"Архиепископ Григорий (Чуков) о положении духовенства к началу войны, открытии собора в Саратове и приеме в Кремле 4 сентября 1943 года" - Л. К. Александрова-Чукова

 

Постановление «О религиозных объединениях» и положение духовенства и верующих к концу 1930-х гг. 

8 апреля 1929 г. ВЦИК и СНК РСФСР принял постановление «О религиозных объединениях»[1], означавшее ужесточение вероисповедного курса Советского государства и вступившее в действие наряду с декретом 1918 г. Этим постановлением «деятельность духовенства ограничивалась только обычным богослужением, обычной проповедью, и общением с прихожанами на почве требоисправления»[2]. Любые объединения верующих – братства, кружки, общества и собрания – немедленно привлекали внимание ОГПУ и аналогичных местных органов. Настоятель Николо-Богоявленского собора в Ленинграде, член временного епархиального совета, магистр богословия протоиерей Н. К. Чуков[3]писал: «28 апреля / 10 мая [1929 г. ]. По поводу нового положения о религиозных объединениях митрополит предлагает создать комиссию из представителей ГПУ и Административного отдела, чтобы проштудировать положение и уяснить детали и некоторые неясности, после чего приступить к осуществлению этого “Положения” в жизни епархии»[4].

В 1930 г. протоиерей Н. К. Чуков и ряд священнослужителей и профессоров в Москве и Ленинграде подверглись аресту по Академическому делу[5]. Это был удар по гуманитарному отделению Академии наук, а в процессе непосредственного «осуществления» ОГПУ постановления «О религиозных объединениях», первый удар пришелся по монашеству, которое после закрытия монастырей, еще с 1918 г., создавало так называемые религиозные организации в виде «коммун» и домашних монастырей.

18 февраля 1932 г. в Ленинграде были арестованы: 40 монахов из Александро-Невской лавры, 12 — из Старо-Афонского подворья, 25 —из Сергиевой пустыни, 5 — из Киевского , 16 — из Леушинского подворий, 10 валаамских монахов, 90 монахинь из Новодевичьего монастыря , а также 12 монахов Федоровского собора и 8 — из «Киновии», отделения Александро-Невской лавры за Большой Охтой. Всего 318 человек[6]. Одновременно с истреблением монашества в Ленинграде началось и массовое закрытие церквей: «19 февраля / 3 марта [1932 г.] . В ночь с 17/4 на 18/5 II по всему городу и пригородам произведен арест монашествующих — мужчин и женщин, очевидно, для очистки города от лишних и даже вредных (монашки) элементов. По этому поводу много всяких разговоров… 20/7 марта. Так как идет закрытие большого числа церквей, то митрополит[7] предложил в Еп[архиальном] совете устраивать оставшиеся причты в остающихся церквах тех же или ближайших благочиний на равных правах и обязанностях с [о] штатными. Со мной говорил о приеме к нам о. Влад[имир] Рыбаков[8] из Цусимской церкви. 13/29 II составил зарегистрирование о. Рыбакова и в тот же день пред чином прощения я беседовал с причтом, сообщив желание и распоряжение митрополита. После некоторой “туги” все согласились на увеличение долей кружки, оставив всех священников (по 6 долей), в том числе и о. Рыбакова… У меня исповедников было больше полуторехсот, а всех вообще в пятницу было до 1500. Вообще, количественно приход увеличен. Это объясняется отчасти и закрытием многих храмов. По поводу этого закрытия митрополит хотел послать меня в Москву с его докладом, но раздумал, боясь навлечь на меня неприятности со стороны ГПУ. Поехал еп[ископ] Амвросий[9]… 20/7 октября. В настоящее время православных церквей в Ленинграде осталось 42 или 43; за два-три года закрыто около 20»[10] — писал о. Николай в дневнике.

Следующий удар по духовенству был нанесен в ходе паспортизации в начале 1933 г. Протоиерей Николай писал 23 марта 1933 г.: «Сейчас из Еп[архиального] совета. Многим из духовенства не выдают паспортов, предлагая выехать. По-видимому, есть тенденция сокращать состав причтов или не выдавать тем, церкви которых предназначены к закрытию. Еп[ископ] Амвросий предупреждал, что некоторые из духовенства (о. В. Дьяконов) взяты из-за того, что получили денежную (в храмах или адресом на Торгсин) помощь, организованную шведскими пасторами в Стокгольме для нуждающегося духовенства. Он же сообщил, со слов архим[андрита] Иоасафа Журманова[11], сидевшего два месяца на Шпалерной[12], что Бор[ис] Фед[орович] Филоненко[13], с которым он сидел, рассказывал об организованных им собраниях и кружках молодежи и разных других лиц с апологетическими целями и, зная, что участники этих курсов арестованы, высказывал опасение, не повредил ли он еп[ископу] Амвросию, к которому обращался за книгами, а также о. В. Яблонскому[14] (а может быть, и о. Арк[адию] Лукину[15]?). 27 апреля. О. В. Акимов[16], прожив 15 лет в советском режиме, все eщe думает, что он при правовом (и даже господствующем) положении Церкви в государстве, говорит о каком-то переобсуждении советского судебного приговора над священником (П. Ефимовым), о посылке делегата на судебный процесс и т. п. Удивляться надо... О. Кедринский сообщил, что в Малой Вишере собралась масса “беспаспортных”, которых отсюда выселили, а в других местах отказали в прописке. “Положение оказалось безвыходное”»[17].

Как с 1922 г. это делали обновленцы, с 1928 г. храмы у «сергиан» начали отбирать «иосифляне»: «Словом, начинается та же история, которая была в 1922 году, только тогда действовали “левые”, а теперь “правые”», писал о. Николай[18]. В Александро-Невской лавре в подчинении правящего архиерея митрополита Серафима оставался только Свято-Троицкий собор и Никольский кладбищенский храм. Тихвинский, Благовещенский, Николо-Феодоровский и Исидоровский храмы были заняты «иосифлянами», а надвратная Скорбященская церковь оставалась за обновленцами[19]. Свято-Троицкий собор был закрыт в 1933 г., а последний из храмов в Свято-Духовском корпусе лавры – в 1936 г.[20]

Наблюдались и такие картины: «27 октября / 9 ноября [1933 г.]. В Еп[архиальном] совете произошел инцидент между еп[ископом] Николаем[21] и еп[ископом] Амвросием. Какой-то священник Лужского викариатства, перешедший в иосифлянство и высланный, возвратился и обратился к митрополиту с раскаянием и просьбой дать место. Еп[ископ] Николай, представляя его прошение (протежируя), написал и свой отзыв, где говорил, что этот батюшка никогда не был активным иосифлянином, перешел только “силою обстоятельств” и теперь можно было бы ему дать место. Еп[ископ] Амвросий внес коррективы: батюшка, увлекши приход в иосифлянство, лишил Лужское викариатство одного из лучших приходов; с его арестом обновленцы захватили этот приход; да и сам по себе он не был уж таким “неактивным”, насколько ему известно из донесений благочинного. Тогда еп[ископ] Николай внес предложение отложить обсуждение вопроса до следующего заседания, а пока просить П р[еосвященного] Амвросия представить подробные данные (донесения благочинного) по этому делу. Еп[ископ] Амвросий взъелся на такое “предложение”, указывая на “нелепость” требовать подтверждения слов епископа донесением его же благочинного. Уж я вмешался и, чтобы разжижить накалившуюся атмосферу, перевел вопрос на необходимость “принятия” его из раскола пока, а затем уже сообразить и об епитимии, и месте. После заседания всем составом были у м[итрополита] Алексия[22], поздравляли его с днем рождения и закусывали», писал о. Николай[23].

В декабре 1933 г. по Ленинграду прокатилась следующая волна арестов: «22/9 декабря. Сегодня служил раннюю литургию. Было до 50 чел[овек] причастников. Днем узнал, что ночью арестован о. Рыбаков. Когда я сейчас по телефону сообщил об этом митрополиту, он мне сказал, что произведено “много” арестов среди духовенства: на Киевском подворье, протод[иакон] Анфимов, протод[иакон] Одар и еще кто-то. Интересно, что за причина?.. 25/12 декабря… Вчера довольно устал, так как был мой очередной день. Народу много. Проповедовал. Арестов много: чуть не из каждой церкви кто-нибудь взят. У нас нет еще о. Целикова[24]. Пока о нем ничего не известно. Распределил будничные службы между тремя... Говорят, в Борисоглебской церкви взяты все, кроме двух священников; в Знаменской – о. о. Гидаспов и Лебедев; в Кн[язь]-Владимирском 2 священника и староста, в Киевском подворье 2 или 3 священника и председатель, в Андреевском соборе диакон. Взят иподиакон еп[ископа] Сергия Зинкевича Серафим; два молодых чтеца, прислуживавших в алтаре; монахиня, служившая в Борисоглеб[ской] церкви. Взяты и светские: сестра Платонова Анастасия, Лебедев из б[ывшей] Цусимской ц[еркв]и. Непонятна причина ареста столь разнообразных элементов. Некоторые высказывают догадку, что это протест против лейпцигской эпопеи с Тодоровым, Димитровым и др.»[25].

Как оказалось, это были аресты по так называемому делу евлогиецев[26]. ОГПУ разработала сюжет, согласно которому часть духовенства и мирян якобы вступила на путь антисоветской борьбы, ориентируясь на митрополита Евлогия, белую эмиграцию и Англиканскую Церковь с целью свержения советской власти и установления конституционной монархии, подобной английской. Всего по делу «евлогиевцев» проходили 175 человек, из них 157 были арестованы. Среди пяти главных руководителей «антисоветской организации» значился протоиерей Владимир Рыбаков[27]. Позже о. Николай узнал, что по этому делу из Ленинграда на Колыму были отправлены три вагона духовенства (см. публикацию, 8 декабря 1942 г.).

С 1918 г. аресты и высылки не воспринимались уже как нечто неординарное, и вся страна, а духовенство в первую очередь, при «новом социалистическом строе» к ним привыкли.

До 1935 г. некоторых репрессированных еще иногда освобождали: «26/13 февраля [1934 г.]. В лавре встретил Л. Д. Аксенова[28], только что вернувшегося из Москвы. Говорит, что сессия Синода (пленум) прошел интересно, хотел мне порассказать… сообщал, что возвратившиеся из ссылки епископы очень тонко организуют оппозицию м[итрополиту] Сергию, настраивая определенную часть паствы против примирительной политики м[итрополита] Сергия. В связи с этим очень бодрящее и утешающее Сергия отношение к нему проявил японский м[итрополит] Сергий Тихомиров[29], приславший ему два письма, в которых вполне одобряет его политику… 16 февраля / 1 марта. Днем был в заседании Еп[архиального] совета. Многие из духовенства и близких к нему кругов освобождаются, но большинство (моложе 60 л[ет]) с выездом на вольную высылку. Таковы М. Вертоградский, А. Корзин, Н. Пищиевский, сестры Пр[еосвященного] Зинкевича, дочь м[итрополита] Серафима. Кремлевский освобожден совсем»[30].

Однако затем «непоминающие» часто снова оказывались за решеткой, так как противление «линии митрополита Сергия» без всякого участия в этом самого митрополита, властями рассматривалось как противление советской власти. Впрочем, там же постепенно очутились и «поминающие»: в Ленинграде из архиереев, верных митрополиту Сергию, после 1937 г. в живых остался только епископ Николай (Ярушевич).

 

Протоиерей Н. К. Чуков в Саратовской ссылке

 

Следующая массовая административная высылка духовенства из Ленинграда, в которую попал протоиерей Н. К. Чуков, была произведена властями после убийства 1 декабря 1934 г. С. М. Кирова.

10 марта 1935 г. его арестовали в пятый раз с 1918 г. Из протокола допроса о. Николая от 11 марта 1935 г. следовало, что обвиняемый «вращается исключительно в среде “бывших” людей, реакционно настроенных. Активно участвует в к[онтр]р[еволюционной] группировке Овсянковой Елизаветы Владимировны[31], бывшей помещицы, на квартире которой систематически собираются: Чуков Николай Кириллович, Ларин Сергей Иванович[32] – поп, Рудакова Евгения Дмитриевна[33] учительница школы [и др.]. Указанная группа высказывается против мероприятий сов[етской] власти и партии по вопросам религии, о безосновательности и невинности в процессе по делу убийства т. Кирова, а потому, учитывая наличие к[онтр]р[еволюционной] группировки, проводящей церковно-к[онтр]р[еволюционную] работу со стороны указанных лиц из религиозного актива, полагал бы: следственное дело на Чукова Николая Кирилловича передать СПО УНКВД для более глубокой проработки»[34]. На вопрос следователя, «знаете ли Вы Сергея Ларина», 11 марта 1935 г. протоиерей Н. К. Чуков ответил: «Знаю с 1924 г. Он прислуживал в алтаре Никольского собора. Однажды он в алтаре появился в монашеской рясе и заявил: он получил рясофор. Я знаю, что он не монах, и запретил ему являться в рясе. После этого он ушел в Казанский собор к обновленцам и был там сначала диаконом, а затем священником в 1926 г. До 1931 г. я сведений не имел. В 1931 г. с выходом из-под ареста я неожиданно узнал, что он бывает по пятницам у Овсяниковой Елизаветы Владимировны на квартире. Со слов моей жены, которая там бывала, Ларин вел разговоры на евангельские темы». Вопрос: «Скажите, Чуков, Вы встречались на квартире Овсяниковой Е. В. со священником Лариным Сергеем и когда?». Ответ: «В 1931 или 1932 г. весной или осенью я неожиданно встретился на квартире Овсяниковой Е. В. с Лариным Сергеем Ивановичем, но разговоров политического, религиозного порядка я не вел. Когда я узнал от Овсяниковой Е. В., что у нее на квартире устраиваются собрания вообще, да еще и Лариным в особенности, просил Овсяникову прекратить это. Исправленному 1931 или 1932 года верить. Больше показать ничего не имею. Показания записаны с моих слов правильно и мне зачитаны. Н. Чуков»[35].

