Горидовец Владимир, свящ. Хроники Витебского мужского духовного училища (1810–1918 гг.)

 
История Витебского мужского духовного училища уже привлекала внимание исследователей. В 1893 г. по случаю сооружения и освящения нового учебного корпуса о нем написал Н. С. Миневрин, опубликовавший в «Полоцкий епархиальных ведомостях» «Краткий исторический очерк прошлой жизни Витебского духовного училища». Труды Минервина продолжил И. И. Щеглов. К юбилейным торжествам в честь 100-летия Витебского мужского духовного училища он подготовил очерк «К столетию Витебского духовного училища», опубликованный в «Полоцких епархиальных ведомостях» в 1911 г., а также отдельным изданием.
В настоящей статье я попытаюсь обобщить сведения о Витебском духовном училище, дополнив их фактологической базой ХХ в. Исследование может помочь в поиске причинно-следственных связей событий XIX–XX вв. с участием учивших и учившихся в Витебском мужском духовном училище.
29 ноября 1807 г. распоряжением императора Александра I был учрежден комитет по усовершенствованию духовных училищ, призванный составить план создания духовных учебных заведений, составить соответствующие сметы и указать возможные статьи финансирования этого проекта. 26 июня 1808 г. этот план был утвержден, и начала свою деятельность комиссия духовных училищ, которая к началу 1809 г. определила необходимое их количество и последовательный порядок открытия. На основании этого Святейший Синод предложил епархиальным властям принять меры для открытия указанных учебных заведений.
В том же 1809 г. архиепископ Могилевский и Витебский Варлаам (Шишацкий) получил предписание об учреждении 5 уездных и 15 приходских училищ, в том числе для Витебской губернии: уездного училища в Витебске и трех приходских училищ в Невеле, Себеже и селе Бобовая Лука, изначально относившихся к Санкт-Петербургскому учебному округу. В декабре 1809 г. архиепископ Варлаам представил Святейшему Синоду план своих мероприятий для начала деятельности духовных училищ с января 1810 г., оговаривая при этом необходимость открыть Витебское уездное духовное училище несколько позже, так как минимально необходимое количество учеников для него еще надо подготовить в приходских училищах[1].
Духовная консистория предоставила руководству уездных и приходских училищ Могилевско-Витебской епархии списки обучавшихся на дому детей священно- и церковнослужителей. На духовные правления возлагалась обязанность доставить этих детей в училища, ректоры и смотрители которых должны были, в свою очередь, докладывать в консисторию о явке учеников[2]. Духовные правления доставили в Витебск всего троих учеников, которых до решения вопроса временно отправили в Оршанское училище.
В июле 1810 г. перед началом каникул учащимся приходских училищ был устроен внеочередной экзамен, по результатам которого лучшие определялись в Витебское уездное училище. В итоге из Оршанского училища пятерых учеников перевели на высшее отделение и одного – на низшее, а приходские училища отдали 13 учащихся: 8 из Бобово-Лукского (Велижского) и 5 из Невельского[3]. Ректором Витебского уездного училища был назначен протоиерей Успенского собора города Петр Околович, а преподавателями – учитель поэзии из Могилевской семинарии Алексей Марковский, студент богословия Константин Адамович и студент философии Антон Мижурский.
1 октября 1810 г. протоиерей Петр Околович получил предписание от архиепископа Варлаама (Шишацкого) открыть уездное училище в ближайший праздничный или воскресный день, при этом указывалось место проведения занятий – здание местного духовного правления (впоследствии – флигель здания Витебской духовной семинарии[4]), в трех комнатах которого оно оставалось до июля 1811 г. В этом помещении помимо правления размещалось еще и духовенство Успенского собора. Аренда частных домов стоила дорого, поэтому, несмотря на то что протоиерей Петр Околович после осмотра помещений нашел их «неспособными, опасными и к падению преклонными», уездное училище все же разместили в двух смежных комнатах дома духовного правления над притвором теплой церкви, рассчитанных на 35 учеников.
Консистория определила и церемониал открытия духовного училища: предварительный сбор учителей и учеников в здании училища, общее шествие под колокольный звон в церковь, где должны служиться литургия и царский молебен, затем крестный ход к училищу, водосвятие, многолетие, целование креста и речь ректора[5].
К середине октября 1810 г. в Витебск прибыли учителя, были доставлены учебные книги, но из учеников присутствовал только один человек. Только 30 октября состоялось официальное открытие духовного уездного училища: ректор протоиерей Петр Околович в Успенском соборе отслужил в присутствии учащих и учащихся литургию с молебном, после чего начались занятия на высшем и низшем отделениях, на которых обучались 11 из 15 назначенных учеников (четверо не явились)[6].
Срок обучения на каждом отделении составлял 2 года. Правление Могилевской духовной семинарии оказало методическую помощь в проведении занятий, предоставив список необходимой литературы и расписание учебных предметов. Для высшего и низшего отделений было назначено 56 учебных часов в неделю, перечень учебных предметов сохранялся неизменным вплоть до 1906 г. Семинария сохраняла за собой контроль за расходованием финансов, а также ревизирование устройства учебной деятельности и бытовой обстановки в общежитии училища[7].
Постоянной задачей училища ставилось обучение и воспитание детей, преимущественно из духовного сословия, для дальнейшего обучения их в семинарии[8]. Поэтому сюда принудительно набирались достигшие 7 лет дети из духовного сословия, но родители по экономическим соображениям отправляли их учиться с большой задержкой. Это явление называлось «передержательство» и преследовалось епархиальным начальством вплоть до отрешения от приходов и доходов родителей таких детей[9].
Училище возглавлял либо ректор (если должность занимал архимандрит или протоиерей), либо смотритель (если это был игумен, священник или светское лицо). В пределах своего уездного и приписных Невельского, Себежского и Бобово-Лукского приходских училищ он обладал абсолютными полномочиями. Один из учителей именовался инспектором и дополнительно отвечал за дисциплинарную сторону воспитания учащихся. После 1867 г. должность стала называться «помощник смотрителя». Согласно устава духовных училищ 1867 г. администрация в лице ректора (смотрителя) и инспектора заменялась Правлением училища, куда входили: смотритель, помощник смотрителя, один из учителей, 2 члена (с 1906 г. – 3) от духовенства. В таком составе Правление училища решало все текущие вопросы, но после 1906 г. – только хозяйственно-экономические дела, а учебно-воспитательные – лишь вместе со всеми представителями педагогического персонала[10].
В 1851 г. в училище впервые появилась ставка надзирателя. Средства для его содержания семинарское правление сначала предложило изыскивать самостоятельно, затем – получать из средств Полоцкого училища. В результате администрации училища пришлось определить назначенного надзирателя на оклад казеннокоштного ученика[11].
Первоначально училище непосредственно подчинялось Могилевской духовной семинарии, затем – Полоцкой. После 1838 г. воспитанники Могилевской семинарии, принадлежащие по месту рождения к Полоцкой епархии, должны были перевестись в соответствующие классы Полоцкой духовной семинарии. Туда же следовало поступать выпускникам уездных училищ на территории Полоцкой епархии. С 1840 г. Витебское и Полоцкое уездные духовные училища подчинялись Белорусскому семинарскому правлению. Семинария не только проводила ревизии училища, но и влияла на устройство училищной жизни. Так, в 1843 г. правление Полоцкой семинарии предписало с выговором возвращать на счет смотрителя и инспектора для доучивания тех училищных выпускников, кто при поступлении в семинарию проявил слабые знания и дурное воспитание. Только в 1867 г. было отменено строгое подчинение Витебского училища Полоцкой семинарии, а с 1906 г. оно напрямую стало подчиняться Полоцкому епископу, действуя через свое правление, журналы постановлений которого заверял архиерей[12].
 
