению к обновленцам). Появление обновленчества вызвало еще и метаморфозу превращения бывшего «правого» духовенства в «левое тихоновское» (как минимум, на примере о. Н. Чукова).

20 мая 1927 г. был учрежден Временный Патриарший Священный Синод, а в июле митрополит Сергий выпустил послание к пастве (Декларацию). Но не Декларация вызывала протесты и ревнителей, а недопущение митрополита в Ленинград, в чем митрополит Сергий повинен не был, а более всего – указ о поминовении назначенного временно управляющим епархией епископа Николая (Ярушевича). Протоиерей Н. К. Чуков писал: «27 октября [1927 г.]. С перемещением м[итрополита] Иосифа его партия здесь учиняет обструкцию: продолжает поминать его на богослужении (еп[ископы] Димитрий и Серафим, даже наш Беляев[51]). Пускают волнение в народ: старухи спрашивают, почему не поминают Иосифа, и по этому расценивают о степени православия»[52].

Ленинградское «малое», но громкое «стадо» митрополита Сергия и идущее за ним духовенство, объявляло «еретиками», «обновленцами», «красными», «слугами антихриста», церкви их (большинство храмов Ленинграда) объявлялись оскверненными и требующими переосвящения. Тексты с такими призывами иосифляне перепечатывали и активно распространяли для привлечения себе сторонников, так как поддержка их борьбы среди верующих была слабая[53]. «В своем ослеплении расколом епископ Димитрий дошел до такого безумия, что один из православных храмов (Спаса на водах) публично назвал храмом сатаны»[54].

В декабре 1927 г. группа поддержки митрополита Иосифа предъявила свои требования[55] митрополиту Сергию и, неудовлетворенная ответом, получив благословение митрополита Иосифа, заявила об отделении. Митрополиту Сергию ничего не оставалось, как запретить епископов и часть духовенства (до раскаяния). Митрополит Елевферий[56] писал об этой истории: «Митрополит Сергий "запрещает неугодных ему епископов в священнослужении"? А что же бы должен сделать митрополит Сергий не с "неугодными ему епископами", а с впавшими в раскол противления высшей церковной власти? Пройти молчанием, чтобы раскол этим попустительством ширился в Петроградской епархии? Не вправе ли бы был Местоблюститель и будущий Собор тогда обвинить митрополита Сергия в греховном бездействии власти? Он должен был сделать то, что сделал, и тем призвал к здравомыслию петроградскую паству, по возможности оградив ее от нечаянного увлечения грехом»[57]. Этих «ревнителей» (духовенство и «верующую интеллигенцию» Северной столицы), изрыгающих проклятия, митрополит Сергий и назвал в 1929 г. «церковь лукавнующих»[58].

Обвинения митрополита Сергия со стороны оппозиционеров из других епархий, а также современных историков «правой оппозиции» в «прещениях и запрещениях» по указке Е. А. Тучкова основаны на запрещении в конце 1927 г. именно этих двух заводил-епископов[59] и нескольких человек духовенства – устроителей церковной смуты в Ленинграде.

В современной историографии в качестве доказательства «симфонии» митрополита с ОГПУ о. А. Мазырин «ввел в научный оборот» и оснастил комментариями материал из архива ФСБ, в котором в декабре 1927 г., в разгар этой деятельности иосифлян, Тучков сделал приписку на полях донесения своих коллег из Ленинграда: «Сообщите, что мы повлияем на Сергия, чтобы он запретил в служении некоторых оппозиц[ионных] епископов, а Ерушевич (Ярушевич. – Л. А.-Ч.) после этого пусть запретит некоторых попов»[60].

Как следует из донесений и резолюций Тучкова на них, политика эта состояла в том, чтобы спровоцировать в церковной среде разделение по принципу готовности идти на большие или меньшие компромиссы с властью. Возникновение оппозиции существующей церковной власти рассматривалось как весьма важная задача. Подчеркивалось, что отсутствие оппозиции было бы фактом нежелательным для ОГПУ[61]. В то время, когда начинался захват иосифлянами кафедрального собора Воскресенья на крови, протоиерей Н. К. Чуков также писал в дневнике: « 1 января [1928 г.]. Совершенно ясно, что кто-то являлся инструктированным от власти на устройство среди тихоновцев раскола. Кто? Верюжский? Иоанн Никитин? Говорят даже, что м[итрополиту] Иосифу сейчас разрешен въезд в Ленинград, очевидно, в тех же целях раздувания раскола, но будто бы Иосиф понял, что его толкают на провокационную роль, и одумался, подчинившись м[итрополиту] Сергию… 17 января. Оппозиция наша правая агитирует вовсю. Заведующий церковным столом разрешил влить в двадцатку храма Воскресения 25 человек партии Верюжского, очевидно, чтобы дать перевес “правым” и углубить раскол»[62].

Из переписки чекистов следует, что товарищи «собирались повлиять на Сергия», а из записей о. Николая – что это именно иосифляне в захвате кафедрального собора пользовались содействием ГПУ. В примечаниях к этой подборке донесений, на основании имевшейся на 2002 г. литературы и опубликованных источников, о. А. Мазырин приводит постановление Синода о запрещении упоминающегося духовенства и другую информацию, искусственно соединяя таким образом «немерение» и как бы его последующую реализацию.

При «откалывании» данная группа духовенства «определенно заявили заместителю управляющего Ленинградской епархией епископу Петергофскому Николаю о своем решении порвать молитвенно-каноническое общение с заместителем Патриаршего местоблюстителя, управляющим Ленинградской епархией митрополитом Сергием и Временным Патриаршим Священным Синодом»[63], видя вмешательство гражданской власти во внутреннюю жизнь Церкви – «доказательств нет, но они убеждены»[64]. Это очень похоже на современное «ха́йли ла́йкли»[65]. Опытный «игумен» предполагал, чем может закончиться обращение этой группы духовенства. Не исключено, что именно он и посоветовал иосифлянам «отколоться». И такая же («ха́йли ла́йкли») степень доказательности в статье имеется относительно влияния Тучкова на принятие митрополитом Сергием решения о запрещении епископов.

Другой пример из исследований того же автора: «Не без подсказки, видимо, известного ведомства, некоторые видные архиереи, отказывались признавать полномочия архиепископа Серафима (Самойловича)»[66]. Дело в том, что Томский епархиальный съезд 1 марта 1927 г. признал необходимым епархии «оставаться в своих церковных делах самоопределяющейся»[67], и архиепископу Серафиму «в такой ситуации не оставалось ничего другого, как объявить о запрещении архиепископаТомского Димитрия (Беликова)[68] в священнослужении»[69].

И если архиепископу Серафиму «ничего не оставалось другого», как таким образом отреагировать на решение епархиального съезда, то митрополит Сергий запретил этих «делегатов от самих себя»[70] – «по указанию» Тучкова. В публикации «Сов. Секретно…» речь шла еще и о том, чтобы для разжигания раскола, т. е. «для большего неприязненного отношения к Ярушевичу со стороны оппозиции», необходимо дать ему сан архиепископа «в самом ближайшем времени»[71], т. е. еще и таким образом повлиять на митрополита Сергия. Однако это предложение в Москве во внимание не приняли: в сан архиепископа Николай (Ярушевич) был возведен только в 1935 г.[72] Во вступительной статье А. Мазырин заверяет, что «речь здесь идет не об оценке митрополита Сергия, епископа Николая или же митрополита Иосифа, епископа Димитрия… какой же оказалась их роль в новейшей истории Русской Церкви в действительности, вовсе не входит в задачу настоящей публикации»[73].

Намерение Тучкова «повлиять» в последующих работах Мазырина превращается в факт такого влияния: «Сейчас документально установлено, что те же “иосифляне” в 1928 году были запрещены в священнослужении по прямому указанию органов ОГПУ»[74]; запрещение наложили «вскоре после этого заявления», а «распределителем благодати» является Тучков[75]; запрещение же – «в полном соответствии… со словами Тучкова… и через две недели»[76]. Если повторять голословное утверждение пять и более раз, и если никто не возражает, то возникает привыкание к тому, что свое намерение «повлиять» на митрополита Тучков выполнил, и запрещены отколовшиеся были именно по его указанию.

«Безблагодатным» же епископ Димитрий (Любимов) в январе 1928 г. объявил как раз митрополита Сергия[77]. А требование группы поддержки митрополита Иосифа «удалить из Синода пререкаемых лиц», как это видно из приведенной выше записи о. Н. Чукова от 10 марта 1927 г., непосредственно относилось к одному из главных «пререкаемых», обвиненному в обновленчестве и «запрещенному в служении» в Ленинграде архиепископу Алексию (Симанскому), будущему Патриарху Московскому и всея Руси. Голословность утверждения о «влиянии» Е. А. Тучкова на принятие митрополитом Сергием решений о запрещении двух епископов подтверждается тем, что на сей день рассмотренное выше запрещение похоже является единственным таким «примером», а регулярностью его приведения делается попытка показать, что это было введено в систему взаимоотношений митрополита с властью.

А. Мазырин, уже много лет пытается сравнивать образы патриарха Тихона, митрополитов Петра и Кирилла и даже прп. Сергия Радонежского[78] и патриарха Сергия, не в пользу последнего. В деяниях причисленных к лику исповедника патриарха Тихона и священномучеников митрополитов Петра и Кирилла, есть и непонятные и неисследованные до сих пор моменты, но их автор предпочитает не затрагивать. В статье про «обновленческую природу сергианства» историк сделал еще один штрих к образу митрополита Сергия, который «подкрепил» вышеобсужденным «раскрытием причины» запрещения иосифлянских лидеров в Ленинграде – им был «выявлен» некий циркуляр: «В 1929 г. Тучков похвалялся: “Митрополит Сергий по-прежнему всецело находится под нашим влиянием и выполняет все наши указания… Сергиевским синодом выпущен циркуляр епархиальным архиереям с возложением на них ответственности за политическую благонадежность служителей культа и с предписанием репрессирования по церковной линии за а[нти]с[оветскую] деятельность. Сам Сергий также приступил к этому репрессированию, увольняя виновных попов”»[79].

Упомянутый Тучковым циркуляр митрополита Сергия от 2 апреля 1929 г. ныне выявлен. Он, в частности, гласит: «Патриархия, изъявившая свою полную лояльность и покорность сов[етской] власти, несет на себе перед правительством ответственность за лояльность всего духовенства, идущего за Патриархией, так и все Преосвященные архипастыри, каждый в своей епархии, несут нравственную и служебную ответственность за лояльность подведомого им духовенства... К духовным лицам, не желающим или неспособным скоро усвоить себе правильное отношение к существующему государственному и общественному порядку, необходимо применять те или иные меры церковного воздействия»[80]. Только, в отличие от обновленцев, Патриархия «церковных контрреволюционеров» обычно не лишала сана, а лишь запрещала в священнослужении. Так, в декабре 1927 г. Тучков просил помощника передать ленинградским чекистам: «Сообщите, что мы повлияем на Сергия, чтобы он запретил в служении некоторых оппозиц[ионных] епископов» и т.д.[81]

«Кары за политическую неблагонадежность, которые в 1926 г. митрополит Сергий считал недопустимыми, в 1929 г. им уже прямо предписывались», – объясняет А. Мазырин[82]. Поскольку исследователь не дает полную ссылку, поясняю, что это документ из личного архива митрополита Григория[83]. Высланный в Саратов, протоиерей Н. К. Чуков, похоже[84], взял с собой личный архив с церковными документами, которые, как видно, ныне оказываются востребованными.

В своих исследованиях о. Александр подробно рассматривает различные заявления и протесты практически всех архиереев «противников курса» митрополита Сергия, но в них не освещается реальная жизнь Церкви тех лет ни на уровне прихода, ни на уровне епархии. В начале 1929 г. церковная атмосфера в очередной раз стала сгущаться, и власть подготовила постановление «О религиозных объединениях». В Декларации 1927 г. заявлялось о необходимости проявлять лояльность к советской власти, что отмечал еще Патриарх Тихон, и митрополит Сергий и Временный Священный Синод в ней поручились пред властью за лояльность пастырей и паствы. Немного «попугать» в 1929 г. мерами «церковного наказания», – это был единственный способ предупредить духовенство об опасности, и меры эти, даже в случае их применения, оказывались лучше таковых «уголовного наказания» ОГПУ, и они многих пастырей, возможно, от них спасли. Похоже, что современному историку «правой оппозиции» это не понятно.

Как «правая оппозиция» своим противостоянием «курсу митрополита Сергия» помогала обновленцам, это в целом понятно, но в год столетия появления обновленческого ВЦУ уместно вспомнить, как же она противостояла непосредственно обновленческому расколу? Сначала, как выше рассказывалось, митрополит Иосиф «запретил служить» в Ленинграде архиепископу Алексию[85], затем дал указания своим сторонникам: в «двадцатки» захваченных ими храмов не брать ни обновленцев, ни сергиевцев, «так как оттуда возможна провокация»[86]. Наиболее яркий пример индифферентности в плане борьбы с обновленческим расколом «невский печальник»[87] продемонстрировал, дважды, в 1924 и 1927 гг., не подчинившись указу о назначении в захваченную живоцерковниками Одессу[88], и не только продолжил дистанционное окормление своей паствы в Ленинграде[89], но и приступил к организации нестроений в Ярославской, Вотской и Воронежской епархиях[90].

В Ленинграде же иосифляне вскоре между собой перессорились, как ранее обновленцы, и митрополиту Кириллу (Смирнову) из далекой ссылки в 1929 г. пришлось вразумлять ревнителей: «В мою пустыню доходят слухи о разрастающейся среди братии по вере вражды, переходящей в ненависть; укоризнах, переходящих в клевету с одной стороны на другую; о ревности не по разуму, граничащей с хулою на Духа Святаго, каковы взаимные обвинения в безблагодатности. Горестно слышать это»[91].После того как «прекрасный Иосиф»[92] возвел своего викария в сан архиепископа, ему «стало ясно, что для завоевания высшей церковной власти в существующей Патриаршей Церкви нужна сплоченная, хорошо организованная сила. Он даже хотел провозгласить себя заместителем Патриаршего местоблюстителя, но Димитрий отговорил его от подобного шага»[93].

Непосредственный участник событий о. Николай Чуков в своем дневнике достаточно ясно раскрывает причины возникновения «иосифлянства», среди которых – факт недопущения властями возвращения митрополита Иосифа в Ленинград, его личные амбиции, поставленные выше интересов Церкви, непослушание отдельных петроградских викариев распоряжениям и действиям заместителя Патриаршего местоблюстителя и Синода, а также ориентированных на них некоторых протоиереев, имевших влияние на свою паству[94].

К критике митрополита Сергия по части «обновленчества» в 1928 г. присоединился архиепископ Серафим в составе Ярославской оппозиции, в 1929 г. обвиняя его в своем «Послании ко всей Церкви» в «увлечении ныне малодушных и немощных братий наших в новообновленчество»[95]. К тому же он утверждал, что новая волна захвата храмов обновленцами – это вина митрополита Сергия: «по местам идет бешеный натиск на храмы, из коих многие передаются обновленцам. И это особенно стало отметным со дня издания м[итрополитом] С[ергием] декларации. И опять всего этого в вину нельзя поставить м[итрополиту] С[ергию] официальным порядком»[96]. «Вину» в этом «поставить» митрополиту Сергию нельзя ни в каком «порядке», но из текста видно, как оппозиция «справа» искала, к чему бы «привязаться» в своих обвинениях «политики митрополита Сергия».

В Ленинграде возмущенные легализацией обновленцы в основном только угрожали продолжить захват храмов, а к захвату патриарших, сергиевских церквей приступили иосифляне. Пример того, как обновленцы захватили храм иосифлян после ареста «контрреволюционера-настоятеля» в Лужском викариатстве в Ленинграде, уже приводился[97]. Архиепископ Серафим сокрушался: «Горе наше, что и среди избранных много оказалось способствующих политике м[итрополита] С[ергия]»[98].

Протоиерей Н. К. Чуков писал: «Архиепископ Евгений (Зернов)[99] в Соловках завоевал общее уважение настолько, что если будет Собор, то его будут производить в Патриархи будто бы»[100]. В 1928 г. архиепископ Евгений писал: «Великий грех… производить в Церкви разделение, и те, кто берет на себя право отделяться от митрополита Сергия, законного заместителя митрополита Петра, приносит больший вред и собственному спасению, и Церкви православной. Нет никаких канонических оснований к неподчинению митрополиту Сергию, действия которого не касаются православного вероучения и не нарушают благодатности таинств»[101].

Митрополит Никандр (Феноменов)[102] писал в том же году: «Печально, что епископ Виктор (Островидов)[103] самочинствует. Печально, что его самочинству следуют другие. За митрополита Сергия надо усилить свои молитвы, потому что здоровье его сильно пошатнулось от постоянных забот о Св. Церкви. Пошли, Господи, много лет здравствовать, а самочинцам всяким, раздирающим Св. Церковь, – скорейшее вразумление от Бога. Как Господь прогневался на Церковь и какую тьму врагов выпустил из среды Ее же!»[104].

На другом уровне (по вопросам высшего церковного управления) происходила борьба с митрополитом Сергием «во имя правды и достоинство Церкви»[105] митрополита Казанского и Свияжского Кирилла (Смирнова). Полемика митрополита Кирилла с митрополитом Сергием в 1929–1930 гг., по словам А. Мазырина, «стала одним из наиболее значительных событий церковной жизни того времени. Хотя центральным и на первый взгляд единственным ее предметом был вопрос о полномочиях митрополита Сергия, в частности о правомерности учреждения им Синода, корни разногласий крылись глубже: в различном понимании природы Церкви и смысла архипастырского служения. Если для митрополита Кирилла важнее всего были свидетельство правды и сохранение достоинства Церкви, то митрополит Сергий во главу угла ставил функционирование централизованной церковной организации, ради чего считал возможным идти на значительные уступки светской богоборческой власти»[106]. Но еще до начала этой «полемики» в августе 1928 г. митрополит Кирилл писал единомышленнику из Туруханской ссылки: «Учреждение новой формы В[ысшего] ц[ерковного] упр[авления] и я не признаю… О господине нашем Петре молюсь, потому что не знаю о его отношении к так называемому Патриаршему Синоду»[107]. Историки предполагают, «что если бы митрополит Петр одобрил распоряжения митрополита Сергия, то митрополит Кирилл перестал бы его поминать»[108].