Протоиерей Николай подал митрополиту Алексию заявление о выходе за штат, как это должны были делать все высылаемые, и в апреле 1935 г. вместе с женой отправился в ссылку в Саратов на пять лет (см. публикацию, 17 октября 1942 г.). Туда же из Ленинграда были высланы епископ Амвросий, отцы М. Е. Лебедев, А. В. Преображенский, В. Я. Соколин. Как видим, репрессиям стали подвергаться и обновленческие духовенство и архиереи. В 1936 г. был арестован «митрополит» Иваново-Вознесенский Александр Боярский[36]. Член правления Общества приходов, в 1920 г. он был принят преподавателем в Богословский институт в Петрограде. После ухода в 1922 г. в раскол, в 1925 г. он и еще два обновленца подали в Совет епископов заявление о воссоединении с патриаршей Церковью. Но, к сожалению, из этого ничего не получилось[37]. Не получилось это у него и в 1934 г.[38] По словам С. Л. Фирсова, «история горько посмеялась над ним: обновленчество не стало “реформационным”, очистительным течением в русском православии (скорее, даже наоборот), а коммунистическая прививка оказалась не столько полезна, сколько вредна русскому социальному организму, пережившему коммунизм ценой страшных народных жертв и лишений»[39].

И трудно не согласиться с Т. А. Чумаченко, что «к концу 30-х гг. отношения между советским государством и РПЦ достигли той критической точки, за пределами которой само понятие “отношения” лишалось содержанияправославная Церковь в СССР как социальный институт стояла на пороге полного уничтожения»[40].

В Саратове протоиерей Николай безуспешно пытался найти работу, ходил по разным учреждениям, но, как он писал, «с тем билетом, который был выдан мне из НКВД, меня везде встречал отказ, хотя самого по себе встречали и предупредительно. Удалось устроиться в Университетской библиотеке в отдел обработки книг, а жена кое-как устроилась пианисткой в кино при Доме крестьянина на небольшой оклад»[41]. Невозможность устроиться на работу, отчасти явилась мотивом для Валентины Дмитриевны[42] начать хлопоты о разрешении выехать из Саратова обратно в Ленинград, к детям.

В мае 1936 г., когда к о. Николаю явилась делегация от «двадцатки» Духо-Сошественской церкви с просьбою возглавить причт храма, он согласился при условии допущения горсоветом и утверждения митрополитом Сергием, поскольку епископа в Саратове не было. Архиепископ Афанасий (Малинин) еще 2 мая 1935 г. был арестован и выслан, а приехавший после его ареста архиепископ Серафим (Силичев) пробыл в Саратове всего три недели и тоже был «взят». Горсовет разрешил, и митрополит Сергий 22 мая 1936 г. прислал телеграмму: «Указ высылается, начинайте служить», а вскоре был получен и указ о назначении о. Николая штатным священником в должности настоятеля в Духо-Сошественской церкви Саратова: «Так снова я волею Божией был привлечен к служению в Церкви»,писал он в дневнике[43].

Служение о. Николая в храме Сошествия Св. Духа продолжалось 10 месяцев и надорвало его силы ездить в храм ему приходилось на трех трамваях, утром и вечером; треб было много и в храме, и на дому. 17 октября 1936 г. в Саратов был назначен епископ Вениамин (Иванов), которого 10 февраля 1937 г. также арестовали. Ссыльные должны были регулярно отмечаться в НКВД, а встречались они в единственной в городе церкви Сошествия Св. Духа и в домашней обстановке. Характерны названия улиц в Саратове, где поселилось духовенство: епископ Амвросий, к примеру, жил по адресу: 2-я Выселочная, 5, а о. М. Е. Лебедев в 3-м Сибирском тупике, 44. В 1937 г. церковная атмосфера в очередной раз стала сгущаться, и ссыльные подверглись новым репрессиям. Протоиерей Н. К. Чуков подал в «двадцатку» заявление о выходе за штат по состоянию здоровья, с марта 1937 г. уже не служил в храме, перейдя на официальное положение иждивенца детей, приславших ему из Ленинграда соответствующий нотариально заверенный документ. В 1937 г. на ссыльных начались новые репрессии; протоиерей Н. К. Чуков, как он писал в дневнике, уцелел чудом. В мае 1937 г. храм Сошествия Св. Духа был занят обновленцами и просуществовал до лета 1939 г., когда его окончательно закрыли[44].

Из духовенства в Саратове оставались о. Николай, архиепископ Досифей[45], совсем глухой старец, и протоиерей Протасов, у которого о. Николай исповедовался, также преклонных лет, никуда не выходивший из дома. Были еще некоторые священники, которых о. Николай не знал и которые служили где-то в советских учреждениях[46].

 

«Послание ко всей Церкви» архиепископа Серафима (Самойловича) и постановление «О религиозных объединениях»

 

Как известно, после учреждения Временного Патриаршего Святейшего Синода и выхода «Декларации», которая призывала к лояльности советской власти, ряд архиереев и духовенства встали в оппозицию к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию. Первыми[47] из находящихся в отечестве, отделившимися от митрополита Сергия были сторонники митрополита Иосифа (Петровых), называвшие себя «чистоправославными»[48].

Так, в 1927 г. в епархии произошел второй после обновленческого 1922 г. раскол[49], который митрополит Иосиф распространил и на некоторые другие епархии. 6 февраля 1928 г. он в числе пяти архиереев подписал «Обращение группы ярославских архиереев к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Нижегородскому Сергию об административном отмежевании от него и его Патриаршего Священного Синода»[50].

Выступления ревнителей против митрополита Сергия, с 1927 г. осуществлявшего высшее церковное централизованное управление, ОГПУ рассматривало как деятельность против советской власти. Но, согласно декрета 1918 г., направленного на удушение Церкви и религии, наивно думать, что ОГПУ нужен был целостный церковный организм с главой митрополитом Сергием. Парадокс состоит в том, что поскольку еще в 1921–1922 гг. было принято решение об уничтожении Церкви по частям (т. е. в случае, если она будет децентрализована), то ОГПУ следовало поддерживать не митрополита Сергия, а всех откалывающихся от него. Впрочем, «вершитель судеб» Церкви и духовенства, начальник VI управления ГПУ–ОГПУ Е. А. Тучков (1892–1957 гг.), похоже, так и делал. Оказывается, он внимательно следил за деятельностью ярославской оппозиции, и есть указания, что, зная заранее о готовящемся «Обращении группы ярославских архиереев к митрополиту Нижегородскому Сергию», он этому не препятствовал[51], а также что митрополит Ярославский Агафангел с ним при этом советовался[52].

Отдельно и тем же числом, 6 февраля 1928 г., по поводу июльской Декларации к митрополиту Сергию личным письмом обратился викарий Ярославской епархии архиепископ Угличский Серафим (Самойлович), – с «увещеваниями» и просьбой, «если невозможно Вам издать новую декларацию, то ради блага и мира церковного передайте права Заместителя… старейшему иерарху Российской Церкви Высокопреосвященному Агафангелу, митрополиту Ярославскому»[53].

Здесь архиепископ признается в том, что как сто дней «побывавший во власти», когда в конце 1926 январе 1927 г. исполнял должность Заместителя Местоблюстителя, поскольку митрополит Сергий в четвертый раз оказался в тюрьме[54], он знал, что издать «новую декларацию», т. е. попробовать согласовать с Е. А. Тучковым другие формулировки, не представлялось возможным.

17 февраля 1928 г. архиепископ Серафим был арестован и выслан в Буйничский Свято-Духов монастырь Могилевской губернии, а 11 апреля 1928 г. уволен от управления Угличским викариатством с временным запрещением в священнослужении в Ярославской и Московской епархиях. Два других викария, подписавшие акт отмежевания, также подверглись прещениям.

10-м февраля 1928 г. датируется письмо митрополита Сергия митрополиту Ярославскому Агафангелу: «Прошу Вас: останьтесь с нами и не берите на свою ответственность столь тяжкого дела, как разрыв общения без достаточных к тому оснований»[55]. Вскоре в Ярославль была направлена делегация[56], после беседы с которой митрополит Агафангел примирился с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя, однако документы следственных дел свидетельствуют, что «примирение архиепископа Серафима если и состоялось, то лишь на очень краткое время. Для него наступил тяжелейший период сомнений и раздумий»[57].

А далее, 20 января 1929 г., архиепископ выпустил уже целое «Послание ко всей Церкви», которое было распространено среди ревнителей и в том же году опубликовано в Белграде. Впервые в России документ с сопроводительной статьей об истории его появления опубликовала О. Е. Косик[58]. В послании архиепископ Серафим отказывался признавать власть митрополита Сергия и призывал следовать своему посланию 1926 г. о решении церковных дел на местах автономно, обращаясь в крайней нужде к митрополиту Иосифу. Он утверждал незаконность и неканоничность наложенных митрополитом Сергием прещений и обличал его в грехе увлечения «малодушных и немощных братий наших в новообновленчество»[59].

Факты говорят о том, что внимание на Послание и его авторов ОГПУ обратило, так как в февралемарте 1929 г. были арестованы архиепископ Серафим (приговорен к пяти годам лагеря) и распространявшие Послание епископ Воронежский Алексий (Буй) и М. А. Новоселов. В то же время, как далее пишет историк, близкие архиепископу Серафиму церковные деятели – Казанский митрополит Кирилл, архимандрит Неофит (Осипов), с которыми архиепископ ранее всегда советовался, не поддержали Послание молодого архиепископа и сочли, что оно принесло больше вреда, чем пользы, усугубив разделение. На допросе митрополит Иосиф говорил, что знает, «что Серафим, под впечатлением Новоселова[60], подготавливал какой-то протест против Декларации митрополита Сергия», но какой точно – ему неизвестно, а сам архиепископ Серафим, «написав воззвание, долго колебался, стоит ли его выпускать»[61].

По словам О. В. Косик, «Послание не имело большого влияния, если не считать некоторых попыток представителей Русской Зарубежной Церкви опереться на него». В 1930 г. редакция «Церковных ведомостей» в Белграде сообщала: «В настоящее время подавляющее большинство епархий окончательно отделилось от м[итрополита] Сергия и руководствуется в своей церковной жизни известным посланием Высокопреосвященнейшего Серафи-ма, епископа Угличского»[62], что не соответствовало действительности.

В дневнике протоиерея Н. К. Чукова нет указаний на то, что в 1929–1930 гг. в Ленинграде распространялось какое-то послание, нет их и в донесениях в центральный аппарат ОГПУ сотрудников из Ленинграда[63], впрочем, донесения 1929 г. в этой подборке отсутствуют.

«Отдаленный результат послания» О. В. Косик видит в том, что в 1934 г., находясь в ссылке в Архангельске, архиепископ Серафим провел совещание нескольких ссыльных епископов, от имени которых было составлено и разослано воззвание, где он «запрещал в священнослужении митрополита Сергия»[64].

О. В. Косик и о. Александр Мазырин, уделившие внимание Ярославскому расколу, в своих статьях вступили в полемику с митрополитом Виленским и Литовским Елевферием[65], побывавшим в Советской России в ноябре–декабре 1928 г. Владыка увидел это Послание в Белградской газете и в приложении к изданной позже книге сделал подробный разбор деятельности этой оппозиции и Послания, которым был неприятно поражен, подумав, что оно «подложное»[66]. В 1929 г. он писал, что «не столько в России, сколько здесь, за границей, много говорят об отделении от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя м[итрополита] Сергия группы ярославских иерархов… думая, что это не раскол, а выявление подлинно православной свободной Русской Православной Церкви. Это заблуждение не изжито и доселе; в цели выяснения истины оно и прилагается к “Неделе в Патриархии”… Там, несмотря на видную в иерархическом мире личность м[итрополита] Агафангела, отделение это не произвело широкого движения»[67].

О. В. Косик только упоминает данный разбор митрополита Елевферия как «тенденциозный анализ» происходивших событий и пишет, что вследствие «слабой осведомленности автора этот документ выглядит неубедительно»[68]. Отец Александр Мазырин задачей своего исследования Ярославского раскола поставил вопрос о том, «как готовилось это выступление, [и] кто какую роль сыграл при этом»[69]. При этом он оппонирует «официальной версии», изложенной митрополитом Елевферием (со слов митрополита Сергия), о том, что в расколе «не столько виновен сам митрополит Агафангел, сколько митрополит Иосиф и викарные», и что причины отделения «практически все сводилось к личным обидам»[70].

В отличие от жившего за рубежом митрополита, протоиерея Н. К. Чукова, находившегося в Ленинграде в «гуще событий», едва ли можно назвать «слабо осведомленным». О том, что митрополит Елевферий был во многом прав и в своем описании событий, и относительно пагубной роли митрополита Иосифа как организатора Ярославского раск ола, свидетельствуют его записи: «9 февраля [1928 г.] м[итрополит] Иосиф действительно возглавляет раскол, хотя и дов[ольно] неопределенно говорил прибывшим из Синода двум архиепископам Анатолию и Сильвестру. Он посылал викарного Ростовского а[рхиепископа] Евгения к м[итрополиту] Агафангелу с грамотой, прося его возглавить движение и взять в свои руки управление церковное как старейшему кандидату на Местоблюстительство. Тот ответил, что посоветуется с Тучковым... Тогда а[рхиепископ] Евгений ездил к находящемуся на покое м[итрополиту] Серафиму Чичагову с той же просьбой, но и там получил афронт, да еще письменный и размноженный... Ездил затем на Украину, но и там неудача. Словом, ни один из старых епископов не пожелал примкнуть к ним»[71].