Учебные помещения
В 1811 г. состоялась синодальная ревизия дел училища, проведенная ректором Вологодской духовной семинарии архимандритом Амвросием, по результатам которой, ввиду крайней ветхости училищных помещений (в каменных стенах были обнаружены трещины)[13], было предписано подыскать прочное и надежное здание для проведения занятий, а ректору вынесено замечание. Поскольку выделенной свыше на содержание училищного дома суммы в размере 200 рублей не хватало для найма подходящего помещения, протоиерей Петр Околович обратился к Белорусскому генерал-губернатору герцогу Александру Вюртембергскому с просьбой о помощи. В ответ училищу предложили безвозмездно разместиться в трехкомнатом каменном здании купца Фуфаева в виде постоя. Однако выяснилось, что хотя городские власти и не стали требовать арендную плату с духовного училища, но ее потребовал собственник помещения, причем в размере, превышающем возможности училищного бюджета. Вскоре началась Отечественная война 1812 г., и 3 июля 1812 г. училище было закрыто, а дом купца Фуфаева отдан под постой солдат[14].
По предписанию Витебского губернского правления протоиерей Петр Околович эвакуировал в Новгород весь соборный причт, соборные драгоценности и деньги, библиотеку, архивы духовного училища и духовного правления. После окончания военной кампании, 26 мая 1813 г. духовное училище возобновило свою деятельность в Витебске при половинном составе учеников и все началось практически с нуля. Соборный дом, изначально предназначенный для размещения училища, требовал переоборудования и ремонта, так что в 1817 г. даже рассматривалось предложение перевода училища в Марков монастырь или в здание, позже занимаемое Витебской семинарией. Готового помещения для училища в монастыре не имелось, семинарский дом требовал значительного ремонта, поэтому протоиерей Петр Околович временно уступил свою пятикомнатную квартиру для проведения занятий, арендуя себе более скромное жилье за средства, выделенные училищу для найма помещения. Затем училище вновь поменяло адрес, переехав на Соборную улицу в дом еврейского мещанина Иовны Борохова. Там оно заняло 3 комнаты на 2-м этаже с разрешением пользоваться очагом на 1-м этаже. Какое-то время училище размещалось только в одной комнате, разделенной невысокой перегородкой пополам, так что одновременно проводить занятия было невозможно, и один из учителей был вынужден переходить в помещение сторожа[15].
В 1817 г. протоиерей Петр Околович предложил 3 варианта решения вопроса с помещением для проведения училищных занятий: 1) капитально отремонтировать дом духовного правления, построив для учеников новый каменный флигель; 2) приобрести в собственность арендуемый в тот момент дом мещанки Т. Бахаловичевой на Богословской улице с землей до 900 кв. саженей; 3) просить увеличить размер суммы, выделяемой на аренду училищного помещения до 500 рублей в год. Эти предложения остались без ответа, а ситуация к 1819 г. настолько ухудшилась, что домовладелица Бахаловичева, не получая арендной платы, угрожала запереть дом и не пускать туда учеников, так что ректор, не получая казенных денег, был вынужден вносить свои личные средства или брать их в долг[16].
В 1820 г. столичная комиссия духовных училищ, пытаясь разными путями разрешить ситуацию с размещением Витебского училища, запросила Могилевскую духовную семинарию относительно сведений: 1) о наличии казенной недвижимости для размещения училища в Витебске или его окрестностях; 2) о возможности аренды для этого частного дома в Витебске; 3) как крайний случай – при необходимости сооружения нового здания предоставить комиссии смету и план проектируемого здания. В итоге вопрос решился иначе: благодаря выделенным средствам в сумме 15 400 рублей, 20 апреля 1821 г. для училища в Витебске был приобретен дом аптекаря Г. Гаугера (впоследствии – дом общины Красного Креста на пересечении современных улиц Энгельса и Комсомольской), расположенный в Задвинской части города рядом с Николаевской батальонной церковью[17]. Дом состоял из 13 комнат и подвального этажа, в которых разместились учебные классы, квартиры для трех учителей, а в трех комнатах предполагалось открыть общежитие для казеннокоштных учеников[18]. Но скоро и этот дом перестал вмещать всех учащихся и вновь пришлось искать подходящее помещение.
В 1832 г. здание витебского базилианского монастыря на Задуновской улице – так называемое здание с куполом – предполагалось превратить в военный госпиталь, и ректор протоиерей Евфимий Ремезов предложил передать это обширное помещение духовному училищу, а существующее здание училища отдать под госпиталь. Вопрос решился положительно, но пока епархиальный архитектор составлял проект переоборудования здания и смету, велась переписка о выделении средств, прошло 25 лет[19]. Здание полностью обветшало, так и не послужив новым хозяевам[20].
В 1857 г. определением Святейшего Синода был упразднен Витебский женский Свято-Духов монастырь, его здание вместе с храмом, земельным участком и огородом следовало передать духовно-учебному ведомству для размещения в нем духовного училища с составлением проекта и сметы на переоборудование здания[21]. Смотритель училища игумен Иоасаф должен был сразу начать жить в новом здании и обеспечивать в нем порядок. Таким образом, к 1858 г. Витебское училище владело сразу тремя зданиями: бывшей аптеки в Задвинской части города, «здания с куполом» на Задуновской улице и помещениями бывшего женского монастыря[22]. По распоряжению Святейшего Синода в 1859 г. «здание с куполом» продали с торгов за символическую цену в 550 рублей старооскольскому купцу, вскоре перепродавшему свое приобретение. Затем здание было разобрано и из полученных материалов построены в Витебске 2 больших дома, в одном из которых разместился земельный банк[23].
С 1858 г. епархиальный архитектор занимался составлением проекта переоборудования под нужды духовного училища помещений упраздненного Духовского монастыря, но здание ветшало, приходя в полную негодность – обрушивались потолки, так что теплую зимнюю церковь пришлось разобрать, а из второго храма всю церковную утварь перенести в ризницу кафедрального собора. В 1861 г. Святейший Синод отказал в финансировании этого проекта, а 21 октября 1865 г. решением Синода помещения Свято-Духовского женского монастыря были переданы Полоцкому училищу девиц духовного звания[24]. В итоге после четырех десятилетий хлопот Витебское училище осталось в ветхом здании бывшей аптеки около Никольской батальонной церкви[25].
С введением в 1867 г. нового устава духовных училищ, вопросы материального обеспечения их деятельности возлагались на местное духовенство, которое не имело необходимых для этого средств. В 1869 г. окружной съезд духовенства даже принял решение просить ходатайства Полоцкого епископа Саввы (Тихомирова) перед Святейшим Синодом о выделении из синодальных средств 9500 рублей для расширения существующего училищного здания – взамен изъятых в 1840 г. у Полоцкой семинарии 500 тыс. рублей капитала, перешедших в пользу Синода, и 3 тыс. крестьян, поступивших в распоряжение ведомства государственных имуществ[26]. В такой формулировке вопрос остался не решен, поэтому в 1869 г. правление Витебского училища представило окружному съезду духовенства проект для сооружения второго этажа над существующим зданием и пристройки к нему двух каменных флигелей – всего на 28 тыс. рублей. При этом оговаривалось, что быстрее и дешевле приобрести выставленный на продажу за 20 тыс. рублей смежный с училищем дом аптекаря К. Познера. Именно последнее предложение было поддержано, но решение вопроса растянулось на 4 года, в течение которых Познер 2 раза снижал цену здания – сначала до 18 500, затем до 13 500 рублей, но потом, недовольный медленным и убыточным для него процессом покупки здания, отказался от его продажи. Уже после снятия здания с торгов, 18 декабря 1871 г. Синод выделил из духовно-учебного капитала сумму около 35 тыс. рублей для покупки и переоборудования этого здания, но проекту не суждено было состояться[27]. Правление училища вновь вернулось к рассмотрению варианта ремонта существующего здания с возведением у него 2-го этажа[28].
В ноябре 1872 г. попечитель Виленского учебного округа Н. А. Сергиевский предложил Святейшему Синоду для продажи духовно-учебному ведомству 2 здания. Синодальным определением от 15 марта 1874 г. сделка состоялась, одно из зданий перешло Витебской семинарии, а другое – Витебскому мужскому духовному училищу. В 1880 г., после переезда Витебской гимназии в новое здание, училище получило в свое пользование бывший дом прогимназии на Смоленской улице, а обер-прокурор Святейшего Синода выразил интерес к переоборудованию здания. После этого проект реконструкции был сделан епархиальным архитектором в течение октября–ноября 1880 г., предполагалось даже сооружение каменного флигеля для ученической больницы и квартиры смотрителя. Но в январе 1881 г. окружной съезд духовенства предложил переместить духовное училище в новое здание, не дожидаясь капитального ремонта, 9 марта 1881 г. эта идея нашла отражение в указе Святейшего Синода[29].
Была проведена техническая ревизия здания и в его стенах обнаружились сквозные трещины, после чего естественным образом отменился срочный переезд училища и завязалась активная переписка со Святейшим Синодом, в ходе которой дважды сокращался объем работ и их финансирование, пока правление училища не пришло к выводу, что здание выгоднее продать, а на вырученные деньги построить в нем 2-й этаж с необходимыми надворными постройками, но в марте 1886 г. и этот план подвергся синодальному секвестированию на четверть требуемой суммы. Впрочем, в 1889 г. после синодальной ревизии училища, обер-прокурор Святейшего Синода согласился с этими выводами правления училища[30], но здесь проявил инициативу епископ Полоцкий Антонин (Державин), предложивший продать аварийное здание бывшей прогимназии, все это время служившее жильем для неженатых преподавателей[31], вместе с действующим училищным зданием и построить совершенно новое здание[32]. Вскоре для этого был выбран на берегу Двины участок земли, принадлежащий купцу Либензону, и из нескольких предложений о покупке выбрано самое выгодное – от Ханы Гуревич, поверенной рославльского купца Л. Гуревича. Последняя предложила 37 тыс. рублей за оба здания с условием передачи ей подряда на сооружение нового училищного корпуса, стоимость которого выходила около 46 тыс. рублей, с условием погашения разницы в суммах уже после окончания строительства[33].
Этот план одобрило окружное собрание духовенства, и по ходатайству епископа Антонина (Державина) 6 апреля 1890 г. Святейший Синод разрешил строительство нового училищного здания по проекту епархиального архитектора А. Клементьева, а производство строительных работ поручил Х. Гуревич. Финансирование строительства предполагалось вести как за счет синодальных, так и местных средств[34].
Кроме того, правление училища приобрело под строительство здания у того же подрядчика Гуревич более обширный участок земли с садом на пересечении 1-й Ветряной и Суворовской улиц[35]. 13 января 1891 г. Витебский окружной съезд духовенства документально закрепил желание купца Л. Гуревича передать училищу на льготных условиях прилегающую к участку застройки оставшуюся часть так называемого Борунова сада[36], при этом 627 кв. сажен земли переходили в собственность училища безвозмездно. В результате при училище было решено создать школу садоводства и огородничества, нанят опытный садовод[37].
5 июля 1890 г. епископ Полоцкий Антонин (Державин) совершил торжественный молебен на закладку здания училища, а 25 сентября 1892 г. комиссия во главе с синодальным архитектором Елкашовым приняла его на баланс духовного ведомства и, после освящения здания, начались занятия. Только после 82 лет существования училища оно получило новое собственное просторное здание, в котором помимо 4 классов разместились и ученическое общежитие на 80–85 человек, и квартиры начальствующих[38]. При училище также была оборудована скромная домовая церковь во имя свт. Димитрия Ростовского, первоначально устроенная в канцелярии, а затем перенесенная в более просторную и изолированную часть ученических спален. Она постепенно благоукрашалась и была капитально отремонтирована в 1909 г.[39] В 1902 г. вместо прежних деревянных заново отстроили надворные службы.
В 1901 г. большой пожар нанес серьезный ущерб зданию, но, к счастью, его вовремя ликвидировали[40]. Во дворе находилось деревянное здание больницы, перестроенное в 1893 г. из приобретенного частного дома, к которому в 1897 г. пристроили изолятор для заразных больных. В 1896 г. во дворе училища была сооружена деревянная баня с водопроводом, в 1902 г. перестроенная в камне[41].
 