Сама же «полемика» началась в мае 1929 г. с того, что митрополит Кирилл переслал митрополиту Сергию «для сведения» копию своего «суждения о его деятельности» в виде ответа на вопросы викария по Казанской епархии, основанного на информации, полученной от деятелей оппозиции, начавшей свою «борьбу» ранее в Ленинграде, Ярославле и др. Он писал: «Верующие почувствовали в административно-церковной деятельности митрополита Сергия превышение тех полномочий, какие предоставлены ему званием заместителя местоблюстителя Патриаршего престола. Для меня лично — не подлежит сомнению, что никакой заместитель по своим правам не может равняться с тем, кого он замещает, или совершенно заменить его. Заместитель назначается для распоряжения текущими делами, порядок решения которых точно определен действующими правилами, предшествующей практикой и личными указаниями замещаемого. Никаких, так сказать, учредительных прав вроде реформы существующих служебных учреждений, открытия новых должностей и т.п. заместителю не может быть предоставлено без предварительного испрошения и указаний замещаемого. Коренное же изменение самой системы церковного управления, на что отважился митрополит Сергий, превышает компетенцию и самого местоблюстителя… До тех пор, пока митр[ополит] Сергий не уничтожит учрежденного им Синода, ни одно из его административно-церковных распоряжений, издаваемых с участием так называемого Патриаршего Синода, я не могу признавать для себя обязательным к исполнению»[109]; свое воздержание от общения с митрополитом Сергием митрополит Кирилл объяснял не утверждением о «безблагодатности совершаемых сергианами священнодействий и таинств», но подчеркивал этим «нежелание и отказ участвовать в чужих грехах»[110].

Несмотря на бестактность формы обращения, которая ставила под вопрос возможность мирного исхода полемики, митрополит Сергий не сразу, но ответил: «Ваше суждение о моей деятельности» (собственноручную копию которого Вы прислали мне “для сведения”) не оставляет места сомнению в том, что Вы и теоретически единомысленны с нашим новым расколом, не совсем правильно называемым “иосифлянским”, и активно его поддерживаете своим примером и словом и даже стремитесь воздействовать на волю управляющего Казанской епархией означенным “суждением”, т. е. перешли уже и к доступным в Вашем положении административным мерам»[111]. Священный Синод из 12 членов был учрежден именно с названием “Патриарший”, что «не только было видным отличием его от обновленческого, но и имело другой, более глубокий, отвечавший моменту жизни Церкви смысл. Если при жизни Патриарха самоуправительному церковному органу не подходило название «Патриаршего» Синода, то теперь, когда трон патриарший временно вдовствует, преемникам только патриарших полномочий, но не самого великого титула, надлежало всячески сохранять в себе живую идею патриаршества и удерживать, даже усугубляя, ее в сознании церковного народа», – писали по этому поводу в 1929 г. и подключившийся «к полемике» митрополит Елевферий, и сам митрополит Сергий в ответном письме[112].

Митрополит Сергий писал: «Вы признали “бесполезным повторять опыт” переговоров или переписки со мной по сему делу и перешли уже к действиям против меня и единомысленной со мною иерархии. В частности, Ваше “суждение” рассылается по всем епархиям, производя несомненный соблазн. Это давало бы и мне право перейти прямо к действиям, к которым обязывает возложенное на меня послушание. Однако братский долг внушает мне не считать еще дело поконченным. Поэтому, представляя Вам все вышеизложенное и напоминая Вам тот великий соблазн, какой производит в церковной среде Ваше выступление, усерднейше прошу Вас пересмотреть свое решение и во имя послушания и любви к Св. Церкви иметь мужество признать если не всю неправильность, то хотя бы излишнюю поспешность Вашего разрыва с нами и отложить вопрос до соборного решения, пригласив к тому же и последовавших за Вами. Отсутствие от Вас ответа на этот мой братский призыв до 18 ноября (1 декабря) с. г. будет означать Ваше нежелание внять ему и, следовательно, будет обязывать меня перейти к соответствующим действиям по вверенной мне власти. Мне хочется, однако, надеяться, что нужды в этих действиях не будет и что новая туча скорби, собирающаяся над нашей Церковью, рассеется нашими общими с Вами усилиями»[113].

В сентябре 1929 г. о. Николай Чуков писал в дневнике, что узнал о распоряжениях по Казанской епархии, которые могут привести к новому расколу: «2 сентября [1929 г.] Понедельник. В пятницу заходил неожиданно Л. Д. Аксенов… Он порассказал многие церковные новости – о м[итрополите] Сергии, который тяготится своим положением и не прочь просить м[итрополита] Петра назначить другого заместителя… другую – о необходимости поминовения м[итрополита] Петра (были случаи, где его не поминали). Сообщил он и о странном поведении и распоряжениях по Казанской епархии м[итрополита] Кирилла, который из своего заточения дает такие указания, которые могут повести к новому расколу и во всяком случае укрепить прежний, это о незаконности будто организованного м[итрополитом] Сергием Синода, вопреки будто бы воле Патриарха(!), который установил единоличное управление (!!!)»[114].

Двусмысленная позиция митрополита Кирилла заставила митрополита Сергия после получения от него второго письма («Отзыва») предложить внести в нее ясность: «Не может быть частным делом евхаристический разрыв старейшего митрополита и первого кандидата в Местоблюстители с правящим Заместителем. Вы можете сколько угодно писать о необязательности для мирян разрывать общение с нами. Но если Вы порываете, то каждый мирянин может задаться вопросом: не должен ли и он порвать. В результате великий церковный соблазн и разделение, а достаточно оснований для него по канонам не имеется… Мое предложение подождать с вашим протестом до Собора показалось Вам простой отговоркой или дипломатическим ходом. Но я со всею искренностью прошу Вас еще раз обсудить, что лучше: терпеть ли неопределенное время в ожидании Собора некоторые недостатки в организации церковного управления, которые по самому своему характеру не затрагивают глубоко христианской церковной жизни и не могут переродить ее во что-то чуждое, или же учинить из-за этих недостатков раскол и каждой стороне отдельно ждать Собора. Недостатки организации Собору всегда легко исправить, раз не потеряно благодатное преемство, но соединить расколовшихся иногда невозможно без чрезвычайного воздействия благодати Божией… Нахожу благовременным теперь же сделать нижеследующее постановление… Назначить Преосвященному митрополиту Кириллу крайним сроком 15 февраля 1930 г. для выражения им канонического послушания и отказа от общения с раскольниками»[115]. Поскольку митрополит Кирилл это постановление проигнорировал, оно вступило в силу со 2 января 1930 г., митрополит был уволен[116] от управления Казанской епархией на покой с правом священнодействия с разрешения местных епархиальных архиереев.

Викарий Казанской епархии архиепископ Чебоксарский Афанасий (Малинин)[117], письмо которому («суждение») и переслал митрополит Кирилл митрополиту Сергию в мае 1929 г., не поддержал его и церковного общения с митрополитом Сергием не порвал, заверив что «православная Казань не даст увлечь себя в раскол, хотя бы и «Кирилловский»[118].Так же, как это было и после «раскаяния» патриарха Тихона, те тихоновцы, которые не примыкали теперь уже к митрополиту Сергию после выпуска Декларации, считались «контрреволюционерами», и ОГПУ за ними внимательно следило, в первую очередь за митрополитом Кириллом[119].

Одно из писем митрополита Кирилла знакомому священнику из Енисейска дает некую реальную и весьма печальную картину разделения ссыльного духовенства: «[4 ноября 1929 г.] Раз в неделю (по пятницам) исполняю свой гражданский долг, являясь для отметки в милицию. Ссыльного духовенства проживает здесь около 20 человек. Все они сергиевцы, и я молюсь только дома, вместе с одним батюшкой о. Иоанном, который и живет вместе со мною»[120].

В этом же письме митрополит пишет, что напрасно митрополит Сергий в своем письме приравнивает его к «хулиганам» Церкви и называет «вдохновителем раскола», который появился «двумя годами раньше моего суждения»[121]. Поскольку до сих пор некоторые историки называют деятельность иосифлян «течением» или «движением»[122], то им следует, очевидно, обратить внимание на это мнение митрополита Кирилла – то, что произошло в 1927 г. в Ленинграде, он считал расколом.

Известно, что в приполярный поселок Хэ в Обской губе радетели доставили Местоблюстителю материалы возмущенных «политикой митрополита Сергия». Также известно, что Местоблюститель в декабре 1929 г. отправил заместителю письмо, в котором в общих выражениях подверг его действия критике, просил вернуться «к прежнему строю церковного управления», «исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшее в ней раздоры и разделения и омрачившее репутацию ее предстоятелей»[123]. Исходя из сроков отправки ревнителями материалов митрополиту Петру можно понять, что он мог получить только первое письмо митрополита Кирилла и первое ответное от митрополита Сергия[124]. Благодаря такому ценному церковно-историческому источнику, как дневник протоиерея Н. К. Чукова, ныне стало известно, что письмо Местоблюстителя заместитель получил и был им очень огорчен[125]. Но «какая-либо критика Местоблюстителем действий ведущих представителей «правой» оппозиции автору не известна. Не известны, однако, также и бесспорные прямые выражения солидарности с ними», – пишет о. А. Мазырин[126].

Это верное заключение, так как в письме Местоблюстителя нет указания и ни на одно конкретное деяние митрополита Сергия, которым он был особо недоволен, а только абстрактное «превышение полномочий», в том числе нет и указания на необходимость роспуска Временного Патриаршего Священного Синода, т. е. именно того, на чем настаивал митрополит Кирилл, когда писал митрополиту Сергию об «узурпации» им власти.

А. В. Журавский пишет: «Все это (выше цитируются письма митрополита Петра. – Л. А-Ч.) показывает, что первоиерарх Русской Церкви священномученик Петр Крутицкий не вполне одобрял деятельность митрополита Сергия по тем вопросам церковной жизни (учреждение Временного Патриаршего Синода, увольнение с кафедр и запрещение священнослужителей и иерархов, не согласных с церковной политикой заместителя Местоблюстителя), по каким с этой деятельностью не соглашался и митрополит Кирилл»[127]. Слов, выделенных в цитате курсивом, в письме Местоблюстителя нет. Кроме того, данное творческое раскрытие того, что именно «не одобрил» в своем письме митрополит Петр, вступает в явное противоречие с серьезным источником – его письмом председателю ОГПУ В. Р. Менжинскому от 27 марта 1931 г., в котором он объясняет причины своего нежелания отказаться от местоблюстительства, что предлагалось ему в обмен на освобождение.

Среди прочего, митрополит Петр писал: «Моя смена должна повлечь за собою и уход моего заместителя митрополита Сергия, подобно тому, как по заявлению последнего, с оставлением им заместительства прекращает свое существование и учрежденный им Синод. К такому обстоятельству я не могу отнестись равнодушно. Наш одновременный уход не гарантирует церковную жизнь от возможных трений, и, конечно, вина ляжет на меня. Поэтому необходимо наше совместное обсуждение, равно как и совместное разъяснение вопросов в связи с моим письмом митрополиту Сергию, датированным декабрем 1929 г. Наконец, мое распоряжение, вышедшее из тюрьмы, несомненно, вызовет разговоры, догадки, будет истолковано как вынужденное, с разными нежелательными выводами. Если вспомните, подобные распоряжения уже имели место при аналогичной обстановке, но одни они из них не прошли в жизнь, а другие оказались неудачными и лишь были аннулированы, однако до сих пор не перестают нарушать церковный мир… Я только опасаюсь, что распоряжением, с деланием наобум, могу нарушить свой долг и внести смуту в среду верующих»[128].

Священник А. Мазырин в своих статьях также по-своему раскрывает общие фразы декабрьского письма Местоблюстителя заместителю: «Очевидно, имелся в виду весь комплекс мероприятий заместителя, проводимых им с 1927 г., на которые он никем не был уполномочен», и поясняет, что митрополит Петр пытался «воздействовать на заместителя не административно, а нравственно»[129]. Письмо же Местоблюстителя начальнику ОГПУ в статье 2002 г. цитируется им так: «Моя смена должна повлечь за собою и уход моего заместителя митрополита Сергия... К такому обстоятельству я не могу отнестись равнодушно. Наш одновременный уход не гарантирует церковную жизнь от возможных трений, и, конечно, вина ляжет на меня. Поэтому в данном случае необходимо наше совместное обсуждение, равно как и совместное разъяснение вопросов в связи с моим письмом митрополиту Сергию, датированным декабрем 1929 г.»[130]. Удалив предложение со словами «учрежденный им Синод», историк поясняет, что «здесь, конечно, нужно не забывать, что письма, адресованные Менжинскому и другим представителям ОГПУ, нельзя рассматривать как полное и откровенное изложение митрополитом Петром своих взглядов»[131].

Мазырин, безусловно, вправе высказывать свои соображения и версии, но почему здесь пропущено целое предложение с важными в данном случае словами? С изъятием части текста исследователь цитирует фрагмент этого письма и в других своих работах[132]. Аналогично, с удалением этого предложения, цитирует данный фрагмент письма и о. Дамаскин (Орловский)[133]. Если же не удалять из опубликованного (и общедоступного) текста источника целого предложения, то можно понять, что отправитель письма считал Синод данностью, о которой адресат знает (а скорее всего, и «благословил»), и что одновременный уход с ним как с главой Церкви и заместителя (по его заявлению) «с учрежденным им Синодом», «не гарантирует церковную жизнь от возможных трений». Поэтому не только митрополиту Сергию, но и Синоду «уходить» нежелательно.

Кроме того, совершенно очевидно, что митрополиту Петру в ссылку был доставлен материал односторонний, отражающий главным образом негодование действиями его заместителя со стороны оппозиции. Отсюда, вероятно, и неконкретность критики деятельности митрополита Сергия в письме к нему Местоблюстителя. В письме же начальнику ОГПУ Местоблюститель пишет только о том, что в области церковного управления возникли вопросы, которые требовали «совместного обсуждения и разъяснения» при его личной встрече с заместителем, а для этого, а также для поправки здоровья, необходимо его освобождение.

Рассмотренное выше дозированное цитирование источника не дает оснований утверждать, что митрополит Петр был против Синода, роспуск которого являлся основным требованием митрополита Кирилла, и еще раз наводит на мысль «о тенденциозности» некоторых историков «правой оппозиции» в описании важных, а тем более конфликтных моментов в истории высшего церковного управления «эпохи гонений». Положение и состояние здоровья митрополита Петра стало особенно невыносимым в тюрьме, куда он был помещен вскоре после отправки писем своему заместителю. Однако митрополит Сергий находился, может быть, даже в худших «застенках на свободе», «лицом к лицу» с товарищами и чувством огромной ответственности за жизнь Церкви. Стоит только представить себе состояние владыки, который не мог во всеуслышание сказать народу, что он не давал это лживое «интервью» в 1930 г.[134], в котором были фразы об отсутствии гонений, закрытии некоторых церквей «по желанию населения» и др.[135]

Относительно обвинений со стороны митрополита Кирилла в обновленчестве. Митрополит Сергий сначала, похоже, «не понял», что Преосвященный Кирилл не имел виду ни его поход в обновление в 1922 г., ни лояльность советской власти, а главным образом учреждение им Временного Патриаршего Священного Синода. Поэтому он отвечал: «Нет ничего неожиданного, что среди оппозиции стоят, по Вашим словам, люди, проявившие много усердия по борьбе с обновленчеством. Это говорит только о том, что многие восставали против обновленчества не потому, что это было церковное бесчиние, а больше потому, что оно "признало" советскую власть. Недаром и теперь кое-кто спрашивает, какая разница у нас с обновленцами, если мы "за соввласть"»[136].

Митрополит Кирилл ставил «сергиан» в один ряд с «григорианами», называя последних «обновленчеством второго призыва»[137].

В письме заместителю Местоблюстителя в июле 1933 г.[138], по сравнению с предыдущими посланиями, митрополит Кирилл впервые указал на то, что он еще в 1926 г. (по окончании «дела митрополита Петра») должен был не центральное управление организовывать, а последовать ноябрьскому постановлению № 362[139], допускавшему возможность церковной децентрализации, и призвать к этому остальных собратий. При этом он как бы уговаривает митрополита Сергия сделать это, «ценя вашу просвещенность, долголетний опыт и архипастырскую мудрость», и даже допускает учреждение им для своей группы «нечто вроде Синода», но чтобы он не претендовал бы на обязательность его решений для всей Церкви.

Поскольку ранее митрополит Кирилл не ставил вопрос о необходимости митрополиту Сергию с паствой последовать указу № 362, создается впечатление, что на эту мысль его навел фрагмент статьи митрополита Сергия 1931 г.: «Ведь у нас существует постановление Патриарха и Синода от 5(18) мая и 7(20) ноября 1920 г. за № 362, по которому предоставлялось епархиальным архиереям вершить все дела (а не только текущие), когда прекратится административная связь епархии с центром. Какой же был смысл нагромождать лишнюю инстанцию заместителя, если бы последний не мог ничего делать больше предоставленного каждому епархиальному архиерею… митрополит Агафангел почитал своим долгом… созыв Всероссийского Поместного Собора»[140]. Действительно, в письме единомышленнику он писал, что изучает эту статью Заместителя[141].

Опубликованы документы некой «Формулы» («Канонического суждения») митрополита Кирилла[142]. Один из них – за собственной подписью митрополита, датированный апрелем 1934 г. Этот документ уже частично публиковался[143]. В нем иерарх повторяет все, что уже высказывал ранее в «суждениях», «отчете» и в июльском письме 1933 г. митрополиту Сергия, где обвинял его в «узурпации церковной власти»,«искажении лица и достоинства» Патриаршей Православной Церкви: посредством «чисто обновленческого учреждения» «издевательство над церк[овной] свободой и совестью верующих длится уже семь лет», а «хитроудуманная “патриархия”… все глубже врастает в церк[овное] тело, угрожая ему полным перерождением, в нечто чуждое подлинному смыслу П[а]тр[иар]шего завещания»[144].