В выводах своего исследования о. Александр Мазырин пишет: «Выступление ярославских архиереев во главе со святителем Агафангелом, в силу того места, которое они занимали в ряду российской иерархии, было чрезвычайно важным. Для митрополита Сергия сложилась критическая ситуация: оппозиция ему приобрела небывалую силу и грозила усилиться еще более»[72]. «Послание ко всей Церкви» очевидно, должно было эту «критическую ситуацию» усугубить и сильно ослабить Церковь изнутри.

Когда от митрополита Сергия отделилась группа иосифлян, протоиерей Николай с сожалением записал: «1 января [1928 г.]… своими выступлениями против м[итрополита] Сергия и его платформы они выявляют тех, кто, очевидно, по политическим соображениям не согласен с м[итрополитом] Сергием. Поэтому-то Шляпин[73] и говорил о необходимости месячного срока, чтобы дать возможность выявить все элементы, противные м[итрополиту] Сергию, а следовательно, и власти. Да и сами садятся в «калошу» и уготовляют себе место в Соловках»[74].

О том же пишет и историк: «Принудив митрополита Сергия к ведению просоветской политики, власти внимательно следили за реакцией на его действия со стороны церковных кругов»[75], и «в планы ОГПУ по уничтожению Русской Церкви по частям выступление ярославцев вполне вписывалось. Власти специально провоцировали появление внутри церковной оппозиции, с тем чтобы, дав ей выступить, развернуть против нее репрессии. Это может быть очень хорошо проиллюстрировано на примере внутренних документов ОГПУ, в которых речь шла о возникновении ленинградской оппозиции митрополиту Сергию»[76].

В обнаруженной недавно записке современника о Ленинградском церковном расколе автор пишет: «Что говорят в этом случае св. великие отцы Церкви – это св. Иоанн Златоустый, Киприан священномученик Карфагенский и др.? А говорят они вот что: и кровь мученическая не смывает греха вершителей церковной смуты»[77].

Соглашаясь с О. В. Косик в том, что Послание ко всей Церкви «являлось беспрецедентным деянием… по существу представляло собой отзыв власти у фактически исполняющего должность Заместителя Патриаршего Местоблюстителя»[78], позволю себе не согласиться с выводом о том, что «серьезных последствий этот акт не имел. Реакция на него неизвестна. Воззвание обсуждалось и в 1935 году на собрании епископов с участием архиепископа Феодора (Поздеевского)»[79].

Если рассматривать только реакцию единомышленников и в целом духовенства, то становится известно, что особых последствий выпуск этого Послания не вызвал. С другой стороны, очевидно, что имело значение и то, как обращенное «ко всей Церкви» послание «обсуждалось» ОГПУ. И если реакция ОГПУ на откол ярославцев в 1928 г.[80] известна, то подобных материалов по 1929 г. обнаружить пока не удалось. Как справедливо считает историк, «советские законы о религиозных организациях принимались не для того, чтобы оградить внутрицерковную свободу, а для того, чтобы способствовать дроблению и ослаблению Церкви»[81].

Постановление от 8 апреля ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» к запланированному на май 1929 г. XIV Всероссийскому съезду Советов[82] готовила Антирелигиозная комиссия при ЦК РКП(б)[83](АРК), бессменным ответственным секретарем которой был все тот же Тучков[84]. День 8 апреля 1929 г. стал рубежным в советских государственно-церковных отношениях, а принятое постановление свидетельствовало, что в РСФСР в высшем партийно-советском аппарате сильнее оказалась та его часть (И. В. Сталин, В. М. Молотов, Н. И. Бухарин и др.), которая выступала за ужесточение вероисповедного курса государства и отказ от «послаблений» периода нэпа[85].

После выхода постановления «О религиозных объединениях» последовали репрессии против монахов, подозреваемых в членстве в организациях РСХД, «евлогиевцев», «фашистов», «шпионов» и прочих «организаций» граждан, «собиравшихся на квартирах». И, возможно, много «мест на Соловках» и Колыме приготовили именно авторы и распространители «Послания», причем не только себе. Поэтому странно и нелепо звучат такие выводы о деятельности Ярославской оппозиции (родственной и аналогичной иосифлянской): «Они пытались вернуть митрополита Сергия на путь исповеднической борьбы за внутреннюю свободу Церкви, однако в условиях того времени эта задача оказалась невыполнимой»[86]. Остается спросить у историков «правой оппозиции», зачем их герои все это делали при наличии «безбожных "внешних"», оказывая им, подобно обновленцам, «посильную помощь» в раздроблении и уничтожении Церкви.

По этому поводу о. Н. К. Чуков оставил мнение митрополита Серафима Чичагова: «[1928 г.] 28 февраля / 12 марта. Вчера служил с Вл[адыкой] митрополитом Серафимом в Преображ[енском] соборе… Митрополит сообщил, что он послал письмо еп[ископу] Димитрию[87] с просьбой пожаловать к нему – побеседовать по поводу отхода его. Димитрий возвратил письмо нераспечатанным, с припиской, что он “такого Ленинградского митрополита не знает”. Грубая бурсацкая выходка... Сегодня и завтра митрополит просит к себе отколовшихся священников. Придут ли? Вчера после литургии митрополит беседовал с паствой. Собор был полон; священников – до 50 человек. Содержание речи м[итрополи]та сводилось к тому, что послушание и терпение – основа жизни и поведения монаха. Он назначался и переводился много раз церк[овной] властью и часто против желания, но не протестовал, видя всегда в свершающемся волю Б[ожью]. А теперь... недовольство, уход из Церкви – из-за чего? Тому не хватает белого клобука, тому хорошей епархии... “Благодати им не хватает, вот чего”, – закончил с сердцем м[итрополи]т»[88].

Издание «Послания» в Белграде, возможно, дополнительно навело власти еще и на мысль о фальсификации интервью митрополита Сергия об «отсутствии гонений» на Церковь в СССР[89]. В итоге произошли запрещение митрополита Евлогия и его отход в юрисдикцию Константинополя. Когда историки перечисляют то, в чем обвиняла митрополита Сергия оппозиция, звучит и его указ о лояльности в смысле поминовений за богослужением от 8(21) октября 1927 г.[90] Но этот указ в настоящее время обнаружить нелегко. Так, А. Г. Кравецкий пишет, что его полный текст неизвестен[91]. Дневник митрополита Григория (протоиерея Н. К. Чукова) при всей его историографической ценности также текста указа не сохранил, но говорит о том, как трудно в сергианских храмах шло поминовение коммунистических властей[92].

Только в 1937 г. были расстреляны более 50 епископов. К началу Второй мировой войны на кафедрах уцелели (т. е. остались в живых и сохранили регистрацию) только два митрополита — Московский и Коломенский Сергий (Страгородский), являвшийся Местоблюстителем Патриаршего престола, и Ленинградский Алексий (Симанский). Каждый из них имел по одному викарию. Местоблюститель сохранил также канцелярский аппарат, пишущую машинку и именную печать, а у митрополита Ленинградского на рубеже 1930–1940-х гг. ничего этого не имелось, и все делопроизводство велось им около шести лет от руки[93].

В действительности, властями был подготовлен и другой вариант развития новейшей истории Русской Церкви – арест и ликвидация митрополита Сергия. В июле 1937 г. в г. Горьком Управление КГБ сфабриковало (очевидно, на всякий случай) на него расстрельное дело, выбивая из митрополита Феофана (Тулякова), убитого 4 октября того же года, фантастические показания об участии Заместителя Местоблюстителя в «шпионской работе… в пользу Англии»[94]. Еще в 1926–1927 гг. в тюрьме при ОГПУ на Лубянке митрополиту Сергию угрожали применением высшей меры наказания в отношении его сестры Александры Николаевны (1866–1937 гг.)[95]. В итоге А. Н. Архангельская (Страгородская) была расстреляна 4 ноября в г. Горьком.

В жизнь постановление от 8 апреля проводила сменившая АРК Комиссия по вопросам культов при Президиуме ЦИК СССР. Постановлением Верховного совета СССР она также была упразднена 16 апреля 1938 г. по причине почти полного исчезновения в СССР религиозных общин, имеющих официальную регистрацию. Официально сохранив нормы религиозного законодательства 1929 г., высшее партийное и советское руководство на деле лишило верующих законных возможностей реализовывать свои религиозные нужды: к началу 1939 г. в СССР при более 53 млн верующих (согласно переписи 1937 г.) имелось лишь около 500 православных храмов. Конфессиональные вопросы перешли полностью в компетенцию органов госбезопасности, сохранивших подразделения по работе с религиозными объединениями[96].

Религиозная жизнь в стране ушла большей частью в нелегальную сферу. И если, что маловероятно, «Послание» архиепископа Серафима «не впечатлило» Тучкова и его коллег при подготовке постановления 1929 г., то оно, как и прочая деятельность «непоминающих», несомненно, имело «отдаленный» и весьма печальный результат, как минимум, в виде развития в народе невежества и сектантства (см.: публикация, 29 мая 1943 г.).

В июне 1941 г. процессу полного уничтожения Русской Церкви и ее духовенства помешала Великая Отечественная война.

 

Призыв митрополита Сергия к защите Родины, а заштатных протоиереев на служение

 

Как известно, первыми на защиту Родины встал гарнизон Брестской крепости, и митрополит Сергий (Страгородский), который, «как некогда Святейший Патриарх Ермоген, сразу же обратился к верующим с призывом объединить все силы на борьбу с напавшим на нас врагом и затем все время своими проповедями и посланиями побуждал, воодушевлял и благословлял на это свою паству»[97]. «Препояшьте, как муж, чресла, и выходите на делание!», – писал митрополит протоиерею Н. К. Чукову в начале января 1942 г. из Ульяновска, куда была эвакуирована Патриархия, благословляя его на епископское служение. Протоиерей ответил Владыке, что тронут вниманием, об архиерействе никогда не думал, против монашества ничего не имеет, но «сан архиерейский страшит и по великой ответственности, и потому, что активная церковная работа не привела бы к высылке еще дальше, а туда, уже испытав все это, не хотелось бы снова отправляться»[98].

29 марта 1942 г. о. Николай писал митрополиту о смерти и погребении архиепископа Досифея (Протопопова)[99] и 2 апреля перевел митрополиту 100 руб. от верующих Саратова на его отпевание. 4 мая он сообщил о смерти детей в Ленинграде и неизвестной судьбе старшего сына и 26 июня направил приветствие с Днем ангела. На все письма протоиерей получал ответы, в которых митрополит Сергий морально поддерживал его в скорбях и извещал о скором прибытии в Саратов архиепископа Андрея (Комарова)[100].

Протоиерей Николай еще долго не знал, что Преосвященные Фаддей (Успенский) и Макарий (Звездов), переписка с которыми прервалась в 1938 г., приняли мученическую смерть, а от своего ученика по Олонецкой духовной семинарии архиепископа Сергия (Гришина) в марте 1942 г. он неожиданно получил письмо о том, что тот архиерействует в Горьком.

Потеря троих взрослых детей в блокадном Ленинграде побудила его согласиться на предложение митрополита и, получив 14 сентября 1942 г. новую телеграмму-молнию («По делам службы прошу немедленно прибыть в Патриархию – Ульяновск. Митрополит Сергий»), он направил митрополиту письмо о том, что отдает себя «в его полное распоряжение»[101]. Однако он задержался с отъездом в Ульяновск, так как ожидал приезда архиепископа Андрея для организации открытия в Саратове «старого» собора[102] (см. публикацию, 18 сентября 1942 г.).

7 октября 1942 г. протоиерей Николай писал: «Итак, совершился большой перелом в моей жизни – еду на пароходе “Микоян” из Саратова в Ульяновск по вызову митрополита Сергия Страгородского для посвящения во епископа. Никогда не думал об архиерействе для себя, и вот Господь приводит к этому!»[103] 15 октября 1942 г. в Ульяновске после возведения в сан архиепископа Владыка писал: «Вчера за ужином в разговоре Владыка-митрополит между прочим сказал, что за время его управления Русской Церковью (с 1926 года) я являюсь 54-м епископом, им назначенным и рукоположенным»[104].

Результатом многолетней политики истребления советскими властями духовенства и епископата явилось то, что в пределах СССР тогда находились только три митрополита в числе 15 архиереев, порядок которых 16 октября 1942 г. архиепископ записал в дневнике: Сергий (Страгородский), митрополит Московский и Коломенский; Алексий (Симанский), митрополит Ленинградский; Николай (Ярушевич), митрополит Киевский и Галицкий; Андрей (Комаров), архиепископ Казанский; Лука (Войно-Ясенецкий), архиепископ бывший Ташкентский; Алексий (Палицын), архиепископ Куйбышевский; Сергий (Гришин), архиепископ Горьковский и Арзамасский; Иоанн (Соколов), архиепископ Ярославский и Ростовский; Алексий (Сергеев), архиепископ Рязанский; Варфоломей (Городцов), архиепископ Можайский; Стефан (Проценко), архиепископ Уфимский; Василий (Ратмиров), архиепископ Калининский; Григорий (Чуков), архиепископ Саратовский; Георгий (Анисимов), епископ Вологодский; Питирим (Свиридов), епископ Калужский[105]. С 22 июня 1941 г. по 8 сентября 1943 г. число правящих архиереев увеличилось с 2 до 20, из них 7 были хиротонисаны[106], в том числе три старца старше 70 лет. Митрополит Сергий собирал «старую гвардию», и так же, как протоиерей Николай Чуков, в «одиннадцатый час» своей жизни, в 1942 г. получили благодать архиерейства и вышли на епископское служение вдовый протоиерей Сергий Городцов, в монашестве Варфоломей (1866–1956 гг.), и заслуженный вятский протоиерей Вениамин Тихоницкий, в монашестве Вениамин (1869–1957 гг.)[107].