Библиотека
Вопрос комплектования училищной библиотеки решался на протяжении десятилетий. В 1831 г. основу книжного фонда составляли дарственные 36 экземпляров Библии и Нового Завета на грузинском, татарском, армянском, турецком, молдавском, шведском, латышском и других языках. Географические карты к этому времени отслужили 20 лет и полностью вышли из строя, но семинарское правление только предлагало училищу самостоятельно чинить их[42]. Обучение церковному пению в 1860-х гг. велось без использования музыкальной литературы, нот, инструментов, что приводило к появлению безымянных оригинальных ученических методик, передаваемых изустно из поколения в поколение. Например, распевы осмогласия заучивались на музыкальном изложении истории встречи двух монахов, в которой одновременно передавались понятные ученической массе личные переживания детей: «Глас 1: Идет чернец из монастыря. Глас 2: Навстречу ему второй чернец. Глас 3: Откуда, брате, ты грядеши? Глас 4: Я гряду, гряду из Константинограда. Глас 5: Сядем-ка, брате, побеседуем. Глас 6: Жива-ли, брате, мати моя? Глас 7: Мати твоя давно померла. Глас 8: Увы мне, мати моя!»[43].
В 1872 г. смотритель училища констатировал полное отсутствие книг для чтения в библиотеке и предложил священнослужителям жертвовать деньги для их приобретения. В результате, при проведении ревизии в 1877 г. в библиотеке по описи числились, но фактически отсутствовали 294 экземпляра книг в фундаментальной библиотеке и 139 – в ученической, а имелись в наличии: рыцарский роман «Амадис Галльский» на французском языке, «Еврейская грамматика» на латинском языке, «Практическое и умозрительное земледелие с наставлением об уничтожении паршей у овец», вышедшие из употребления семинарские и училищные учебники, проповеди Ж. Массильона, издание Горация[44].
Только к 1889 г. комплектование стало осуществляться по отдельной статье финансирования и в фундаментальной библиотеке появились 532 книги, в ученической – 425. Появилась даже библиотека учебников. В 1908 г. в фундаментальной библиотеке насчитывались 842 книги, в ученической – 1167, дополнительно имелись наглядные учебные пособия – карты, атласы, картины, коллекции[45].
Преподаватели и их материальное положение
Преподавателям Витебского духовного училища помимо денежного оклада полагались также казенные квартиры с отоплением. В действительности так было не всегда. Например, семью учителя А. Мижурского на некоторое время приютил отставной солдат «по одному человеколюбию и из сожаления к несчастью». Затем он получил комнату только за обучение соборных певчих, после чего по распоряжению местных властей определен на постой к купцу Н. Дудышкину, у которого занимал комнату площадью около 4 кв. м. Однажды, вернувшись домой, он увидел свою жену и детей вместе с имуществом на улице, а квартира была отдана на постой офицеру. Чтобы спастись «от позора бедности, от зноя, дождя и бурь», студент философии Мижурский был готов жить и в амбаре, и работать училищным сторожем. Только решительные действия ректора протоиерея Петра Околовича позволили учителям иметь скромное служебное жилье. Однако позднее этот вопрос вновь стал
актуальным[46].
В 1861 г. на объяснения учителей о том, что в Витебске из-за постоянного нахождения войск и больших казенных заказов на хлеб жизнь стала чрезвычайно дорогой и просьбы о материальной помощи пришел следующий ответ: «Не надо утруждать семинарское правление излишней и совершенно бесплодной перепиской». При всей незначительности пенсионного оклада для учителя, чтобы его получить, надо было проработать не менее 25 лет. Учителя влачили существование, едва удовлетворяя минимальные культурные запросы. В 1867 г. после смерти одного из учителей, из личных вещей только три предмета относились к его профессии – книга «Каноник», карта Азиатской части России и карта Российской империи с портретами всех государей от Рюрика до Александра II. Последняя учительская зарплата ушла на гроб и погребение[47].
Между тем образовательный ценз учащих с течением времени только повышался: практически все ректоры и смотрители имели высшее богословское образование; учителя – изначально не ниже первого разряда семинарии, с 1880-х гг. – выпускники академии, с 1906 г. – с высшим образованием. Все они периодически проповедовали в кафедральном соборе, приобретая этим и общественное значение.
 
Организация учебного процесса
С момента открытия училища в нем изучались одни и те же предметы, за исключением гражданской Российской истории (6 часов в неделю), которая дважды вводилась и исключалась из обучения: катехизис, священная история Ветхого и Нового Завета, устав церковного богослужения, церковное нотное пение, арифметика, география всеобщая и Российской империи, основы греческого и латинского языков, русский и церковно-славянский языки[48]. Особое внимание уделялось изучению древних языков, в особенности латинского. Причину этого семинарское правление объяснило в 1825 г.: «На нем сохранилась большая и лучшая часть древних сведений человечества во всех родах науки и искусств». В 1828 г. требовалось не только переводить тексты на латинском языке, но и свободно вести беседу на нем. Для достижения такого совершенства составлялось специальное ежедневное расписание по изучению латинского языка: в назначенное время надо было выучить до 10 слов, а результат контролировался еженедельно, по субботам. В 1868 г. за полученную единицу по греческому языку правление училища лишало ученика казенного содержания[49].
Для градации степени успеваемости учеников применялись термины: «острый» и «быстрый» – для способных к учению; «средствен», «великовозрастен», «к науке неудобен» – для неспособных. Начиная с 1811 г. ведомости с указанием имен отстающих в учебе и характеристикой их способностей предоставлялись в духовную консисторию для определения на службу в духовное ведомство на низших степенях церковного клира. Иногда неуспевающие ученики переводились из высшего отделения училища обратно в низшее, что вынуждало тратить на обучение два лишних года. Тем не менее случаи совершенного увольнения учеников из училища являлись редкими – со стороны преподавательской корпорации проявлялось долготерпение к питомцам, иногда годы и многие усилия уходили на развитие ученика в нужном направлении[50].
Знания учеников проверялись на внутренних испытаниях в сентябре, январе и мае, а также на публичных испытаниях по окончании учебного года. Первое публичное испытание состоялось 14 июля 1811 г. в присутствии Белорусского военного губернатора герцога Александра Вюртембергского, витебского гражданского губернатора и вице-губернатора, представителей чиновников и духовенства. Внутренние испытания с 1867 г. заменили так называемые «репетиции» в присутствии ревизора или депутатов от семинарии[51].
Изначально распорядок дня в Витебском духовном училище строился следующим образом: подъем в 5-6 часов утра; с 7 до 16 часов – занятия. Позже он изменился: с 9 до 13 часов продолжались двухчасовых занятия, с 15 до 16 часов проводилось еще одно занятие. С 1857 г. учебный день делился на 3 двухчасовых урока в промежутке с 8 до 14 часов. В 1870-х гг. продолжительность одного занятия сократилась со 120 до 75 минут, а еще позже – до 60 минут. Дневные занятия в классе всегда сменялись вечерними – домашней работой[52].
До 1854 г. срок обучения в училище составлял 4 года, затем – 6 лет[53]. С 1867 г. прекратилось преподавание гражданской русской истории, большее время стало уделяться изучению священной истории и катехизиса, древних языков. В 1906 г. возобновилось преподавание русской церковно-гражданской истории, вполовину сократилось число уроков по древним языкам и введены новые предметы – природоведение и черчение.
Число учащихся в училище постепенно возрастало, в том числе и за счет упразднения в 1824 г. – Велижского, в 1830 г. – Оршанского, в 1859 г. – Вербиловских приходских училищ, а в 1873 г. возник такой наплыв желающих учиться, что пришлось создавать параллельное отделение при 1-м классе. Кроме того, в 1835 г. было разрешено принимать в училище детей униатского духовенства и детей из униатских семей – для «охранения народности греко-униатского юношества вообще от влияния обрядов, языка и обычаев чуждых». Статистика изменения числа учащихся Витебского духовного училища в 1810–1910 гг. приведена в таблице[54].
 

Год

1810

1820

1830

1840

1850

1860

1870

1880

1890

1900

1910

Ученики

15

39

39

35

44

125

130

145

135

138

144

 
Целью обучения ставилась задача воспитания религиозных, преданных церкви и родине детей. Учебный день начинался и заканчивался молитвой, до 1867 г. перед уроками прочитывался отрывок библейского текста, за неимением собственного храма ученики посещали приходские церкви: Никольскую батальонную, Богоявленскую, Рынково-Воскресенскую, кафедральный Николаевский собор, где исполняли обязанности псаломщиков и пономарей[55]. Инспекция училища не только вела учет посещений учащимися церквей, но и отмечала степень их успешности в чтении и пении[56]. Святейший Синод своими циркулярными указаниями также определял направление духовного воспитания учащихся: в 1827 г. было предписано «вселять страх Господень и любовь ко Христу Спасителю, действовать сначала со смирением, потом поступать по строгости церковных правил и училищных постановлений, и в важных случаях доносить Синоду»[57]. В 1832 г. было издано распоряжение о монархическом и патриотическом воспитании учеников, направленном к совершенному единству с Великой Россией[58]. В 1828 г. комиссия духовных училищ потребовала: преимущественно изучать те предметы, которые непосредственно связаны с церковным служением и духовным образованием; владения выпускниками латинским языком до уровня свободного разговора; пребывания учеников в низших классах до тех пор, пока их умственные и нравственные способности не окрепнут должным образом для дальнейшей учебы[59].
С этого же года вводилось обязательное чередное клиросное служение учеников, устанавливалась форма отпускного билета, в котором делались отметки об участии учеников в приходских богослужениях на каникулах, в распорядке дня определялось обязательное время общения только на латинском языке[60]. Но однобокая увлеченность древними языками привела к тому, что в 1849 г. выпускники училища проявили слабые знания не только по арифметике и географии, но даже по катехизису и священной истории[61]. Ситуация, конечно, исправлялась, но проходило время и все повторялось: в 1860–1865 гг. выпускники училища при поступлении в семинарию обнаруживали самые скудные знания не только по арифметике, русскому языку и географии, но и по классическим языкам[62]. События, происходившие в этот период, во многом определили последующий облик учебного заведения: определение оптимального количества учеников до 90 человек; отмена наказаний розгами в 1863 г. и ограничение прочих телесных наказаний только в отношении грубых нарушений внутреннего распорядка и безнравственных поступков; передовые дидактические новшества немецкой педагогики, отменившие механическое запоминание всего текста учебника в обмен на выборочное усвоение главных тем с последующей самостоятельной творческой обработкой учебного материала[63]. Но, несмотря на все трудности, в течение десятилетий из года в год сохранялось постоянным число выпускников, поступивших в семинарию – около 50%[64].
 
