Вишиванюк А. В. Об отношениях между Украинской Автономной Православной Церковью и «Украинской автокефальной православной церковью" в годы немецкой оккупации

Великая Отечественная война радикально изменила обстоятельства существования церковных структур на всей территории Украины, в том числе в западных областях. Оценивая религиозную политику Третьего рейха на Украине в целом, следует отметить, что вначале германские оккупационные власти, стремившиеся заручиться поддержкой местного населения, предприняли ряд мер, которые должны были восприниматься украинским народом как обретение такой степени религиозной свободы, которой здесь не было ни при советской власти, ни при польском правлении. Сходным образом немцы на первых порах оказали поддержку и украинскому националистическому движению. После 2 лет советского режима на Западной Украине приход немецкой армии часть населения восприняла не только как освобождение от большевистского гнета, но и как шанс для создания независимого Украинского государства, который националисты попытались использовать, вступив в сотрудничество с германскими властями. Иллюзии националистов на создание государственности в сложившихся условиях оказались столь сильны, что 30 июня 1941 г. во Львове без уведомления немецких властей был провозглашен «Акт о возобновлении Украинской державы» и объявлено о формировании украинского правительства. Вскоре оккупационные власти эти акты дезавуировали, однако они имели широкий резонанс среди населения Западной Украины и послужили толчком к активизации украинского национального движения. На Волыни и за ее пределами стихийно стали формироваться украинские национальные и церковные рады, в которых все чаще стал подниматься вопрос о необходимости создания «Украинской автокефальной православной церкви» (УАПЦ).

Для иллюстрации приведу постановление «Украинской рады доверия на Волыни» (УРДВ), которую возглавил С. Скрыпник (будущий епископ УАПЦ Мстислав). На учредительном собрании в Ровно 31 августа — 1сентября, ссылаясь на государственный акт «Украинской народной республики» (УНР) в Варшаве от 1 января 1919 г., который провозглашал автокефалию Украинской Православной Церкви, члены УДВР заявили, что Церковь на Украине как «мощный фактор национально-религиозного и морального воспитания народа» должна быть «национальной и украинской». В УДВР считали, что центру такой Церкви следует находиться на территории Украины, а ее иерархами должны быть этнические украинцы. В связи с этим украинские политики выступили категорически против оставления Украинской Православной Церкви в юрисдикции Московского Патриархата, а также «против попыток подчинить украинскую церковь чужой Варшаве и печальной памяти Варшавской митрополии»[1]. Как видно, украинские националисты в первые месяцы оккупации выступали за независимость Украинской Церкви от любых религиозных центров, рассчитывая в этом на помощь немецких властей. Несмотря на то что многие из членов УДВР (в их числе упомянутый С. Скрыпник) в недавнее время выступали инициаторами украинизаторского движения в Польской Православной Церкви и были близки к Варшавскому митрополиту Дионисию (Валединскому), они отвергали возможность распространения его юрисдикции на территории Украины. Опасения украинских активистов относительно возможного подчинения Украинской Церкви митрополиту Варшавскому оказались небезосновательны.

Первые шаги в этом направлении митрополит Дионисий совершил уже на следующий день после нападения Германии на СССР. Поскольку отдельная гражданская администрация для украинских земель — рейхскомиссариат «Украина» — была создана оккупантами только в конце августа 1941 г., Дионисий рассчитывал вновь распространить свою митрополичью власть на ранее подлежавшие его юрисдикции территории Волыни и Полесья и еще дальше — на Восток Украины. Протоиерей Тимофей Миненко сообщает, что митрополит Дионисий делился планами расширения своей юрисдикции только в узком кругу приверженцев, поскольку среди духовенства и церковной общественности нашлось немало противников той церковной политики, которую он проводил в довоенное время[2].

Интересную версию мотивации митрополитом Дионисием (Валединским) распространения своей церковной власти на Восток излагает С. Раневский. По его словам, генерал-губернатор Франк имел свой личный взгляд на вопрос об управлении оккупированными немцами бывшими советскими территориями (равно как и теми, которые должны были быть оккупированы в ближайшем будущем) и в этой связи разработал специальный план, содержащий в том числе и положение о будущем церковном руководстве в России. На должность Патриарха Российской Православной Церкви Франк предлагал кандидатуру митрополита Дионисия (Валединского), о чем, вероятно, ему сообщил, судя по дальнейшим весьма самоуверенным шагам Варшавского иерарха[3].

Уже 23 июня 1941 г. митрополит Дионисий направил в Отдел церковных дел правительства Генерал-губернаторства запрос о возможности распространения своей церковной юрисдикции на украинские земли. В документе говорилось: «Принимая во внимание 1) право нашей Автономной (Автокефальной. – А. В.) Церкви на те территории, которые ранее входили в состав бывшей Польши и 2) прерогативы, которые вытекают из Патриаршего и Синодального канонического томоса Вселенского Патриарха от дня 13 ноября 1924 г., смиренно прошу оповестить меня (по возможности, в ближайшее время), в контакте с кем мог бы я обсуждать и решать вопросы церковного характера, которые могут возникнуть на новозанятых немецкой армией восточных территориях»[4].

Не дожидаясь ответа, 28 июня 1941 г. митрополит Дионисий обратился с посланием «К Высокопреосвященным и Преосвященным владыкам, всечестному духовенству и боголюбивой и боговерной пастве в земле Волынской», где сообщал о скором своем прибытии, чтобы «лично выслушать… пожелания и дать свои указания относительно дальнейшей деятельности»[5]. В тот же день Варшавский владыка написал поздравительные письма епископам, которые ранее находились под его юрисдикцией, выражая радость о возобновлении канонических сношений с ними и дальнейшем совместном сотрудничестве.