Десять архиерейских назначений 1941–1943 гг. были на кафедры в города, расположенные на Волге и реках ее бассейна[108]. Там же, как известно, находились в эвакуации не только правительство и дипломатический корпус, но и центральный аппарат НКВД и КНГБ – от 15 до 20 тыс. человек, которые ловили многочисленных шпионов и диверсантов в прифронтовой полосе; без их санкции и санкции военных не решались ни вопросы открытия церквей, ни комплектования причтов, ни какие-либо другие. Открытие 7 октября 1942 г. Свято-Троицкого «старого» собора в Саратове, где более 5 лет не было литургической жизни, явилось крупным и исторически известным событием в жизни Русской Церкви периода Великой Отечественной войны. За труды по открытию собора архиепископ Казанский Андрей (Комаров) получил благодарность.

На Саратовскую кафедру архиепископ Григорий вступил 5 ноября 1942 г. за всенощным бдением на праздник иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте». До середины 1943 г. он также временно управлял Астраханской епархией. В дневнике владыка оставил записи о своих первых шагах в налаживании богослужения, хозяйства в соборе и отношений с властями Саратова, которые не горели желанием открывать храмы в епархии в 1942 г. – первой половине 1943 г., несмотря на многочисленные ходатайства верующих. Отсутствие храмов приводило к появлению подпольных священников и развитию сектантства. Но с открытием собора перед Сталинградской битвой в прифронтовом Саратове «начали молиться и – победы на фронте» (см. публикацию, 1942–1943 гг.).

К архиепископу нескончаемым потоком шли священники, жаждавшие места, и представители сел и деревень с просьбами открытия церквей. Собор стал своего рода учебным центром для подготовки причтов в храмы, которые хоть и медленно, но постепенно открывались, или ожидались к открытию. Священников соборного храма владыка командировал в области для уяснения дел на местах. Но некоторые «непринимающие» митрополита Сергия, надеялись на то, что «Гитлер снимет головы всем этим Сергиям и Николаям, а всех архиереев расстреляет и введет религию, которая была до революции» (см. публикацию, 29 мая 1943 г.).

В июле 1943 г., когда архиепископ ездил в Ульяновск на именины к Блаженнейшему, он согласился с мнениями митрополита и других архиереев, что с открытием храмов власти не спешат, поскольку та же картина наблюдалась и в Саратове. В ходе этой поездки в Патриархию владыка Григорий получил крест на клобук и указом митрополита Сергия от 8 июля 1943 г. (до 26 мая 1944 г.) – еще одно назначение, на временное управление Сталинградской епархией с титулом «архиепископ Саратовский и Сталинградский».

Динамика уничтожения храмов в Петрограде (Ленинграде) за 20 лет была такова: в 1922 г. функционировало 236 приходских церквей, а вместе с домовыми – 300[109], в 1932 г. их стало около 40, а к 1943 г. осталось лишь 8 (см. публикацию, 9 июля 1943 г.).

Уже в феврале 1943 г. архиепископу Григорию стало известно, что митрополит Сергий скоро вернется из Ульяновска в Москву: «2 февраля. Сегодня получил письмо от м[итрополита] Алексия и телеграмму от прот[оиерея] Колчицкого… от имени Блаженнейшего благодарит за приветствие (ко дню рождения), радуется нашему сбору на танки[110], сообщает, что Владыка очень болен, но поправляется и просит молитв. Владыка Алексий со слов м[итрополита] Николая сообщает, что, вероятно, скоро “дедушка” переедет в Москву. Это было бы хорошо»[111]. В июле 1943 г. собравшиеся в Ульяновске на именины митрополита Сергия архиереи узнали, что не только митрополит готовится к возвращению в Москву, но и некоторые архиереи, возможно, будут туда вызваны для встречи делегации англикан (см.: публикацию, 9 июля 1943 г.)[112].

Советскому правительству необходимо было подвигнуть союзников к открытию второго фронта, шла подготовка и выбор места для конференции, которая состоялась 28 ноября – 1 декабря 1943 г. в Тегеране. Однако общественное мнение запада продолжало считать, что в Советском Союзе «свободы совести» нет, и правительству требовалось доказать обратное. И если в 1933 г. с «влиянием англикан» ОГПУ разобралось, вывезя из Ленинграда вагоны «заговорщиков», то через десять лет «англикане» понадобились. Планы менялись на противоположные, чтобы к приезду английской церковной делегации показать, что в Советском Союзе церковь как бы «тоже есть».

В связи с этой темой вызов архиепископа Григория 1 сентября в Москву неожиданностью для него не стал. Билетами на поезд архиерея обеспечили чины НКВД прифронтового Саратова.

 

События в Русской Православной Церкви сентября 1943 г.

 

О сентябрьских событиях 1943 г. в Москве, в том числе о приме И. В. Сталиным трех митрополитов, в архиве митрополита Григория имеются две записи. Эго-источник «по свежим следам» – краткие записи во время поездки в Москву – архиепископ делал «синхронно», в путевом блокноте. По возвращении в Саратов он описал все подробно («диахронно») в своем дневнике.

Запись о приеме в блокноте: «4, IХ. Суб[бота]. В Патриархии архиереи съезжаются. Уже около 14. Цель по-прежнему неизвестна, никто об этом и не разговаривает. Алексий Сим[анский] и Ярушевич куда-то спешно собираются с клобуками. Завтра служение в Елохове 3-х митрополитов, остальные лишь к встрече и на молебен. Что-то в понедельник будет? Не готовится ли общий прием у власти? Приехал а[рхиепископ] Стефан и поместился у меня в номере. Заходил еп[ископ] Питирим Курский (с иподиаконом)… 5 сент[ября]. Вчера с 12 до 2 ч[асов] ночи м[итрополиты] Сергий, Алексий и Николай у Сталина. Прием обаятельный. Курс на созыв Собора, избр[ание] Патр[иаршего] Синода и Б[огословских] курсов. Помещ[ение] Новодев[ичьего] м[онастыр]я и еще дома где-то. В 10 ч[асов] служба и молебен. Завтра в 1 ч[ас] совещание и доклады по епархиям. Вероятно, 8-го выборы. Обедали в “Москве”. Очень хорошо, радушно, в банкетном зале. Вечером у м[итрополита] Алексия. Рассказ о приеме. Были: Молотов, Меркулов[113], Карпов – буд[ущий] предс[едатель] комиссии по делам прав[ославной] Церкви (вроде об[ер]-прокурора?). Расширение прав архиереев в хоз[яйственных] функциях, то же – при открытии церквей (целесообразность выбора пунктов) – запись Молотова по указанию Сталина. О дух[овных] семинариях и дух[овных] училищах – “не надо”…(!). О Новод[евичьем] м[онастыр]е – “сырой” – лучше здание 3-х эт[ажное], но и м[онастыр]ь дается. Блаж[еннейший] выходил за нуждой, в это время закурили… Приема ждали с 2-3 ч[асов] дня каждую минуту»[114].

Описание приема у И. В. Сталина, записанное владыкой Григорием со слов митрополитов Сергия и Алексия, отличается от известного описания (опубликованной записки полковника Г. Г. Карпова[115]) и многочисленных устных пересказов составом присутствовавших на нем советских деятелей, а именно – в записях архиепископа появляется Нарком НКГБ В. Н. Меркулов. Описание сделано на двух разных бумажных носителях, с некоторым временным интервалом, и относительно состава присутствовавших на приеме лиц ошибки быть не может.

В то же время на прием такого уровня полковник госбезопасности Г. Г. Карпов едва ли мог явиться без старшего по званию. Рассуждения на тему, каким образом нарком «не попал» в «ночную историю» 4 сентября, т. е. в записку Карпова, очевидно, правильным будет оставить историкам-специалистам, архивистам, первым публикаторам записки[116]. Впрочем, можно предположить, что записка была передана (а возможно, тогда и составлена) в ГА РФ[117] после 23 декабря 1953 г., когда Меркулова уже расстреляли.

«Ничего принципиально нового» и «неизвестного» в записях архиепископа Григория, конечно, нет, кроме появления «самого образованного из чекистов»[118] министра госбезопасности Меркулова. Можно сделать лишь один предварительный вывод: «эго-источник» иногда может быть достовернее делового документа, в данном случае – отчета. В дневнике же подробное описание сентябрьских событий архиепископ Григорий сделал 2 октября 1943 г.: «Выехал я в Москву 1 сентября, вагон мягкий… Вхожу в Патриархию [3 сентября] и сразу натыкаюсь на Блаженнейшего. “Приехали?” – Приехал, говорю. “А не знаете зачем?” – Не знаю. “Ну, и я не знаю”… Так все держалось в секрете, очевидно, для избежания огласки и неизвестности, как развернутся события»[119].


 

1942–1943 гг. Из Дневника архиепископа Григория (Чукова)

 

1942 г.

18 сентября . [Саратов]. Я ответил м[итрополиту] Сергию телеграммой: «На днях выезжаю. День выезда телеграфирую». Но в это время (1 сент[ября]) я получил из Куйбышева от арх[иепископа] Андрея Комарова письмо с просьбой узнать о результатах его ходатайства об отводе храма для богослужения в Саратове. 9 и 12 сентября я был в горсовете и узнал, что организация общины верующих разрешена, для служения отводится старый собор, что принимаются меры к подысканию утвари. Об этом я известил Пр[еосвященного] Андрея и Вл[адыку]-митрополита (12 сентября). Но так как вопрос об утвари несколько затянулся, а архиеп[ископ] Андрей 19 сентября известил меня телеграммой, что он 22-го выезжает пароходом в Саратов, то я задержался и 21 сентября телеграфировал м[итрополиту] Сергию: «Комаров выезжает вторник, задерживаюсь до его приезда»…

29 сентября. Наконец в Саратов приехал долгожданный архиепископ Андрей. Днем он побывал у меня, чтобы узнать о положении церковных дел. Потом мы с ним неоднократно были в горсовете и затем осмотрели старый собор. За это время (еще до приезда арх[иепископа] Андрея) я переговорил с Воронко Д. Л. и Рыжовым М. В. о сорганизовании двадцатки для приема храма. Воронко указал мне на о. Бориса Ивановича Вик[а][120] как хорошего священника – иеромонаха, послал ему телеграмму и вызвал его. Тот сразу приехал (работал в тресте зелен[ых] насаждений) и оказался молодым (37 лет), энергичным, очень многих знающим, церковным, довольно культурным и толковым человеком. Он окончил десятилетку в Саратове, затем жил в Рязани у епископа Ювеналия, где в 19 лет принял монашество и последние годы жил в Саратове. Служил на светской службе и совершал требы. С архиеп[ископом] Андреем приехал старик иеродиакон Федот Маршанский, около 80 лет отроду, но крепкий и бодрый. Пр[еосвященный] Андрей предполагает его за первой же службой возвести в сан священника, в помощь Б. И. Вику. Правда, он малограмотный, но для треб был бы полезен и для старушек приемлем. Сам Пр[еосвященный] Андрей производит впечатление довольно заурядного человека, звезд с неба не хватает, болтлив, любит хвастаться своими маленькими «заслугами» (собирая кусочки на голодающих и т. п.) и приплетает это к делу и не к делу; в разговоре разбрасывается и уклоняется от главной мысли о деле. Но, по-видимому, не без лукавства. Говорит, что м[итрополит] Сергий не особенно благоволит к нему за то, что он будто бы все прямо говорит ему о тех или других, по его мнению, недостатках в деятельности Владыки, например, что он окружает себя «шушерой» архиереями и т. п. В силу этого он особенно старался побольше мне рассказать о себе, чтобы я мог «реабилитировать» его в глазах м[итрополита] Сергия и «замолвить о нем слово». Вообще он не может импонировать на интеллигенцию, его сфера – старушки. Недаром он говорил мне, что его из Куйбышева убрали потому, что он не умел говорить с представителями посольств, находящимися в Куйбышеве, и с иностранными корреспондентами. Зная о моем давнем знакомстве с м[итрополитом] Сергием, архиеп[ископ] Андрей все заговаривал, что м[итрополит] Сергий прочит меня куда-нибудь сразу архиепископом или митрополитом… в Куйбышев. Я на это совершенно искренно отвечал, что я весь и всецело отдал себя в распоряжение Вл[адыки]-митрополита, и для меня совершенно безразлично, куда он меня пошлет[121].