Выход, предлагавшийся митрополитом Кириллом, был тот же, что и в письме 1933 г.: исполнение патриаршего указа № 362, а также обращение «к нашему братскому руководству»: «В случае же смерти м[итрополита] Петра при жизни еще нашей мерности обратиться к нашему братскому руководству в деле совместных забот о законном избрании нового П[а]тр[иар]ха, а в случае нашей смерти и прекращения т[а]к[им] обр[азом] действенности П[а]тр[иар]шего завещания — опять же к руководству указом 7/20–XI [19]20 г. № 362, всячески поддерживая взаимное между собою общение, и общими усилиями, при подобающем соблюдении закона 8 апр[еля] 1929 г. «о религиозных объединениях» создать надлежащие условия для законных церк[овных] выборов нового П[а]тр[иар]ха»[145].

На трех страницах этот указ, согласно которому жила Русская Зарубежная Церковь, повторятся митрополитом ровно шесть раз[146]. Во вступительной статье есть фраза: «в 1933-м митрополит Кирилл еще надеялся прийти к какому-то взаимопониманию с руководителем Московской патриархии, а в 1934-м таковых надежд уже не осталось»[147]. Возможно, причиной «крушения надежд» стало его посещение митрополита Сергия в декабре 1933 г. В дневнике о. Н. К. Чукова имеется фрагмент, рассказывающий об этой встрече иерархов, включающий его комментарии, которые мною выделены курсивом: «22 февраля / 7 марта [1934 г.]Среда. 2 ч[аса] дня. Вчера утром у меня была Е. Ф. Тураева[148] по вопросу о Св. Дарахзапасных, оказавшихся у одной братчицы, скончавшейся… Сообщила Е. Ф. Тураева и о м[итрополите] Кирилле из “верных источников” – его свояченицы[149], что он теперь поселился в г. Гжатске Смоленск[ой] губ[ернии]; проездом из Красноярска [митрополит Кирилл] заезжал в Москву и был у м[итрополита] Сергия. Был встречен, по его словам, с почетом. С полчаса беседовал с м[итрополитом] Сергием. Не одобрил его политики в отношении к государству; обвинял… что тот будто бы отменил патриаршество, поставив Синод вместо него, в то время как члены Синода могли быть только его личными советниками (как это в действительности и есть…). Справлялся, есть ли распоряжение м[итрополита] Петра о преемниках на случай смерти м[итрополита] Сергия; получил в ответ, что есть. Расстался с сообщением, что “никого не запрещает", но остается неединомышленным с м[итрополитом] Сергием и, хотя такое положение ненормально, но его “некоторая неканоничность” все же лучше политики лукавства м[итрополита] Сергия... Какие узкие люди, упорные фанатики, озлобленные из-за своей же глупости и бестактности, но мечтающие о себе высоко, как непогрешимых исповедниках[150].

Из опубликованного ранее практически тем же коллективом историков письма самого митрополита Кирилла, становится ясно, что речь при встрече иерархов шла в первую очередь о распоряжении митрополита Петра от 5 декабря 1925 г.[151] на случай кончины его самого. Согласно этому распоряжению, по словам митрополита Сергия, заменить не его, а самого Местоблюстителя митрополита Петра, должен был владыка Арсений. Как выяснилось в ходе беседы, митрополит Кирилл в 1933 г. об этом распоряжении не знал[152].

Митрополит Кирилл в письме архимандриту Неофиту (Осипову) так описал свой разговор с митрополитом Сергием, состоявшийся 6 декабря 1933 г.: «Предположим другую возможность, что м[итрополит] Петр умирает в узах: какова тогда участь Вашего Синода, и как вообще представляете Вы дальнейшее управление Церковью? Тогда, согласно воле м[итрополита] Петра, принимает местоблюстительство м[итрополит] Арсений. И как он поведет руководство Церковью, это его дело. Назначение м[итрополитом] Петром себе преемника по местоблюстительству, на случай смерти, было для меня совершенно неожиданным откровением. Если такое распоряжение м[итрополита] Петра существует, то оно свидетельствует только о совершенном искажении смысла и значения патриаршего завещания. Право назначить себе заместителя принадлежало лично Св[ятейшему] П[атриар]ху Тихону и не могло быть передано им своему заместителю, так как в состав общепатриарших прав, определенных Поместным собором 1917–1918 гг., оно не входит»[153].

По словам А. Мазырина, «митрополит Сергий отводил кандидатуру митрополита Кирилла под предлогом его запрещения в священнослужении, которое он сам же со своим Синодом на него наложил, будучи явно заинтересованной стороной в этом деле»[154]. «Церковная же позиция Патриаршего местоблюстителя митрополита Петра была значительно ближе к позиции Казанского святителя, чем к позиции Заместителя»[155]. И далее: «важной представляется продекларированная митрополитом Сергием готовность, в случае смерти Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского), передать высшую церковную власть митрополиту Арсению (Стадницкому)»[156]. Поскольку известно, что протоиерей Николай Чуков отличался собранностью, ничего никогда не путал, и рассказ монахини Иулиании (Тураевой) им записан правильно, то получается, что дамы немного «попутали» местоблюстителей и заместителей, и в результате картина «игры престолов» получилась несколько искаженная.

Член Временного Патриаршего Священного Синода митрополит Арсений был очень достойным архиереем, ближайшим соратником митрополита Сергия. Протоиерей Н. К. Чуков, когда «Пламенный»[157] отказался от заместительства, а митрополит Сергий находился в заключении, писал: «Заместителя опять нет. У меня лично надежда на изменение курса и политики (с нашей стороны) только на митрополита Арсения»[158].

Таким образом, с одной стороны, имеется еще одно свидетельство того, что митрополит Сергий, «будучи явно заинтересованной стороной», служил интересам Церкви, а не своим амбициям, и готов был управление оставить. С другой – видно, что митрополит Кирилл не радовался тому, что свои полномочия в данном случае превысил (и уже давно) и Местоблюститель, поскольку, по его мнению, он вообще не имел права писать завещательное распоряжение на случай своей смерти, а должен был местоблюстительство передать ему (согласно воле Патриарха Тихона в завещательном распоряжении).

На слова митрополита Кирилла о том, что ему следует стать под руководство патриаршего указа 7/20 ноября 1920 г., митрополит Сергий ответил в своей статье 1931 г., но 6 декабря 1933 г. повторил: «Ну, дорогой мой, Вы проповедуете андреевщину[159] по образцу уфимских приходов[160]; а в результате – полная анархия»[161].Поскольку во вступительной статье к публикации этих писем авторы заявляют, что «основой единения он [митрополит Кирилл] видел именно ноябрьский указ 1920 г., допускавший возможность церковной децентрализации»[162], здесь, конечно, желательны разъяснения, как минимум вследствие наличия в предложении антонимов «единение» и «децентрализация». Эту фразу можно понять, только если речь идет о единении внутри центров, на которые митрополит Кирилл предлагал Церкви «рассыпаться».

Впрочем, остается сожалеть, что мысль об указе № 362 посетила митрополита только в 1933 г., поскольку он сам мог попробовать «провести его в жизнь», когда в феврале 1927 г. Е. А. Тучков предложил ему встать во главе церковного управления «при условии подчинения внутренней жизни Церкви контролю ОГПУ— условии, принятом затем митрополитом Сергием. Митрополит Кирилл, в отличие от митрополита Сергия, от такого предложения отказался»[163]. Например, архиепископ Серафим, как уже упоминалось, в мае того же 1927 г. запретил архиепископа Димитрия (Беликова), который заявил о «необходимости временной самостоятельности (автокефалии) [Томской] епархии» и заранее объявил, что если его постигнет прещение того или иного представителя церковной власти, то он сочтет его прещением произвола, не оправдываемого канонами[164].

В результате архиепископ Димитрий окончательно ушел в григорианский раскол. Через несколько дней, оставляя пост заместителя Местоблюстителя, архиепископ Серафим объявил всем автономию. Известно, что Тучков отпускал его «восвояси», но с приказом «не управлять». «Пламенный» 7 мая 1927 г. писал знакомому архиерею: «Что это значит — приказ не управлять. Какой, видимо, будет отдан и по местам епископам не управлять. Что, мол, теперь сделаете с Вашей автономией. Заместителей у Вас больше не будет, а автономия окажется пустым звуком, ибо не будет и автономных архиереев. Конечно, все передумаешь, но никто, как Бог»[165].

Таким образом, «внешний» еще до учреждения Синода в 1927 г. ясно сказал, что никакие указы об автономии он не допустит, а постановление 8 апреля 1929 г. вводилось не для того, чтобы разрешать новые «религиозные организации», вернее, их допускать. «Величие личности священномученика митрополита Кирилла»[166], безусловно, должно подразумевать не только серьезность и аргументированность выдвигаемых им как главным оппозиционером предложений по реформированию управления Церковью, но и их применимость. Но поскольку, приведенный пример из переписки архиепископа Серафима и др., показывают, что применение указа № 362 с начала 1927 г. было нереальным, то соответствующие «Канонические суждения»[167] можно считать умозрительными. Жаль, что публикаторы «формулы» не сочли нужным привести анализ реальности этого предложения митрополита Кирилла с примерами его реализации в Церкви в отечестве.

Если обратить внимание на небольшой «штрих из жизни» Патриархии, а именно на примечание митрополита Кирилла на полях цитированного выше письма, станет понятно, в какой обстановке находился Заместитель: «Я между прочим спросил у м[итрополита] С[ергия], получил ли он это обращение? Получено, и его уже от меня взяли, – отвечал он»[168]. Речь идет о письме 1933 г., поэтому ни о каких контактах с Местоблюстителем, на которых настаивал Кирилл, очевидно, и речи не могло быть. «Митрополит Сергий всего боится и мало входит в сношение с властью», – писал о. Н. К. Чуков[169]. Как писал митрополит Кирилл из ссылки в 1928 г., «имея отрывочные, случайные, непроверенные сведения, мы лишены самой возможности судить о происходящем»[170]. Создается впечатление, что это действительно так, и что он и далее, начиная «полемику», не вполне представлял, что творится «на воле» и в каких тисках находится заместитель Местоблюстителя.

В мае 1934 г. в дневнике о. Николая появилась запись:«23 апреля / 6 мая [1934 г.] Воскресенье. 9 ч[асов] вечера. Вчера узнал большую церковную новость: Синод вместе с несколькими архиереями, бывшими в Москве, поднес м[итрополиту] Сергию новый титул –“блаженнейшего митрополита Московского и Коломенского”... Поминаться будет после Патр[иаршего] м[естоблюстителя], но уже без упоминания “заместителя”. Это почти восстановление патриаршества, и, как внешний знак, присвоено ношение двух панагий. Воображаю, как будут ворчать все эти Кириллы, Иннокентии[171] и прочая братия, недовольная м[итрополитом] Сергием из-за Декларации и вообще из-за его лояльных отношений к советской власти! Л. Д. Аксенов[172] в пятницу отправлен в Москву. Арестован он по приказу из Москвы. На этой неделе арестовано несколько молодых обновленческих священников»[173].

После встречи с митрополитом Сергием, по прибытии в Гжатск, митрополит Кирилл возобновил контакты со своими единомышленниками –епископами Афанасием (Сахаровым) и Дамаскином (Цедриком) приезжавшими к нему лично, и через посыльных с архиепископом Серафимом (Самойловичем), который, находясь в ссылке в Архангельске, в декабре 1933 г. подготовил проект «Деяния», где митрополит Сергий объявлялся лишенным молитвенного общения со всеми православными епископами Русской Церкви и предавался церковному суду с запрещением в священнослужении. Согласно этому проекту, церковное управление должно было перейти к старейшему иерарху Русской Церкви, под которым подразумевался, очевидно, свт. Кирилл. «Ему таким образом предлагалось возглавить Российскую Церковь с не совсем понятным статусом не то Местоблюстителя, не то его заместителя (но, в любом случае, игнорируя заместительство митрополита Сергия). Священномученик Кирилл, всегда подчеркивавший необходимость сохранения верности каноническим нормам Церкви, от этого отказался»[174].

Борьба митрополита Кирилла за местоблюстительство и «каноническое благополучие» («начиная с завещательного распоряжения Патриарха Тихона»), похоже, мало интересовала не только верующих и рядовое духовенство, но, как сетовал в иносказательном стиле в одном из писем сам митрополит, даже и епископат[175], кроме вышеупомянутых архиереев.Впрочем, к освобожденному из ссылки владыке народ, в основном монахини, потянулся, и в течение трех месяцев 1934 г., пока не «подтянулось» НКВД, митрополит Кирилл провел в Гжатске «мастер-класс» по инструктажу подпольного «антисергианского» служения[176].

Опубликованная ранее дневниковая запись протоиерея Н. К. Чукова о том что из Москвы Л. Д. Аксенов привез сведения о возвратившихся из ссылки епископах, которые «очень тонко организуют оппозицию настраивая определенную часть паствы против примирительной политики м[итрополита] Сергия»[177], наводит на мысль, что поднесение Синодом митрополиту Сергию титула «Блаженнейший» стало ответом на новый всплеск активной деятельности правой оппозиции вокруг митрополита Кирилла в Гжатске. Скорее всего, поднесение титула было сделано Синодом для укрепления позиции Московской патриархии.

Находившийся в далеком Ташкенте член Временного Патриаршего Синода митрополит Арсений мог не знать о ставшей известной в Москве активной оппозиционной деятельности освобожденных архиереев. Поздравляя митрополита Сергия с высоким титулом, он высказал, на первый взгляд, казалось бы, резонные сомнения: время ли было титуловаться, не вызовет ли присвоение титула дальнейшие нестроения и признают ли его другие православные Церкви: «Удобно ли заместителю украшаться этим титулом, когда Местоблюститель лишен этого, и неизвестно даже, где обретается, и хотя фактически не… управляет Церковью, но не по своей воле»[178].

Митрополит Кирилл в одном из писем 1934 г. также писал, что «есть слух, что явился новый “блаженнейший”, которому и куколь предлагали, но не титул»[179]. Речь, конечно, идет о митрополите Сергии и патриаршем титуле. Относительно «нового блаженнейшего» – в том смысле, что один уже есть, – речь, безусловно, идет о главе РПЦЗ[180]. Насчет «патриршего куколя», согласно свидетельству очевидца, архиепископа Григория, митрополитчий клобук на куколь Местоблюститель не хотел менять и в 1943 г., но архиереи настояли (см. приложение, 6 сентября).

Похоже, что именно разговор с митрополитом Сергием, из которого митрополит Кирилл узнал о завещетельном распоряжении митрополита Петра от 5 декабря 1925 г., а также известие о присвоениии митрополиту Сергию титула “блаженнейший”, которое привез митрополиту в Гжатск также и бывший викарий Казанской епархии епископ Палладий (Шестеренников)[181], и «не оставили надежд»[182] у митрополита Кирилла. Однако во вступительной статье к «Формуле» автортаких сопоставлений не делает, также как и не упоминает о посещении митрополита Сергия в конце 1933 г. и разговоре с ним, хотя соответствующая статья об этом в ссылках к «Формуле» приводится. Кроме того, подробное повествование и о «Формуле», и обо всех событиях в Патриархии 1934 г., имеется в книге «Кифа». Впрочем, это «отсутствие надежд», как видно из писем Пресвященного Кирилла, относились уже не к отношениям иерарха с митрополитом Сергием, а к отношениям с митрополитом Петром.

В январе 1934 г., после встречи с митрополитом Сергием и еще до написания «формулы», митрополит Кирилл писал, очевидно «Пламенному», который подвигал его к более активным действиям: «Только после смерти митрополита Петра или его законного удаления я нахожу для себя не только возможным, но и обязательным активное вмешательство в общее церковное управление Русской Церковью… Для меня лично выступление сейчас представляется невозможным, так как я совершенно не уверен в характере отношений митрополита Петра[183] убедиться в подлинности настроений последнего, чтобы решить, как поступить. Во всяком случае, быть явочным порядком заместителем митрополита Петра без его о том распоряжения я не могу, но если митрополит Петр добровольно откажется от местоблюстительства, то я в силу завещания Святейшего Патриарха и данного ему мною обещания исполню свой долг и приму тяготу местоблюстительства, хотя бы митрополит Петр назначил и другого себе преемника, ибо у него нет права на такое назначение»[184].

Следовательно, митрополит Кирилл решил перейти к активной борьбе за местоблюстительство со всеми его «тяготами». Внимательное знакомство с опубликованными и частично здесь цитированными документами, источниками и письменными памятниками позволяет сделать заключение, что как первый кандидат в завещательном распоряжении патриарха Тихона, митрополит так или иначе боролся за свое восстановление в правах Местоблюстителя, затаив, очевидно, справедливую обиду на митрополита Петра еще с апреля 1925 г. Ему было непонятно, почему его отсутствие в Москве могло стать препятствием к исполнению обязанностей Патриаршего местоблюстителя[185], когда он не успел прибыть в Москву на Архиерейское совещание, утвердившее Патриаршим местоблюстителем митрополита Петра. Свою обиду он вымещал на митрополите Сергии.

Таким образом, получается, что «треугольник» «Местоблюститель – Заместитель – митрополит Кирилл» в виде многолетней так называемой оппозиции митрополита Кирилла митрополиту Сергию с конца 1933 г. превратился в некую другую геометрическую фигуру или даже просто линию оппозиции Местоблюстителю митрополиту Петру (или обоим)[186].

Понятно, что митрополит Сергий прочитал декабрьское письмо к нему Местоблюстителя (но не сказал об этом митрополиту Кириллу при встрече), а митрополит Кирилл письма не читал, но слышал о том, что оно есть[187]. Однако оба они не имели возможности ознакомиться с письмом митрополита Петра Менжинскому (от 27 марта 1931 г.), из которого современники ныне могут сделать вывод, что митрополит Петр едва ли согласился бы с требованием роспуска совещательного органа Временного Патриаршего Священного Синода при заместителе. Жаль, что в «суждении» митрополита Кирилла 1929 г. (которое, очевидно, попало к Местоблюстителю), он не писал о своем требовании заместителю последовать указу № 362. Мнение митрополита Петра на этот счет особенно интересно было бы узнать. Впрочем, если верить биографу митрополитов и Кирилла, и Петра, дело оказалось вовсе не в Синоде. Нужно было лишь за что-то «уцепиться» в смысле «неправомочности действий» митрополита Сергия.