В августе 1941 г. митрополит Дионисий продолжал посылать находившимся на Украине епископам свои распоряжения. Одним из этих актов (от 2 августа) он возвысил викарного епископа Поликарпа (Сикорского) до статуса правящего архиерея в архиепископском сане. 11 августа 1941 г. он сообщил о создании 4 епархий: Житомирской, Кременецкой, Луцкой и Полесской, а также изложил принципы, на которых должна строиться деятельность Церкви на Украине. При этом Дионисий (Валединский) фактически озвучил положения, которые к этому времени уже снискали популярность среди сторонников автокефалии Украинской Церкви. Они сводились к следующим: 1) национальный характер Церкви, 2) ее автокефальность, 3) соборноправный строй, при котором миряне должны принимать участие в управлении Церковью[6]. Возможно, что именно действия, предпринятые митрополитом Дионисием, подтолкнули бывших приверженцев УАПЦ 1921 г. в Киеве к воссозданию Всеукраинской церковной православной рады (ВЦПР). Правда, сведения о том, как «автокефалисты» первой формации отнеслись к перспективе распространения юрисдикции Варшавского митрополита на всю Украину, противоречивы. Ряд авторов считают, что их реакция была положительной[7]. Однако чаще встречается мнение, что в основном представители церковных рад относились к инициативам Дионисия неодобрительно[8].

Между тем очевидно, что на изменение отношения к митрополиту Дионисию со стороны западноукраинских церковных рад в дальнейшем заметно повлияли епископы Поликарп (Сикорский) и Александр (Иноземцев), возобновившие сношения с митрополитом Варшавским еще в июле 1941 г. Архиереи же, вошедшие в юрисдикцию Московского Патриархата в 1939–1941 гг., не откликнулись на призывы митрополита Дионисия. Последний особенно активно боролся за возвращение под свой омофор авторитетнейшего архиепископа Волынского и Кременецкого Алексия (Громадского), к которому неоднократно, но безрезультатно присылал своего представителя Ю. Мулика-Луцика. В частности, в ходе встречи с эмиссаром Варшавского митрополита, которая состоялась 3 августа, владыка Алексий сообщил, что не собирается возвращаться в Варшавскую юрисдикцию. 1 сентября в послании к духовенству Луцкого викариатства он открыто отверг церковную власть Варшавского митрополита на Украине, ссылаясь при этом на то обстоятельство, что митрополит Дионисий в 1939 г. отказался возглавить православную Церковь в Польше и управлять Волынской епархией, а в настоящее время является главой православной Церкви в Генерал-губернаторстве, в состав которого Украина не входит. Эти же мотивы владыка Алексий изложил и в своем официальном ответе митрополиту Дионисию (Валединскому) от 2 сентября 1941 г.[9]

Уникальная информация о дальнейших действиях Варшавского митрополита по распространению своей власти на Украину приводится в монографии современного украинского историка Ю. Волошина со ссылкой на архив Службы безопасности Украины по Харьковской области. Он сообщает, что глава Варшавской митрополии специально предпринял поездку к Константинопольскому Патриарху Вениамину для узаконения своих претензий на Киевскую митрополию. Во время встречи Дионисий просил Патриарха благословить его на «установление порядка в церкви на оккупированных немцами землях Украины». В ответ Патриарх Вениамин будто бы заявил, что присоединение Киевской митрополии в 1685 г. к Московскому Патриархату было неканоническим, поэтому Киевская митрополия подлежит его юрисдикции, и это позволяет митрополиту Дионисию организовать церковную жизнь на ее территории. Позднее, когда 1 сентября 1941 г. немецкая Служба безопасности запретила Дионисию (Валединскому) проезд на Украину[10], митрополит Варшавский вновь обратился к Патриарху Константинопольскому за разрешением назначить своим администратором на Украине «архиепископа» Поликарпа (Сикорского)[11].

Достоверность данных сведений весьма сомнительна. Во-первых, больше ни у кого из современников событий, а также у апологетов «автокефалии 1942 г.» эти факты не упоминаются. Только митрополит Феодосий (Процюк) в своей монографии сообщает об этом случае как о неком слухе, оценивая его как маловероятный. Наведенные им справки у близких в то время к митрополиту Дионисию людей отрицают возможность такой поездки (митрополит Феодосий предположил, что вопрос о церковных делах на Украине мог быть поднят в переписке между митрополитом Дионисием и Патриархом Вениамином)[12]. Во-вторых, митрополит Дионисий в то время еще держал в тайне от архиереев Генерал-губернаторства свои притязания на Украину[13], скрыть от последних поездку в Константинополь было бы абсолютно невозможно. Да и сама подобная поездка в обстоятельствах военного времени кажется совершенно нереальной.

Значительное влияние на дальнейшую политику митрополита Дионисия в украинском вопросе и вопрос о назначении им «архиепископа» Поликарпа (Сикорского) временно управляющим церковными делами на Украине оказало марионеточное правительство УНР, возглавляемое греко-католиком А. Левицким. С началом оккупации Украины он ходатайствовал перед германскими властями о признании полномочий митрополита Дионисия как верховного православного иерарха на Украине. Но когда немцы отказали ему, правительство Левицкого постановило, что своим уполномоченным на Украине митрополиту Дионисию следует назначить Поликарпа (Сикорского). По инициативе УНР на Волыни 13–14 декабря было организовано собрание церковных рад региона, которое приняло решение о возбуждении ходатайства перед Варшавской митрополией о назначении Луцкого архиерея руководителем церковной жизни на Украине. В итоге 24 декабря митрополит Дионисий подписал декрет о создании Временной администратуры УАПЦ, а «архиепископ» Поликарп назначался администратором УАПЦ[14].

Любопытно отметить, что польское эмигрантское правительство Владислава Сикорского, пребывавшее в Лондоне, в 1942 г. довольно неожиданно обратилось к теме автокефалии православной Церкви в Польше, оккупированной в то время фашистами. В этой связи к митрополиту Сергию (Страгородскому) в Куйбышеве обратился с письмом польский посол: он просил Местоблюстителя сообщить свое мнение о том, как Русская Православная Церковь в будущем отнесется к автокефалии Польской Церкви[15].