12 ноября . Был в горсовете и в облсовете… Принимали везде очень внимательно, без малейшей задержки, беседовали подробно. В горсовете меня уже знали и потому тут шли беседы главным образом о работе по храму, в облсовете приходилось подробно рассказывать о себе, о назначении, об архиепископе Андрее и т. п., а И. А. Власов[122] записал даже все самое элементарное: какие степени священства, кто такие епископ, архиепископ и митрополит, почему нет патриарха, как меня величают титулом, кто такие обновленцы, чем они отличаются от патриаршей ориентации, есть ли за границей наш епископат, и где, сколько в какой области приходов и т. п. Все это он тщательно записывал в свою тетрадь, объясняя, что с ним могут кто-либо из приезжих властей говорить, а он может оказаться совсем безграмотным в этой области. В горсовете просили поскорее отремонтировать собор внутри, и нынче же заготовить нужные материалы для наружного ремонта и ограды храма с осени, это необходимо для сохранения собора как исторического памятника, для того чтобы не было среди верующих разговоров о беспечном отношении советской власти к охране церквей, и для того чтобы перед приехавшими властями, особенно иностранными, показать нашу заботу о благолепии храмов.

16 ноября . Сегодня ко мне приходили «кандидаты» на священнические должности, но... едва ли подходящие: оба больные старики – Ковиженко Виктор Георгиевич 65 лет, глуховат и с плохим зрением, и Смирнов Феоктист Павлович 69 лет. Оба служили в пограничной службе, первый – с высшим бухгалтерским образованием, второй – из учительской семинарии. Читали в церкви при мне оба с ошибками и не знали порядка чтения, дикция у обоих плохая. Второй хотел бы принять монашество, но у него племянница 55-ти лет, с которой зарегистрировался в загсе, по его словам, «ради оставления ей пенсии». Это не подойдет, хотя он и уверяет, что никаких отношений с ней у него не было. Предложил обоим пока попрактиковаться в чтении на клиросе и проштудировать панихиду, богослужение и историю Церкви, а потом побеседуем и уясним, возможно ли...

25 ноября. Наше наступление успешно продолжается. Это поднимает дух у всех. Слава Богу! Получил телеграмму и от м[итрополита] Алексия из Ленинграда: «Братски сердечно приветствую, радуюсь, помогай Господь вашему новому служению. М. А.». Вчера же ответил ему: «Приношу глубокую благодарность за приветствие и добрые пожелания. А. Г.» Вчера послал подробное письмо митрополиту Сергию о начале своей деятельности: о приеме в облсовете и горсовете, об их пожеланиях, своих предположениях, о кадрах и словесных заявлениях об открытии храмов.

27 ноября . Вчера был у Кутанина[123]… поговорили об Ульяновске, где он бывал в 1932 [г.], о храме… какое количество народа в храме, есть ли молодежь? Как в селах? Говорил, что, конечно, очень многие сохранили веру и жаждут. На вопрос о кадрах, о курсах для молодежи («необходимо»). Теперь, если Церковь будет более свободна, то, конечно, надо, чтобы кадры были чище, «освободились от прежних недостатков». «Религиозное чувство очень сложно». Заговорили о войне. Шутя, говорил, что «начали молитьсяи победы на фронте». Сообщил, что как-то ехал с товарищем, врачом, зав. военным госпиталем, помещающемся в здании бывшей духовной семинарии, и тот шутил: «Пожалуй, меня с госпиталем скоро попросят выселиться из здания понадобится для семинарии»[124].

По поводу нашего успешного продвижения на фронте сказал, что дух германской армии, очевидно, не выдержал четырехлетней войны, упал, и если теперь у союзников в Африке дела пойдут так же хорошо, то немцам конец… Но, возможно, что когда они будут видеть неизбежный конец, они предпримут химическую войну, ведь «немец – химик», пока же ни одна сторона не решается начать применение отравляющих веществ, так как это опасно обоим. Очевидно, у наших есть сведения об этом, потому что сейчас идут серьезные приготовления к возможности химического нападения (подготовка врачей на особых курсах и т. п.)[125].

6 декабря . Служил вчера и сегодня. С певчими плохо: поют неважно, торопливо, не видно управляющей регентской руки, к тому же пытаются петь нотное и очень неудачно... Много неблагочиния в служении – и от незнающего дьякона, и от незнающих иподьяконов, и от монахини-алтарницы, так что пришлось, например, сегодня перед «Cвятый Боже» кадить с пустым кадилом. Народу в алтаре много, а толку мало, приходится самому все показывать и раздваиваться, отсюда – волнение и плохая молитва. Говорил сегодня слово о религии как неистребимой потребности человеческого духа. Возможно, что для простецов было не по зубам, но много было и городской публики. Сегодня получил письмо от архиепископа Алексия Палицына из Куйбышева, которому на днях только послал письмо. Завязывается переписка с архиереями.

8 декабря . Отец Константин Иванович Верзин[126] зашел ко мне в воскресенье вечером и просидел целый вечер. Много рассказывал о своих товарищах по ссылке (был на Колыме) – ленинградских священниках. В 1934 году их везли туда 48 дней в трех вагонах, 73 чел[овек] священников. Там были: еп[ископ] Сергий Зинкевич, переведенный затем в г. Мариинск, о. Григорий Сербаринов, о. Виталий Лебедев, там и умерший, о. Н. Кулаков, о. Константин Семенов, который потом отрекся от сана и вел себя самым позорным образом: кощунствовал, получив место помощника санитарной части, издевался над духовенством, сажал «попов» в изолятор за якобы загрязненность камеры и т. п. Сам о. Верзин отбывал наказание только три года, вместо пяти, так как ему зачли его работу там (по медицинской части: заведовал аптекой и т. п.). Потом он по договору там еще оставался, жил в хороших условиях, благодаря хорошему отношению его начальниц-докторов (евреек), и затем перебрался в Европейскую Россию, жил в Вишере (кажется), а оттуда переехал в Бальцер (Красноармейск) Саратовской области, где служил начальником планового отдела в каком-то текстильном учреждении. Приезжал в командировку. Сообщал, что о. Евгений Лукин служит бухгалтером в Тамбовской области, в родном селе – в колхозе, а о. Аркадий Лукин – в Тагиле, в ссылке, и, как сообщали два месяца назад, был тяжело болен. Его дочь Таня при помощи Верзиных окончила Ленинградский университет и состоит аспиранткой по кафедре филологии. Теперь с университетом живет в Саратове[127].

29 декабря . В воскресенье служил литургию. Накануне, в связи с происходящими повсюду пожертвованиями от колхозов и частных лиц на танковые колонны и самолеты, надумал призвать верующих к пожертвованию на призрение инвалидов войны, потерявших трудоспособность калек и их семьям, сделать это через мое воззвание, которое огласят в праздник Рождества Христова за всеми службами, и сбор производят священнослужители в течение нескольких дней, и представить все это при моем докладе Власову, и потом сообщить и митрополиту Сергию для возможного его распоряжения, и по другим областям[128].

 

1943 г.

29 января . Заходил архим[андрит] Б[орис] Толстоногов. Был в Петровске, в Гремячеве и Везивке, везде очень боятся говорить об открытии храмов, а отец Архангельский из Петровска пишет, что с кем он ни говорил, никто не решается вступить в коллектив и поднимать об этом вопрос. Все боятся ареста. Посоветовал я Борису ехать обратно в Сталинград и пока – до лучших времен – послужить снова где-либо сторожем. Дал ему 300 рублей на хлеб, просил переписываться, может быть, ближе к весне уяснится вопрос о кладбище и, может быть, можно для него что-либо сделать.

27 апреля . Вот и праздник прошел. Отдыхаю. Причт мой, за исключением диакона Лобачева, в конце концов, оказался без голоса: о. Борис и о. Вл. Спиридонов частью от простуды, частью от утомления, о. Дм. Жог совсем истрепался, да еще с астмой, в субботу уже отпросился не служить. Хорошо еще, что в Пасху со мной приехал служить из Энгельса о. Травинский и служили о. Б. Толстоногов, да еще о.о. Выресов и М. Алференко, а то совсем не с кем было бы служить, а причт – против лишнего священника!

Службы прошли хорошо, все довольны (прихожане). Крестные ходы прошли очень удачно, спокойно, без давки и без шуму. Я заранее предупредил в пятницу вечером (перед самым выходом), и народ не выходил из храма, не зажигал свеч на галерее собора. Народу было масса. Богослужение, в общем, прошло чинно и благолепно, но это стоило больших нервов. Архиерейской пасхальной службы здесь не было с 1934 года. Кто и знал, тот позабыл, а остальные вовсе не знали особенностей Страстной и Пасхальной служб с архиереем. Приходилось всем все показывать, предупреждать. Помогал порядочно о. Вл. Спиридонов. О. Борис все время служил внизу – отдельно.

2 мая . Вчера с монахом Павлом получил письмо от б[ывшего] Сталинградского еп[ископа] Антония Романовского с просьбой помочь выбраться ему на Кавказ к родным, так как сидит без средств после ссылки и тюрьмы (5 лет). О. Борис обещал дать 2 тысячи.

6 мая. Вчера написал письмо м[итрополиту] Сергию. Еп[ископу] Антонию послал 1000 рублей из своих и белье.

7 мая . В Радоницу на кладбище было не так много народу – не знали. Однако собрали около 6000 рублей и до 300 штук яиц. Сейчас в Соборе на книжке на 7 мая 383 тысячи рублей и воска 180 кг (по купл[енной] цене – по 150 р[ублей] на 54 тыс[яч] рублей, по продажной – на 360 тысяч рублей). Запас хороший.

9 мая . Воскресенье. Служил. Вместо проповеди читал послание митрополита Сергия. Народу – верхний храм.

16 мая . Воскресенье. Вчера и сегодня служил. Говорил проповедь на патриотическую тему… О. Жог вчера сообщил… что в Балашове уже появилось чуть не три священника, которые подпольно служат, да еще какие-то монашки «причащают артосом». Словом, если нам не разрешают открыть храм, то разводят вследствие этого подпольщину. Надо поговорить об этом[129].

19 мая. Преполовение. Служил сегодня литургию и молебен водоосвящения. Говорил слово о благодати Божией и ее действии в человеке… Вчера приходил Терентьев Н. П. с бумагами из с. Дубровки Сталинградской области. Местный горсовет тянет дело открытия, требуя сначала 20 человек подписей, потом 100 ч[еловек], 150 и т. д. Просили указаний. Надо списаться с Вл[адыкой] митрополитом, так как это в моей епархии. Указания дал.

20 мая. Был о. Борис, принес рапорт о. Дм[итрия] Жога о появившихся в Балашове подпольных служениях. Официально церквей не разрешают открывать и разводят поэтому подпольщину и сектантство… Просил списаться с Колчицким о венчиках и о получении денег на Патриархию. Просил написать отношение в Росснабсбыт об отпуске извести и алебастра по 3 тонны для ремонта собора.

29 мая. Приходила ко мне монахиня Александра из Сталинграда, путешествующая по разным местам и встречающая многих; виделась с иер[омонахом] Антонием Горбуновым. Сообщила, что он какой-то «колеблющийся»: то поминает м[итрополита] Сергия, то нет. Постригает женщин в монахини и ее уговаривал постричься в мантию, слоняется по разным местам и, как будто заботясь об открытии храмов, сам не хочет оставаться на одном месте. По словам о. Вика, он психически ненормальный, и на этом основании считается инвалидом II группы и не состоит военнообязанным; что он уже сидел. Попутно м[онахиня] Александра сообщила, что есть в г. Чапаевске под Куйбышевым свящ[енник] Петр (фамилия неизвестна), который запрещает посещать церкви сергиевской ориентации, говорит, что м[итрополит] Сергий вводит новое учение «о едином Боге», без Христа, где объединятся все религии, что «Гитлер снимет головы всем этим Сергиям и Николаям, а всех архиереев расстреляет и введет религию, которая была до революции». В селе Липовках Саратовской обл[асти] в пасхальную ночь монашки служили в пяти местах, собиралось по 150, 50 и 30 человек женщин, собирали много средств на какую-то «Вавилушкину избу», где скрываются «истинные христиане» – по-видимому, раскольники – бегуны, «странники». Одна женщина совершала всю литургию сполна и причащались простой просфорой. Председатель сельсовета подсматривал под окном и потом говорил с крестьянами, что лучше бы они открыли церковь, что со своей стороны сельсовет поможет, но они не хотят, считая м[итрополита] Сергия неприемлемым. Из Балашова монашки тоже бродят и распространяют о м[итрополите] Сергии всякие небылицы. В Куйбышеве тайно живет какой-то еп[ископ] Иоанн и там жестарец-слепец, священник, тоже Иоанн, которые сами не посещают церковь и другим запрещают. И здесь, по словам м[онахини] Александры, иные из монашек посещают храм, другие не ходят туда. Такая масса раскола из-за невежества, и так упорна эта масса! Плохо учили народ прежде батюшки, особенно по женским монастырям, и вот плоды…

31 мая. Был уполномоченный от верующих из г. Хвалынска Вас[илий] Ив[анович] Сергиенко, 70 лет, по ремеслу сапожник (адрес его – ул. Володарского, д. 56). Спрашивал о способе возбуждения ходатайства о храме. Указал. Сообщает, что у них появился священник, по-видимому, самозванец, по имени Алексей, бывший послушник монастыря, а потом псаломщик; говорит, что он посвящен в монастыре, но ему всего 35 лет, а монастырей нет уже 25 лет… Приходили сегодня еще 2 уполномоченных из Баланды, тоже спрашивали, как построить храм. Указал. Церкви 4 разрушены, но много хороших домов есть. Председатель совета говорит, что помещений нет. Будут ходатайствовать вплоть до центра.