В книге, посвященной деяниям митрополита Петра, А. Мазырин отметил, что когда требование митрополита Кирилла о роспуске Синода в 1935 г. наконец-то «выполнило НКВД», то «подчиняться заместителю, разумеется [митрополит Кирилл] все равно не стал»[188]. Оказывается, «Причины расхождения двух митрополитов были более глубокие, нежели просто различие взглядов на текущую форму церковного управления… Дело было не Синоде, а в той церковной политике, ради которой он был учрежден… но четко сформулировать причины неприятия этой политики можно было только на основании каких-либо документированных неправомочных деяний заместителя», поэтому, по словам А. Мазырина, «Казанский святитель и указывал на учреждение Синода»[189]. Впрочем, в 1935 г. после объединения «единомышенных» в Гжатске, митрополит Кирилл перешел на другую стадию борьбы с «узурпаторами» власти, поскольку в эту категорию уже частично попал митрополит Петр.

Здесь уместно вспомнить и про «иерархическую совесть». Следовательно, митрополит Сергий был прав, когда писал митрополиту Кириллу, что он оправдывает свои действия тем, что кроме церковных канонов у епископа есть еще «иерархическая совесть», которая может его уполномочить действовать даже вопреки всяким канонам[190].«В результате – великий церковный соблазн и разделение, а достаточно оснований для него по канонам не имеется»[191].И остается главная тема «оппозиции» митрополита Кирилла, о которой он напоминал практически в каждом своем письме и митрополиту Сергию, и другим адресатам, – о своих правах на местоблюстительство, и, конечно, тема негодования по поводу запрещения его митрополитом Сергием. «До конца своих дней священномученик Кирилл продолжал считать себя ответственным за возглавление Церкви в случае кончины митрополита Петра, руководствуясь патриаршим завещанием о местоблюстительстве»[192].

В январе 1937 г. к митрополиту Кириллу обратился митрополит Иосиф (Петровых), который засвидетельствовал, что считает его единственным законным руководителем Церкви[193]. Таким образом намечалась «новая пара» – Местоблюститель – заместитель[194], не просто дублирующая имевшуюся, а из-за ложной информации НКВД о кончине митрополита Петра в сентябре 1936 г. и провозглашением Блаженнейшего митрополита Московского Сергия Местоблюстителем[195], первых епископов могло бы быть уже трое. В конце 1937 г. обоих лидеров «правой оппозиции», как и многих других архиереев, расстреляли.

Помимо того, что современная церковно-историческая наука далека от раскрытия многих своих тайн ХХ в. и местами тенденциозна, приведенный выше фрагмент дневника протоиерея Н. К. Чукова, записанный им со слов монахини Иулиании (Тураевой), иллюстрирует еще одну проблему исследований «эпохи гонений». В сюжетах, описанных на основе преданий и пересказов (а иногда и через несколько уст) ревнителей и ревнительниц, стариц, духовных чад и переписчиков рукописей, могут быть перепутаны многие важные вещи. В исследованиях привлекается, в частности, очерк Е. В. Апушкиной[196], где приводятся слова якобы митрополита Кирилла: «Ваше Святейшество, о нас, архиереях, не думайте. Мы теперь только и годны на тюрьмы» и «Евгений Александрович! Вы не пушка, а я не бомба, которой вы хотите взорвать изнутри Русскую Церковь!»[197]. Впрочем, этот гротеск вполне подойдет для объяснения сложившейся в 1937 г. ситуации в области высшего управления Православной Русской Церкви, поскольку Церковь митрополит Кирилл все-таки немного «взорвал». Впрочем, на фоне тотального удара советский власти по Церкви этот взрыв едва ли был заметен. В 1942 г., во время поездки в Ульяновск на хиротонию, митрополит Сергий, скорей всего, не рассказывал владыке Григорию о том, что митрополит Кирилл был признан РПЦЗ Местоблюстителем. Во всяком случае, в дневнике это не отразилось.

Относительно девиза, используемого историками при освещении деятельности митрополита Кирилла на основании его фразы «во имя правды и достоинства Церкви», можно констатировать, что правда и справедливость в отношении владыки Кирилла была восстановлена. Очевидно, был удовлетворен и Е. А. Тучков, поскольку его план по раздроблению Церкви митрополит Кирилл и его единомышленники перевыполнили, и в 1937 г. в Российской Церкви едва не оказалось два живых первых епископа. Поэтому относительно «достоинства» Церкви вопрос остается спорным и неоднозначным.

В то же время вызывает уважение позиция еще одного кандидата в заместители Местоблюстителя – экзарха Украины митрополита Гродненского Михаила (Ермакова), который за высшую власть не боролся, и сразу же отклонил поручение митрополита Петра занять пост заместителя Местоблюстителя, согласно акту от 6 декабря 1925 г., даже не взяв в руки пакет с документами у посланника митрополита[198]. Декларацию экзарх планировал поддержать и присоединиться к ней. Однако советские власти на Украине в ноябре 1927 г. заставили его выпустить свое «Обращение» к пастве и пасомым, которое местное ГПУ так отредактировало, что оно получилось еще более «лояльное» и одиозное[199]. В результате от экзарха отделилась часть киевского духовенства, написавшего к нему коллективное обращение, заявив, что порывают с ним общение. Однако ряд видных церковных деятелей на Украине, относясь отрицательно к «Обращению», не порвали с митрополитом Михаилом[200]. Близкую точку зрения выразил и архимандрит Ермоген (Голубев)[201], который также мог быть одним из авторов документа. Ереси, которая связана «с отрицанием или искажением церковного догмата», киевские иерархи в деяниях митрополита Сергия не нашли. Нарушение канонов позволяет протестовать, обличать, но не выходить «из ограды Церкви». Они считали, что «новый курс» церковной политики – вопрос настолько важный, что «вполне и авторитетно м[ожет] б[ыть] разрешен только законным поместным собором». Те же, кто без достаточных оснований отделяется, лишь укрепляют систему «канонического произвола»[202].

Переживания, связанные с вынужденным изданием «Обращения» и отделением части духовенства, так подкосили здоровье митрополита Михаила, что 30 марта 1929 г. он скончался. Один из отколовшихся священников сказал: «Я буду молиться, чтобы его великая горечь была вменена ему в мученичество»[203].

В 1943 г. закончился 18-летний период междупатриаршества, ставший наиболее тяжелым временем в жизни Российской Церкви ХХ в., в течение которого советская власть методично и планомерно ее уничтожала. Большую часть этого времени патриаршество сохранял митрополит Крутицкий Петр, а фактически церковный корабль находился под управлением митрополита Сергия (Страгородского), который подвергался не только давлению ОГПУ, но и нападкам обновленцев, григориан, а также «правой оппозиции». Через все эти нападки и обвинения он прошел ценой огромных потерь и «чуть живой», подобно в свое время митрополиту Петру в тюрьме и владыке Михаилу в Киеве. Однако взятый на себя тяжелый крест он до Собора донес.

Фраза «ваши радости – наши радости» в тексте Декларации, где «оппоненты» слово «наши» поняли как сказанное о власти, а не о Родине[204], – для большинства превратилась в единственно верную, когда враг ступил на русскую землю. Но, как оказалось, не для всех. Те, для кого митрополит Сергий оказался «неприемлем», молились за А. Гитлера[205].

Для оценки действий лидеров как «левой» (обновленческой), так и «правой» оппозиций уместно вернуться к определению митрополита Григория о сущности раскола: «Сущность всякой секты заключается в уклонении от правильного православного религиозно-нравственного учения, а сущность раскола – в уклонении от православно-церковного руководства, от церковной дисциплины. Внутренними причинами этого уклонения являются: 1) «неразумная ревность» о спасении, толкающая на искание новых путей и средств спасения; 2) самомнение и гордость, производящие распри, словопрения и разъединения и 3) увлечение разными учениями без надлежащего руководства»[206].

В Петрограде из-за обновленчества прекратил свою работу Богословский институт, а иосифлянский раскол погубил Высшие Богословские курсы в Ленинграде[207]. В условиях отсутствия духовных школ «рука об руку» с расколом шло и сектантство. Во многом личные амбиции архиереев «правой оппозиции», хотя многие историки их отрицают, повели за ними часть православных в отделение, в подполье и секту. Зерно неприятия митрополита Сергия трудами «правой оппозиции» в том числе в Гжатске, было посеяно, и вскоре в «Вавилушкиной избе» монахини «служили литургию»[208]. Они же причащали (см. приложение, 5 октября), а патриарха Сергия называли «марионеточным»[209].

Наблюдая подвижнический путь митрополита Сергия, протоиерей Николай Чуков в слове при своем наречении во епископа сказал, каким должен быть архиерей во времена гонений, расколов и нападений врага, а скорее всего, – и «во все времена»: «Условия, в которых приходится работать в Церкви Божией, далеко не те, какие были раньше. Нападающий на нашу территорию и на нашу народность враг, обезумев, стремится подменить основные положения Христовой веры языческими; языческие начала уже давно проникают и в нравственную область жизни и постепенно стремятся изменить прежний добрый и благочестивый быт; мрак неверия густой пеленой охватывает недугом умы многих, особенно молодежи, – этой надежды нашего будущего. А тут еще появляются раздорники внутри самой церкви и еще более осложняют жизнь ее. В таких условиях от архипастыря сейчас требуется и голубиная кротость, но и змеиная мудрость и нравственное мужество, и твердость и чистота христианский убеждений»[210].

Время показало, что именно «легализация» 1927 г., на которую пошел митрополит Сергий в противовес обновленческому ВЦУ, какой бы бесплодной она ни казалась оппонентам, некоторым сторонникам, а больше всех, похоже, самому митрополиту Сергию, не только отодвинула волну репрессий на десять лет и сильно ослабила позиции обновленцев, но и сохранила до нужного времени центральное управление Русской Церкви. «Самоотверженное служение митрополита Сергия, лишь на закате земной жизни в течение всего нескольких месяцев носившего титул Патриарха, но реально возглавлявшего Русскую Церковь с 1925 по 1944 год, его вызывавшая острую критику со стороны ряда епископов, клириков и церковных деятелей из мирян политика компромиссов в отношениях с властями, враждебными Церкви, направлена была, во-первых, на то, чтобы сохранить для Церкви легальный статус, а во-вторых, на сохранение канонического патриаршего строя церковного управления»[211].

Заканчивая свой рассказ о подвиге сохранения патриаршества митрополитом Петром в книге «Кифа», А. Мазырин вновь написал о патриархе Сергии: «Считать, таким образом, что митрополит Сергий своей политикой компромиссов спас Церковь от уничтожения, нельзя. За единичными исключениями ему не удалось спасти даже своих ближайших сподвижников. Спасение чудом уцелевшим во время «Большого террора» пришло позднее, в годы войны, в силу обстоятельств, от митрополита Сергия не зависевших. Тогда оказались востребованными и остатки церковной структуры, возглавляемой Московской патриархией, и те, кто в наибольшей мере смог приспособиться к враждебной Церкви власти»[212]. Далее он перешел к «конкретике»: «Но не они спасли Церковь. Церковь в России была спасена подвигом новомучеников. Приняв их праведную жертву, Господь не попустил Русской Церкви исчезнуть и направил ход истории к ее возрождению»[213].

«Собор новомучеников и исповедников Российских не отозвался в сердцах очень многих православных христиан. Может, мы что-то делали не так. Может быть, прославили слишком много новомучеников или, наоборот, слишком мало»[214], – сетовал один из причастных к трудам прославления о. Георгий Митрофанов из Санкт-Петербургской епархии.

По поводу риторически-публицистического вопроса С. Л. Фирсова – возможно ли было Патриарху Сергию «поступить иначе, т. е. не признавать притязания богоборческой власти, а сразу идти на свою Голгофу, становиться исповедниками и мучениками за веру?»[215], – есть все основания констатировать, что на свою Голгофу «высшего церковного управления эпохи гонений» Святейший Патриарх Сергий пошел, но поскольку такие вопросы некоторые современные историки задают, это значит, что он по сей день там и находится, и подвиг его по достоинству еще не оценен.

Однако, если бы на «свою Голгофу» митрополит не пошел, или хотя бы попытался, по совету митрополита Кирилла и «единомышленных с ним», сделать движение в сторону указа № 362 о децентрализации, то в 1943 г. никаких «остатков церковной структуры», так же как и его самого, в живых уже не осталось бы. 17 мая 1944 г. архиепископ Григория писал: «Вчера Колчицкий подвел итог общего настроения по поводу кончины Патриарха сравнительно с кончиной Патр[иарха] Тихона: тогда царила паника у всех – “что будет дальше с Церковью? Обновленцы съедят!”. Теперь чувствуется полное спокойствие, уверенность в прочности положения… И это создано почившим»[216]. Именно Святейшему Патриарху Сергию Русская Церковь обязана тем, что в 2022 г., не состоялось торжественное празднование столетнего юбилея образования обновленческого ВЦУ.

К подвигу Патриарха-мученика Гермогена[217], внесшего огромный вклад в сохранение православной Церкви и государственности в России в Смутное время, однозначно приравнивает архиепископ Григорий (Чуков) подвиг служения Церкви Святейшего Патриарха Сергия.

 


© Александрова-Чукова Л. К., 2022

 

[1] Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917 1943 / Сост. М. Е. Губонин. Ч. 2. М., 1994. С. 470471.

[2] Одинцов М. И. Крестный путь патриарха Сергия: Документы, письма, свидетельства современников: К 50-летию со дня кончины // Отечественные архивы. 1994. № 2. С. 47.

[3] «7 февраля [1927 г.] Рассказывают про вчерашнее открытие съезда обновленцев. Платонов импонировал грамотой Патриарха Дамиана и нас обвинял в “романовщине” и нежелании идти в контакте с властью» (Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 27. Фрагмент. Рукопись (Архив Историко-богословское наследие митрополита Григория (Чукова) © Л. К. Александрова. СПб., 2022 (далее — Архив митрополита Григория)).

[4] «23 мая [1927 г.] Синод предполагает обратиться к пастве с объяснением необходимости установить легальные отношения с госуд[арственной] властью, отнюдь не мешающие оставаться чистыми в православии, и призывает инакомыслящих попридержаться осуждением до выяснения плодов этого» (Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 27. Фрагмент (Александрова-Чукова Л. К., Звонарёв С., прот. Высшее управление Русской Православной Церкви по дневникам протоиерея Н. К. Чукова 1925–1930 гг. // Вестник церковной истории. 2021. № 1/2(63/64). С. 316).

[5] Первый громкий протест по поводу издания Декларации митрополита Сергия, сопровождавшийся отходом от него, 9 сентября 1927 г. был заявлен в Окружном послании Архиерейского Синода РПЦЗ, гласившем: «Послание митрополита Сергия не архипастырское и не церковное, а политическое и потому не может иметь церковно-канонического значения и необязательно для нас» (Никон (Рклитский), архиеп. Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Т. 6. Нью-Йорк, 1960. С. 230).

[6] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 647.

[7] Александрова-Чукова Л. К., Звонарёв С., прот. Указ. соч. С. 326.

[8]Журнал Московской Патриархии. 1943. № 2. С. 8.

[9] К мнению о «бесцельности» перемещений присоединяется ведущий современный историк «правой оппозиции» о. А. Мазырин, подсчитавший их количество: «С начала апреля 1927 года… по начало февраля 1928 года (времени обнародования Ярославского воззвания) новые назначения на кафедры получили сорок пять православных российских архиереев… (не считая вновь хиротонисанных и принятых из обновленческого и григорианского расколов), причем некоторые из них даже не по одному разу» (Мазырин А., свящ. Ярославская оппозиция митрополиту Сергию (Страгородскому) и митрополит Агафангел (Преображенский) // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета (далее – Вестник ПСТГУ). Сер. 2. История. История Русской Православной Церкви. 2006. № 3(20). С. 71–110).

[10] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 572–574.

[11] К июлю 1927 г. почти две трети епархий или вдовствовали, или не имели предстоятелей, поскольку те находились в заключении, в ссылке или были удалены со своих кафедр другим способом. Следовательно, Поместный собор Патриаршей Церкви, о котором писал в своём обращении к пастве митрополит Сергий, не мог состояться в ближайшее время после издания Декларации, или был бы нелегитимен, поскольку на него собралось бы в лучшем случае менее половины правящих архиереев. В этой ситуации митрополиту Сергию следовало искать пути для скорейшего замещения пустующих кафедр. Непременными членами предполагаемого Поместного собора должны были стать епископы самостоятельных епархий, причем не временно исполняющие их обязанности викарии, которые сами по себе не имеют голоса на церковных соборах, или предстоятели соседних епархий, а именно правящие епископы и архиепископы. Поскольку большинство кафедр оказались вакантны, а предстоятели остальных не могли составить легитимный Поместный собор, следует признать, что митрополит Сергий должен был предпринять дополнительные усилия для обеспечения на Соборе полноценного церковного представительства (Беглов А. Л. Епархии и епископы Российской Церкви в 1927 году, или Почему митрополит Сергий (Страгородский) стал перемещать епархиальных преосвященных? // Альфа и Омега. 2007. № 2(49). С. 169–189).

[12] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 510–512.

[13] Осенью 1927 г. митрополит Сергий предъявил ОГПУ список из 28 епископов для их амнистирования. Это было одним из условий подписания им Декларации 1927 г. (Васильева О. Ю. Февральская пресс-конференция митрополита Сергия – историческое осмысление и историческое наследие // История Русской Православной Церкви в XX веке (1917—1933 гг.): Материалы конференции в г. Сэнтендре (Венгрия) 13—16 ноября н. ст. 2001 г. Мюнхен, 2002. С. 384–405; Александрова-Чукова Л. К., Звонарёв С., прот. Указ. соч. С. 319).

[14] Указ от 13(26) января 1928 г. (Акты Святейшего Тихона… Ч. 2. С. 567).

[15] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 696.

[16] Евгений Александрович Тучков (1892–1957 гг.), член РСДРП(б) с 1917 г. Начальник VI отделения Секретного отдела ГПУ–ОГПУ (с 12 июня 1922 г.); начальник III отделения Секретно политического отдела ОГПУ (с 14 марта 1931 г. до сентября 1932 г.). В 1922–1929 гг. секретарь «Комиссии по проведению отделения церкви от государства» при ЦК РКП(б)—ВКП(б). Имел прозвище «игумен» (Шеметов Н. Красный «игумен» Евгений Тучков. Материалы к биографии (публикация документов из личного архива Е. А. Тучкова) //Церковно-исторический вестник. 2007. № 14. С. 3–8).