Что касается самого «архиепископа» Поликарпа (Сикорского), то он уже в первые месяцы оккупации высказался за необходимость автокефалии православной Церкви на Украине. 10 июля 1941 г. в связи с провозглашением во Львове акта об украинской государственной независимости Поликарп издал послание к украинскому народу, в котором сообщал: «Провозглашена самостийная украинская держава. Возрожденная в свободной Украинской державе Украинская свободная православная церковь будет с народом одной неразрывной целостностью»[16]. 3 августа «архиепископ» Луцкий обратился к православным архиереям с призывом отказаться от «насильно навязанной» юрисдикции Московского Патриархата и возвратится к «своему кириарху митрополиту Дионисию».

С получением от Дионисия архиепископского сана Поликарп (Сикорский), похоже, стал ощущать себя основным руководителем движения, направленного на создание автокефальной Церкви на оккупированной Украине. В. В. Гордиенко реконструирует его первоначальную позицию следующим образом: Сикорский стремился строить независимую Украинскую Церковь на канонических основаниях и именно поэтому полагал, что до проведения Всеукраинского православного собора православные иерархи Западной Украины должны вернуться в юрисдикцию митрополита Варшавского через созданную им на Украине «Временную администрацию автокефальной церкви». Власть митрополита Дионисия, априори признаваемая каноничной, придала бы Украинской Церкви законный характер и возможность реализовать единство с восточными православными Церквами[17].

Если принять такую точку зрения, получается, что Сикорский и его последователи, отвергавшие юрисдикцию Московского Патриархата, воспринимали иерархическую власть Варшавского митрополита как канонически полноценную и признаваемую другими восточными Поместными Церквами, что, безусловно, было весьма далеко от реальности. Тем не менее и сегодня этот необъективный взгляд продолжают отстаивать современные автокефалисты — преемники «поликарповцев» по расколу, разделяют его и большинство нынешних украинских историков[18].

Между тем большая часть православных архиереев Западной Украины того времени, которые либо приняли московскую юрисдикцию в 1939–1941 гг., либо были рукоположены в это время как епископы Русской Православной Церкви, отвергли юрисдикционные притязания митрополита Дионисия (Валединского) на Украину. Они не видели причин менять юрисдикцию, поскольку, во-первых, власть Варшавского митрополита не распространялась на Украину, ограничиваясь территорией только Генерал-губернаторства, во-вторых, они считали, что Варшавская митрополия после оккупации Польши германской армией и отречения митрополита Дионисия от своих обязанностей в 1939 г. утратила тот автокефальный статус, который она получила от Константинопольского Патриарха в середине 1920-х гг.

О такой позиции архиереев свидетельствуют уже упоминавшиеся тезисы из посланий архиепископа Алексия (Громадского) к пастве относительно вопроса о варшавской юрисдикции, а также дальнейшая его эпистолярная полемика с Поликарпом (Сикорским). В письмах к Луцкому архиерею владыка Алексий излагал свое видение проблемы так: «Необходимо позаботиться о таких путях, которые позволили бы иметь нашему народу законную и каноническую автокефалию... Если бысуществовала автокефалия Варшавская, я также, как и раньше, отстаивал бы ее независимость от Москвы, ибо я не изменился, изменились обстоятельства, которые для добра нашей Церкви (имеется в виду Украинская Церковь. – А. В.) требуют иных путей». И далее: «Нынешней Варшавской автокефалии, насколько мне известно, не признала ни одна Церковь православная. И напрасно думаете, что мы сегодня не лишены той автокефалии, которая была в Польше. История Болгарии и Сербии ясно показывает нам противное, ибо в этих государствах во времена их славы и могущества существовали автокефальные Церкви, а когда болгары и сербы теряли свою государственность, прекращались у них и церковные автокефалии. И только с возрождением у них государственности возрождены у них и церковные автокефалии. Ясно, что и Варшавская автокефалия с падением Польши прекратила существование»[19].

Претензии Варшавского митрополита Дионисия и Луцкого «архиепископа» Поликарпа, а также активное вмешательство в церковные дела украинских политиков вынудили православных епископов Западной Украины собраться для решения вопроса об устройстве церковной жизни в новых условиях. 18 августа 1941 г. по инициативе архиепископа Алексия (Громадского) в Почаевской лавре состоялся Архиерейский собор. На нем православные епископы отвергли предложения раскольнического характера и приняли решение о том, что Украинская Православная Церковь до проведения Всеукраинского Собора (который должен окончательно решить вопрос о положении православной Церкви) остается в канонической зависимости от Московского Патриархата, переходя к автономному характеру управления. При обосновании автономии православной Церкви на оккупированной немцами Украине Почаевский собор сослался на дарование этого статуса Украинской Церкви Всероссийским Поместным собором в 1918 г. и Патриархом Тихоном в 1922 г.[20] Согласно принятому Почаевским собором акту об автономии Украинской Церкви от 18 августа 1941 г., управление ею передавалось старейшему по хиротонии архиерею – архиепископу Алексию (Громадскому). В свою очередь, митрополит Волынский Николай (Ярушевич), покинувший Украину перед наступлением немцев, этим же документом увольнялся от должности экзарха[21]. Так было положено начало существованию Украинской Автономной Православной Церкви.

Ряд историков вменяют Почаевскому собору в вину учинение им церковного раскола — как по отношению к украинским православным группам, так и по отношению к Московскому Патриархату[22]. В тоже время они считают, что «автокефалисты» из-за своих продолжительных дебатов проиграли «автономистам» и упустили наиболее приемлемое время для институализации своей церковной организации, а потому потеряли поддержку значительной части православных верующих и клира[23]. Православными историками создание автономной Церкви рассматривается как мера, способствовавшая сохранению канонической православной Церкви от раскола[24]. Подтверждением того, что последняя точка зрения гораздо ближе к истине, является тот факт, что со стороны Московской Патриархии по поводу образования Украинской Автономной Православной Церкви не последовало никаких специальных заявлений. Такое молчание означало понимание того, что новый статус Украинской Церкви и позиция украинского епископата носят вынужденный характер. Также, по мнению протоиерея Владислава Цыпина, частичное признание Московской Патриархией экзарших прав митрополита Алексия косвенно выражалось в том, что митрополит Николай (Ярушевич) под судебным определением по делу Поликарпа (Сикорского) от 28 марта 1942 г. подписался как «бывший экзарх Патриархии в Западных областях Украины»[25].