4 июня. Вчера приходила старушка из с. Золотого по поводу открытия там храма. Принесла список (неполный) верующих, подписавших заявление, поданное в райсовет… рассказала, что была у председателя райисполкома Гопиенко и нач[альника] упр[авления] НКВД Вольского. Первый тянул дело 6 недель, спрашивал, сколько желающих, допытывался, кто собирал подписи, не собирали ли и записывали заглазно (всего было в заявлении около 800 подписей, в копии – 630). На другой день… ее пригласили в НКВД. Начальник встретил грубо, посадил, и она 3 дня сидела, затем более милостиво говорил и отпустил, сказав «подождем окончания войны, а тогда откроем храм и сами позовем – идите, мол, молитесь». Гопиенко же предлагал молиться по домам, не просить храма, предлагал даже дать для дома икону… Старуха бойкая и настоятельная. Говорила, что свящ[енник] Андр[ей] Султанов хотел меня видеть и, м[ожет] б[ыть], приедет ко мне[130].

9 июля . [Ульяновск]. По виду Блаженнейший значительно изменился в смысле здоровья в худшую сторону, как-то ослаб, трудно ходит, менее оживлен… Н. Ф. Колчицкий рассказал, что Блаженнейший оч[ень] болел воспалением легких и урологией, что были моменты оч[ень] тяжелые, когда иные врачи говорили, что он не выживет… Из взаимных с архиереями и Блаженнейшим бесед выяснили, что в отношении открытия храмов по областям положение в общем везде одинаковое: сдерживают, но архиереев туда, где функционируют церкви, Блаж[еннейший] назначает. Так, недавно назначил епископа Иоанна Братолюбова в Сарапул (архиепископом); вызывает еп[ископа] Александра Толстопятова для назначения куда-то; вызывает б[ывшего] обновленческого еп[ископа] Фотия для покаяния, перерукоположения и назначения, кажется, на юг… Выяснилось, что, напр[имер], в Москве сейчас 26 прав[ославных] церквей, 8 обновленческих, 3 старообрядческих, в Ленинграде – 8 храмов (с пригородами), что надо бы епископов в Псков, Новгород. Выяснилось, что по епархиям очень разнообразные способы заведывания церк[овным] хозяйством: в иных местах (в Патриархии, у нас[131]) – все в руках настоятеля, в других – все в руках горсовета, который выделяет на все 9% дохода (Куйбышев), в иных горсовет ставит от себя особых уполномоченных («комендантов»), которые и отчитываются перед горсоветом и ведают[132] всеми доходами по храму (Ленинград и др.). Сообщили, что вышел новый закон, по которому налог на духовенство несколько снизился, и все мы приравниваемся в этом отношении, кажется, к кустарям… Много говорилось о перемещениях… Н. Ф. Кочицкий говорил, что в сентябре ожидается в Москву приезд англ[ийских] епископов и что необх[одимо] их встретить; что для этого приезда вызвать некоторых архиереев в том числе, возможно, меня. Об этом он говорил неоднократно, прибавив, что многих архиереев приходится держать на задворках… Меня лично он пригласил в Москву, послужить в Елохове, а его супруга прямо говорила: «Вам не в Саратове [надо] быть, а в Москве»[133].

 

(Продолжение в № 3/4(67/68) за 2022 г.)

 

 

Литература

 

Александрова-Чукова Л. К.«Единение цвета науки и Церкви…», или до Петроградского процесса 1922 г. и после «Академического дела 1929–1931 гг.» (По материалам дневников митрополита Григория (Чукова) // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2019. № 4(28). С. 353–370.

Александрова-Чукова Л. К. Григорий (Чуков Николай Кириллович, митр. Ленинградский и Новгородский // Православная энциклопедия. Т. 12. М., 2006. С. 592–598.

Александрова-Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков): служение и труды. К 50-летию преставления // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. Вып. 34. СПб., [2006]. С. 17–131.

Александрова-Чукова Л. К., Звонарёв С., прот. Проблематика высшего управления Русской Православной Церкви по дневникам протоиерея Н. К. Чукова 1925–1930 гг. // Вестник церковной истории. 2021. № 63/64. С. 293329.

Александрова-Чукова Л. К., Шкаровский М. В. Митрополит Григорий (Чуков): возвращение Церкви храмов Александро-Невский лавры // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. Вып. 34. СПб., [2006]. С. 134–146.

Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея Руси, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти 19171943 гг. В 2 ч. / Сост. М. Е. Губонин. М., 1994.

Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н. «Тайная вечеря» // Ленинградская панорама. 1991. № 6. С. 10, 28–29; № 7. С. 27–29.

Галкин А. К. Указы и определения Московской Патриархии об архиереях с начала Великой Отечественной войны до Собора 1943 г. // Вестник церковной истории. 2008. № 2(10). С. 57–118.

Д. Н. Н. Комиссия по вопросам культов // Православная энциклопедия. Т. 36. 2015. С. 520–526.

Д. Н. Н. Комиссия по проведению отделения церкви от государства// Православная энциклопедия. Т. 36. М., 2015. С. 533–542.

Дамаскин (Орловский), игум. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Кн. 1. М., 1992.

Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни: воспоминания. М., 1994. С. 547–548.

Елевферий (Богоявленский), митр. Неделя в Патриархии. Париж, 1933.

Иоанн (Снычев), митр. Церковные расколы в Русской Церкви 20-х и 30-х годов XX столетия. Сортавала, 1993.

Косик О. В. «Послание ко всей Церкви» священномученика Серафима Угличского от 20 января 1929 года // Богословский сборник. 2003. Вып. 11. С. 281–305.

Косик О. В. Интервью митрополита Сергия (Страгородского) 15 февраля 1930 года в восприятии современников // Ежегодная богословская конференция ПСТБИ. М., 2003. С. 266–277.

Кравецкий А. Г. Проблема богослужебного языка на Соборе 1917–1918 годов и в последующие десятилетия // Журнал Московской Патриархии. 1994. № 2. С. 68–86.

Краснов-Левитин А. Лихие годы. Париж, 1979.

Мазырин А., свящ. Сто дней Русской Православной Церкви под управлением ярославского викария: К 80-летию со времени пребывания в должности Заместителя Патриаршего Местоблюстителя священномученика архиепископа Серафима (Самойловича) (Электронный ресурс: https://sedmitza.ru/text/409247.html; дата обращения – 11 марта 2022 г.).

Мазырин А., свящ. Ярославская оппозиция митрополиту Сергию (Страгородскому) и митрополит Агафангел (Преображенский) // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Сер. 2. История. История Русской Православной Церкви. 2006. Вып. 3(20). С. 71–110.

Милютина Т. П. Люди моей жизни. Тарту, 1997.

Млечин Л. М. КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы. Вячеслав Николаевич Меркулов (Электронный ресурс: https://history.wikireading.ru/49007; дата обращения – 19 марта 2022 г.).

Молитва за Победу. Архиепископ Саратовский и Сталинградский Григорий (Чуков): страницы военного дневника / Сост. Л. К. Александрова-Чукова // Православие и современность. 2010. № 14(30). С. 94–100; 2010. № 15(31). С. 90–99.

Одинцов М. И. И. В. Сталин: «Церковь может рассчитывать на всестороннюю поддержку правительства» // Диспут. 1992. № 3. С. 155–157.

Одинцов М. И. Патриарх Сергий. М., 2013.

Одинцов М. И. Религиозные организации в СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М., 1995.

Ореханов Г., свящ., Фирсов С. Л. Боярский // Православная энциклопедия. Т. 6. М., 2003. С. 133–135.

Плякин М., диак. Теплов В. В. Досифей (Протопопов) // Православная энциклопедия. Т. 16. М., 2007. С. 66–67.

Протоколы Комиссии по проведению отделения церкви от государства при ЦК РКП(б) – ВКП(б) (Антирелигиозной комиссии). 1922–1929 гг. / Сост. В. В. Лобанов. М., 2014.

Сафонов Д. Деятельность митрополита Сергия (Страгородского) в контексте советской вероисповедной политики в 1921–1926 годах // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 23(161). История. Вып. 33. С. 58–66.

«Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову» и не только ему: Донесения из Ленинграда в Москву, 1928–1930 годы / Публ., вступ. ст. и примеч. А. Мазырина // Богословский сборник. Вып. 11. М., 2003. С. 307–341.

«Совершенно секретно»: Лубянка – Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.). Т. 6. 1928 г. М., 2004.

Фирсов С. Л. «Рабочий батюшка». Штрихи к портрету обновленческого «митрополита» Александра Ивановича Боярского // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. 2005. № 4. Сер. История. С. 61—90.

Шкаровский М. В. «Покажите народу лицо батюшки – мученика»: жизненный путь протоиерея Владимира Рыбакова (1869–1934) // Вестник Исторического общества Санкт-Петербургской духовной академии. 2018. № 1. С. 65–75.

Шкаровский М. В. Свято-Троицкая Александро-Невская лавра. 1913–2013. Т. 1. СПб., 2012.

 

 

Аннотация. Публикуются записи из дневника протоиерея Н. К. Чукова – архиепископа Григория за 1928 –1943 гг. Во вступительной статье, также основанной на его записях, рассказывается о массовом закрытии храмов и репрессиях духовенства Ленинграда после выхода постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 г. «О религиозных объединениях», об усугублении проблем церковными расколами и о положении высланного духовенства. Новые подробности приема И. В. Сталиным трех митрополитов 4 сентября 1943 г. в публикуемых записях владыки, вносят свой вклад в историографию события. Ключевые слова: протоиерей Н. К. Чуков (архиепископ Григорий), митрополит Сергий (Страгородский), Ленинград, Саратов, репрессии, Ярославский раскол.

 


© Александрова-Чукова Л. К., 2022

 

[1] Постановление было первым документом уровня высших органов власти Российской республики, и с небольшими поправками 1975 г. оставалось действующим правовым актом на протяжении всей истории Советского государства (Чумаченко Т. А. Правовая база государственно-церковных отношений в 1940-е – первой половине 1960-х годов: содержание, практика применения, эволюция // Вестник Челябинского университета. 2008. Вып. 24. № 15(116). С. 138–149).

[2] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 30. Фрагмент. Рукопись (Архив Историко-богословское наследие митрополита. Григория (Чукова) © Л. К. Александрова. СПб., 2022 (далее — Архив митрополита Григория)).

[3] Александрова-Чукова Л. К. Григорий (Чуков Николай Кириллович, митр. Ленинградский и Новгородский) // Православная энциклопедия. Т. 12. М., 2006. С. 592–598.

[4] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 30.

[5] Александрова-Чукова Л. К. «Единение цвета науки и Церкви…», или до Петроградского процесса 1922 г. и после «Академического дела 1929–1931 гг.» (По материалам дневников митрополита Григория (Чукова) // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2019. № 4(28). С. 353–370.

[6] Краснов-Левитин А. Лихие годы. Париж, 1979. С. 222.

[7] Серафим (Чичагов; 1856–1937 гг.), сщмч., в 1928–1933 гг. митрополит Ленинградский и Гдовский.

[8] Владимир Александрович Рыбаков (18691934 гг.), протоиерей, настоятель храма Спас-на-водах, взорванного городскими властями весной 1932 г. Осужден по делу «евлогиевцев».

[9] Амвросий (Либин; 18781937 гг.), епископ Лужский, викарий Ленинградской епархии. В 19211922 гг. клирик Казанского собора; в 19241926 гг. по делу о «православных братствах» отбывал заключениена Соловках, по освобождении – клирик собора Воскресения Христова; в июле 1928 г. принял постриг с именем Амвросий, возведен в сан архимандрита и назначен наместником Александро-Невской лавры (оставался в должности до 1933 г.). 14 июля 1929 г. хиротонисан во епископа Лужского; в 1935 г. арестован, ссылку отбывал в Саратове. Расстрелян.

[10] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 30.

[11] Иоасаф (Журманов; 18771962 гг.), архимандрит, с 1924 г. благочинный Ленинградской епархии, с 1933 г. настоятель одного из ленинградских храмов, с 1938 г. за штатом.

[12] На Шпалерной улице в Ленинграде, в доме 25 находился дом предварительного заключения первая в России следственная тюрьма.

[13] Предположительно, сын протоиерея Ф. Д. Филоненко (1869 г. р.), настоятеля церкви во имя Божией Матери Милующей в Гавани, который с 1924 г. три года провел на Соловках по делу православных братств. «В 1933 г. в Ленинграде органами НКВД была вскрыта организация РСХД, возглавляемая Филоненко, — филиал закордонной организации РСХД (лист 384)» (Милютина Т. П. Люди моей жизни / Предисл. С. Г. Исакова. Тарту, 1997. С. 133).

[14] Василий Михайлович Яблонский (1867 – после 1933 г.), протоиерей, магистр богословия; с 1902 г. священник церкви при Обуховской женской больнице, с 1915 г. – церкви Святого великомученика Пантелеимона. Член образованного в ноябре 1927 г. Временного Епархиального совета как представитель «безработного» духовенства. Арестован по делу «Русского студенческого христианского движения» (РСХД), основанного в 1923 г. на учредительной конференции в городе Пшеров (Чехословакия). С РСХД тесно связано парижское издательство «YMCA-Press», где с 1928 г. издавался журнал «Вестник Русского студенческого христианского движения» (позднее «Вестник Русского христианского движения»).

[15] Аркадий Павлович Лукин (1895 г. р.?), священник; в 1920–1930-х гг. служил в храмах Петрограда (Ленинграда), в 1950-х гг. секретарь митрополита Ленинградского и Новгородского Григория.

[16] Василий Александрович Акимов (1864–1942 гг.), протоиерей; в 1919–1920 гг. председатель Комиссии духовно-учебных заведений по организации Богословского института в Петрограде, в 1920–1922 гг. представитель от приходских общин города в Совете института; в 1925–1928 гг. представитель от общин в Совете Высших Богословских курсов. После закрытия Покровского храма в августе 1932 г. служил в церкви во имя мч. Исидора Юрьевского.