[17] «13 октября [1933 г.] по словам Л. Д. Аксенова, он (митрополит Сергий. – Л. А-Ч.)хотел бы, чтобы я ознакомился с запиской м[итрополита] Сергия, представлявшейся им властям (Тучкову) о созыве Собора» (Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 33. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[18] В записях владыки Григория, как и в известных исторических источниках, отсутствует широко используемое ныне и появившееся значительно позже описательное название «Архиерейский собор» (Деяния Собора Преосвященных архиереев РПЦ 8 сентября 1943 г. // Журнал Московской Патриархии. 1943. № 1. С. 17; Собор епископов РПЦ (21–23 ноября 1944 г.) // Журнал Московской Патриархии. 1944. № 12. С. 5–15; Прием в совете по делам РПЦ при СНК СССР участников собора епископов 24 ноября 1944 года // Журнал Московской Патриархии. 1944. № 12. С. 16–20; Русская Православная Церковь. 988—1988: очерки истории. М., 1988. С. 55; и др.).

[19] После ложного известия о кончине митрополита Петра, в Сремских Карловицах главой Русской Церкви воспринимался митрополит Кирилл (Смирнов), а в 1937 г. постановили считать его таковым сначала Архиерейский Синод, а затем и Архиерейский собор (Кострюков А. А. Русская Зарубежная Церковь в 1939–1964 гг. Административное устройство и отношения с Церковью в Отечестве. М., 2015. С. 33, 105–106).

[20] Чуков Н. К., прот . Дневник. Тетрадь 34. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория). СССР оказывал помощь коммунистам-партизанам И. Броз-Тито, которые не скрывали своей антирелигиозной и особенно антиправославной политики, поэтому нельзя исключать, что представители Югославии в Москве делали вывод о нелюбви сербов к русским архиереям-эмигрантам на основании «титовской» информации. На самом деле сербское население и Сербская Церковь не испытывали вражды к русским архиереям и священникам, которые делили с сербами тяготы оккупации. В сентябре 1944 г. сербы не препятствовали отъезду руководства Русской Зарубежной Церкви из Югославии, и впоследствии Сербская Церковь сохраняла с Русской Зарубежной Церковью евхаристическое общение. Патриарх Сербский Гавриил говорил, что глава Русской Зарубежной Церкви митрополит Анастасий (Грибановский) «с великой мудростью и тактом держался при немцах, был всегда лояльным к сербам, несколько раз подвергался обыскам и не пользовался доверием немцев» ( Кострюков А. А. Русская Зарубежная Церковь в 1939–1964 гг... С. 91, 127, 157, 156–157; Кострюков А. К вопросу о взаимоотношениях Сербской и Русской Зарубежной Церквей в 1960–1980-е гг. // Вестник ПСТГУ. Сер. 2. 2020. № 92. С. 152–154).

[21] Поспеловский Д. В. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. М., 1996. С. 289–290.

[22] Кострюков А. А. Русская Зарубежная Церковь в 1939–1964 гг... С. 105, 108112.

[23] Григорий (Чуков), архиеп. Учреждение духовно-учебных заведений // Журнал Московской Патриархии. 1943. № 3. С. 22–24.

[24] Звонарев С., свящ. Проект «Основных положений управления Русской Православной Патриаршей Церкви» 1943 года – малоизвестный документ истории высшего управления Русской Православной Церкви // Вестник церковной истории. 2008. № 2(10). С. 271–278.

[25] «Обсуждали и обсуждают, в основном, три момента: "Декларацию 1927 года", пресс-конференцию 1930 г. и каноничность главенства митрополита в Церкви. Нередко приходится встречать односторонний взгляд на отношения иерарха с властью, при котором недостаточно учитываются причины этих контактов. Через необоснованные обвинения формируется далекое от объективности мнение о позиции, которую занимала Церковь» (Васильева О. Февральская пресс-конференция…).

[26] Григорий (Чуков), митр. О мерах по борьбе с сектантством: Доклад Святейшему Патриарху для передачи в Совет по делам РПЦ. 22 июля 1945 — 10 апреля 1946 гг. Черновые записи; фрагменты // Публ., вступ. ст. и коммент. Л. К. Александровой-Чуковой. 2010 (Электронный ресурс: https://bogoslov.ru/article/669749 (дата обращения – 5 августа 2022 г.)).

[27] Акты Святейшего Тихона… Ч. 1. М., 1994. С. 280–281, 283–285, 286–287.

[28] При текстуальном сравнительном анализе «покаянных» документов Патриарха из трех составляющих (заявления от 16 июня 1923 г., обращения от 28 июня 1923 г., воззвания от 1 июля 1923 г.) С. Г. Петров установил, что это продиктованное стечением обстоятельств соглашение с Патриархом о его освобождении и возможности заниматься церковной деятельностью было напрямую связано с постановлениями ЦК РКП(б), Политбюро, Оргбюро и АРК (документов и секретных материалов АРК, ГПУОГПУ, Ярославского, Тучкова, а также документов делопроизводства высших партийных органов). Патриарх, «не зная всех изощренных раскладов АРК и ГПУ, преследующих свои антицерковные цели, дал согласие на свое освобождение, т[ак] к[ак] не видел иного выхода для блага Церкви» (Петров С. Г. Освобождение патриарха Тихона из-под ареста: Источниковедческое изучение «покаянных» документов // История Русской Православной Церкви в XX веке… С. 213–237).

[29] Чуков Н. К., прот.Дневник. Тетрадь 23. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[30] СафоновД. В.К вопросу о подлинности «Завещательного послания» Св. Патриарха Тихона // Богословский вестник. 2004. Т. 4. № 4. С. 286. Тогда под этой «иерархией» в первую очередь имелся в виду так называемый Даниловский синод.

[31] Чуков Н. К., прот. О мерах к упорядочению взаимоотношений церкви и государства в СССР. Записка. 18/5 сентября 1933 г. передана митрополиту Сергию. Машинопись. Копия (Архив митрополита Григория).

[32] Первым кандидатом на местоблюстительство являлся будущий сщмч. митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), вторым – уже имевший опыт заместительства Патриарха ярославский митрополит Агафангел (Преображенский), третьим – ставший Патриаршим местоблюстителем вследствие невозможности вступить в управление Церковью двух первых кандидатов Крутицкий митрополит Петр.

[33] Митрополит Петр в целях обеспечения непрерывности и преемства церковного управления составил два акта – от 5 и 6 декабря 1925 г., которыми назначил себе заместителей. Первым актом в случае смерти Патриаршего местоблюстителя до законного избрания Патриарха его права и обязанности должны были перейти митрополиту Казанскому Кириллу, в случае невозможности ему вступить в должность, последовательно – митрополиту Ярославскому Агафангелу, митрополиту Ташкентскому Арсению и, наконец, митрополиту Нижегородскому Сергию. Вторым актом в случае прекращения по каким-либо обстоятельствам деятельности Патриаршего местоблюстителя временное исполнение его обязанностей поручалось митрополиту Нижегородскому Сергию, а в случае невозможности их исполнения последним – митрополиту Михаилу (Ермакову) или архиепископу Иосифу (Петровых). После ареста митрополита Петра во временное исполнение обязанностей Патриаршего местоблюстителя вступил митрополит Сергий.

[34] В декабре 1926 г. в ходе следствия по делу об избрании патриархом митрополита Кирилла (Смирнова) митрополит Сергий обвинялся по статье 58 п. 6 УК СССР, которая предусматривала наказание от 5 лет до высшей меры. Несмотря на всю тяжесть обвинения, 2 апреля 1927 г. было принято решение об освобождении его из-под стражи: ему следовало подписать предложенный ОГПУ текст декларации, только после этого власти обещали ему освобождение и легализацию органов церковного управления. На факт участия сотрудников ОГПУ в составлении «Декларации» указывает и О. Ю. Васильева: «Анализируя текст “Декларации", можно с уверенностью сказать, что основная часть ее написана самим митрополитом, а тучковская команда взяла на себя сочинительство первой и последней частей документа» (Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917–1941. Документы и фотоматериалы / Сост. О. Ю. Васильева. М., 1996. С. 217–218); цит. по: Сафонов Д. В.К вопросу о подлинности… С. 297.

[35] «Пусть все заграничные и внутренние монархисты и белогвардейцы поймут, что я не враг советской власти. Я понял всю неправду и клевету, которой подвергается советская власть со стороны ее отечественных и иностранных врагов»; «Сознав свою провинность перед народом и советской властью, я желал бы, чтобы так поступили и те, которые, забыв свой долг пастыря, вступили в совместные действия с врагами трудового народа – монархистами и белогвардейцами» (Акты Святейшего Тихона… С. 283–285; 286–287).

[36] Как и в случае с «Завещательным посланием» Патриарха Тихона, «соавторами» Декларации 1927 г. из ОГПУ был использован авторский, но в значительной степени переработанный вариант. Участие сотрудников ОГПУ в составлении этого текста подтверждается также тем, что между редакциями «Завещания Патриарха Тихона» и Декларацией существует текстуальное и стилистическое сходство (Сафонов Д. В. К вопросу о подлинности… С. 297).

[37] Васильева О. Февральская пресс-конференция… С. 384–405.

[38] После ареста заместителя Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия в управление Русской Церковью, согласно акту от 6 декабря 1925 г., вступил архиепископ Иосиф, к тому времени митрополит Петроградский, поскольку числившийся в документе вторым после митрополита Сергия митрополит Михаил отказался вступить в права заместителя Патриаршего местоблюстителя. Митрополит Иосиф 8 декабря 1926 г. составил акт, в котором назначил трех своих временных заместителей – архиепископа Свердловского Корнилия (Соболева), будущего сщмч. архиепископа Астраханского Фаддея (Успенского) и будущего сщмч. архиепископа Угличского Серафима. Поскольку первые два архиепископа находились в заключении, временное заместительство Патриаршего местоблюстителя воспринял архиепископ Серафим, о чем он специальным посланием от 29 декабря 1926 г. уведомил епископат, клир и паству.

[39] Мазырин А., свящ. Ярославская оппозиция митрополиту Сергию (Страгородскому) и митрополит Агафангел (Преображенский) // Вестник ПСТГУ. Сер. 2. 2006. № 3(20). С. 71–110.

[40] Фирсов С. Л. Время в судьбе: Святейший Сергий, Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский). О генезисе «сергианства» в русской церковной традиции XX века. СПб., 2005. С. 235.

[41] Журавский А. В. Во имя правды и достоинства Церкви. Жизнеописание и труды священномученики Кирилла Казанского в контексте исторических событий и церковных разделений ХХ века. М., 2004. С. 598.

[42] Мазырин А., свящ. К вопросу об «обновленческой природе сергианства» // Вестник ПСТГУ. Сер. 2. 2015. № 2(63). С. 84–98.

[43] Мазырин А., свящ. Причины неприятия политики митрополита Сергия (Страгородского) в церковных кругах (по материалам полемических произведений конца 1920-х – 1930-х гг.) // XXI Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Т. 1. М., 2011. С. 293–300.

[44] Выражение о. Н. К. Чукова (Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 27. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория)).

[45] Митрополит Иосиф (Петровых) прибыл в город 11 сентября 1926 г., но через два дня убыл проститься с паствой в Ростов, а вернуться власти ему не позволили.

[46] Александр Кириллович Флёров (1862–1937 гг.), протопресвитер, в то время служил в соборе Воскресения Христова. После разгрома ленинградских иосифлян «уцелевшие истинно-православные смогли в 1931 г. возобновить контакты с митрополитом Иосифом (Петровых), по совету которого было решено временно не воссоздавать единое централизованное руководство епархии, и его функции выполняли «несколько авторитетных священнослужителей», в том числе о. Александр (Шкаровский М. В. Судьбы иосифлянских пастырей. СПб., 2006. С. 314).

[47] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 27. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[48] Митрополит Иосиф на допросе 27 января 1930 г. показал: «В самом деле, если Сергию, по пословице, "плюнь в глаза, ему все будет Божья роса", то мы говорим, что плевок есть плевок, и только. Сергий хочет быть лакеем советской власти, мы хотим быть честными, лояльными гражданами Советской республики с правами человека, а не лакея, и только. Ведь в других областях власть наша (советская) — крепкая и спокойная за свое существование — не боится никакой здоровой самокритики, и даже сама ее ищет и требует. Я никогда не был особым сторонником старого режима, с коим у меня посему даже были в прошлом немалые недоразумения (прекращение мною в 1905 г. всякого поминовения царской фамилии за Богослужением и за это лишение на некоторое время возможности священнослужения, перевод на худшее место, лишение наград и повышений по службе и т. п.). Доколе же тяготеть будет надо мною несчастный рок, не дающий заработать и у нового режима честного и незапятнанного имени при всех искренних желаниях и попытках этого?» («Я иду только за Христом…»: Митрополит Иосиф (Петровых), 1930 год / Публ., вступ. и примеч. А.Мазырина // Богословский сборник. Вып. 9. М., 2002. С. 376–424).

[49] ЦА ФСБ, д. Р–31639, л. 56 об. Цит. по: Сафонов Д. В. К вопросу о подлинности... С. 288–289.

[50] На сайте Sedmitza.ru помещена фотография архиепископа Финляндского Сергия и о. Н. Чукова после приема у государя и поднесения ему золотого знака братства в Александровском дворце делегацией монархической организации Карельского братства 12 января 1912 г. (Электронный ресурс: https://sedmitza.ru/lib/text/10120845/ (дата обращения – 17 июля 2022 г.)).

[51] Клирик Николо-Богоявленского собора в Ленинграде.

[52] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 27. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[53] «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову»: Донесения из Ленинграда в Москву, 1927–1928 годы / Публ., вступ. и примеч. А. Мазырина // Богословский сборник. Вып. 10. М., 2002. С. 362–385.

[54] Постановление заместителя Патриаршего местоблюстителя и Временного при нем Патриаршего Священного Синода по делу о раскольнической деятельности и учинении раскола и смуты Преосвященными: Гдовским Димитрием [Любимовым] и Копорским Сергием [Дружининым] (Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 565–566).

[55] Представители группы поддержки митрополита Иосифа 12 декабря 1927 г. прибыли в Москву и предъявили митрополиту Сергию требования: «Отказаться от намечающегося курса порабощения Церкви государством», не перемещать и не назначать епископов без их согласия и одобрения паствы, объявить Синод совещательным органом при заместителе Патриаршего местоблюстителя, «удалить из состава Синода пререкаемых лиц», «возвратить на Ленинградскую кафедру митр[ополита] Иосифа», отменить возношение за богослужением имени заместителя Патриаршего местоблюстителя, а также молений за гражданскую власть и разрешить поминовение ссыльных епископов» (Иоанн (Снычёв), митр. Церковные расколы в Русской Церкви 20–30 гг. ХХ столетия. Сортавала, 1993. С. 159–160).

[56] Елевферий (Богоявленский; 1870–1940 гг.), с 1917 г. управляющий Литовской епархией, с 28 июня 1928 г. архиепископ Литовский и Виленский, с декабря 1930 г. временно управляющий русскими западноевропейскими приходами.

[57] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 671.

[58] Там же. С. 647.

[59] По поводу епископов Гдовского Димитрия (Любимова) и Нарвского Сергия (Дружинина) А. Краснов-Левитин писал: «Митрополит Сергий совершил ошибку, избрав этих двух епископов, ибо именно они стали главными противниками сергиевской политики в Петрограде. На протяжении всего 1927 года они непрерывно сносились с митрополитом Иосифом, проживавшим в монастыре под Ростовом Ярославским, и ждали лишь указания от него, чтоб открыто выступить против митрополита Сергия. Такой сигнал был дан в конце декабря 1927 года» (Краснов-Левитин А. Лихие годы. Париж, 1979. С. 43).

[60] «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову»… С. 364, 369. Тот же архивный материал о намерении Тучкова «повлиять» на митрополита Сергия в том же году был опубликован и в статье: «Я иду только за Христом…»: Митрополит Иосиф (Петровых). С. 376–424.

[61] «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову»... С. 362–363.

[62] Александрова-Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков): служение и труды. К 50-летию преставления // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. [2007]. Вып. 34. С. 90.

[63]«Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову»... С. 370.

[64] «6 епископов и несколько священников решили с 1 дек[абря] отколоться от м[итрополита] Сергия, не удовлетворенные его ответом на поставленные ему требования как и его личной беседой. Видя вмешательство гр[ажданской] власти во внутреннюю жизнь Церкви (“доказательств нет, но они убеждены”), и боясь, что это “может повредить чистоте православия”, они откалываются» (Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 27. Фрагмент // Александрова Л. К., Звонарёв С., прот.Указ. соч.С. 322).

[65] Ха́йли ла́йкли (от англ. highly likely – «с высокой долей вероятности», «весьма вероятно», «скорее всего») – мем и фразеологизм, получивший распространение в русскоязычном Интернете.

[66] Архиепископ Серафим (Самойлович) в конце 1926 – начале 1927 гг. был заместителем Местоблюстителя (Мазырин А. В., свящ. Подвиг первосвятительского служения митрополита Петра // Кифа — Патриарший Местоблюститель священномученик Петр, митрополит Крутицкий (1862–1937). М., 2012. С. 584).

[67]Там же. С. 585.

[68] Димитрий (Беликов; 1852–1932 гг.), архиепископ бывший Томский; доктор церковной истории, историк Сибири; с 1926 г. в григорианском расколе.

[69] Мазырин А. В., свящ. Подвиг первосвятительского служения... С. 585.

[70] Так архиепископ Алексий (Симанский) метко охарактеризовал инициативную группу иосифлян, прибывших к митрополиту Сергию в декабре 1927 г. с вопросами (Александрова-Чукова Л. К., Звонарёв С., прот. Указ. соч. С. 319).

[71] «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову»… С. 364–365.

[72] Там же. С. 368.

[73] Там же. С. 364–365.

[74] Мазырин А., свящ. Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви в 1920–1930-х годах. М., 2006. С. 83. См. также: «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову»... С. 369–370.