В то же время однозначно признать, что провозглашение Украинской Автономной Православной Церкви носило именно такой характер, нельзя — это было бы сильно упрощенным взглядом на проблему. В линии, избранной украинскими епископами во главе с архиепископом Алексием (Громадским) на Почаевском соборе, следует видеть не только и не столько стремление сохранить в создавшихся условиях единство с Русской Православной Церковью, сколько обеспечить безукоризненную каноническую основу для существования Украинской Церкви. При этом не исключалась и возможность ее будущей автокефалии. Подтверждение этого содержится в письме митрополита Алексия (Громадского) Поликарпу (Сикорскому) от 1942 г.: «Я поставил себе, вместе с собратьями-епископами, цель – независимость нашей Украинской Церкви, при автокефалии которой только и является возможным возрождение и развитие этой Церкви. Но независимость каноничную и законную… Обязательность канонического устройства является аксиомой и предпосылкой прочного бытия церковной автокефалии. Мы бессильны перед церковной действительностью. Мы не виновны в том, что оказались в 1940 г. в юрисдикции Московской Патриархии, но должны исходить из рамок этой юрисдикции, если хотим, чтобы наша автокефалия была канонической и законной… В свое время я присылал в Рейхскоммисариат постановление нашего Собора от 25 августа 1941 г… и гражданская власть хорошо знает о том, что наш Собор твердо стал на путь автокефалии, т. е. независимо ни от кого руководит делами Украинской Православной Церкви до того времени, когда все автокефальные Церкви, а вместе с ними и Московская Церковь, дадут свое благословение на автокефальное существование нашей Церкви каноническим путем»[26].

Подобную позицию владыки Алексия (Громадского) подтверждает и руководитель группы религиозной политики Рейхсминистерства оккупированных восточных территорий К. Розенфельдер. В докладной записке рейхсминистру А. Розенбергу от 20 апреля 1943 г. он сообщал об Украинской Автономной Православной Церкви: «Эта церковная группа также утверждает, что стремится к автокефалии, но в отличии отЛуцкого направления каноническим путем, то есть с согласия Русской Матери-Церкви и других автокефальных церквей (Румынской Церкви, Сербской Церкви и др.)»[27].

Следует обратить внимание, что в храмах, которые находились в подчинении митрополита Алексия (Громадского), за богослужениями поминали только его одного, тогда как Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Сергия (Страгородского) поминал лишь сам митрополит Алексий[28]. Впрочем, подобная литургическая практика не может однозначно считаться подтверждением курса на автокефалию: в частности, в XVII в. для Киевской митрополии было нормой поминовение одного лишь митрополита Киевского, Галицкого и всея Руси, но не Патриарха Константинопольского, к юрисдикции которого в то время относилась Украина[29].

Необходимо подчеркнуть, что личная позиция митрополита Алексия (Громадского) по вопросу об автокефалии Украинской Церкви не была тождественна линии всего епископата, находившегося под его началом. В частности, существовала группа архиереев, настроенных оппозиционно по отношению к автокефальной направленности главы Украинской Автономной Православной Церкви, возглавляемая епископом Пантелеимоном (Рудыком), временно управлявшим Киевской епархией. Данная группа состояла из убежденных сторонников сохранения единства с Русской Православной Церковью. Можно утверждать, что иерархию Украинской Автономной Православной Церкви объединял не вопрос об отношении к автокефалии, которое у епископов было различным, а твердое убеждение в необходимости сохранения канонических основ церковной жизни, что являлось в их глазах первичным принципом.

Окончательное оформление Украинской Автономной Православной Церкви состоялись на очередном Архиерейском соборе в Почаеве 25 ноября 1941 г., когда архиепископ Алексий (Громадский) был избран экзархом Украины и возведен в митрополичий сан. В свою очередь, «автокефалисты» завершили организацию УАПЦ в Пинске 8–10 февраля 1942 г. на Соборе, созванном по благословению митрополита Дионисия (Валединского) для принятия нормативных положений об ее устройстве и для совершения нескольких архиерейских хиротоний.

Как со стороны приверженцев автономной Церкви, так и со стороны «автокефалистов» наблюдалось стремление распространить свое влияние на всю территорию Украины. Обе церкви, вопреки своим идеологическим расхождениям и различиям в каноническом строе, стремились объединить все существующие на Украине православные структуры и достичь всеукраинского церковного единства. Но если для Украинской Автономной Православной Церкви необходимым условием деятельности всегда оставалась нерушимость церковных канонов, то для УАПЦ на первом месте была независимость от Москвы, пусть даже в ущерб каноническому церковному устройству.

Не все исследователи адекватно оценивали приверженность Алексия (Громадского) к канонической юрисдикции Московского Патриархата. Некоторые из них выдвинули ничем не подкрепленное предположение, что митрополит якобы рассчитывал возглавить православную Церковь в России в случае оккупации СССР германской армией[30]. Вероятно, основанием для подобных абсурдных домыслов послужил тот факт, что митрополит Волынский действительно направлял в Курск своего ставленника епископа Панкратия (Гладкова)[31], однако он сделал это скорее с целью содействовать церковному возрождению Курского края после двух десятилетий большевистских гонений на Церковь. Никаких объективных свидетельств о стремлении митрополита Алексия распространить свою власть на территорию России не существует.

В дальнейшем митрополит Алексий несколько раз действительно демонстрировал готовность передать свою церковную власть в руки других архиереев. Так, в начале ноября 1941 г. он посетил Киев, где встретился с 49 священниками, большинство из которых подчинились его церковной власти, а также представителями «самосвятов», которые возобновили в Киеве так называемую Всеукраинскую православную церковную раду, существовавшую в послереволюционные годы. Последние обещали принять юрисдикцию Украинской Автономной Церкви, «если бы на Киевской кафедре теперь оказался епископ, в высшей мере проникнутый национальными чувствами и известный своим долголетним трудом на пользу Украинской Православной Церкви, также с именем ученого, известного всей Украине»[32]. Митрополит Алексий (Громадский) рекомендовал на эту должность Илариона (Огиенко), архиепископа Холмского и Подляшского. Очевидно, он предполагал, что Илариону в случае его поставления во главе Автономной Церкви удалось бы привлечь к ней не только «самосвятов-липкивцев», но и «автокефалистов» Волыни.