[17] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 31. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[18] Александрова-Чукова Л. К., Звонарёв С., прот. Проблематика высшего управления Русской Православной Церкви по дневникам протоиерея Н. К. Чукова 1925–1930 гг. // Вестник церковной истории. 2021. № 3/4(63/64). С. 323.

[19] Шкаровский М. В. Свято-Троицкая Александро-Невская лавра. 1913–2013. Т. 1. СПб., 2012. С. 331, 371.

[20] Александрова-Чукова Л. К., Шкаровский М. В. Митрополит Григорий (Чуков): возвращение Церкви храмов Александро-Невский лавры // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. Вып. 34. СПб., [2006]. С. 134–146.

[21] Николай (Ярушевич; 18911961 гг.), в 1930-х гг. старший викарий Ленинградской епархии, с ноября 1927 г. председатель Временного Епархиального совета.

[22] Алексий (Симанский; 1877–1970 гг.), с 5 октября 1933 г. митрополит Ленинградский; в 1945–1970 гг. Патриарх Московский и всея Руси.

[23] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 32. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[24] Дмитрий Дмитриевич Целиков (1862–1937 гг.), протоиерей, клирик Николо-Богоявленского собора.

[25] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 33. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[26] ОГПУ ставило своей задачей отделение от Матери-Церкви всех заграничных архиереев и оно этого добилось, в том числе посредством провокации с «интервью» митрополита Сергия корреспондентам в феврале 1930 г., в котором утверждалось, что «гонений на религию в СССР не было, и нет». Интервью этого он на самом деле не давал, и под принесенным готовым текстом подписи своей не ставил. Но после этого интервью управляющий западноевропейскими приходами Московской Патриархии митрополит Евлогий (Георгиевский) во время Великого поста 1930 г. поучаствовал молениях с англиканами в Англии. После этого в дело вмешались органы ОГПУ, под нажимом которых митрополит Сергий потребовал от митрополита Евлогия осудить свое поведение. Экзарх отказался, после чего был уволен от управления епархией с запрещением в священнослужении. Это заставило его апеллировать к Вселенскому Патриарху (Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни: воспоминания. М., 1994. С. 547–548). 10 июня 1930 г. митрополит Сергий и Временный Священный Синод издали указ об увольнении митрополита Евлогия от управления русскими православными приходами в Западной Европе, и 24 декабря 1930 г. этот указ подтвердили. В начале следующего года экзарх выехал в Стамбул для переговоров с Константинопольским Патриархом Фотием II, который 17 февраля 1931 г. издал томос о принятии Западноевропейской митрополии во главе с митрополитом Евлогием в юрисдикцию Константинопольского Патриархата.

[27] Шкаровский М. В. «Покажите народу лицо батюшки-мученика»: жизненный путь протоиерея Владимира Рыбакова (1869–1934) // Вестник Исторического общества Санкт-Петербургской духовной академии. 2018. № 1. С. 65–75.

[28] Леонид Дмитриевич Аксенов (1876 – после 1941 г.), юрист, участник Всероссийского Поместного собора 1917–1918 гг.; принимал активное участие в церковной политике и при Патриархе Тихоне, и после его кончины; в 1924 г. арестован по делу православных братств, до 1927 г. отбывал заключение на Соловках.

[29] Сергий (Тихомиров; 1871–1945 гг.), митрополит Токийский и Японский с 1931 г.

[30] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 33. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[31] Прихожанка Николо-Богоявленского собора.

[32] Сергий (Ларин; 1908–1967 гг.), архиепископ; в 1923—1943 гг. пребывал в обновленческом расколе.

[33] Прихожанка Николо-Богоявленского собора.

[34] Из заверенной Начальником штаба т. Брозголь ксерокопии протокола допроса обвиняемого Чукова Николая Кирилловича от 11 марта 1935 г. и заключения от того же числа из архивного дела № П-78096 в выданных мне по запросу Службой регистрации архивных документов ФСБ России Управления по Санкт-Петербургу и Ленинградской области 6 мая 2005 г.

[35] Из заверенной Начальником штаба т. Брозголь ксерокопии протокола допроса обвиняемого Чукова Николая Кирилловича от 11 марта 1935 г. и заключения от того же числа из архивного дела № П-78096 в выданных мне по запросу Службой регистрации архивных документов ФСБ России Управления по Санкт-Петербургу и Ленинградской области 6 мая 2005 г.

[36] Арестован за «создание и руководство контрреволюционной группой фашистски настроенного духовенства»; вины не признал; постановлением ОСО НКВД от 15 июля 1936 г. приговорен к 5 годам тюремного заключения, срок отбывал в Суздальской тюрьме; постановлением тройки УНКВД по Ивановской области от 9 сентября 1937 г. приговорен к смертной казни, расстрелян в тот же день (Ореханов Г., свящ., Фирсов С. Л. Боярский // Православная энциклопедия. Т. 6. М., 2003. С. 133–135).

[37] Обновленцы вели переговоры с Советом епископов епархии через о. Н. Чукова, позиция которого состояла в возможно скорейшей ликвидации раскола. В сентябре 1925 г. он посетил в Москве митрополита Петра, который «дал свое послание от 28 июля. Он смотрит на желание обновленцев объединиться с нами для Собора как на способ воспользоваться нашим «флагом» для признания Собора православными, а затем всех разослать, а самим остаться править и вершить свои реформы. Все дело сводится к тому, чтобы они сдали власть. Вот единственный путь к примирению. Тогда мы могли бы организовать Синодальное и Епархиальное управления. Что же касается Собора, то он не может быть созван, пока епископы в ссылке» (Александрова-Чукова Л. К., Звонарев С., прот.Указ. соч. С. 309).

[38] В декабре 1934 г. Боярский направил письмо каноническому Ивановскому митрополиту Павлу (Гальковскому) с призывом к прекращению внутрицерковной борьбы и объединению усилий ввиду надвигавшейся угрозы физического уничтожения Церкви (Ореханов Г., свящ., Фирсов С. Л. Указ. соч. С. 133–135).

[39] Фирсов С. Л. «Рабочий батюшка». Штрихи к портрету обновленческого «митрополита» Александра Ивановича Боярского // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. 2005. Сер. История. № 4. С. 61—90.

[40] Чумаченко Т. А. Указ. соч. С. 138–149.

[41] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 34. Фрагменты (Молитва за Победу. Архиепископ Саратовский и Сталинградский Григорий (Чуков): страницы военного дневника / Сост. Л. К. Александрова-Чукова // Православие и современность. 2010. № 14(30). С. 94–95).

[42] Валентина Дмитриевна Чукова (1879–1939 гг.); возвратиться на жительство в Ленинград власти ей не позволили, но разрешили переехать «по месту прописки» в Петрозаводск к родственникам; в 1939 г. она заболела, и, вследствие проволочек с пропусками и документами, протоиерей Николай с дочерью Верой опоздали на ее похороны.

[43]Молитва за Победу… // Православие и современность. 2010. № 14(30). С. 95.

[44] Вновь открыт в 1948 г.

[45] Досифей (Протопопов; 1866–1942 гг.), в 1919 г. хиротонисан во епископа Вольского, викария Саратовской епархии, с августа 1917 г. епископ Саратовский и Царицынский; в апреле 1922 г. арестован и осужден на 5 лет лагерей, но в марте 1926 г. вернулся к управлению епархией. В начале 1927 г. приговорен к ссылке на Северный Кавказ; в октябре того же года уволен на покой (Плякин М., диак., Теплов В. В. Досифей (Протопопов) // Православная энциклопедия. Т. 16. М., 2007. С. 66–67). Благодарю В. В. Теплова за помощь в художественном оформлении статьи для сайта Седмица.ру.

[46] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 34.

[47] После издания Декларации митрополита Сергия первый громкий протест, сопровождавшийся отходом от него, быт заявлен в Окружном послании Архиерейского Синода РПЦЗ от 9 сентября 1927 г. (Мазырин А., свящ. Ярославская оппозиция митрополиту Сергию (Страгородскому) и митрополит Агафангел (Преображенский) // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Сер. 2. История. История Русской Православной Церкви. 2006. Вып. 3(20). С. 87).

[48] Ленинградский церковный раскол 1927 г. (ОР РНБ, ф. 253, д. 829, л. 1 об.). Благодарю С. Ю. Акишина за возможность ознакомиться с текстом документа.

[49] Акты Святейшего Тихона Патриарха Московского и всея Руси, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти 1917–1943 гг. В 2 ч. / Сост. М. Е. Губонин. Ч. 2. М., 1994. С. 544–547.

[50] Там же. С. 572–574.

[51] Мазырин А., свящ. Ярославская оппозиция... С. 101.

[52] Александрова-Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков): служение и труды. К 50-летию преставления // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. Вып. 34. СПб., [2006]. С. 91.

[53] Акты Святейшего Тихона… Ч. 2. С. 570–572.

[54] Мазырин А., свящ. Сто дней Русской Православной Церкви под управлением Ярославского викария: К 80-летию со времени пребывания в должности Заместителя Патриаршего Местоблюстителя священномученика архиепископа Серафима (Самойловича) (Электронный ресурс: https://sedmitza.ru/text/409247.html; дата обращения – 11 марта 2022 г.). Благодарю о. Александра Мазырина за консультации по этой теме.

[55] Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 576–577. На этот призыв 7 апреля митрополит Агафангел отвечал: «Соглашаясь на пересмотр нашего решения отложиться от Вас… я просил бы оказать содействие к возвращению архиепископ Серафима в Углич, чтобы он имел возможность принять участие в пересмотре», а 10 мая – что подписавшие отделение не прерывают молитвенного общения с митрополитом Сергием, но его распоряжений, «смущающих их и народную совесть и нарушающих каноны, исполнять не будут» (Там же. С. 601–602, 610).

[56] Протоиерей Н. К. Чуков писал, что делегаций для уврачевания раскола было отправлено три: «[1928 г.] 27 апреля – 10 мая. Митрополит [Серафим] сказал… [что] к Агафангелу третий раз едет делегация с призывом к покаянию. Митрополит предполагает, что Агафангел отстранится от Иосифа не без влияния Е. А. Тучкова, дабы не быть в расколе, но составлять “оппозицию” м[итрополиту] Сергию... 23/10 мая. Приехал еп[ископ] Сергий Гришин; остановился у меня. Ярославские иерархи все прислали письма м[итрополиту] Сергию с проявлением подчинения» (Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 28. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория)).

[57] Косик О. В. «Послание ко всей Церкви» священномученика Серафима Угличского от 20 января 1929 года // Богословский сборник. 2003. Вып. 11. С. 288.

[58] Там же.С. 281–305.

[59] Там же. С. 293.

[60] Михаил Александрович Новоселов (в монашестве Марк; 1864–1938 гг.), тайный епископ Сергиевский(?), мч., церковно-общественный деятель, миссионер, просветитель, публицист, издатель.

[61] Косик О. В. «Послание ко всей Церкви»... С. 300.

[62] Там же. С. 301302.

[63] «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову» и не только ему: Донесения из Ленинграда в Москву, 1928–1930 годы / Публ., вступл. и примеч. А. Мазырина // Богословский сборник. Вып. 11. М., 2003. С. 307–341.

[64] Косик О. В. «Послание ко всей Церкви»... С. 302.

[65] Елевферий (Богоявленский; 18701940 гг.), с 1917 г. управляющий Литовской епархией, с 28 июня 1928 г. архиепископ Литовский и Виленский, с декабря 1930 г. временно управляющий русскими западноевропейскими приходами.

[66] Елевферий (Богоявленский), митр. Неделя в Патриархии. Париж, 1933. Приложение. С. 125. Впоследствии опубликовано М. Е. Губониным: Акты Святейшего Тихона... Ч. 2. С. 657–676.

[67] Там же.

[68] Косик О. В. «Послание ко всей Церкви»… С. 302.

[69] Мазырин А., свящ. Ярославская оппозиция... С. 77.

[70] Там же. С. 80.

[71] Александрова-Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков): служение и труды. К 50-летию преставления // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. Вып. 34. СПб., [2006]. С. 90–91.

[72]Мазырин А., свящ. Ярославская оппозиция… С. 110.

[73] Шляпин – начальник церковного стола Центрального района Ленинграда.

[74]Александрова-Чукова Л. К., Звонарев С., прот. Указ. соч. С. 322323.

[75] Мазырин А., свящ. Ярославская оппозиция… С. 75.

[76] Автор имеет в виду уже упоминавшееся: «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову» (Там же. С. 102).

[77] Ленинградский церковный раскол 1927 г., л. 4.

[78] Косик О. В. «Послание ко всей Церкви»… С. 292293.

[79] Там же. С. 302303.

[80] В обзоре политического состояния СССР за февраль 1928 г. содержалось следующее сообщение: «В начале февраля группа ярославских церковников (Агафангел, Иосиф Петровых, Серафим Самойлович и др.) с целью порвать с митрополитом Сергием выпустила от своего имени обращение к Сергию: “Отныне отделяемся от Вас и отказываемся признавать за Вами и Вашим “синодом” права на высшее управление церковью". Данное выступление реакционных церковников большого числа последователей, кроме оппозиционно настроенных епископов, не имело» («Совершенно секретно»: Лубянка – Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.). Т. 6. 1928 г. М., 2004. С. 141; Цит по: Мазырин А., свящ. Ярославская оппозиция… С. 102).