Наказания
Меры дисциплинарного воздействия к учащимся длительное время не нормировались и определялись действующими в обществе правилами. Так, в 1837 г. за разбитое стекло ученика подвергали телесным наказаниям, в 1847 г. в числе мер дисциплинарного воздействия были: замечание, строгий выговор, лишение обеда, оставление в классе на несколько часов, стояние на коленях, наказание розгами. Экзекуцию производили по приказанию учителей и надзирателей второгодники или старшие учащиеся[65]. Иногда эти меры сочетались другими: «лишен общего стола с учениками на месяц и собственноручно отцом наказан телесно в присутствии всех учеников»[66]. Даже в 60-х гг. XIXв., после перемен в обществе, уровень дисциплинарного воздействия на учащихся сохранялся приблизительно одинаковым: «за незнание урока пользоваться только хлебом и водой, стоять на коленях в столовой и носить вазы»; «стоять на коленях четыре часа в классе»; «на молитве положить двадцать поклонов».
При этом ограничивалась и осуждалась чрезмерная тяжесть наказаний, выносимых представителями училищной администрации. В 1862 г. даже проводилось официальное расследование действий смотрителя училища иеромонаха Сергия, наказавшего провинившегося ученика 90 ударами. В 1843 г. архиепископ Василий (Лужинский) установил правило, по которому меры исправления учеников не могли применяться преподавателем единолично, без формального разрешения администрации[67]. В то же время, жесткость наказаний частично отражала и грубость нравов самих учащихся, что видно из инспекторских заметок этого периода: «Все было благополучно, ученики вели себя хорошо за исключением Д., который проломил голову и искусал все лицо Б.»[68]. Суровая жизнь без детских радостей и открытой доброты старших озлобляла многих учащихся. Для среды последних были характерны унижение младших и слабых; грубые, оскорбительные клички и ругательства; табакокурение, выпивки, пошлые разговоры; запугивание друг друга страшными рассказами о мертвецах и привидениях. После перевода учащихся упраздненного Вербиловского училища в Витебск местные бурсаки объявили им настоящую войну, которая продолжалась долго, шла с переменным успехом и использованием всех доступных средств. Имелись и примеры открытого вышучивания преподавателей прямо во время занятий[69].
Воспитательские обязанности длительное время исполняли «комнатные» или «старшие» – наиболее способные и надежные ученики, которые отмечали нарушения дисциплины в особых журналах и представляли их администрации. Большинство записей в таких журналах были однообразными: «все вели себя хорошо», «все было благополучно», что объяснялось чувством школьного товарищества и ученической этикой[70].
Строгость же наказания зачастую порождала ответную изобретательность в нарушении правил со стороны учащихся, что делало дисциплинарные меры наказания малоэффективными[71]. Так, в 1868 г. училищной администрации предложили избегать без особых поводов даже таких взысканий, как оставление учеников без обеда, стояние на коленях, запирание в карцер, а стояние на коленях в церкви считать неудобным наказанием. В 1872 г. было признано непедагогичным наказывать провинившихся учеников поклонами, лишением места в классе и стоянием на коленях[72].
Педагогика устрашения и возмездия, присущая в то время не только школе, но и семье, не могла полноценно развивать добрые нравы в среде учеников, что и отмечала ревизия Витебского училища в 1837 г.: «В учениках замечена вообще некоторая нескромность и невежливость… и во внешних их поступках, особенно в церкви при богослужении не примечено ничего, что особенно показывало бы религиозное настроение духа, приличное духовным воспитанникам».
В 1853 г. по распоряжению архиепископа Василия (Лужинского) в училище составлялись «Правила морали» для учеников, поскольку в родительских домах дети «не видят более ничего, кроме грубых примеров невежества и непорядочной жизни» и перед поездкой ученика домой на каникулы его родители или благочинный давали подписку в том, что у родного очага ребенку не будет «повреждения нравственности» и влияния «как соблазнительного, так и развратного»[73].
Училищная инспекция отмечала не только худшие, но и лучшие поступки учащихся, в которых они отличались «примерным прилежанием и мягкосердием», «усердием к молитве Господней и мягкосердием», «особенной кротостью в обхождении с меньшими себя», «тихостью и детской простотой характера», «любовью к чистоте и опрятности» – и которые культивировались в учащихся[74]. Вообще, несмотря на режим «отеческой жесткости», присущий воспитательной системе в 1810–1860-х гг., случаев отчисления учеников до окончания обучения практически не отмечалось, часто даже после четырех побегов из училища беглец восстанавливался для дальнейшего обучения, т. е. «вера в розгу» воспитателя не ожесточала сердца детей[75].
 
Материальное обеспечение и повседневная жизнь учащихся
С 1810 г. на содержание Витебского уездного и трех приписанных к нему приходских училищ выделялось по 1200 рублей в год. На эти деньги содержалась и определенная квота учащихся: «бурсаки» – впоследствии именовались казеннокоштными (до 1820 г. – приблизительно 1/10 часть от общего числа учеников[76]), на полном казенном содержании в 60 рублей в год и «полубурсаки» – впоследствии именовались своекоштными, на половинном казенном содержании в 30 рублей в год. Бурсаки пользовались квартирой и пищей от ректора, а полубурсаки жили в городе на арендованных квартирах. Термины «бурсак» и «полубурсак» отражали только степень казенного финансирования учебы[77], причем до 1820 г. правление семинарии сознательно дробило ученические оклады, чтобы охватить всех нуждающихся, пускай и мизерной помощью. В результате казенного содержания могло хватить всего на 1 месяц[78]. С 1831 г. был до крайности ужесточен порядок выделения ученических окладов, так что даже вдовам, определяющим сирот на казенное содержание, приходилось представлять подробные описи своего имущества с указанием количества ведер, ушатов, женских платков и проч.[79]
В 1832–1833 гг. в училище стали поступать дети бывшего униатского духовенства, настолько пополнившие разряд неимущих учеников, что Могилевское семинарское правление существенно увеличило финансирование Витебского духовного училища: по 36 бурсачных и полубурсачных ежегодных окладов в размере, соответственно, 120 и 60 рублей[80]. Существенным подспорьем для материальной жизни учащихся стало перемещение епископской кафедры из Полоцка в Витебск, так что с 1840–1850-х гг. до 20 из них поступали на службу в архиерейский хор, освобождая училищу казенные оклады, место в общежитии и давая возможность улучшить питание остальным ученикам в училищной столовой[81].
Еще в 1821–1822 гг. предпринимались попытки открыть ученическое общежитие (конвикт или так называемая бурса) в Витебском училище, в 1823 г. в нем жили 3 ученика, а в следующем – всего 2[82]. Но, после того как в 1824 г. к Витебскому уездному духовному училищу было присоединено Велижское (бывшее Бобово-Лукское) приходское училище, а Себежское приходское училище упразднено[83], распоряжением Санкт-Петербургского академического правления в 1825 г. был учрежден конвикт на 25 человек, причем образцом для него выбрали общежитие Ямбургского духовного училища, смотритель которого разместил в своем доме 50 учеников[84]. Изначально ректор Витебского училища просил о сооружении отдельного деревянного флигеля для конвикта, столовой и больницы, но семинарское правление не согласилось с этим[85].
С 1827 по 1830 г. увеличение числа казеннокоштных учеников достигало 4 в год: с 23 до 34, составив в 1831 г. 48 человек. Это было связано с закрытием приходского училища в Орше, казеннокоштные ученики которого переводились в Витебск. По причине явной тесноты помещения был востребован проект расширения училища, сделанный покойным ректором протоиереем Петром Околовичем. Для этого предназначались суммы, оставшиеся от Оршанского училища, но этих денег не хватило. В 1832 г. возобновились поиски другого здания[86].
В итоге конвикт Витебского училища неоднократно менял свое местоположение, размещаясь и на квартирах некоторых педагогов, и в Задвинской части города вблизи Никольской батальонной церкви: в 1850 г. – в доме купца Розенфельда по Николаевской улице (8 мая 1850 г. здание конвикта с вещами учащихся уничтожил пожар[87]), в 1859 г. – в доме Поповых на Николаевской улице, в 1873 г. – в доме вдовы Плющик-Плющевской в 3-й части города[88]. В нем могли проживать казенные и своекоштные ученики (за отдельную плату)[89].
С 1874 г. учащиеся жили на частных квартирах, пока в 1892 г. не построили новое здание училища с общежитием[90]. В 1857 г. плата за содержание своекоштного ученика в училищном конвикте достигла неподъемной для многих учащихся суммы - 45 рублей в год, что побудило семинарское правление дать предписание училищу уменьшить размер оплаты. В итоге смотритель и инспектор училища оказались перед выбором: исполнить волю начальства или морить учеников голодом. Бытовые условия в общежитии в это время были чрезвычайно скромными: одеяла нуждались в замене, отсутствовала половина необходимого количества подушек, не было табуретов, и учащиеся складывали на ночь верхнюю одежду прямо в постель. В 1820 г. по требованию семинарского правления из сметы расходов училища как предметы роскоши были исключены простыни и полотенца, но в 1837 г. в результатах ревизорского обследования как недостаток отмечалось либо полное отсутствие белья на некоторых кроватях, либо отсутствие стирки в отношении имеющихся принадлежностей[91].
Живущим в конвикте бурсакам приходилось ночевать в нетопленой спальне, куда могла забежать для ночлега и бродячая собака; раскалывать зимой по утрам руками лед в умывальнике; неизменно питаться овсянкой и иметь городе прозвище «крупенники». Стесненными оставались и условия проживания остальных учеников вне конвикта, на квартирах, арендованных у вдов, солдаток, престарелых девиц всех сословий, которые могли получить выгоду только за счет крайне скудного стола и отсутствия дров для квартирантов[92]. Несмотря на регулярные посещения инспектором и надзирателем мест проживания учеников, большую часть внеучебного времени они были предоставлены сами себе[93].
В 1828 г. некоторые бурсаки Витебского училища являлись к Могилевскому Преосвященному «в лохмотьях и без обуви», поскольку не было возможности обмундировать казеннокоштных учеников вплоть до начала 1840-х гг.[94] Если бурсаки шли вместе в церковь или баню, то производили впечатление разношерстной, плохо одетой и дурно воспитанной толпы. По этой причине одно время им отказывали в посещении ближайших к конвикту Никольской батальонной и Семеновской церквей, поэтому приходилось далеко идти зимой в неотапливаемый Петропавловский храм. Замерзая, многие уклонялись от его посещения, прятались в теплом помещении пономарни, согревались ходьбой за чертой города[95].
В 1817 г. на все училища епархии было выделено 37 полных и 37 половинных ученических окладов, в 1821, 1836, 1839 гг. число окладов увеличивалось, но все равно их не хватало на всех желающих, и при их распределении администрации приходилось решать сложную нравственную задачу, выбирая из бедных наибеднейших. Как правило, на бурсачный оклад претендовали круглые сироты, на полубурсачный – дети бедных священно- и церковнослужителей. Иногда пытались делить на части и сами оклады, что, однако, не решало проблемы. В 1846 г. даже пришлось перевести в Полоцкое училище, которому увеличили квоту, несколько сверхштатных казенных и своекоштных учеников[96].
В 1843 г. семинарское правление предложило администрации Витебского училища при расчете сметы расходов на содержание учащихся взять за основу методику Полоцкого духовного училища, в котором уже обеспечивалось полное финансирование пребывания казенных учеников во время учебы: суконная куртка с брюками – на 2 года, нанковая куртка с брюками – на 1 год. Здесь отсутствовала теплая одежда, которая до 1873 г. выдавалась всего дважды: в 1847 г. по отдельному распоряжению архиепископа Василия (Лужинского) в связи с появлением холеры и в 1868 г. за счет помощи частного жертвователя[97]. Но даже через 3 десятилетия объема выделяемого Витебскому училищу финансирования явно не хватало. В 1877 г. очень распространенной причиной отсутствия на занятиях являлось неимение сапог, так что некоторые сыновья священников пропускали до 10 дней в месяц[98].
Для обеспечения неимущих учеников в 1871 г. было определено взыскивать через консисторию со священников – 30 копеек, с диаконов – 15 копеек, с низших клириков – 8 копеек. Эта мера результата также не принесла, и в 1872 г. ревизия отметила, что полуказенные ученики не снабжаются родителями спальными принадлежностями, имея в качестве постели мешки, набитые соломой, одеяла из холста и грязные подушки без наволочек[99].
Имелась практика назначения в училище «почетных блюстителей» по хозяйственной части, что должно было разрешить финансовые проблемы. В 1861 г. им стал витебский купец Д. Киселев, в 1868 г. его сменил московский купец Н. Молодцов, впервые одевший учеников в пальто и безвозмездно снабжавший их другой одеждой[100].
С 1835 г. питание казеннокоштных учеников, живших в общежитии, существенно улучшилось: ржаной хлеб, каши, говядина, конопляное масло, снетки в пост; дополнительно с 1836 г. – молоко, сливочное масло, свежая рыба; с 1842 г. – ветчина, колбасы, сельди, куриные яйца; с 1851 г. – мед, чернослив, манная крупа, белый горох[101]. Но уже с конца 1850-х гг. из-за подорожания продуктов ситуация с питанием стала ухудшаться и частично выручала только помощь частных жертвователей[102]. После 1873 г., когда училище перешло на обеспечение от местного духовенства, простой картофель стал уже «гастрономической роскошью», и чтобы сохранить даже такое скудное питание, правление училища было вынуждено начать увольнять своих работников. Родители учеников и духовенство округа оказались не в состоянии существенно помочь в этой ситуации[103].
Не выдерживая скудных условий существования, многие дети, формально числясь на учебе в духовном училище, в течение многих недель жили у родителей. В 1817 г. таких насчитывалось 40 человек[104]. В 1815 г. ученик Семен Коилинский бежал в литовский уланский полк, за что его исключили из училища. В том же году бежали учащиеся высшего отделения Павел и Федор Серебренниковы. Последний в течение 3 лет убегал 4 раза и был отдан в ведение консистории «для обращения его в род жизни порочным людям предназначенный», после чего назначен училищным сторожем. В 1816 г. за отсутствием средств к существованию бежал в дом отца, пономаря Сапроновской церкви, ученик низшего отделения Иван Зверев. Его отец получил наказание через консисторию, а Ивана вернули с помощью земской полиции, но впоследствии все равно уволили из училища по неуспеваемости и отсутствию средств. В 1832 г. ректор Витебского училища сделал замечание администрации Невельского приходского училища за побег учеников из-за непомерного наказания, назначенного учителем[105]. В 1834 г. бежали ученики приходского училища братья Парковские, через Люцинское городническое правление их поймали и вернули. Безымянный 11-летний причетнический сын бежал четырежды: после первого побега он получил строгое замечание, после второго и третьего побегов был высечен розгами, а после четвертого – исключен. В 1860 г. был исключен неоднократно замеченный в побегах ученик среднего отделения Иван Вышелесский[106].
Сочетание принуждения свыше к посещению училища и бедность церковных причетников часто порождали трагические коллизии: в 1821 г. псаломщик Павел Мушинский из местечка Усвяты привез двоих своих сыновей в училище и уехал, оставив их без стола и квартиры, так что они были вынуждены просить подаяние. Вызванный для расследования этого случая, он сказал в свое оправдание, что не имеет средств содержать детей. Один из братьев сумел продержаться до зимних каникул, после чего его приняли на полуказенное содержание, а второй бежал домой[107]. Малолетний сын священника Церковищенской церкви Чернявского по окончании пасхальных каникул был выслан в училище благочинным и проделал путь в 100 верст до Витебска пешком. Однако, обнаружив через 2 дня полное отсутствие средств к существованию, решился идти обратно. Впоследствии он еще раз уходил домой из-за отсутствия средств, но в итоге получил казенное содержание[108].
В 1825 г. ученик низшего отделения Павел Журавский, сын пономаря Поречьевской церкви, приехав в училище после зимних каникул, узнал, что по неуспеваемости лишен бурсачного оклада, и самовольно вернулся домой. Отца вызвали для объяснений. Тот сослался на свою бедность и сына в училище не привез. Расследование дела через Невельский духовный заказ тянулось до 1827 г. Беглецу обещали казенное содержание и грозили отчислением в епархиальное ведомство[109].
Священник из Краснобережской церкви Невельского духовного заказа Селивестр Долгополов, истративший все свои средства для содержания двух сыновей в училище, добывал «пропитание своему семейству, собственными руками копая смоловые пни и выгоняя из них деготь»[110]. В одном из заявлений о принятии сына псаломщика на бурсачное содержание, его родитель указывал, что «средств никаких не имеет, а доброхотное подаяние собирать запрещено». В 1836 г. пономарь Церковищенской церкви Иван Белинский, понуждаемый епархиальной властью купить своим детям одежду и обувь, через Усвятского благочинного заявил, что в доме ничего не имеет кроме теленка, «которого по неимению куска хлеба должен продать на пропитание себя с домашним семейством моим», не зная, избавит ли этот шаг от голодной смерти. Имена родителей, не заплативших за одежду, обувь, книги своих детей, училище сообщало духовному правлению, которое через благочинных взыскивало недоимку[111] и накладывало штрафы в виде поклонов: священникам – 25, причетникам – 100. Такая мера не приносила денег, поэтому благочинные получили право изымать у провинившихся родителей движимое имущество и продавать его для снабжения детей одеждой и обувью. Однако и это не принесло результата – изымать было нечего[112].
В итоге материальный вопрос оставался нерешенным. Училище и семья продолжали соперничать в хронической бедности, а ежедневный быт воспитанников Витебского училища, по мнению учителя И. Щеглова, приучал их к труду, закалял работоспособность, готовил людей, которым не нужно бояться черных дней[113], через переживание личных скорбей готовых к «повседневной, будничной жизни духовенства, где нет места для громких подвигов, но где сама близость к людскому горю, к незримым, но болезненным людским скорбям уже сама по себе является тяжелым подвигом»[114].
В 1898 г. по инициативе смотрителя училища Владимира Тычинина начало действовать Общество вспомоществования недостаточным ученикам, выдавшее в последующие 10 лет своей деятельности пособий на 2 тыс. рублей. Тогда же образовался и музыкальный кружок, в котором учащихся безвозмездно обучал игре на скрипке помощник смотрителя И. Павлов[115].
 