Почаевский собор в ноябре 1941 г. поддержал кандидатуру владыки Илариона. Митрополит Алексий даже предпринял поездку в Холм для обсуждения этого вопроса с самим архиепископом Иларионом. Последний принял предложение, тем более, что он к этому времени сам составил план восстановления украинской автокефалии и строго осуждал своего Первоиерарха митрополита Дионисия (Валединского) за попытки узурпации церковной власти на Украине[33]. Архиепископ Иларион рассчитывал возобновить митрополичью кафедру в Киеве и в первую очередь начать проводить в Церкви «украинизацию» и «дерусификацию»всех сфер церковной жизни, что, по его мнению, со временем привело бы к оформлению украинской церковной автокефалии[34].

Однако немецкие оккупационные власти воспрепятствовали прибытию Холмского архиепископа в рейхскомиссариат «Украина», не выдав Илариону (Огиенко) необходимого для этой цели пропуска. В дальнейшем они также создавали всевозможные препоны для восстановления в Киеве митрополичьей кафедры и создания единой Украинской Церкви, опасаясь, что она могла бы стать консолидирующей силой для украинского народа, который начнет борьбу за создание своего независимого государства. По этой же причине в конце 1941 г. немцы также не допустили приезда в Киев Поликарпа (Сикорского)[35].

Еще большую энергию в направлении церковного объединения проявляли автокефалисты. Ради привлечения на свою сторону «самосвятов-липкивцев» на Пинском учредительном соборе УАПЦ в феврале 1942 г. было принято определение о принятии «в сущем сане» «духовенства липкивского посвящения», которые фактически не имели законного поставления. Такой шаг демонстрировал глубокое неуважение автокефалистов к церковным канонам, непонимание того, что в Церкви должно существовать апостольское преемство, важнейшим условием которого является законность совершаемых хиротоний.

Тем не менее указанный шаг закономерно приблизил к УАПЦ Поликарпа (Сикорского) «самосвятов», сохранявшихся со времен существования УАПЦ Василия (Липкивского). В марте 1942 г. в Киеве ветеранами «самосвятов» был радушно встречен новорукоположенный «иерарх» УАПЦ «епископ» Никанор (Абрамович). Но воссоединение с «липкивцами» еще более отдалило от УАПЦ православных верующих и духовенство, поскольку расхождения между Автономной Церковью и автокефалистами теперь касались не только вопросов юрисдикционной принадлежности, но и фундаментальных принципов, на которых строился канонический строй Церкви. Принятие «самосвятов» в УАПЦ Поликарпа (Сикорского) оттолкнуло от нее (правда, лишь на время) даже Феофила (Булдовского) – главу так называемого Лубенского раскола, который к этому времени возобновил свою деятельность в Харькове. Только под давлением городской Харьковской администрации, состоявшей из украинских националистов, и благодаря данным «епископом» Мстиславом (Скрыпником) от имени УАПЦ обещаниям передать под начало Феофила «автокефальную церковь» на всей Правобережной Украине, последнего удалось склонить к церковному единению с «поликарповцами». Произошло это только в конце июля 1942 г. При этом сам Феофил продолжал критически относиться к вопросу о принятии «липкивцев» в УАПЦ[36].

Первые попытки переговоров об объединении, точнее присоединении Автономной Церкви к УАПЦ, стали предприниматься автокефалистской иерархией с мая 1942 г. Однако вначале они проходили на фоне острого противостояния между «автономистами» и «автокефалистами», которое всяческий подогревали германские оккупационные власти, стремившиеся расколоть и ослабить Церковь на Украине, дабы избежать усиления ее влияния на народ. Иерархи обоих церковных направлений, соревнуясь между собой, торопились назначить в областные города Украины своих архиереев, а в приходы – духовенство. Поскольку Автономная Православная Церковь начала процесс формирования своей церковной структуры раньше, еще с осени 1941 г., и имела большую поддержку со стороны верующих, «автокефалисты» весной и летом 1942 г. всеми мерами пытались наверстать упущенное время. С этой целью они, например, рукополагали во епископы женатых клириков, которые после хиротонии продолжали жить со своими семьями, или же людей, довольно далеких от собственно церковной жизни. Иерейские «хиротонии» в УАПЦ также совершались с грубым нарушением православных канонов, в частности практиковались групповые «рукоположения» – по несколько священников за одной литургией. В мае 1942 г. на Соборе УАПЦ, проходившем в Киеве, Поликарп (Сикорский) был возведен в сан «митрополита», во «епископов» в июне–августе 1942 г. «хиротонисали» видных политиков Мстислава (Стефана Скрыпника), Геннадия (Шеприкевича), Михаила (Федора Хорошего), Сильвестра (Гаевского), а также связанного с украинским подпольем Платона (Артимюка). Еще ранее, в феврале 1942 г., в числе «епископов» УАПЦ оказался Игорь (Губа)[37].

Но более всего отталкивал верующих (особенно монашествующих) от «поликарповцев» откровенно нецерковный характер деятельности их «иерархов» и «священников», которые мало того что внешне выглядели обычно, как светские лица, но и церковный амвон сделали местом регулярной политической агитации. Будучи в прошлом профессиональными политиками, большинство автокефалистских епископов ввиду закрытия украинских национально-политических учреждений воспользовались УАПЦ как легальной организацией для дальнейшей деятельности в направлении развития националистической идеи и достижения украинской государственной независимости, пытаясь через церковное влияние воспитать в людях националистические убеждения. Об этом, в частности, наглядно свидетельствуют многочисленные донесения немецкой службы безопасности, в которых УАПЦ характеризуется как организация, не имеющая ничего общего с Церковью, похожая более на «клуб украинских националистов»[38].