[81] Мазырин А., свящ. Ярославская оппозиция… С. 97.

[82] Ожидалось, что съезд внесет изменения в статьи Конституции РСФСР, касавшиеся вопросов свободы совести. А накануне, в апреле 1929 г., планировалось принять новый республиканский нормативно-правовой акт, регулировавший деятельность религиозных объединений. Весь предсъездовский период был использован властями для нагнетания антирелигиозной истерии. Особую активность проявляла АРК, председатель которой, Ем. Ярославский, призывал в своих погромных антирелигиозных статьях «вырвать почву из-под ног всякого церковного и религиозного проповедника» (Одинцов М. И. Патриарх Сергий. М., 2013. С. 113).

[83] Среди постоянных членов АРК были такие известные фигуры, как В. Р. Менжинский, П. А. Красиков, П. Г. Смидович и Н. К. Крупская. Определяющая роль в санкциони­ровании постановлений АРК принадлежала высшему партийному руководству, а исполнителями решений на местах были органы НКВДОГПУ. На каждом протоколе заседаний комиссии стоят грифы «Совершенно секретно» и «Хранить конспиративно». Проект постановления «О религиозных объединениях» АРК начала обсуждать 2 февраля 1929 г. (доклад т. Смидовича) и продолжила 2 марта, поручив ему внести изменения и дополнения в некоторые параграфы проекта, например такое: «Прав юридического лица не имеют». Стенограммы заседаний не велись, и обнаружить дополнительную информацию не представляется возможным (Протоколы Комиссии по проведению отделения церкви от государства при ЦК РКП(б) – ВКП(б) (Антирелигиозной комиссии). 1922–1929 гг. / Сост. В. В. Лобанов. М., 2014. С. 258, 261).

[84] Д. Н. Н. Комиссия по проведению отделения церкви от государства // Православная энциклопедия. Т. 36. М., 2015. С. 533–542.

[85] Там же.

[86] Мазырин А., свящ. Ярославская оппозиция… С. 71.

[87] Димитрий (Любимов; 1857—1935 гг.), лидер ленинградских «иосифлян», епископ б. Гдовский вместе с епископом б. Нарвским Сергием (Дружининым) 26 декабря 1927 г. подал митрополиту Сергию акт о прекращении с ним «и со всеми, кого он возглавляет», канонического общения // Акты Святейшего Тихона… С. 544545.

[88] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 28. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[89] Косик О. В. Интервью митрополита Сергия (Страгородского) 15 февраля 1930 года в восприятии современников // Ежегодная богословская конференция ПСТБИ. М., 2003. С. 266–277.

[90] Косик О. Сборник «Дело митрополита Сергия» и участие в нем мученика Михаила (Новоселова) // Вестник ПСТГУ. Сер. 2. История. История Русской Православной Церкви. 2009. № 2(31). С. 77–95.

[91] Автор ссылается на книгу: Иоанн (Снычев), митр. Церковные расколы в Русской Церкви 20-х и 30-х годов XX столетия. Сортавала, 1993. С. 153. При этом он добавляет, что подлинный текст указа ему неизвестен (Кравецкий А. Г. Проблема богослужебного языка на Соборе 1917–1918 годов и в последующие десятилетия // Журнал Московской Патриархии. 1994. № 2. С. 68–86).

[92] Александрова-Чукова Л. К., Звонарев С., прот. Указ. соч. С. 304, 325.

[93] Галкин А. К. Указы и определения Московской Патриархии об архиереях с начала Великой Отечественной войны до Собора 1943 г. // Вестник церковной истории. 2008. № 2(10). С. 57. Приношу А. К. Галкину благодарность за консультации.

[94] Дамаскин (Орловский), игум.Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Кн. 1. М., 1992. С. 141, 142, 231, 232.

[95] «В тюрьме [в 1926 г.] митрополиту Сергию угрожали расстрелом сестры, арестованных архиереев. В следственном деле среди родственников указана сестра Александра Николаевна Архангельская, которая жила в Арзамасе… 9 октября 1937 г., когда против митрополита Сергия готовилось новое дело, она была арестована по обвинению в том, что «являлась участницей к[онтр]р[еволюционной] церковно-фашистской организации, проводила вербовочную работу и вовлекла в организацию 3-х человек, для печатания к[онтр]р[еволюционных] листовок хранила шрифт, имея связь с митрополитом Сергием, получала от него к[онтр]р[еволюционные] установки для организации» (Сафонов Д. Деятельность митрополита Сергия (Страгородского) в контексте советской вероисповедной политики в 19211926 годах // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 23(161). История. Вып. 33. С. 5866).

[96] Д. Н. Н.Комиссия по вопросам культов // Православная энциклопедия. Т. 36. 2015. С. 526.

[97] Надгробное слово, произнесенное архиепископом Григорием за литургией 18 мая 1944 г. // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М., 1947. С. 167.

[98] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 34. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[99] «Определение № 14 Патриаршего Местоблюстителя, Главы православной Церкви в СССР Сергия, митрополита Московского и Коломенского г. Ульяновск, от 8 апреля 1942 г. Слушали. Предложение Патриаршего Местоблюстителя о том, что, согласно письму протоиерея Н. К. Чукова… из Саратова, там от паралича сердца, происшедшего 25 марта в 11 часов вечера, скончался состоявший давно на покое Преосвященный архиепископ Досифей (Протопопов)… Гражданские власти, констатировавшие смерть, нашли ненужным вскрытие и выдали пасхальную ризницу для облачения тела, которое на машине было перевезено на кладбище, где и предано земле протоиереем Чуковым при очень большом стечении верующих. Определили. Принять к сведению и поручить Преосвященному Саратовскому архиепископу Андрею… организовать годичное поминовение почившего святителя, о чем и послать Преосвященному архиепископу Саратовскому указ» (Галкин А. К. Указы и определения Московской патриархии... С. 76).

[100] Андрей (Комаров; 1879–1955 гг.); когда в 1922 г. после ареста архиепископа Досифея (Протопопова) Саратов стал одним из центров обновленчества, протоиерей Анатолий Комаров «мужественно противостоял раскольникам»; в 1923 г. он принял постриг с именем Андрей, возведен в сан архимандрита и хиротонисан во епископа Балашовского, викария Саратовской епархии; с 1924 до 1926 г. временно управлял Саратовской епархией, с 1926 г. последовательно был викарным епископом Новоторжским (Тверская епархия), Петровским, Вольским (Саратовская епархия). В октябре 1929 г. переехал в Астрахань; 9 декабря 1941 г. вновь назначен на Саратовскую кафедру.

[101] Чуков Н. К., прот.Дневник. Тетрадь 34.

[102] Троицкий собор XVII в., в котором в 1936 г. расположился краеведческий музей.

[103] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 34. 29 сентября 1942 г. указом митрополита Сергия (№ 594) о. Н. К. Чуков был определен епископом Ульяновским, 11 октября назначен епископом Саратовским. 13 октября во временном Патриаршем Казанском соборе Ульяновска Куйбышевским архиепископом Алексием (Палицыным) пострижен в монашество с именем Григорий, в честь сщмч. Григория, просветителя великой Армении. Хиротонию 12 октября возглавил митрополит Сергий; 15 октября возведен в сан архиепископа во внимание к свыше 45-летнему служению в священном сане и в должности епархиального наблюдателя церковно-приходских школ, ректора духовной семинарии и, наконец, ректора Богословского института в Ленинграде, магистра богословия (Александрова-Чукова Л. К.Григорий (Чуков Николай Кириллович), митр. Ленинградский и Новгородский. С. 595.

[104] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 34.

[105] Митрополит Григорий (Чуков): вехи служения Церкви Божией. Ч. 8. Слово в день интронизации Святейшего Патриарха Сергия и докладная записка к 10-летию вторичного восстановления патриаршества в Русской Православной Церкви / Публ., вступ. ст. и коммент. Л. К. Александровой-Чуковой (Электронный ресурс: https://bogoslov.ru/article/3482639; дата обращения – 11 марта 2022 г.).

[106] Галкин А. К. Указы и определения Московской Патриархии... С. 67.

[107] Там же. С. 62, 64.

[108] Там же. С. 57.

[109] Архивы Кремля. Политбюро и церковь, 19221925 гг. В 2 кн. / Подгот. Н. Н. Покровский, С. Г. Петров. Кн. 2. Новосибирск; М., 1998. С. 298.

[110] В 1942 г. Саратовская епархия собирала средства на танковую колонну им. Дмитрия Донского (более 600 тыс. рублей), а за 1943 г. Саратовская, Сталинградская и Тамбовская епархии внесли в фонд обороны страны еще 2 138 776 руб. Помимо пожертвований на оборону, сборов на пострадавших от бомбежек, храмами и духовенством осуществлялась подписка на военный заем. 7 мая 1944 г. архиепископ Григорий в телеграмме писал патриарху, что патриотические взносы с января до мая дали по Саратовской области (2 храма) 485 тыс. рублей, Сталинградской (8 храмов) 50 309 рублей (без сведений по 1-му благочинию Сталинградской области), что военный заем по Саратову подписан, собором на 500 тыс., духовенством на 76 тыс. рублей. Всего взносов и займа 1 111 309 рублей (Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 35. Фрагменты (Молитва за Победу... // Православие и современность. 2010. № 15(31). С. 99).

[111] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 35. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[112] 3 июля 1943 г. нарком госбезопасности СССР В. Н. Меркуловдоносил начальнику Главполитуправления Красной армии А. С. Щербакову, что есть необходимость возвращения митрополита в Москву в связи с предполагаемым приездом англикан и по ряду других причин, в том числе и потому, что «нахождение церковных центров в Ульяновске затрудняет практическое проведение через них ряда мероприятий, особенно необходимых в связи с большим количеством на освобожденных территориях церквей, открытых немецкими оккупантами» (Одинцов М. И. Религиозные организации в СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М., 1995. С. 78, 79).

[113] Всеволод Николаевич Меркулов (18951953 гг.), в 1921 г. принят на службу в аппарат Закавказской и Грузинской ЧК (затем ГПУ); сподвижник наркома госбезопасности Л. П. Берии, с 1938 г. его заместитель и начальник Главного управления ГБ, которому починялись разведка, контрразведка и охрана Политбюро. По делу Берии был арестован, приговорен к смертной казни и расстрелян.

[114] Григорий (Чуков), архиеп. Запись в блокноте. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[115] Отчет Председателя Совета по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР Г. Г. Карпова о приеме Председателем СНК СССР И. В. Сталиным иерархов Русской Православной Церкви (Одинцов М. И. Власть и религия в годы войны. М., 2005. С. 305–312).

[116] Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н . «Тайная вечеря» // Ленинградская панорама. 1991. № 6. С. 10, 2829, № 7. С. 2729; Одинцов, М. И. И. В. Сталин: «Церковь может рассчитывать на всестороннюю поддержку правительства» // Диспут. 1992. № 3. С. 155157. Михаил Иванович Одинцов, главный специалист РГАСПИ, на предложение приобрести для архива этот блокнот в своем письме от 24 сентября 2015 г. ответил: «Я пытаюсь понять, что принципиально неизвестное нам на сегодня может заключаться в ваших документах. Но, видно, ничего такого нет. Устные же предания о встрече давно известны, неоднократно в разных книжках пересказаны. Естественно, стиль чиновника и пересказы разных лиц разнятся, в том числе и подробностями. Но, главное, они ничего принципиально нового не добавляют к записке Карпова».

[117] ГА РФ, ф. 6991, оп. 1, д. 1, л. 1–10.

[118] Млечин Л. М. КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы. Вячеслав Николаевич Меркулов (Электронный ресурс: https://history.wikireading.ru/49007; дата обращения19 марта 2022 г.).

[119] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 37. Фрагмент (Александрова- Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков): служение и труды... С. 102).

[120] Борис (Вик; 1906–1965 гг.), с 1 ноября 1942 г. настоятель саратовского кафедрального Троицкого собора, с 6 ноября игумен, с 19 августа 1943 г. архимандрит. 2 апреля 1944 г. хиротонисан во епископа Нежинского, викария Черниговской епархии, с 16 апреля 1945 г. епископ Черниговский и Нежинский.

[121] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 34.

[122] Иван Алексеевич Власов (1903–1969 гг.), в 1942–1943 гг. председатель Саратовского облисполкома.

[123] Михаил Павлович Кутанин (1883–1976 гг.), профессор, корифей отечественной психиатрии. С 1922 г. жил в Саратове, где создал кафедру психиатрии Саратовского медицинского института и более 40 лет ее возглавлял. Одним из первых в России начал изучать проблему борьбы с наркозависимостью и лечить душевные болезни музыкой и чтением тщательно подобранных книг в строго определенной последовательности — этот метод получил название библиотерапии. Основоположник русской школы гипноза.

[124] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 35. Фрагмент (Молитва за Победу... // Православие и современность .2010. № 14(30). С. 97–99).

[125] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 35. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[126] Константин Иванович Верзин (18921862 гг.), протоиерей, с 1932 г. служил в Знаменской церкви Ленинграда, в 1934 г. арестован; в 19501960 гг. служил в Князь-Владимирском соборе.

[127] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 35. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория)

[128] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 36. Фрагменты. (Молитва за Победу… // Православие и современность. 2010. № 14(30).С. 100).

[129] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 36 (Молитва за Победу… // Православие и современность. 2010. № 15(31). С. 9394).

[130]Там же.С. 9495.

[131] В Саратовской епархии.

[132] Исправлено, в рукописи: ведуют.

[133] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 36. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

Форумы