[75] Мазырин А., свящ. Подвиг новомучеников и исповедников Российских как основа единства Церкви и народного единства // IV Валаамские образовательные чтения, посвященные Году российской истории. Единство Церкви и народное единство: уроки прошлого и проблемы настоящего. Материалы конференции. Валаам, 2013. С. 23–30.

[76] Мазырин А., свящ. К вопросу об «обновленческой природе сергианства» // Вестник ПСТГУ. Сер. 2. 2015. № 2(63). С. 91–92.

[77] Шкаровский М. В. Судьбы иосифлянских пастырей. С. 43.

[78] Мазырин А., свящ. «Подвиг св. Сергия Радонежского и дело митрополита Сергия»: к вопросу об оправданности сопоставления // Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях. Альманах. Вып. 2: Материалы научной конференции «Преподобный Сергий Радонежский: личность в контексте эпохи и история его почитания». Санкт-Петербург, 1–3 октября 2014 г. СПб.; Казань, 2014. С. 152–160.

[79] Цит. по: Сафонов Д. В. «Завещательное послание» Патриарха Тихона и «Декларация» заместителя Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Электронный ресурс: https://ruskline.ru/monitoring_smi/2003/03/24/zavewatel_noe_poslanie_patriarha_tihona_i_deklaraciya_zamestitelya_patriarshego_mestoblyustitelya_mitropolita_sergiya/ (дата обращения – 28 июля 2022 г.)); Мазырин А., свящ. К вопросу об «обновленческой природе…». С. 84–98.

[80] Архив Санкт-Петербургской митрополии, ф. 3, оп. 3а (Церковно–исторические документы из личного архива митрополита Григория (Чукова)), д. 90, л. 2.

[81] Мазырин А., свящ. К вопросу об «обновленческой природе…» С. 84–98. В том же году А. Мазырин опубликовал «выявленное» в статье с другим названием: Мазырин А., свящ. Уральский узник Патриарший Местоблюститель митрополит Петр (Полянский) и его московский заместитель митрополит Сергий (Страгородский): две судьбы и два взгляда на отношения Церкви и власти в период гонений // Церковь. Богословие. История: Материалы III Международной научно-богословской конференции (Екатеринбург, 6–7 февраля 2015 г.). Екатеринбург, 2015. С. 342–361.

[82] Мазырин А., свящ. К вопросу об «обновленческой природе…» С. 84–98.

[83] «О необходимости соблюдать полную лояльность по отношению к советской власти под страхом церковного наказания. Указ митрополита Сергия Преосвященным архиереям». Архив Санкт-Петербургской митрополии, ф. 3, оп. 3а (Церковно–исторические документы из личного архива митрополита Григория (Чукова)), д. 90, л. 1–4.

[84] В дневнике митрополита Григория нет указаний на то, что архив он оставлял в Ленинграде.

[85] Архиепископ Алексий снял запрещение с обновленцев в 1922 г. в надежде облегчить участь митрополита Вениамина на процессе церковников, и объявленного иосифлянами «обновленцем» (Александрова-Чукова Л. К. Петроградский процесс 1922 г. // Православная энциклопедия. Т. 56. М., 2019. С. 272–278).

[86] Шкаровский М. В. Судьбы иосифлянских... С. 48.

[87] Так называл митрополита Иосифа митрополит Кирилл (Смирнов) («Авво мой родной!». Письма священномученика митрополита Кирилла (Смирнова) преподобномученику архимандриту Неофиту (Осипову) 1933–1934 гг. / Публ. В. Воробьев, прот., А. Щелкачев, свящ., А. Мазырина, свящ., О. И. Хайлова, И. С. Казаков, вступ. ст. и коммент. А. Мазырин, свящ. и О. И. Хайловой // Вестник ПСТГУ. Сер. 2. 2014. № 2(57). С. 117–142.

[88] Шкаровский М. В. Судьбы иосифлянских… С. 36; Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 671.

[89]На время своего отсутствия временно управляющим епархией митрополит Иосиф назначил управляющим епархией архиепископа Кенгисеппского Гавриила, в то время как митрополит Сергий – епископа Петергофского Николая (Ярушевича). В результате началась смута среди петроградских викариев, духовенства и мирян. Иосифляне стали захватывать патриаршие храмы.

[90] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 605–609.

[91] Опубликовано: Мазырин А. В., свящ. Высшие иерархи о преемстве власти… С. 93–94.

[92] Второе иносказательное обозначение митрополита Иосифа митрополитом Кириллом (Смирновым) в частных письмах.

[93] Шкаровский М. В. Судьбы иосифлянских пастырей. С. 49.

[94] Александрова-Чукова Л. К., Звонарёв С., прот.Указ. соч.С. 312–325.

[95] Косик О. В. «Послание ко всей Церкви» священномученика Серафима Угличского от 20 января 1929 года // Богословский сборник. 2003. Вып. 11. С. 281–305.

[96] Николаев С. К., Гар М. М. «В единении вы с митрополитом Сергием или в отделении?»: Переписка священномученика архиепископа Угличского Серафима (Самойловича) и священномученика епископа Романовского Вениамина (Воскресенского). 1928–1929 гг. // Вестник ПСТГУ. Сер. 2. 2017. № 79. С. 121–144.

[97] Александрова-Чукова Л. К. Архиепископ Григорий (Чуков) о положении духовенства к началу войны, открытии собора в Саратове и приеме в Кремле 4 сентября 1943 года // Вестник церковной истории. 2022. № 1/2(65/66). С. 87–88.

[98] Николаев С. К., Гар М. М. Указ. соч. С. 121–144.

[99] Евгений (Зернов; 1877–1937 гг.), сщмч., митрополит Горьковский.

[100] Александрова-Чукова Л. К., Звонарёв С., прот. Указ. соч. С. 318.

[101] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 601.

[102] Никандр (Феноменов; 1872–1933 гг.), митрополит Ташкентский и Туркестанский с 1927 по 1933 г.

[103] Виктор (Островидов; 1878–1934 гг.), епископ бывший Глазовский, викарий Вятской епархии.

[104] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 581.

[105] Слова митрополита Кирилла из частного письма (Журавский А. В. Указ. соч. С. 564).

[106] Мазырин А., свящ. Кирилл (Смирнов), сщмч. // Православная энциклопедия. Т. 34. М., 2014. С. 362–377.

[107] Мазырин А., свящ. Высшие иерархи... С. 399.

[108] Воробьев В. Н., прот., Косик О. В. Слово Местоблюстителя. Письма Местоблюстителя священномученика митрополита Петра (Полянского) к митрополиту Сергию (Страгородскому) из Тобольской ссылки и люди, послужившие появлению этих документов // Вестник ПСТГУ. Сер. 2. 2009. № 3(32). С. 43.

[109]Акты Святейшего Тихона… Ч. 2. С. 637–641.

[110] Там же. С. 637–641.

[111] Там же. С. 644–645.

[112] Там же. С. 644–650, 664.

 

[113] Там же. С. 650.

[114] Александрова-Чукова Л. К., Звонарёв С., прот. Указ. соч. С. 326.

[115] Акты Святейшего Тихона… Ч. 2. С. 680–681.

[116] Сам митрополит писал, что он был запрещен в священнослужении «за поддержку раскола и молитвенное общение с раскольниками, за демонстративный отказ от евхаристического общения с возглавлением Русской Патриаршей Церкви и неподчинение Заместителю» Определением Временного Синода № 28 от 11 марта 1930 г. («Авво мой родной!»… С. 117–142).

[117] Афанасий (Малинин; 1884–1939 гг.), архиепископ Саратовский и Петровский; всан архиепископа был возведен в апреле 1929 г., с мая 1930 г. архиепископ Казанский и Свияжский, с марта 1933 г. архиепископ Ташкентский, с 1933 по 1935 г. архиепископ Саратовский; 2 мая 1935 г., как писал в дневнике о. Н. К. Чуков, арестован; уволен на покой, скончался в ссылке.

[118]«Авво мой родной!»... С. 127.

[119] 8 мая 1930 г. в Красноярске было составлено обвинительное заключение по делу митрополита Кирилла, основанием которого стала его полемика с митрополитом Сергием: «Пользуясь среди духовенства и верующих СССР громадным авторитетом как первый кандидат, согласно завещания Патр[иарха] Тихона, в заместители Патриарха, Смирнов с первого момента организации в Москве митрополитом Страгородским Синода и опубликования последним декларации о лояльном отношении Синода к советскому правительству становится в оппозицию Страгородскому и начинает кампанию за ликвидацию Синода и за восстановление во главе Церкви Патриарха с неограниченной властью, вербуя этим себе контрреволюционно настроенных сторонников в различных городах СССР» (Мазырин А., свящ. Кирилл… С. 362–377).

[120] Журавский А. В. Указ. соч. С. 559.

[121] Там же С. 560–561.

[122] М. В. Шкаровский называет этот раскол либо «движением», либо «течением» (Шкаровский М. В. Иосифлянство // Православная энциклопедия. Т. 26. М., 2011. С. 85–91).

[123] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 681–682.

[124] Мазырин А., иерей. Высшие иерархи... С. 37–69; Воробьев В. Н., прот., Косик О. В. Слово Местоблюстителя... С. 37–69.

[125] «[4 июня 1930 г.] Ехал бы [митрополит Петр] и брал на себя всю тяжесть управления» (Александрова-Чукова Л. К., Звонарёв С., прот. Указ. соч. С. 327).

[126] Мазырин А. В. Вопрос о взаимоотношениях священномученика митрополита Петра (Полянского) с «правой» церковной оппозицией и митрополитом Сергием (Страгородским) // Богословский сборник. Вып. 10. М., 2002. С. 392.

[127] Журавский А. В. Указ. соч. С. 346–347.

[128] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 880.

[129] Мазырин А., свящ. Подвиг новомучеников и исповедников Российских как основа единства Церкви и народного единства // IV Валаамские образовательные чтения, посвященные году российской истории. Единство Церкви и народное единство: уроки прошлого и проблемы настоящего. Материалы конференции. Валаам, 2013. С. 23–30; Мазырин А., свящ. Уральский узник Патриарший Местоблюститель митрополит Петр (Полянский) и его московский заместитель митрополит Сергий (Страгородский): две судьбы и два взгляда на отношения Церкви и власти в период гонений // Церковь. Богословие. История: Материалы III Международной научно-богословской конференции (Екатеринбург, 6–7 февраля 2015 г.). Екатеринбург, 2015. С. 342–361.

[130] Мазырин А. В. Вопрос о взаимоотношениях…С. 426.

[131] Там же. С. 427.

[132]См., например: Мазырин А., свящ. Высшие иерархи… С. 342–361 и др.

[133] Дамаскин (Орловский), иером. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви XX столетия: Жизнеописания и материалы к ним. Кн. 2. Тверь, 2007. С. 361.

[134] Судя по записям в дневнике о. Н. К. Чукова, митрополит надеялся на то, что все поймут, что это не его редакция и не его согласие на подпись. (Александрова-Чукова Л. К., Звонарев С., прот.Указ. соч. С. 327).

[135] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 682–689.

[136] Там же. С. 679.

[137]«Авво мой родной!»… С. 121, 126.

[138] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 696–699.

[139] Постановление Святейшего Патриарха Тихона и Священного Синода о предоставлении епархиальным архиереям права решать на местах все церковные дела в случае прекращения связи с центром от 5(18) мая 1920 г. и Постановление Святейшего Патриарха Тихона и соединенного присутствия Священного Синода и Высшего церковного совета о мероприятиях на случай прекращения своих церковно-административных функций от 7 (20) ноября 1920 г. (Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 725).

[140] Сергий (Страгородский), митр. О полномочиях Патриаршего местоблюстителя и его заместителя // Журнал Московской Патриархии. 1931. № 1. С. 3–5.

[141] «Авво мой родной!»... С. 124.

[142] Воробьев В. Н., Мазырин А. В., Косик О. В., Гар М. М. «Формула» священномученика митрополита Кирилла (Смирнова) из тетради священномученика епископа Дамаскина (Цедрика). 1934 г. // Вестник ПСТГУ. Сер. 2. 2022. № 104. С. 145–160.

[143] Мазырин А. В., свящ. Подвиг первосвятительского… С. 663–693; и др.

[144] Воробьев В. Н., Мазырин А. В., Косик О. В., Гар М. М. «Формула» священномученика... С. 151–153.

[145] Там же. С. 153.

[146] Там же. С. 150–153.

[147] Там же. С. 148–149.

[148] Елена Филимоновна Тураева (урожд. Церетели; 1868–1948 гг.), в монашестве Иулиания; вдова академика Б. А. Тураева, которая вращалась в кругах «правой оппозиции», оставаясь до конца жизни в теплых отношениях с о. Николаем (владыкой Григорием); хотела, чтобы он ее отпевал, так оно и вышло.

[149] А. Н. Азиатская. Будущий митрополит был женат на дочери священника Петербургской епархии О. Н. Азиатской и имел дочь Ольгу, однако в Кронштадте его постигла семейная трагедия: дочь умерла, а вскоре, не выдержав горя, скончалась и супруга. Это определило его дальнейшую судьбу. 10 мая 1902 г. он принял монашеский постриг.

[150] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 33. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[151] Актом митрополита Петра от 5 декабря 1925 г. в случае смерти Патриаршего местоблюстителя до законного избрания Патриарха его права и обязанности должны переходить митрополиту Казанскому Кириллу, в случае невозможности ему вступить в эту должность – митрополиту Ярославскому Агафангелу, митрополиту Ташкентскому Арсению и, наконец, митрополиту Нижегородскому Сергию (Акты Святейшего Тихона... С. 421).

[152] Мазырин А., свящ. Подвиг первосвятительского… С. 668. Этот документ был малодоступен. Очевидно, существовало только несколько его машинописных копий, распечатанных в Патриархии (Мазырин А., свящ. Высшие иерархи... С. 181).

[153] «Авво мой родной!»… С. 130.

[154] Там же. С. 117.

[155] Здесь историк делает ссылку на другое свое исследование: Мазырин А., свящ. Подвиг первосвятительского служения… С. 581–714.

[156] «Авво мой родной!»... С. 117.

[157] Так митрополит Кирилл называл архиепископа Серафима (Самойловича).

[158] Александрова-Чукова Л. К., Звонарев С., прот.Указ. соч. С. 315.

[159] Понятие «андреевщина» публикаторы разъясняют как «движение епископа Андрея (Ухтомского), провозгласившее в 1920-е гг. автокефалию Уфимской епархии» («Авво мой родной!»… С. 139).

[160] Андрей (Ухтомский; 1872–1937 гг.), бывший архиепископ Уфимский и Мензелинский. Не признал ни местоблюстительства митрополита Петра, ни заместительства митрополита Сергия. В 1922 г., руководствуясь указом № 362 и ссылаясь на послание митрополита Агафангела 1922 г., провозгласил автономию Уфимской епархии, утвержденную затем епархиальным съездом.

[161] Авво мой родной!»… С. 117.

[162] Там же. С. 121.

[163] Мазырин А., свящ. Высшие иерархи... С. 61.

[164]Ковырзин К. В . Димитрий (Беликов, бывший архиепископ Томский) // Православная энциклопедия. Т. 15. М., 2007. С. 70–73.

[165] Каплин П. В. Архиепископ Серафим (Самойлович) и Е. А. Тучков: подробности взаимоотношений // Вестник ПСТГУ. Сер. 2. 2006. № 3(20). С. 129–135.

[166] Воробьёв В. Н., Мазырин А. В., Косик О. В., Гар М. М. «Формула» священномученика… С. 150.

[167] Там же. С. 151–153.

[168] «Авво мой родной!»... С. 129.

[169] Александрова-Чукова Л. К., Звонарёв С., прот. Указ. соч. С. 326.

[170] Мазырин А., свящ. Высшие иерархи… С. 399.

[171] Предположительно, Иннокентий (Бусыгин; 1877–1935 гг.), епископ бывший Каменский, деятель григорианского раскола, входил в возглавляемый архиепископом Григорием (Яцковским) Временный Высший церковный совет (ВВЦС). 29 января 1926 г. вместе с другими членами ВВЦС запрещен в священнослужении заместителем Патриаршего местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским). В начале 1930-х гг. временно управлял григорианскими приходами Донской и Новочеркасской епархии.

[172] Леонид Дмитриевич Аксенов (1876 – после 1941 г.), юрист, участник Всероссийского Поместного собора 1917–1918 гг.; принимал активное участие в церковной политике как при Патриархе Тихоне, так и после его кончины; в 1924–1927 гг. отбывал заключение на Соловках.

[173] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 33. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[174] Мазырин А. В., свящ. Высшие иерархи... С. 156.

[175] В августе 1933 г. митрополит Кирилл писал единомышленнику: «Смущает только одно обстоятельство — это совершенно пассивное отношение к делу современной паствы. Св. Аф[анасий] через 20 л[ет] отсутствия возвращался “домой”, так как во время отсутствия не только молитвенно опекал свой дом, но и через постоянное живое общение с его насельниками; нынешние же насельники в своем большинстве и вместе с своими старшими как будто и не чувствуют нужды в таком общении. Настроение, давно уже отразившееся в известном присловье: “а нам что ни поп, то и батька” («Авво мой родной!»... С. 125).

[176] Мазырин А., свящ. Высшие иерархи. С. 149–151.

[177] Александрова-Чукова Л. К. Архиепископ Григорий (Чуков)…. С. 89.

[178] Галкин А. К. Документы Московской Патриархии: 1934 // Вестник церковной истории. 2010. № 3/4(19/20). С. 212–213.

[179] Акты Святейшего Тихона... С. 870.