Осудил неканонические, противные духу Церкви, действия епископа Поликарпа (Сикорского) и Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Сергий (Страгородский). Он направил верующим и духовенству Украины ряд посланий, а также судебное определение Собора епископов Русской Православной Церкви в Ульяновске от 28 марта 1942 г. Последнее подтверждало запрет Поликарпа в священнослужении и назначало ему 2-месячный срок для принесения покаяния[39]. Относительно митрополита Дионисия (Валединского) и сущих с ним архиереев Московская Патриархия заявила, что не торопится с мерами взыскания в надежде на их покаяние[40]. В апреле 1942 г. Поликарп (Сикорский) ответил на обвинения митрополита Сергия, заявив, что они представляют собой «новое вмешательство митрополита Сергия во внутреннююжизнь Церкви в Украине». «Украинская Церковь канонична и независима от Москвы, что подтверждает томос Византийского Патриарха с 1924 г.»[41], — утверждал Сикорский. Он также с иронией заявил, что Местоблюститель Патриаршего Престола Русской Православной Церкви, проводя политику угодничества по отношению к большевикам, уничтожающим православное духовенство, одновременно укоряет УАПЦ за сотрудничеством с немцами[42].

На Украине между иерархами Автономной Церкви и автокефалистами также началась открытая полемика по поводу правомочности той или другой церковной структуры. 30 апреля 1942 г. Епископское совещание Автономной Церкви в своем окружном послании охарактеризовало автокефалистов как сектантов, сравнив их с «липкивцами», а всех рукоположенных ими священнослужителей объявило «безблагодатными»[43]. В свою очередь, автокефалисты на «епископском соборе», проходившем в Киеве 9–17 мая 1942 г., определили считать, согласно указаниям митрополита Дионисия (Валединского), Почаевский епископский собор 18 августа 1941 г. «псевдособором». «Иерархи» УАПЦ также запретили своему «духовенству» иметь молитвенное общение с автономистами как с представителями «Московской церковной ориентации»[44].

Информационная война проходила и на страницах украинской прессы, которая была сосредоточена в основном в руках украинских националистов. Так, газетой «Волынь», которую с 1941 г. стал издавать в Ровно Стефан Скрыпник, владыке Алексию (Громадскому) был навешен ярлык «агента НКВД», который якобы «собирается положить Украинскую Церковь к ногам Московского Патриарха»[45]. В своих окружных посланиях Поликарп (Сикорский) также регулярно клеймил владыку Алексия. По украинским селам ездили группы агитаторов с «обличительными» проповедями и собирали подписи против архиереев Автономной Церкви. Владыка Алексий с возмущением писал Сикорскому: «Только удивляюсь, как можно назвать меня “клятым москалем и врагом украинского народа”, когда я сумел без всякого шума и эффектности поднять национальное сознание при условиях национального режима в Польше. А именно так меня сегодня аттестуют и впаивают этуаттестацию в народ... те протесты против меня, которые я видел, – не протесты верных. Я хорошо осведомлен, как они собираются иподписываются. Воспретите представителям разагитированныхукраинскихучреждений и управ на местах вмешиваться в церковные дела, и не возникнет ни одного протеста»[46].

«Автокефалисты» в своей пропаганде чаще всего обвиняли автономистов в «москвофильстве» и просоветских симпатиях. Последние заявляли о неканоничности УАПЦ, называя ее «духовенство» и «иерархию» «самосвятами». Таким образом, «автокефальная церковь» пыталась оказывать влияние на верующих, используя национальный фактор, тогда как Автономная Церковь рассчитывала расположить к себе сторонников традиционного православия, далекого от политики и сепаратизма[47]. Противостояние конфессий усугублялось позицией немецких властей, которые старались стравить представителей обоих церковных направлений и поощряли их доносы друг на друга. Автокефальные «архиереи» (в частности, Мстислав (Скрыпник)) доносили на православных епископов, что они являются агентами НКВД. Например, так говорили о епископах Панкратии (Гладкове) и Пантелеимоне (Рудыке), однако, немецкие спецслужбы не нашли подтверждающих это утверждение фактов[48].

Имеются свидетельства и о том, что иерарх Автономной Церкви епископ Мануил (Тарнавский) также сообщал в германскую СД о запрещенной политической деятельности архиереев УАПЦ и их связи с украинскими националистами[49]. Но данные действия иерарха Автономной Церкви (кстати, лишь недавно перешедшего в нее из УАПЦ) можно расценить как ответную защитную реакцию от обвинений со стороны украинских националистов[50]. Следует отметить, что епископ Мануил пользовался особым доверием со стороны православного духовенства Волыни. По донесениям красных партизан, как-то к ним обратилась группа священников, которая желала написать письмо митрополиту Сергию (Страгородскому), но клирики при этом сообщили, что без благословения своего епископа не могут этого сделать. Командир предложил им помощь и просил указать, с кем из епископов следует установить контакт. Священники следующим образом определили наиболее подходящее лицо: «С Луцким (Поликарпом (Сикорским).– А. В.) нельзя, это националист; сПинским (Александром (Иноземцевым).– А. В.) нельзя, потому что он фашист, с Ковельским Михайлом (так нередко именовали Мануила (Тарнавского) по его мирскому имени.– А. В.) можно»[51]. В целом же следует отметить, что раскол внутри Церкви на Украине и борьба между двумя сформировавшимися церковными направлениями развивались во многом по тому сценарию, который исходил от оккупационных властей, о чем еще будет сказано подробнее.