Медицинская помощь
Организованная медицинская помощь учащимся появилась только в 1827 г., когда за 10 дней февраля 22 человека заболели горячкой. Ректор протоиерей Петр Околович, не имея средств для оплаты услуг врачей, просил их о безвозмездной помощи учащимся. Больных учеников разместили в отдельном классе и в учительской квартире. Один из них не смог поправиться и скончался. После этого протоиерей Петр Околович вновь стал ходатайствовать перед семинарским правлением об открытии училищной больницы, но не дождался решения этого вопроса, скончавшись к 1829 г.[116]
Во время эпидемии холеры в 1831 г. семинарское правление постановило временно прекратить занятия в духовных учебных заведениях, но гражданская власть настаивала на их продолжении во избежание паники. В результате в училище заболели несколько учеников, инспектор и от болезни скончался сторож. Только после этого занятия были временно прекращены[117]. В 1841–1842 гг. в училище отмечался резкий рост инфекционных заболеваний, вызванных бытовой антисанитарией, и учеников отправили по домам.
В 1846 г. в бюджете училища появилась статья финансирования больницы, но в 1847 г. во время эпидемии чесотки и холеры администрации училища предписывалось использовать для лечения учащихся только подходящий учебный класс и приглашать опытного медика. В 1853 г. в училище появился свой штатный врач И. Володько, работавший безвозмездно[118].
Заболеваемость из-за отсутствия элементарных норм санитарии и гигиены в быту учащихся имела место и во 2-й половине XIX в. Так, в 1866 г. по заявлению врача Б. Гартмана насчитывалось 22 опасно больных желудочно-кишечной инфекцией ученика из 49 живших в общежитии и число заболевших увеличивалось с каждым днем. По его требованию занятия прекратили досрочно, отпустив учащихся по домам «для поправления здоровья на чистом воздухе»[119]. В 1875 г. из-за тесноты здания и скученности учащихся заболели 2/3 учащихся, для которых доступным оказалось только «лечение воздухом».
В 1889 г. в училище, наконец, появилась больница в виде комнаты на 5 коек. Лечение часто осуществляли не только врачи, но и представители администрации: в 1868 г. смотритель училища Попов поместил к себе на квартиру заболевшего тифом ученика, так как другой возможности изолировать его от коллектива не нашлось, и ухаживал за ним 3 недели. С 1899 г. при новой и благоустроенной больнице постоянно проживала сестра милосердия[120].
 