[180] Глава РПЦЗ митрополит Киевский Антоний (Храповицкий) аналогичный титул получил еще в 1931 г. и при наличии «законного местоблюстителя», который РПЦЗ признала. Очевидно поэтому первоначально на присвоение титула «блаженнейший» РПЦЗ не отреагировала, но позже, после наложенных митрополитом Сергием на них прещений, Архиерейский собор РПЦЗ в Сремских Карловцах в августе 1934 г. заявил, что не признает их каноничными по целому ряду причин, и отметил, что митрополит Сергий является узурпатором, причем его узурпация не имеет пользы для Церкви, и высказался против решения состоящего при митрополите Сергии Синода о даровании ему титула «блаженнейшего» как «нарушающем канонический строй Русской Церкви», в то время как в Русской Церкви есть законный местоблюститель Патриаршего престола в лице митрополита Крутицкого Петра. По мнению А. А. Кострюкова, такое заявление Архиерейского собора было бы справедливо, если бы подобный титул не присваивался за три года до этого самому митрополиту Антонию. Тогда зарубежные архиереи закрыли глаза и на «отсутствие патриарха», и на наличие «законного местоблюстителя». Более того, «если у митрополита Сергия, благодаря завещанию митрополита Петра, хоть какое-то право на главенство в Русской Церкви имелось, то для митрополита Антония, не имевшего полномочий на руководство Всероссийской Церковью, присвоение подобного титула было делом еще менее законным» (Кострюков А. А. Русская Зарубежная Церковь в 1925–1938 гг. Юрискдикционные конфликты и отношения с московской церковной властью. М., 2011. С. 372–374).

[181] Палладий (Шестеренников; 1896–1976 гг.), митрополит Орловский и Брянский (с декабря 1930 г. по август 1933 г. епископ Елабужский, викарий Казанской епархии).

[182] Воробьёв В. Н., Мазырин А. В., Косик О. В., Гар М. М. «Формула» священномученика… С. 148–149.

[183] Возможно, далее в тексте пропущены слова «учрежденный им Синод» или «указ № 362»?

[184] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 700.

[185] Журавский А. В. Указ. соч. С. 573.

[186] Среди прочего говорилось о митрополите Петре: «Кстати сказать, и его на местоблюстительское кресло избрали не без содействия митрополита Сергия, под благовидным предлогом в свое время отклонившего первых двух кандидатов: митрополита Кирилла и митрополита Агафангела» (Мазырин А., свящ.Высшие иерархи... С. 58).

[187] «Авво мой родной!»… С. 125.

[188] Мазырин А., свящ. Подвиг первосвятительского... С. 695.

[189] Там же; Мазырин А., свящ. Высшие иерархи... С. 89.

[190] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 650.

[191] Там же. С. 679.

[192] «Авво мой родной!»... С. 121.

[193] Мазырин А., свящ. Высшие иерархи... С. 182–184.

[194] Выше приводилась ссылка его на намерения «провозгласить себя заместителем» (Шкаровский М. В. Судьбы иосифлянских пастырей. С. 49).

[195]Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 705–707.

[196] Апушкина Е. В. Крестный путь Преосвященного Афанасия (Сахарова) // Молитва всех нас спасет: Материал к жизнеописанию святителя Афанасия, епископа Ковровского / Сост. предисл. и примеч. О. В. Косик. М., 2000.

[197] Мазырин А., свящ. Высшие иерархи... С. 58.

[198] Губонин М. Е. Кифа – Патриарший местоблюститель священномученик Петр, митрополит Крутицкий (1862–1937 гг.). М., 2012. С. 208.

[199] Косик О. В. К истории выпуска «Обращения» экзарха Украины митрополита Михаила (Ермакова) к архипастырям, пастырям и пасомым Украинской Православной Церкви от 17 ноября 1929 г. // Вестник ПСТГУ. Сер. 2. 2020. № 94. С. 48–49; Мазырин А. В., свящ. Вопрос о замещении Киевской кафедры в 1920-е годы // Вестник ПСТГУ. Сер. 2. 2007. № 4(25). С. 62–70.

[200]В одном из следственных дел О. В. Косик обнаружила упоминание о «большом письме Киевских архипастырей и святых отцов» под названием «Почему мы не отделяемся?». Документ имеет подзаголовок: «Ответ вопрошающим со стороны тех, кто не приемлет декларации и административных деяний митрополита Сергия и в то же время не прекращает с ним молитвенно-канонического общения». Документ написан, по-видимому, в 1928 или в начале 1929 г. Авторы его неизвестны (Косик О. В. К истории выпуска «Обращения»… С. 54).

[201] Ермоген (Гермоген) (Голубев; 1896–1978 гг.), архиепископ бывший Калужский и Боровский.

[202] В своих собственноручных показаниях, хранящихся в следственном деле, архимандрит Ермоген писал: «Лично я до последнего времени не мог искренно принять декларацию м[итрополита] Сергия. Принял ее лишь внешне, ради сохранения церковного единства. Моими единомышленниками в этом вопросе были прот[оиерей] М. Едлинский и прот[оиерей] А. Глаголев… Не принимая искренне Декларации, особенно из-за смущающих верующих выражений, мы убеждали не производить из-за этого раскола и решительно выступали против раскола… так как не видели церковно-канонических оснований для него, усматривая в декларации политический акт» (Косик О. В. К истории выпуска «Обращения»… С. 54–55).

[203] Там же. С. 56.

[204] Митрополит Сергий и Временный Патриарший Синод еще в 1928 г. сделали соответствующее разъяснение: «Пора положить предел, пора перестать искажать сказанное в послании от 16(29) июля 1927 г. и перестать приписывать митрополиту Сергию то, чего он не говорил» (Деяние Заместителя Патриаршего местоблюстителя и временного при нем патриаршего Синода 16(29) марта 1928 г. (Дамаскин (Орловский), игум. Указ. соч. С. 516).

[205] Александрова-Чукова Л. К. Архиепископ Григорий. С. 114–115.

[206] Григорий (Чуков), митр. О мерах по борьбе с сектантством.

[207] Александрова-Чукова Л. К. Богословский институт в Петрограде (1920–1923 гг.) как первый этап на пути восстановления духовных школ в виде академий и семинарий // Вестник церковной истории. 2020. № 3/4(59/60). С. 251–307.

[208] «В селе Липовках Саратовской обл[асти] в пасхальную ночь монашки служили в пяти местах, собиралось по 150, 50 и 30 человек женщин, собирали много средств на какую-то “Вавилушкину избу”, где скрываются “истинные христиане” – по-видимому, раскольники – бегуны, “странники”. Одна женщина совершала всю литургию сполна и причащались простой просфорой. Председатель сельсовета подсматривал под окном и потом говорил с крестьянами, что лучше бы они открыли церковь, что со своей стороны сельсовет поможет, но они не хотят, считая м[итрополита] Сергия неприемлемым. Из Балашова монашки тоже бродят и распространяют о м[итрополите] Сергии всякие небылицы. В Куйбышеве тайно живет какой-то еп[ископ] Иоанн и там жестарец-слепец, священник, тоже Иоанн, которые сами не посещают церковь и другим запрещают.И здесь, по словам м[онахини] Александры, иные из монашек посещают храм, другие не ходят туда. Такая масса раскола из-за невежества, и так упорна эта масса! Плохо учили народ прежде батюшки, особенно по женским монастырям, и вот плоды» ( Александрова-Чукова Л. К. Архиепископ Григорий. С. 114–115).

[209] Григорий (Чуков), архиеп.Дневник. Тетрадь 38. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[210] Чуков Н. К., прот. Слово при наречении во епископа Саратовского (13 октября 1942 г.) (Григорий (Чуков), митр. Избранные Слова, речи и статьи. Сборник. Машинопись. Л., 1954 (Архив митрополита Григория)).

[211] Цыпин В., прот. Каноническое значение патриаршества в истории Русской Православной Церкви. (Электронный ресурс https://pravoslavie.ru/24350.html (дата обращения – 5 августа 2022 г.).

[212] Мазырин А. В., свящ. Подвиг первосвятительского... С. 713.

[213] Там же. С. 714. Приношу благодарность о. А. Мазырину подаренную мне в октябре 2014 г. книгу «Кифа».

[214] См.: Электронный ресурс http://mitropolia.spb.ru/news/av/?id=20061(дата обращения – 10 июля 2022 г.).

[215] Фирсов С. Л. Время в судьбе… С. 216.

[216] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 38. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[217] Надгробное слово, произнесенное архиепископом Григорием за литургией 18 мая 1944 г. // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М., 1947. С. 167.

Приложение

 

1943 г. Из Дневника архиепископа Григория Чукова

 

2 октября. Суббота. 5 ч[асов] вечера. Прошел месяц. За это время много событий. Опишу по порядку. Выехал я в Москву 1 сентября, вагон мягкий. Провожали из церкви… Вхожу в Патриархию [3 сентября] и сразу натыкаюсь на Блаженнейшего. «Приехали?». «Приехал», – говорю. «А не знаете зачем?». «Не знаю». «Ну, и я не знаю»… Так все держалось в секрете, очевидно, для избежания огласки и неизвестности, как развернутся события[1].

Побывал в Моссовете; там указали мне на гостиницу «Гранд-отель», № 544. Сказали, что там будет и стол…

4 [сентября]. Вечером, с 12 ч[асов] ночи до 2-х ч[асов] три митр[ополита] – Сергий, Алексий и Николай – были на приеме у И. В. Сталина. Как потом сообщал сам м[итрополит] Сергий и м[итрополит] Алексий, прием был настолько обаятельный, что м[итрополит] Сергий уже 5 числа говорил, что он «до сих пор находится под сильным обаятельным впечатлением от него…», что «И. В. Сталин, действительно, большой человек, государственного ума, широкого взгляда, прямой и таков, что за ним действительно могут идти толпы…». На приеме присутствовали Молотов, Меркулов (НКВД)[2] и Карпов, который будет чем-то вроде б[ывшего] обер-прокурора, так как при Совнаркоме организуется Совет по делам православной Церкви, председателем которого, вероятно, и будет Карпов. «Только смотри, не будь прежним обер-прокурором», – погрозил ему, смеясь, Сталин[3].

На приеме вырешилось – разрешение на созыв Собора епископов, избрание Патриарха и при нем Свящ[енного] Синода, открытие бог[ословской] школы, свечных заводов, издание журнала, отвод собственной типографии, отвод для патриарха особого здания – дворца, где жил герм[анский] посол, расширение прав архиереев на наблюдение за церк[овным] хозяйством, на участие в распределении пунктов открытия церквей. Была речь об отводе Новодев[ичьего] монастыря; «Сыро там и много разрушений, – говорил Молотов, – но при желании – возражений нет». Сталин заговорил о дух[овных] училищах и семинариях, но Митр[ополит] сказал, что у нас будут бог[ословские] курсы для получивших общее среднее образование. «Мало просите», – сказал Сталин. Молотов записывал по указанию Сталина все разрешаемое[4].

5 сентября . В воскресенье было торжественное служение в Елоховском соборе. Служили 3 митрополита. Торж[ественная] встреча. Архиереи выходили в рясах. Приветствовал при входе о. Колчицкий. На молебен выходили все архиереи. Благодарственное молебствие. С этого дня все мы, разместившись в трех гостиницах: «Москва», «Гранд-отель» и «Европа» обедали завтракали и ужинали в ресторане «Москвы» в особом «банкетном» зале.

6 сент[ября]. В 1 ч[ас] дня в здании Патриархии (старом) было предварительное совещание архиереев под председательством м[итрополита] Сергия. Блаженнейший подробно рассказал о приеме у Сталина, о благожелательном разрешении всех поставленных там вопросов, и затем подробно обсудили все вопросы о способе и порядке избрания и хода дела на Соборе, который назначен на 8 число уже в новом помещении Патриархии (Чистый пер., 5). Как деталь, укажу на вопрос о форме патриаршего клобука (куколь). М[итрополит] Сергий не хотел менять обычный белый клобук на куколь, но большинство архиереев высказались за необходимость поддержать традицию, и Колчицкому принять экстренные меры к изготовлению куколя и шитых золотом херувимов на нем... Тут же м[итрополит] Сергий поручил мне с а[рхиепископом] Сергием Гришиным написать обращение ко всем христианам мира (патриотическое), а[рхиепископу] Варфоломею текст благодарственного письма властям за прием и разрешение вопросов.

Пришлось экстренно изготовить обращение. Некоторые мысли, вернее, план дал м[итрополит] Николай, отчасти а[рхиепископ] Сергий, все остальное, как и оформление, пало на меня.

7 -го. Я принес текст обращения м[итрополиту] Сергию и изготовил, как и все другие архиереи, доклад о деятельности (особ[енно] патриотической) в епархии.

8-го . В 11 ч[асов] в Патриархии собрались все епископы, все московское духовенство, представители приходов. Собор открылся молитвой и речью м[итрополита] Сергия о приеме, разрешении Собора и избрании патриарха. Предложение м[итрополита] Алексия[5] и единодушное избрание м[итрополита] Сергия Патриархом. Многолетие протодиакона. Избрание членов Синода – 6 ч[еловек]. Три постоянных – м[итрополит] Алексий, м[итрополит] Николай и а[рхиепископ] Сергий – и три временных, по одному от каждой из 3-х групп архиереев (сев[еро]-вост[очной], центр[альной] и южной). Затем – доклад м[итрополита] Алексия о долге прав[ославного] верующего че[лове]ка в дни отечественной войны. М[итрополит] Сергий оглашает текст письма к правительству – благодарность и предлагает мне как автору огласить обращение ко всем христианам мира. Затем сообщение о богословской школе, о свеч[ных] заводах, типографии и расширении прав архиереев и – конец. На 12-е назначили торжественное служение и «настолование» церковное избранного патриарха. Мне поручено сказать слово за литургией.

9-го. По радио утром, вместе с сообщением о выходе Италии из строя в войне, сообщили и о Соборе, об избрании патриарха и о моем выступлении с обращением. Потом то же появилось и в газетах. Член-редактор Всеславянского комитета И. М. Репин ко всем архиереям обращался с просьбой о статьях для Всеслав[янского] комитета. Обратился и ко мне. Написал ему о Соборе и «Саратовская церковь в дни отеч[ественной] войны». В Патриархии подписывали протокол Деяний Собора, осуждение изменникам родины и снимались.

11-го . Был утром в Патриархии. Беседовал с Блаженнейшим о бог[ословской] школе, обещал доставить доклад из дому. Попутно зашла речь о Ф. А. Дерюгине, которого я рекомендовал для Канцелярии Патриархии. Заболел а[рхиепископ] Василий Калининский и не участвовал на заседании Собора. Всех участников Собора было 19 человек: м[итрополит] Сергий, м[итрополит] Алексий, м[итрополит] Николай, арх[иепископ] Лука, арх[иепископ] Иоанн Сарапульский, арх[иепископы] Андрей Каз[анский], Алексей Куйбышевский, Стефан Уфим[ский], Сергий Горьковский, Иоанн Яросл[авский], Алексий Рязанский, Варфоломей Новосиб[ирский], Григорий Сарат[овский], епископы Александр Молотовский, Питирим Курский, Вениамин Кировский, Дмитрий Ульяновский, Елевферий Ростовский н/Д. А[рхиепископ] Василий Калининский заболел, еп[ископ] Антоний Ставроп[ольский] и еп[ископ] Фотий Краснодарский приехали с запозданием.

12-го. Торжественное служение в Елоховском соборе. Архиереи все облачились до встречи м[итрополита] Сергия. На встречу вышли: м[итрополит] Алексий с патриаршим посохом в руке, м[итрополит] Николай с куколем Патриарха у облачального амвона, все остальные архиереи от солеи до амвона в две линии; все духовенство (10 ч[еловек]) ко входу для встречи. Колчицкий приветствовал речью. Новоизбранный облачился в патриаршую красную мантию и прошел на облачальный амвон. Здесь Колчицкий прочитал определение Собора о возведении м[итрополита] Сергия в сан Патриарха. 3 раза пропели «аксиос». М[итрополит] Николай подал патриарху куколь. Патриарх одел его, и снова «аксиос». М[итрополит] Алексий вручил патриарший посох с соответствующей речью и снова «аксиос». Затем Патриарх осенил на 4 стороны народ, и мы все направились в алтарь.

Началось облачение Патриарха, причем каждую из одежд его подносил особый протоиерей из алтаря. Обычное начало литургии, которую служили только члены Синода, с Патриархом во главе: м[итрополит] Алексий, м[итрополит] Николай, арх[иепископ] Лука, арх[иепископ] Сергий Гришин, арх[иепископ] Алексий Куйбышевский и арх[иепископ] Иоанн Ярославский. Присутствовал в алтаре дипломатический корпус. Почему-то не было послов английского и американского. Называли из присутствовавших посла греческого, югославского, шведского, норвежского, японского, корейского.

Пред причастным стихом я приложился к престолу, подошел к Патриарху, облобызались в руку, открыли мне царские врата, и я с посохом в руке вышел на амвон. Лишь только начал свое слово, как на меня навели специальное освещение и захлопали фотограф[ические] аппараты, и я уже начал опасаться, что они собьют меня с толку, но, слава Богу, это продолжалось минуты две, и я спокойно смог сказать свое слово. Говорил громко (собор огромный), народу масса, с подъемом[6]. После в алтаре ко мне подходили с выражением благодарности («давно не слышали живого слова»). Какой-то корреспондент спрашивал фамилию. После литургии был краткий молебен и – конец.

Как особенность, была после тропарей выкличка – многолетствование поименное всем Патриархам: Константинопольского, Александрийского, Антиохийского, Иерусалимского и нашего Московского. После трисвятия Патриарха возвели на горнее место и посадили, в это время в алтаре пропели «аксиос». На молебне при многолетиях, было провозглашено многолетие «решительному победоносному воинству, верховному вождю его и всем союзным с нами армиям».

После литургии все архиереи и часть моск[овского] духовенства проехали в Патриархию на парадный обед, который в общем прошел одушевленно, но без речей, чтобы не утомлять Святейшего. Только сам он поднял бокал за Преосв[ященного] Александра как именинника… Этим торжества закончились.

Вечером в Патриархии арх[иепископ] Сергий Гришин просил меня вместе с ним проредактировать № 1 «Журнала Моск[овской] Патриархии», чтобы он мог быть быстро выпущен. Сидели долго. Выходил Святейший, изготовлял ответы на приветственные телеграммы (была и из Саратова, от архим[андрита] Бориса). Уж очень кратко сделал описание торжественного служения в соборе м[итрополит] Алексий. Пришлось расширить[7].

13-го . Утром был у дедушки и распрощался с ним, обещав выслать из дому доклад о бог[ословской] школе. Простился и с м[итрополитом] Николаем – интересен…[8] и с м[итрополитом] Алексием. Сергий Гришин еще заезжал в гостиницу.