Что касается степени влияния той или другой церковной структуры в разных областях Украины, то оценить его на основе статистики бывает иногда весьма сложно: точных документальных данных о количестве общин Автономной Церкви или УАПЦ почти не сохранилось. Однако с уверенностью можно утверждать, что процент приходов, принадлежавших «автокефалистам», в Западных областях был выше, чем во всей остальной части Украины, благодаря тому, что среди населения данного региона преобладали националистические настроения, а также вследствие террористического давления подпольных военизированных отрядов украинских националистов на православное духовенство. Значительно меньше автокефальных приходов было в центральной и восточной Украине. Разве что относительно высокий процент автокефалистов среди верующих имел место в Киевской области (но не в самом Киеве) по причине активности представителей «церковных рад», а также в Харьковской области, находившихся в ведении Феофила (Булдовского). Здесь приходы так называемого Лубенского раскола были ликвидированы советской властью только перед войной, в 1937–1939 гг. В целом, указанная ситуация объяснялась тем, что в центральных и восточных областях Украины националистическая пропаганда встречала гораздо меньший отклик среди населения. По этой причине актокефалистским «епископам» иногда приходилось здесь в нарушение своих принципов подстраиваться под местную обстановку. Об этом, например, писал «епископ» Никанор (Абрамович): «Чтобы воспрепятствовать московской акции, пришлось прибегнуть к решительным действиям и угождать прихожанам, как болячке. Назначили туда (в Андреевский собор, и в еще две церкви в Киеве) трех священников “на избрание”, один из которых служит ранние службы по-славянски»[52].

Невзирая, на сложность определения соотношения верующих Автономной и «Автокефальной» Церквей по причине отсутствия обобщающих документальных данных, многие исследователи пытались реконструировать данную картину, но результаты у них часто получались разные. Чаще всего исследователи при подобной реконструкции обращались к противоречащим друг другу свидетельствам современников тех событий: И. Власовского, Д. Бурко, Ф. Хейера[53]. К примеру, первые 2 автора пишут о количественном превосходстве автокефалистов над приверженцами Автономной Церкви. Д. Бурко указывает на 3 тыс. приходов УАПЦ (при общей численности всех православных приходов Украины в 5 тыс.). И. Власовский сообщает информацию только по отдельным областям: по Киевской области — 513 автокефальных против 410 автономных (хотя в самом Киеве автокефалисты имели только 3 церкви, тогда как автономисты — 27 и все монастыри)[54]. Но по утверждениям Хейера и Алексеева, были области, где «автокефалисты» по численности приходов значительно уступали «автономистам». К примеру, в Днепропетровском округе, как сообщает Алексеев, было только 10 приходов УАПЦ при 76 принадлежавших Автономной Церкви. В то же время, Власовский приводит по этому региону совсем иные цифры: 150 «автокефальных» церквей[55]. Хейер отмечает, что имелись районы, где практически полностью отсутствовали «автокефальные» приходы: на Черниговщине, в южных районах Запорожской, Николаевской областей и в Крыму[56]. На этом основании немецкий исследователь, заключает, что в целом по Украине «автокефалисты» имели вдвое меньше приходов, чем Автономная Церковь[57]. Однако Алексеев приводит сведения немецкой полиции безопасности о религиозной обстановке, согласно которым к Автономной Церкви относилось приблизительно 55% населения, а к УАПЦ – 40%[58]. Таких же показателей придерживается и голландский исследователь К. Беркгоф (отдавая остающиеся 5% протестантам)[59]. Близкое к этим же цифрам соотношение выводит украинский историк В. В. Гордиенко: 56% процентов «автономных» и 44% «автокефальных» приходов[60]. Другой современный украинский исследователь Ю. Волошин, откровенно симпатизирующий УАПЦ, резюмирует: поскольку невозможно с абсолютной уверенностью установить, сколько церквей принадлежало к каждой из конфессий целесообразно считать, что распределение приходов было примерно равным[61]. Такой оценке противоречат данные, которые приводит известный российский специалист в области новейшей истории Русской Православной Церкви М.В. Шкаровский. На основе немецких архивных материалов он заключил, что в 10 епархиях Украины количество «автокефальных» приходов составляло не более 25% от общего числа православных общин[62]. Судя по представленным сведениям, Автономная Церковь в целом охватывала больший процент верующего населения Украины, чем УАПЦ.

Относительно Волыни точных статистических сведений от начала оккупации до середины 1942 г. нет. В. В. Гордиенко считает, что Власовский, который имел непосредственное отношение к епархиальному управлению УАПЦ в Луцкой епархии, умалчивает об этом сознательно; это может свидетельствовать о его нежелании признать, что на Волыни преимущество имела Автономная Церковь[63]. Но во 2-й половине 1942–1943 гг. на Волыни (особенно в сельской местности) в результате усилившегося давления на православное духовенство со стороны украинских националистических организаций ОУН–УПА происходил массовый переход приходов Автономной Церкви в юрисдикцию УАПЦ. Напротив, в центральных и восточных областях Украины в это время многие православные священники со своими прихожанами самовольно выходили из подчинения «автокефалистским епископам»[64]. В течение 1943 г. на Волыни к «автокефалистам» перешло 600 приходов. Здесь в юрисдикции Автономной Церкви решались оставаться в основном лишь городские приходы, где террор был менее ощутим[65]. Раневский пишет об автокефалистском «епископе» Ровенском и Кременецком Платоне (Артюке), который не отказывался от помощи бандеровцев, насильственно подчинявших ему приходы и проводивших в них украинизацию[66].

О том, как подобное происходило на практике, имеются яркие свидетельства современников: «Священника Ф. Цихоцкого в Новоставе за то, что не подчиняется требованию УПА, избили шомполами, причемэкзекутором был священник – бандит Мельник, подчиняющийся Автокеф[альной] Церкви. В селе Окнинах Великих священник Н. Ковальский был избит за то, что молился за митрополита Алексия, а когда это не возымело действия, его взяли из дому ночью и уничтожили»[67].

В отчетах во внутреннюю службу безопасности УПА от комендантов, контролировавших тот или иной район, обязательно присутствовала информация о ходе церковной украинизации в районе[68]. В результате такой кампании за лето 1943 г., по данным историка Ф. Гейера, на Волыни были убиты 27 священников. В архивах Ровенской и Волынской областей хранятся списки 75–78 священников, погибших в 1942–1945 гг., среди них большинство — жертвы бандеровцев. В некоторых случаях убивали и членов семей священников[69]. При «присоединении» приходов автономной Церкви к УАПЦ иногда вспыхивали сельские восстания. Один из таких случаев зафиксирован в августе 1943 г. в селе Андросов Межиричского района Ровенского генерал-комиссариата[70].