Витебское духовное училище в ХХ в.
15 мая 1910 г. со служения заупокойной утрени о скончавшихся начальниках, учителях и выпускниках начались торжества, приуроченные к 100-летию Витебского мужского духовного училища. Общую молитву в этот день, а также служение заупокойной литургии и панихиды 16 мая возглавил бывший надзиратель училища протоиерей тюремной церкви Н. М. Попов. 17 мая 1910 г. в училищном храме совершил литургию епископ Полоцкий Серафим (Мещеряков), на запричастном стихе преподаватель В. М. Успенский сказал прочувствованное слово о целях, задачах и особенностях духовной школы. После окончания литургии состоялся благодарственный молебен, который возглавил епископ Серафим (Мещеряков) в сослужении архимандрита Витебского Маркова монастыря Пантелеимона (Рожновского) и в присутствии вице-губернатора Н. Ф. Ошанина, прокурора Витебского окружного суда С. М. Константиновича, городского головы И. Ю. Сабин-Гуса, полицмейстера Н. А. Грузинова, смотрителя Полоцкого мужского духовного училища Г. Я. Сокольского, инспектора Полоцкого женского училища П. В. Пороменского, преподавателей семинарии и училища, других приглашенных лиц[121].
На торжественном собрании, начавшемся после молебна, также присутствовали секретарь духовной консистории Л. А. Яновский, член консистории священник Павел Гальковский, директор Витебского учительского института и Алексеевской женской гимназии К. И. Тихомиров[122]. Епископ Серафим (Мещеряков) в краткой речи пожелал училищу и дальше продолжать свое трудное, но полезное дело. После этого стали зачитываться письменные поздравления от учреждений и отдельных лиц, среди которых современникам запомнилось яркое и талантливое выступление выпускника 1896 г. П. В. Пороменского[123], преподнесшего в знак духовного единства между женским и мужским Витебскими духовными училищами икону прп. Серафима Саровского и в знак благодарности возгласившего вечную память архиепископу Варлааму (Шишацкому), первому ректору протоиерею Петру Околовичу, почившим учителям школы, а затем – многолетие епископу Серафиму (Мещерякову), всем учащим и начальствующим[124].
Бывший смотритель училища – ректор Свислочской учительской семинарии Владимир Тычинин – напутствовал учащихся краткими, но емкими словами: «Дети, вам десять-пятнадцать лет, а вашему училищу – сто. Старушки бывают иногда ворчливы, а шаловливым ребятишкам живется с ними недурно. Помните, любите и почитайте свою заботливую бабушку. Будьте религиозны, честны, благовоспитанны, умны, здоровы и веселы»[125]. Член Полоцкой консистории, выпускник 1879 г. священник Павел Гальковский пожелал училищу воспитывать «своих доблестных Пересветов, Ослябей и Палицыных»[126]. Выпускник 1877 г. ректор Воронежской духовной семинарии протоиерей Николай Околович[127] молитвенно желал дальнейшего процветания училища[128], а выпускник 1890 г. – бывший надзиратель училища, Бешенковичский судебный следователь Владимир Еленевский[129] – благодарил своих наставников В. И. Томашевского и П. И. Лузгина[130]. Выпускник 1885 г. протопресвитер военного и морского духовенства Г. И. Шавельский совместно с директором канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода В. И. Яцкевичем, делопроизводителем духовного правления при протопресвитере военного и морского духовенства М. П. Журавским, столоначальником канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода И. Д. Овсянкиным, директором канцелярии главноуправляющего земледелием и землеустройством П. П. Зубовским сообща выразили училищу в телеграмме «горячий, сердечный привет и искренние пожелания, да осеняемое небесным покровом преподобной Евфросинии, княжны Полоцкой продолжает оно и впредь служить делу укрепления святого православия»[131].
Остаток дня гости провели в училищном саду, слушая пение училищного хора, а на следующий день, 18 мая, на имя епископа Серафима (Мещерякова) пришла поздравительная телеграмма от императора Николая IIcпоручением «передать учащим и учащимся в Витебском духовном училище и всем собравшимся на празднование его столетия мою благодарность… Уверен, что оно и впредь будет служить рассадником верных сынов Церкви православной»[132].
После окончания празднеств жизнь училища продолжалась прежним порядком, ритм которому задавал не только учебный процесс, но и распоряжения синодального, губернского начальства. Решением городской думы за счет училища следовало замостить брусчаткой прилегающие уличные и дворовые территории. По указанию обер-прокурора Святейшего Синода для культурного воспитания учеников училищные ретирады (клозеты) переоснащались самым современным оборудованием. При помощи городского архитектора Кибардина потерявшие жесткость деревянные перекрытия заменялись на каменные, оборудовались помещения для свиданий с родственниками, училищной библиотеки, архива, кабинета природоведения[133].
В 1913 г. с одобрения епископа Владимира (Путяты) произошло резкое снижение финансирования деятельности училища в проекте расходов на 1914 г.: были исключены жалованье училищному врачу, библиотекарю, делопроизводителю, учителю гимнастики, расходы на содержание канцелярии и приобретение учебных пособий[134].
После начала Первой мировой войны Витебск оказался наводнен разного рода военными учреждениями, и в помещении мужского духовного училища, равно как и других духовных учебных заведениях Витебской губернии, до 1918 г. разместился военный госпиталь – первый лазарет Крестовоздвиженской общины Красного Креста, освященный 14 сентября 1914 г. епископом Иннокентием (Ястребовым)[135].
Возобновление учебного процесса в условиях военного времени стало возможным только с помощью высокопоставленного выпускника училища – директора канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода тайного советника В. И. Яцкевича, который 11 сентября 1914 г. с инспекцией посетил Витебск и сделал вывод о необходимости временного перемещения мужского духовного училища в здание семинарии, заняв для учебных занятий помещения параллельных классов, под общежитие на 30 мест – квартиру помощника инспектора семинарии, для остальных 70 учеников арендовать квартиры в городе за казенный счет. 16 сентября 1914 г. этот вариант решения проблемы был оформлен в виде указа Святейшего Синода[136].
Однако освободить здания Витебской духовной семинарии от «госпитальной повинности» не получалось, поэтому занятия в духовном училище начались только в 1915 г. в помещении витебской Петропавловской церковно-приходской школы, без предоставления ученикам общежития[137]. Весной 1917 г. постановлением особой комиссии при Витебском губернском комиссаре Временного правительства было принято решение освободить от военного постоя здание училища на Суворовской улице, но командование Двинского военного округа проигнорировало его выполнение[138].
9 августа 1917 г. под председательством Г. И. Полонского в присутствии епископа Двинского Пантелеимона (Рожновского) состоялось заседание епархиального съезда. Последний признал необходимым ходатайствовать перед начальником Двинского военного округа об освобождении от военного присутствия здания больницы Витебского духовного училища для обеспечения его нормальной деятельности в новом учебном году. Для этого был сформирована депутация в составе секретаря консистории И. И. Мальгинова, В. Н. Еленевского, В. С. Понятовского, Д. М. Крюковского и др.[139]
24 октября 1917 г. Святейший Синод, исполняя постановление Поместного собора Российской Православной Церкви, приказал: «Разъяснить духовенству и мирянам, что церковные школы являются для православной Церкви незаменимым способом распространения христианского просвещения и христианского воспитания и, в случае передачи ныне существующих церковных школ из ведения Церкви, Церковь неизбежно вынуждена будет открывать свои школы вновь. Поэтому необходимо: здания, имущества и капиталы, принадлежащие школам, сохранить в ведении Церкви… церковные организации, являющиеся ныне собственниками школ, не должны передавать школьных зданий, имуществ и капиталов в собственность Министерства народного просвещения или других учреждений, но могут только уступать помещения и имущества передаваемых школ во временное пользование… на срок не более одного учебного года»[140].
В итоге на епархиальном съезде было запланировано на 1918 г. выделить Витебскому мужскому духовному училищу 23 тыс. рублей. Эта сумма пятикратно превышала статью финансирования Витебской духовной семинарии и уступала только затратам на содержание Полоцкого Спасо-Евфросиниевского епархиального училища (30 тыс. рублей)[141]. Одновременно предпринималась попытка сохранить в епархиальном ведении относительно недавно построенное и прекрасно оборудованное для проживания учащихся и проведения занятий помещение Витебского мужского духовного училища и об освобождении здания больницы, а смотритель училища В. И. Томашевский, пытаясь сохранить в епархиальном ведении училищные здания и сад, регулярно подвергался оскорблениям со стороны служащих госпиталя[142].
23 января 1918 г. Совет народных комиссаров РСФСР принял «Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви», которым, в том числе, не допускалось «преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы». Декрет оставлял возможность лишь «обучать и обучаться религии частным образом». Церковные и религиозные общества лишались права владеть собственностью, их имущество объявлялось народным достоянием[143]. С 1 марта 1918 г. была запрещена оплата труда законоучителей в учебных заведениях[144].
19 июня 1918 г. съезд духовенства и мирян Полоцкой епархии единогласно принял решение о том, что «все учреждения, содержащиеся на средства епархии, переходят в ее ведение и составляют собственность всего православного населения»[145]. Участники съезда осознавали, что «нигде основным вопросам жизни не уделяется столько внимания, нигде юношество так глубоко не вдумывается в них, нигде оно так не роднится с глаголами вечной жизни, как в духовной школе. И с какими бы убеждениями не вышел юноша из духовной школы, он навсегда сохранит глубокий взгляд на жизнь»[146].
20–22 июня 1918 г. представители епархиального съезда посетили губернский совдеп с просьбой об освобождении зданий духовно-учебных заведений от военного постоя и получили ответ: «Если мы освободим, то, во всяком случае, уже не для вас». Представители съезда сделали такое заключение: «Никакой надежды на освобождение зданий духовно-учебных заведений от постоя пока нет… Особенно страшно, что не может быть освобождено даже здание Витебского мужского училища, где помещается частная лечебница, не имеющая никакого права претендовать на государственное значение… Выбрасывать за борт сотни учащихся, среди которых большинство детей бедного народа… не следовало бы»[147].
10 августа 1918 г. на заседании Полоцкого епархиального съезда преподаватель Витебской семинарии Н. Махаев убедительно обосновал необходимость сохранения духовных школ: «Я замечаю, что собрание имеет неверное представление о духовной школе. Оно думает, что духовная школа предназначена преимущественно для детей духовенства и готовит только лиц для занятия церковно- священнослужительских мест. Статистика духовно-учебных заведений Полоцкой епархии даст вам убедительный ответ. Светских детей числится: в Полоцком духовном училище 48%, в Витебском духовном училище 50%, в Полоцком Спасо-Евфросиниевском епархиальном женском училище 75%, в Витебской духовной семинарии 60%. В их числе большинство крестьян, духовенство же, которое побогаче, отдает своих детей в светские учебные заведения. Вот вам состав духовной школы. Куда же идут питомцы духовной школы? В народ. За семь лет службы в Полоцкой епархии я не помню, чтобы из оканчивающих курс в Витебской духовной семинарии больше 5 человек шли в священники. Очень много поступает воспитанников семинарии в университеты, но по окончании последних они также возвращаются в народ: поступают на службу в суды, учебные заведения, несут обязанности земских врачей, но главным же образом духовная школа дает народных учителей. По статистике Министерства народного просвещения 50% подготовки всех учителей падает на духовно-учебные заведения. Духовная школа вырабатывает особую способность к трудолюбию, везде воспитанники духовной школы желательны… и ее всеми силами надо удержать и поддержать»[148]. Собравшиеся выразили надежду, что училище будет оставлено в ведении духовного ведомства, даже при условии содержания на средства епархии. Предполагалось, что оно может носить другое название, быть частным, но сохранить православно-церковное направление своей деятельности[149].
29 июня 1918 г. Витебский губернский совет депутатов принял решение о передаче имущества церковных школ и училищ городскому отделу образования[150]. 5 июля того же в отдел были вызваны на совместное совещание педагогический состав витебских семинарии, мужского и женского духовных училищ. Они совместно обсуждали вопрос о дальнейшем существовании этих учебных заведений[151].
Попытки епархиального съезда сохранить духовную школу в новых организационных формах имели результат. 19 сентября 1918 г. Витебский губернский отдел народного образования постановил провести выборы преподавателей в духовных учебных заведениях города. В результате педагогические коллективы практически сохранили прежний состав, как в Витебском мужском училище, так и в семинарии. 7 октября 1918 г. решением Витебского губернского отдела народного образования Витебское мужское духовное училище было преобразовано в школу 1-й ступени, духовная семинария – в школу 2-й ступени. Оба учебных заведения определялись в здание мужского духовного училища с сохранением штата своих педагогов[152].
Однако уже 10 октября 1918 г. отдел народного образования при Витебском совете рабочих, солдатских и крестьянских депутатов потребовал удалить из учебных классов иконы и другие предметы религиозного культа с последующей их передачей в распоряжение местных приходов и считать недопустимым в школе преподавание религии и совершение религиозных обрядов. Тем не менее, когда в 1919 г. распоряжением отдела школьного образования при Витебском губисполкоме вводился список праздничных дней для работников и учащихся школ, признавались и сугубо религиозные праздники, отмечать которые предписывалось даже по старому календарному стилю: 2 дня Рождества Христова, Крещение, Благовещение, 3 дня Пасхи, Вознесение, Духов день, Преображение, Успение[153].
По свидетельству бывшего преподавателя училища И. И. Щеглова, в октябре 1918 г. Витебское мужское духовное училище было преобразовано в 29-ю советскую единую трудовую школу 1-й ступени, а затем – в 19-ю школу-семилетку[154]. Со временем в здании училища по улице Володарского (Суворовской) разместился Белпедтехникум и два рабочих факультета – при Витебском педагогическом институте и Ленинградском электротехническом институте связи[155]. В 1941–1944 гг. здесь дислоцировалось транспортное подразделение гарнизонной комендатуры.
В декабре 1918 г. 29-я единая трудовая советская школа совместно с пролетарским университетом находилась в комплексе зданий бывшей духовной семинарии (в помещении школьной библиотеки был устроен Музей революции), а в 1921 г. – в доме № 33 (в квартире гражданина Тарасевича) по Суворовской улице[156], в 1923 г. – в здании бывшей Александровской гимназии по Пушкинской улице (совместно с преемницей духовной семинарии 11-й школой 2-й ступени)[157].
К 1921 г. трое кандидатов богословия из числа педагогов Витебских духовного училища и семинарии – секретарь правления и преподаватель Священного Писания в семинарии Н. В. Полозов, бытописатель духовного училища и преподаватель истории, латинского языка И. И. Щеглов, византолог Л. Д. Никольский – занимали технические должности в Витебском сельскохозяйственном техникуме (институте), заведовал которым активный участник церковной жизни кандидат богословия К. И. Тихомиров[158]. Никольский смог реализовать здесь идею обучения учащейся молодежи основам агрономии в учебном ботаническом саду, принесенную им из духовного училища, где ранее имелся сад. Он стал первым заведующим кафедры ботаники Витебского ветеринарного института[159], но основным полем его педагогической и научной деятельности до конца жизни  оставался областной школьно-ботанический сад, превратившийся в единую исследовательскую площадку по ботанике и агробиологии для всех учебных учреждений Витебска.
С 1918 г. преподаватели мужского духовного училища продолжали трудиться и в средних учебных заведениях города. Последний смотритель В. И. Томашевский работал в 29-й школе 1-й ступени[160], бывший помощник смотрителя Т. И. Жудро заведовал 16-й школой[161], преподавал в 11-й школе 2-й ступени[162]. И. И. Щеглов совмещал работу в вузе с преподаванием географии в 5-й, 7-й, 15-й и железнодорожной школах 2-й ступени, русского языка и литературы в 7-й школе-семилетке[163], а в 1928–1930 гг. и 1941–1943 гг. работал научным сотрудником в Витебском государственном культурно-историческом музее[164]. Л. Д. Никольский[165] наряду с работой в ботаническом саду преподавал естествоведение в 4-й, 6-й, 11-й, 16-й школах 2-й ступени, 43-й школе 1-й ступени, 5-й школе-семилетке[166]. В 1940-х гг., после окончания немецко-фашистской оккупации, продолжил свою научно-педагогическую деятельность, передав педагогический опыт дореволюционной духовной школы послевоенному поколению школьных работников[167].
После закрытия Витебского мужского духовного училища оно перестало упоминаться в документах, но еще несколько десятилетий на церковных приходах служили его выпускники, а в школе продолжали учить детей педагоги, получившие в нем начальное образование, и almamater «сделала их, если и не яркими, зато и неугасающими источниками света, она дала им если не великие, зато и неоскудевающие духовные силы»[168].
 