Пришлось много вообще беседовать с архиереями. Мне особенно понравился Преосв[ященный] Варфоломей, часто к нам заходивший; как-то сблизился арх[иепископ] Лука. Почему-то начались разговоры обо мне как о «восходящей звезде», о митрополитстве, о вызове в Москву и т. п. На этой почве некоторые льнули во мне и старались от меня узнать, «чем пахнет в центре о них», предполагая, что я очень близок к центру. Другие подходили другим путем: арх[иепископ] Рязанский зашел в номер, когда никого не было, и начал вести разговор о м[итрополите] Николае, что у него «слово расходится с делом», что меня он считает для себя конкурентом, характеризует меня как «стопроцентного синодского чиновника», как «человека в футляре», что во время чтения моего обращения на Соборе он имел очень злобный вид и т.п., что сам Рязанский даже не ходит к нему. Последнее, конечно, не верно.

13-го в понедельник вечером мы с арх[иепископом] Стефаном ездили в Черкизово, к Н. Ф. Колчицкому, и пробыли там вечер.

14-го . Я хотел было выехать домой, но не было билетов в мягком вагоне, и пришлось остаться до 15-го. За обедом встречались с архиереями в гостинице и вели разные беседы. Между прочим Преосв[ященный] Лука рассказал о первом очередном заседании Синода в довольно критическом освещении. Он вообще критикует посвящение таких архиереев, как Питирим, зарекомендовавший себя со стороны пьяницы, как Димитрий, паясничающий, как Иоанн – предполагаемый к посвящению, как Фотий, только что бывший обновленцем и т. п. На заседании Синода, по словам а[рхиепископа] Луки, сначала как будто не было и никакого материала для обсуждения, как будто у нас все благополучно. Поговорили о штатах для Патриархии, заслушали небольшой доклад Питирима о Воронежской епархии, и все. Тогда Лука вынес предложение о необходимости принять из центра меры в отношении 1) поднятия дисциплины в духовенстве – и внешней, и внутренней, богослужебной, крайне небрежной; 2) уничтожения огромного зла – корыстолюбия; 3) поднятия учительности, внебогослужебных бесед с народом и проч. Возмущался он потом и о погоне архиереев за наградами, слишком широким награждением саном архиепископа, крестом на клобук и т. п. Все это конечно, правда, и все это необходимо постепенно унормировать.

14-го все стали экстренно разъезжаться. Ждали приезда английских гостей и всех торопили уехать, чтобы для встречи остались только постоянные члены Синода[9].

Я выехал 15-го в 11 ч[асов] утра с Казанского вокзала. Со мной вместе в Саратов выехали арх[иепископ] Андрей Комаров и еп[ископ] Александр Толстопятов… В Сарат[овской] области пока не слышно влияния московских событий – об открытии новых церквей молчат, о хоре – по-прежнему настаивают на любительском… Зато в Сталинградской области церкви постепенно открываются, и сейчас их у меня там уже 10 действующих.

4 октября . Все время подготовляю бумаги для Москвы. Вчера подготовил «Инструкцию» в развитие «Положения» о Бог[ословском] институте, так что можно было бы сразу ее и утвердить вместе с «Положением». Подыскал все б[ывшие] программы по предметам курса Института, оставшиеся от Петрогр[адского] бог[ословского] института и Высших бог[ословских] курсов в Ленинграде.

5 октября . Сегодня был о. Борис, сообщил, что о. Травинский[10] вовсю служит в Энгельсе, приобщает нашими запасными дарами и своим духовным детям запрещает приобщаться у нас!.. Приехал с Сталинградской области о. Б. Толстоногов, побывал в Длани, Терса, Рудни, Камышевке, Николаевке. Кое-где монашки служат литургию, монашки причащают, очень надо открыть храмы, а, например, в Николаеве только что взорвали храм!.. Народ смущается очень…

8 октября . Кстати, если сейчас придется быть в новообразованном «Совете» при совнаркоме по делу организации школ, то надо завязать там связи на предмет улаживания вопроса об отношении НКГБ к открытию церквей и приходов, а то сейчас был протоиерей Суров из г. Формово, где предрика[11] и предсовета[12] относятся благожелательно, а НКГБ арестует и разгоняет собрания прихожан, не пускает отправлять телеграммы м[итрополиту] Сергию и т. п.[13]

17 октября[14].В ч[ас] дня, я приехал в Москву. Взял свободный авто­мобиль и хотел занять номер в гостинице «Гранд-Отель», где останавливался в сентябре. Но ни в «Гранд-Отеле», ни в «Москве», ни в «Новомосковской» гостиницах не было свободных номеров, и я, стесняясь ехать самостоятельно в новое помещение Патриархии (Чистый пер[еулок], 5), решил поехать на прежнее пребывание патриаршее – Баумановский пер[еулок], 6. Там виделся с м[итрополитом] Николаем, который велел монахине позвонить в Патриархию о присылке для меня машины. При этом поразил меня сообщением, что накануне похоронили архиеп[ископа] Сергия Гришина, проболевшего всего восемь дней крупозным воспалением мозга, и что накануне же серьезно заболел прот[оиерей] Н. Ф. Колчицкий (рвота и сильное головокружение).

Из Патриархии по телефону сообщили, что машина сейчас прибудет, и чтобы вместе со мной туда приехал и м[итрополит] Николай. Дорогою м[итрополит] Николай прежде всего задал вне вопрос: «Кого я имею в виду быть ректором Бог[ословского] института?» и сам указал, не знаю ли я Савинского[15], которого рекомендует о. Колчицкий. Когда я явился к Патриарху, тот сообщил мне, что он только что утром в тот день уже послал мне телеграмму, чтобы я явился в Патриархию, чтобы заменить о. Колчицкого на время его болезни как управляющего делами Патриархии, и в тот же день сдал предложение об отпуске Колчицкому на месяц и о поручении мне обязанности управделами.

Так пришлось сразу окунуться в дела Патриархии. Я уже достаточно отстал от канцелярии вообще, но пришлось постепенно втягиваться и понемногу ориентироваться. Поместился я во втором этаже – сначала в комнате, что над парадной, а потом на противоположном конце, рядом с кабинетом Колчицкого, где о. архимандрит Иоанн (Разумов) заботливо обставил меня удобствами: Туда провели потом даже радио, что для меня было особенно удобно, так как иначе, не имея часов, я не знал времени и боялся запоздать к завтраку, который, по принятому у Патриарха обычаю, подавался в 9 ч[асов] утра (обед – в 3 ч[аса] и ужин – в 9 ч[асов] вечера). После завтрака, с 10 ч[асов] до 2–3 ч[асов], я обычно принимал посетителейи наблюдал за ходом работы канцелярии, а вечером брал у Патриарха рассмотренные им бумаги с резолюциями и подготовлял их к исполнению в канцелярии на следующий день.

20-го окт[ября] начиналась сессия Синода. Съезжались архиереи. Приехали: Ленинградский м[итрополит] Алексий (19-го) с прот[оиереем] П. П. Тарасовым, потом Куйбышевский Алексий Палицын. Не было известий от Ярославского Иоанна и Красноярского Луки. Так без них и началась сессия Синода. Ярославский приехал уже несколько дней спустя, а арх[иепископ] Лука и совсем не приехал, написав потом Патриарху письмо, в котором говорил, что ему неудобно так часто и надолго оставлять Госпиталь, которым он, как хирург, заведует, и чтобы вообще на будущее время его назначали для присутствования в Синоде преимущественно на летние сессии и на возможно более отдаленные сроки...

За ужином и завтраком (без посторонних архиереев) Патриарх говорил, что архиеп[ископ] Лука, видимо, разочарован и обиделся, что во время приезда (в конце сентября) английских гостей (архиеп[ископа] Йоркского с двумя священниками) он не участвовал в их встрече и приеме («не показали»…) и потому сначала говорил о желании перебраться поближе к Москве, а потом отказался от этого, хотя и Патриарх предлагал ему и Наркомздрав был готов перевести его[16]

Из более или менее важных дел, бывших на рассмотрении Синода или вообще обсуждавшихся во время моего пребывания в Патриархии (до 29 н[оя]б[ря]) были: дела американские, вопрос о возможности возвращения Церкви помещений нашей миссии в Иерусалиме, вопрос о типографии, о свечном заводе, о принятии из обновления еп[ископа] Михаила Постникова, ярославского митр[ополита] Корнилия с несколькими протоиереями, московского обновленческого духовенства, ташкентского еп[ископа] Сергия Ларина, алма-атинского Анатолия и др. Как сказал Г. Г. Карпов, председатель Совета, обновленцам «дана директива» о присоединении к Патриарху. Но приезжал А. И. Введенский и старался затормозить это движение, был он и в Совете, где я случайно с ним встретился. Что дальше будет, трудно сказать, но: 1) ему не разрешили остаться в Москве, и 2) мнеЗайцев, а ПатриархуКарпов говорили, что нельзя ли как-нибудь устроить «мост» для Введенского, чтобы дать ему возможность «ликвидироваться»...[17] Патриарха это серьезно взволновало и обеспокоило.

Вызывались из Украины архиеп[ископ] Симон, еп[ископ] Панкратий и архим[андрит] Нектарий, чтобы узнать у них истинное положение церковных дел на Украине и ориентации бывших там архиереев, в большом числе новопоставленных (до 17-ти). Но при мне они еще не приехали. Вызывался по предложению Совета и митр[ополит] Булдовский, ярый националист и автокефалист, но потом Зайцев просил меня передать Патриарху, чтобы его не ждали – он отказался приехать. Прошло также важное дело молитвенного воссоединения (общения) с автокефальной Грузинской Церковью, автокефалия которой не признавалась нами в течение 25 лет. В Тифлис по этому поводу был командирован Патриархом архиеп[ископ] Антоний (Романовский) и выполнил миссию успешно, за что получил крест на клобук. По предложению Карпова были посланы «обследователи» в освобожденные от оккупации немцами области: Харьковскую, Сталинскую, Полтавскую, Сумскую, Черниговскую, Днепропетровскую, Ворошиловградскую. Результаты еще неизвестны. Зайцев мне говорил, что скоро придется послать обследователей и в Северо-западный край. Он же просил меня передать Патриарху подыскать двух священников для отправки на румынский и чехословацкий фронт, в качестве полковых. После, когда Патриарх был в Совете, у него интересовались организацией дух[овных] миссий за границей...

По обязанности управделами пришлось много принимать разных лиц; то кандидатов в священство, то просящихся в Канцелярию Патриархии, то желающих работать на Курсах или в Институте, то желающих поступить в Институт. Есть и серьезные люди, но большинство (особенно из просящихся в Канцелярию) – мало подходит. За 1½ месяца пришлось много хлопотать: утром прием, иногда поездки (по топливу, по осмотру здания для института), часто – в Совет с делами и докладами; вечером – просмотр бумаг и резолюций Патриарха, подготовка их к исполнению в канцелярии, писание синодских журналов. О. Колчицкий 24 н[оя]б[ря] вышел, и я постепенно сдал ему дела[18].

 


[1] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 37. Фрагмент (Александрова-Чукова Л. К. Митрополит Григорий… С. 102; Александрова-Чукова Л. К. Архиепископ Григорий… С. 106).

[2]Нарком НКГБ В. Н. Меркулов в публикуемых записях архиепископа появляется дважды (см.: Александрова-Чукова Л.К. Архиепископ Григорий… С. 106107). Очевидно, владыка не был хорошо знаком с нюансами изменений структуры спецслужб, поскольку в скобках тогда следовало писать НКГБ, так как на основании Постановления ЦИК от 10 июля 1934 г. функции ОГПУ перешли к Главному управлению государственной безопасности (ГУГБ) в составе НКВД СССР; в феврале 1941 г. спецслужба, получившая название Народного комиссариата государственной безопасности, была отделена от органов внутренних дел, однако с июля 1941 г. до апреля 1943 г. НКГБ и НКВД вновь стали единым наркоматом — НКВД СССР. С апреля 1943 г. по 1946 г. НКГБ снова была выделена, и ее возглавлял министр госбезопасности В. Н. Меркулов.

[3] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 37. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[4] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 37. Фрагмент (Митрополит Григорий (Чуков): вехи служения Церкви Божией. Ч. 8. Слово в день интронизации Святейшего Патриарха Сергия и докладная записка к 10-летию вторичного восстановления патриаршества в Русской Православной Церкви / Публ., вступ. ст. и коммент. Л. К. Александровой-Чуковой (Электронный ресурс: https://bogoslov.ru/article/3482639 (дата обращения: 5 августа 2022 г.)).

[5] Преосвященный Алексий, митрополит Ленинградский, доложил Собору следующее: «Уже давно среди нас, епископов, зрел вопрос о том, что необходимо довершить строительство церковное настоящим возглавлением нашей православной Русской Церкви Святейшим патриархом. Владыка митрополит Сергий в течение 17 лет фактически несет обязанности патриарха. В настоящее время мы здесь собрались Собором епископов, чтобы избрать Святейшего патриарха. Я думаю, что этот вопрос бесконечно облегчается для нас тем, что у нас имеется уже носитель патриарших полномочий, поэтому я полагаю, что избрание со всеми подробностями, которые обычно сопровождают его, для нас является как будто бы и не нужным. Я считаю, что никто из нас, епископов, не мыслит себе другого кандидата, кроме того, который положил столько трудов для церкви в звании патриаршего местоблюстителя. Думаю, что все Преосвященные будут со мной согласны. У нас уже имеется определенный, единственный кандидат на патриаршее место». Обращение митрополита Ленинградского было встречено с восторгом и искренней радостью. Раздались возгласы: «Просим, просим!», «Аксиос, аксиос, аксиос!» (Журнал Московской Патриархии. 1943. № 1. С. 1718).

[6] «Радовалась Русская Православная Церковь, когда 26 лет назад на пустовавший со времени Петра Великого Патриарший престол был избран святитель Тихон. Засияла тогда наша Церковь полнотой своей жизни. Но ненадолго судил Господь святителю Тихону править Русскою Церковью: скоро взял его к Себе Господь. И снова не стало Патриарха, и снова осиротела Русская Церковь. Господь незримо хранит Свою Церковь: не стало на Патриаршей кафедре Патриарха, но преемственно стали управлять ею местоблюстители Патриаршего престола. И в сознании всех верующих русских людей Православная Русская Церковь по-прежнему осталась патриаршею. Не пошли русские православные люда за обновленцами, за григорианцами, за иосифлянами, автокефалистами и другими самочинными собраниями, которые возглавляли властолюбивые епископы и их приспешники; но пошли туда, где правил православной Церковью местоблюститель престола Патриарха Тихона – сначала митрополит Петр, а потом до последних дней – Блаженнейший митрополит Сергий. Тяжелый крест выпал на долю митрополита Сергия; скорбен был путь, которым пришлось идти ему, второму местоблюстителю: и епископы не все признавали его, и в народе враги Церкви старались возбудить против него злые слухи… Горько было Блаженнейшему Сергию переживать эти испытания, тяжело ему было слышать укоризны со стороны не понимавших характера его деятельности, обвинения в пассивности, якобы в бездействии. Но он глубоко верил, что Церковию правит Господь и Своими премудрыми судьбами ведет ее к славе, а верующих к спасению, и поэтому он твердо шел своею дорогою и за 17 лет привел ее к тому спокойному и прочному положению, в каком находится наша Русская Православная Церковь в настоящий момент». (Григорий (Чуков), архиеп. Слово сказанное в кафедральном соборе г. Москвы 12 сентября 1943 г. в день интронизации Св. Патриарха Сергия // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М., 1947. С. 275276).

[7] Первый номер «Журнала Московской Патриархии» в 1943 г. вышел 15 сентября (См.: Любартович В. А. У истока возрождения издательского дела Московской Патриархии // Журнал Московской Патриархии. 2003. № 9. С. 6–11).

[8] Далее неразборчиво.

[9] 18 сентября 1943 г. в Москву прибыли представители Англиканской Церкви в составе архиепископа Иоркского С. Ф. Гарбетта и двух капелланов Ф. Г. Хауса и Г. М. Уаддамса. Для встречи делегации в аэропорт выезжали представители Московской Патриархии: митрополит Киевский Николай, архиепископ Горьковский Сергий и управделами протоиерей Колчицкий. Целью приезда англикан стало желание познакомиться с положением Церкви в России и с ее деятельностью в дни Великой Отечественной войны. 20 сентября делегаты Англиканской Церкви сделали официальный визит к Святейшему Патриарху Сергию. Во время визита архиепископ Йоркский принес поздравление Патриарху с возведением его в звание Патриарха Московского и всея Руси. Также на встрече было зачитано письменное приветствие от архиепископа Кентерберийского (Пребывание делегации Англиканской Церкви в Москве // Журнал Московской Патриархии. 1943. № 2. С. 18–23).

[10] Вячеслав Александрович Травинский (1867–1950 гг.), митрофорный протоиерей, с 1934 по 1937 г. служил в Преображенской церкви Астрахани, осужден в 1937 г. по статье 58 п. 10 на 3 года лишения свободы; после освобождения жил в г. Энгельсе; в 1947 г. назначен штатным протоиереем Свято-Троицкого кафедрального собора Саратова; некоторое время был духовником Саратовской духовной семинарии (сообщил В. В. Теплов).

[11] Председатель районного исполнительного комитета.

[12] Председатель районного совета.

[13] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 37. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[14] Так начинается первая запись в 38-й тетради. Какого именно числа владыка писал этот текст, описывающий события полутора месяцев, неизвестно. Следующая запись датируется 10 декабря 1943 г.

[15] Сергий Васильевич Савинский (1877–1954 гг.), кандидат богословия Киевской духовной академии, с 1925 г. был в обновленчестве, преподавал в обновленческой Богословской академии в Москве; 1 декабря 1943 г. назначен проректором Богословского института и Богословско-пастырских курсов в Москве, с 1947 г – в священном сане, член учебного комитета при Священном Синоде.

[16] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 38. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[17] Что имел в виду Г. Г. Карпов под словом «ликвидироваться», что обеспокоило патриарха в некоторой степени разъяснено в статье: Мазырин А., свящ. Эволюция отношения митрополита (Патриарха) Сергия (Страгородского) к обновленческому расколу в 1920—1940-е годы // Вестник ПСТГУ. Сер. 2. 2019. № 90. С. 55–78.

[18] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 38. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория). Частично опубликовано: Александрова-Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков)… С. 104.

Форумы