© Горидовец В., свящ., 2019

 

[1] Щеглов И. И. К столетию Витебского духовного училища, 1810–1910. Витебск, 1911. С. 3.

[2] К столетию Витебского духовного училища, 1810–1910 // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 17. С. 366.

[3] Там же. С. 367.

[4] Щеглов И. И. Указ. соч. С. 4.

[5] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 17. С. 367.

[6]Краткий исторический очерк прошлой жизни Витебского духовного училища // Полоцкие епархиальные ведомости. 1893. № 1–24. С. 120.

[7] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 18. С. 393.

[8] Краткий исторический очерк… С. 125.

[9] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 429.

[10] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 20. С. 449.

[11] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 20. С. 450.

[12] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 20. С. 450–451.

[13] Щеглов И. И. Указ. соч. С. 4.

[14] Краткий исторический очерк… С. 122. 

[15] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 17. С. 369.

[16] Там же. С. 369–370.

[17] Там же. С. 370.

[18] Краткий исторический очерк… С. 125.

[19] Там же. С. 137.

[20] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 17. С. 371.

[21] Краткий исторический очерк… С. 137, 191.

[22] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 17. С. 371.

[23] Краткий исторический очерк… С. 191.

[24] Там же.

[25] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 17. С. 371.

[26] Краткий исторический очерк… С. 194.

[27] Там же. С. 195.

[28] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 17. С. 372.

[29]Краткий исторический очерк… С. 238–239.

[30] Там же. С. 241–242.

[31] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 17. С. 373.

[32] Краткий исторический очерк… С. 243.

[33] Там же. С. 244.

[34] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 17. С. 373.

[35] Краткий исторический очерк… С. 245–246.

[36]В 1918 г. этот сад местные жители называли «садом Еленевского» – по фамилии уважаемого населением выпускника духовного училища В. Н. Еленевского (о нем см. ниже).

[37] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 18. С. 392.

[38] Щеглов И. И. Указ. соч. С. 9.

[39] Там же. С. 10.

[40] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 18. С. 392.

[41] Там же. С. 393.

[42] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 431.

[43] Полоцкие епархиальные ведомости. 1914. № 9. С. 159.

[44] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 432.

[45] Там же. С. 433.

[46] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 20. С. 442.

[47] Там же. С. 444.

[48] Краткий исторический очерк… С. 276.

[49] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 18. С. 394.

[50] Там же. С. 395.

[51] Там же. С. 395.

[52] Там же. С. 396.

[53] Краткий исторический очерк… С. 276.

[54]Щеглов И. И. Указ. соч. С. 14.

[55] Там же. С. 14.

[56] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 18. С. 397.

[57] Щеглов И. И. Указ. соч. С. 15.

[58] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 18. С. 398.

[59- Краткий исторический очерк… С. 280.

[60] Там же. С. 281.

[61] Там же. С. 284.

[62] Там же. С. 319.

[63] Там же. С. 321.

[64] Там же. С. 325.

[65] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 20. С. 446.

[66] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 18. С. 398.

[67] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 419.

[68] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 18. С. 399.

[69] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 20. С. 446–447.

[70] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 422.

[71] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 18. С. 400.

[72] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 421.

[73] Там же. С. 420.

[74] Там же. С. 422.

[75] Краткий исторический очерк… С. 323.

[76] Там же. С. 126.

[77] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 423.

[78] Краткий исторический очерк… С. 126.

[79] Там же. С. 137.

[80] Там же. С. 182.

[81] Там же. С. 183.

[82] Там же. С. 132.

[83] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 17. С. 370.

[84] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 423.

[85] Краткий исторический очерк… С. 132.

[86] Там же. С. 136.

[87] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 434.

[88] Там же. С. 424.

[89] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 20. С. 446.

[90] Там же. С. 448.

[91] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 425.

[92] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 20. С. 446–447.

[93] Там же. С. 448.

[94] Краткий исторический очерк… С. 186.

[95] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 20. С. 448.

[96] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19.  С. 424.

[97] Краткий исторический очерк… С. 186–187.

[98] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 426.

[99] Там же. С. 430.

[100] Там же. С. 431.

[101] Краткий исторический очерк… С. 184.

[102] Там же. С. 185.

[103] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 427.

[104] Там же. С. 428.

[105] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 20. С. 439–440.

[106] Там же. С. 441.

[107] Краткий исторический очерк… С. 128.

[108] Там же. С. 130.

[109] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 429.

[110] Краткий исторический очерк… С. 126.

[111] К столетию Витебского духовного училища… С. 429.

[112] Краткий исторический очерк… С. 138–139.

[113] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 20. С. 448.

[114] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 23. С. 520.

[115] Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 20.  С. 451.

[116] Краткий исторический очерк… С. 135.

[117] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 433.

[118] Там же. С. 434.

[119] Краткий исторический очерк… С. 189.

[120] К столетию Витебского духовного училища… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 19. С. 434.

[121] Юбилейный праздник в Витебском духовном училище // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 23. С. 525–527.

[122] Там же. С. 539.

[123] С 1918 г. П. В. Пороменский – староста Витебской Спасо-Преображенской церкви, в 1941–1943 гг. заведующий церковным отделом и организатор Витебского благочиннического управления, организатор перенесения в 1943 г. мощей прп. Евфросинии Полоцкой из Витебска в Полоцк.

[124] Юбилейный праздник… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 24.  С. 545.

[125]Там же // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 25.  С. 565.

[126] Там же. С. 564.

[127] Прославлен в лике святых Синодом Белорусской Православной Церкви 4 ноября 2007 г.

[128] Юбилейный праздник… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 25. С. 566.

[129] Прославлен в лике святых Синодом Белорусской Православной Церкви 4 ноября 2007 г.

[130] Юбилейный праздник… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 25. С. 568.

[131] Там же. С. 575.

[132] Там же. С. 576.

[133] Юбилейный праздник… // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 24. С. 223–225.

[134] Журналы Витебского окружного съезда 19.09.1913 г. // Полоцкие епархиальные ведомости. 1914. № 9. С. 97–98.

[135] Епархиальная хроника // Полоцкие епархиальные ведомости. 1914. № 40. С. 741.

[136] Официальный отдел // Полоцкие епархиальные ведомости. 1914. № 38. С. 420.

[137] От правления Витебского мужского духовного училища // Полоцкие епархиальные ведомости. 1915. № 45–46. С. 8.

[138] Протокол Полоцкого епархиального съезда духовенства, церковных старост и мирян // Полоцкие епархиальные ведомости. 1917. № 49–50. С. 1284.

[139] Горидовец В. В. Хроника событий жизни Полоцко-Витебской епархии в 1917–1918 гг. // Вестник церковной истории. 2016. № 1/2(41/42). С. 310.

[140] Указ из Святейшего Правительствующего Синода // Полоцкие епархиальные ведомости. 1917. № 51. С. 1328, 1329.

[141] Журналы Полоцкого епархиального съезда духовенства, церковных старост и мирян // Полоцкие епархиальные ведомости. 1917. № 46. С. 1179.

[142] Там же. С. 1285.

[143] Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви (Электронный ресурс: http://www.r-komitet.ru/vera/17.htm).

[144] Горидовец В. В. Протестные движения православных верующих в Советском государстве в 1918 г. на примере Городокского уезда Витебской губернии // Вестник церковной истории. 2013. № 1/2(29/30). С. 312.

[145] Епархиальная жизнь // Витебское церковно-общественное слово. 1918. № 3. С. 12.

[146] Слово в день 100-летнего юбилея мужского духовного училища // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 23. С. 520.

[147] Епархиальная жизнь // Витебское церковно-общественное слово. 1918. № 3. С. 13.

[148] Полоцкие епархиальные ведомости. 1917. № 49–50. С. 1288, 1289.

[149] Епархиальная жизнь // Витебское церковно-общественное слово. 1918. № 5. С. 12.

[150]Государственный архив Витебской области (далее – ГА ВТ), ф. 1737, оп. 1, д. 2.

[151] Там же.

[152] Там же, ф. 246, оп. 5, д. 1.

[153] Там же, ф. 1737, оп. 1, д. 2.

[154] Архив УО «Витебская ордена «Знак Почета» государственная академия ветеринарной медицины» (далее – АУО ВГАВМ), ф. 1, оп. 1, д. 368.

[155] Краткая адресно-справочная книга г. Витебска. Минск, 1935.

[156] ГА ВТ, ф. 246, оп. 3, д. 4.

[157] Там же, ф. 1737, оп. 1, д. 31.

[158] Там же, ф. 1329, оп. 1, д. 6.

[159] УО «Витебская ордена “Знак Почета” государственная академия ветеринарной медицины». История кафедры кормопроизводства (Электронный ресурс: http://www.vsavm.by/kafedra-kormoproizvodstva-i-proizvo/istoriya-kafedry/).

[160] ГА ВТ, ф. 59, оп. 1, д. 36.

[161] Советский справочник Витебской губернии. Витебск, 1921.

[162] ГА ВТ, ф. 1737, оп. 1, д. 39.

[163] АУО ВГАВМ, ф. 1, оп. 1, д. 368.

[164] ГА ВТ, ф. 1947, оп. 1, д. 66.

[165] Леонид Дмитриевич Никольский (20 февраля 1876 г. – 28 декабря 1953 г.). В 1892 г. окончил Витебское мужское духовное училище, в 1898 г. – Витебскую духовную семинарию, в 1903 г. – Киевскую духовную академию; кандидат богословия, ученик выдающегося византиниста и литургиста, заслуженного профессора А. А. Дмитриевского. Исследователь древней фресковой живописи, трижды посещал Афон, в 1906 г. опубликовал «Исторический очерк афонской стенной живописи» (Электронный ресурс: http://www.witebsk.orthodoxy.ru/i2/nld/i/nld.zip). С 1911 г. преподавал в Витебске. В 1921–1930 гг. член правления Витебского общества краеведения, с 1928 г. – член-корреспондент центрального бюро краеведения при Академии наук БССР. В 1918–1953 гг. руководил Витебским ботаническим садом.

[166] АУО ВГАВМ, ф. 1, оп. 1, д. 30.

[167] Горидовец В. В. Судьбы православного духовенства и мирян Витебщины (1917–1990) (Электронный ресурс: https://elibrary.ru/item.asp?id=25387497).

[168] Слово в день 100-летнего юбилея мужского духовного училища // Полоцкие епархиальные ведомости. 1911. № 23. С. 520.

 

Приложение 1

 

Ректоры и смотрители Витебского мужского духовного училища (18101918 гг.)[168]

 

 

Годы

Ректоры и смотрители

1

1810–1829

Протоиерей Петр Околович, студент Могилевской семинарии, кандидат богословия Александро-Невской семинарии; ректор

2

1829–1830

Протоиерей Иоанн Григорович, кандидат академии; ректор

3

1830–1842

Протоиерей Евфимий Ремезов, студент Костромской семинарии, кандидат Московской академии; ректор

4

1842–1848

Игумен Симплициан (Франковский), обучался в Жировицком духовном училище, кандидат философии Виленского университета; смотритель

5

1848–1850

Игумен Николай (Никодим Редутто), студент Полоцкой семинарии, обучался в Петербургской академии; смотритель

6

1850–1856

Архимандрит Сергий (Оссовский), студент Полоцкой семинарии, кандидат философии Полоцкой иезуитской академии, магистр богословия Виленского университета; ректор

7

1856–1861

Игумен Иоасаф (Пашин), студент Смоленской семинарии, кандидат Киевской академии; смотритель

8

1861–1863

Иеромонах Сергий (Василевский), студент Оренбургской семинарии, кандидат Киевской академии; смотритель

9

1863–1871

Попов Николай Ферапонтович, студент Орловской семинарии, кандидат Петербургской академии; смотритель

10

1871–1875

Квятковский Василий Иванович, студент Могилевской семинарии; смотритель

11

1875

Аничков Владимир Иванович, кандидат Московской академии; смотритель

12

1875–1879

Священник Тимофей Тимофеевич Лубянский, кандидат Московской академии; смотритель.

13

1879–1884

Протоиерей Матвей Иванович Красовицкий, студент Полоцкой семинарии, кандидат Петербургской академии; смотритель

14

1885–1897

Барсов Димитрий Григорьевич, студент Смоленской семинарии, кандидат Московской академии; смотритель

15

1897–1910

Тычинин Владимир Николаевич, студент Орловской семинарии, кандидат Московской академии; смотритель

16

1914–1918

Томашевский Василий Иосифович (Осипович), студент Витебской семинарии 1882 г., кандидат богословия Петербургской академии 1886 г., статский советник; смотритель

 

 


 

Приложение 2

 

Инспекторы, помощники смотрителя, учителя, надзиратели Витебского мужского духовного училища (18101918 гг.)[168]

 

1810–1830 гг.

Алексей Марковский; Константин Адамович, инспектор; Антон Мижурский; Иван Борковский, инспектор; Петр Ульский; Федот Ростовский; Василий Петрашень; священник Стефан Лоронцевич; Алексей Семенович Яснев, инспектор; Стефан Пороменский, инспектор

1830–1850 гг.

Иван Ластовский, студент академии; Михаил Говорович, инспектор; священник Семен Лукашевич; Михаил Александрович Чичкевич, инспектор; священник Григорий Куракин; священник Григорий Рабчевский; священник Сергий Зябловский; протоиерей Иосиф Гумилев; священник Герасим Образский; Александр Кудрявцев; Андрей Быховец; Николай  Никифоровский; Иосиф Никонович; Николай Бакко; Димитрий Перлашкевич; Михаил Моисеевич Журавский; Михаил Лаврентьевич Веревкин

1850–1870 гг.

Михаил Иванович Красовицкий; Николай Логгинович Сенкевич; Николай Алексеевич Просперский; Николай Киприанович Шимковский; Дезид (Дисидерий) Васильевич Лебедев; Николай Леонтьевич Заблоцкий; Михаил Львович Шниповский; Иван Семенович Богданович; Яков Антонович Колачевский; Павел Григорьевич Лясковский; Михаил Матвеевич Сивицкий; Иван Михайлович Попов; Корнилий Васильевич Златковский

1870–1890 гг.

Михаил Павлович Чернявский, помощник смотрителя;  Алексей Афанасьевич Соколов; Иван Филиппович Богданович, помощник смотрителя; Михаил Никифорович Бобровский; священник Петр Беллавин; священник Петр Ляшкевич; Алексей Андреевич Черепнин; Василий Олимпович Говорский; Павел Онуфриевич Никонович; Михаил Гаврилович Жданов; Александр Евфимиевич Гнедовский; диакон Алексей Виноградов; Георгий Гаврилович Левицкий; Павел Иванович Лузгин; Феофилакт Яковлевич Грудницкий;  Василий Александрович Золотницкий, кандидат Московской академии; Федор Иванович Смирнов, кандидат Московской академии; священник Виктор Малаховский; Николай Степанович Менервин, помощник смотрителя, кандидат Московской академии; Степан Яковлевич Воробьев, кандидат Петербургской академии; Семен Александрович Гнедовский, кандидат Петербургской академии

с 1890 г.

Николай Иванович Лузгин, кандидат Петербургской академии; Павел Иванович Лузгин, студент семинарии; Александр Митрофанович Серебреницкий, кандидат Петербургской академии; Михаил Митрофанович Серебреницкий, кандидат Петербургской академии; Сергей Владимирович Делищев; Михаил Федорович Назарьин, кандидат Петербургской академии; Николай Петрович Богоявленский, кандидат Киевской академии; Иван Иванович Павлов, кандидат богословия, помощник смотрителя со 2 апреля 1894 г.;  Василий Михайлович Успенский, кандидат богословия; Николай Иванович Костенич, студент семинарии; Николай Григорьевич Карзов, студент семинарии; Тимофей Иванович Жудро, помощник смотрителя; Иван Иванович Щеглов, кандидат богословия; Николай Георгиевич Цитович; Леонид Димитриевич Никольский; Василий Петрович Орлов; Александр Алексеевич Двиницкий

Надзиратели

Димитрий Зубовский, Димитрий Пашин, Ксенофонт Одинцов, Николай Михайлович Попов, Иван Никифорович Бобровский, Петр Иванович Каменский, Василий Яковлевич Августинович, Александр Дмитриевич Григорович, Василий Петрович Гусаревич, Владимир Ипполитович Короткевич, Иван Иванович Попов, Павел Иванович Лузгин, Петр Петрович Беляев, Владимир Николаевич Еленевский, Илья Петрович Бродовский, Павел Кушнев, Вениамин Ипполитович Дейлидович, Михаил Ефремович Ефремов, Владимир Лаврович Преферансов, Владимир Антонович Баранов,  Димитрий Петрович Покровский, Александр Дмитриевич Ширяев, Владимир Антонович Баранов, Иван Николаевич Суходольский, Николай Иванович Костенич, Николай Григорьевич Карзов, Иван Михайлович Вустин

 


 

Приложение 3

 

Посвящение Л. Д. Никольскому

(по поводу издания монографии «Исторический очерк Афонской стенной живописи»)[168]

 

Проходят дни, проходят годы,

Несутся в вечность и века,

Как тень сменяются народы:

Бежит истории река.

 

Лишь дух могучий человека

Стоит недвижно под судьбой,

Как шпиль высокого Казбека

Не поникает головой.

 

Движенье мысли, отзвук чувства

Вложил бессмертный Исполин

Печатью гения в искусство

И здесь свой факел засветил.

 

Литература, храмы, зданья –

Живой свидетель древних лет:

В них – священные преданья

Веков – наследие, завет.

 

Читайте ж эти письмена…

Желаем Вам в работе мощи

И пусть родная сторона

Увидит в Вас родного Росси.

Доцент Василий Дмитриевич Попов,

 1900-е гг.

 

 

Форумы