Иногда священники переходили к автокефалистам по неведению, не понимая разницы между этими церковными направлениями. Например, раскольнический благочинный писал священникам своего округа: «Некоторые из украинцев под влиянием массовых посланий из Кременца задумываются и начинают сомневаться, действительно ли Владыка Поликарп ведет нас по истинно православному пути? Не впали ли мы в ересь?». Для успокоения он переслал им письмо лжемитрополита Поликарпа с «объяснениями» по поводу «несправедливости выступлений» митрополита Алексия (Громадского)[71].

Некоторые священники, перейдя в юрисдикцию УАПЦ, продолжали служить на церковнославянском языке. При этом они оправдывались отсутствием богослужебных книг на украинском языке или ссылались на просьбы пожилых прихожан. в объяснительной записке «епископу» Платону священник Николай Янукевич писал: «Служу на церковнославянскомязыке по просьбе людей старшего возраста, чтобы им не приходилось далеко ходить на приходы, где служат на церковнославянском»[72].

Однако на Волыни, особенно в центральных районах Ровенской области и вдоль границы с Польшей, местное население, в значительной степени политизированное к этому времени, изъявляло желание присоединиться к УАПЦ не только под страхом террора. Нередки были случаи, когда сами прихожане становились инициаторами перехода в юрисдикцию Поликарпа (Сикорского)[73]. К примеру, в городе Гоще верующие, в особенности молодежь, настаивали на проведении богослужений на украинском языке, но настоятель священник Кривицкий с этим не соглашался. В результате от него откололись приписные общины в селах Чудница и Янивка, где был создан отдельный автокефальный приход. В начале 1943 г. Кривицкий и сам также присоединился к УАПЦ[74], что, возможно, явилось результатом влияния его паствы.

Вследствие указанных причин уже в начале 1943 г., если доверять заверениям «епископа Ровенского и Кременецкого» Платона, на территории его епархии 75% верующих принадлежали к УАПЦ и только 25% – к Автономной Церкви[75]. Твердо на православной позиции стояло монашество: 45 монастырей с 2 тыс. насельников принадлежали к Автономной Церкви. Только Белевский и Дерманский монастыри в 1943 г. перешли в УАПЦ[76]. Очевидно, что между не слишком высоким уровнем нравственности монахов этих обителей (о чем, в частности, свидетельствует рапорт-донос одного из монахов Дерманского монастыря к «епископу» Платону на своего настоятеля)[77] и их юрисдикционным выбором существовала определенная связь.

На фоне противостояния между «Автокефальной» и Автономной Церквями и откровенного террора украинских националистов против автономного духовенства начались контакты между их иерархами о возможности объединения. Первым к данному вопросу обратился администратор УАПЦ Поликарп (Сикорский). В мае 1942 г. он призывал митрополита Алексия (Громадского) примкнуть к их «автокефалии», обвиняя его в «москвофильстве» и предательстве идеи независимой Украинской Церкви.

На это митрополит Алексий отвечал Сикорскому, пространно аргументируя необходимость оставаться в юрисдикции Московской Патриархии: «Наша общая цель – независимость нашей Церкви – революционным путем не может быть достигнута, ибо, согласно канонам, православные епископы, хоть бы и связанные принадлежностью к одному народу и общностью национальных убеждений, не могут положить основ существования новой автокефалии, если они не будут действовать в рамках своей канонической юрисдикции того времени… Таким образом, мы бессильны пред церковной действительностью. Мы невиновны в том, что оказались в 1940 г. в юрисдикции Московской Патриархии, но должны исходить из рамок этой юрисдикции, если хотим, чтобы наша будущая автокефалия была канонической и законной»[78]. Также митрополит Алексий (Громадский) сообщал о своем личном отношении к вопросу о канонической связи с Москвой и демонстрировал своему адресату общность их взглядов в таких словах: «Я понимаю Вас и знаю, как украинский народ относится к Москве, которая исторически к нему была немилостива, а ныне является еще и синонимом большевизма и коммунизма с их нечеловеческим насилием… Но изменились обстоятельства, которые требуют для добра нашей Церкви иных путей»[79].

Глава Автономной Церкви в своем письме к лидеру УАПЦ осуждал принятие автокефалистами в свои ряды «самосвятов» липкивского посвящения, а также нововведения литургического характера, которые противоречат православным канонам. Митрополит Алексий предостерегал Поликарпа (Сикорского) от повторения пути его предшественника по Луцкой кафедре Кирилла Терлецкого, последовавшего по пути заключения унии. Напоследок митрополит Алексий обратился к Поликарпу с добрыми словами как к другу и сыну по монашеству и архиерейской хиротонии с призывом оставить свои заблуждения и объединиться с православными епископами на общем Соборе[80].

Данное письмо является одним из важных примеров диалога, начатого между Автономной и «Автокефальной» Церквями, которое характеризует отношение их лидеров к вопросам независимости Украинской Церкви и церковным канонам. В своих устремлениях митрополит Алексий (Громадский) и «митрополит» Поликарп (Сикорский) относительно самостоятельности Украинской Церкви и независимости от Москвы были единодушны, но пути ее достижения мыслили по-разному. Первый настаивал на строго каноническом характере любых преобразований, второй стоял на «революционных» позициях, которые неизбежно приводили к расколу. Радикализм раскольников являлся одним из показателей не церковной, но политической направленности их «автокефалии». Однако поскольку между иерархами «Автокефальной» и Автономной Церквей точки соприкосновения все же были, диалог продолжался.

Следующее письмо Поликарпу (Сикорскому) митрополит Алексий (Громадский) написал 29 июня 1942 г. В нем экзарх Украинской Автономной Православной Церкви предлагал сесть за стол переговоров епископам обеих Церквей, целью которых должна была стать забота о пользе Церкви, а не подчинение одних другим[81]. На митрополита Алексия (Громадского) в это время автокефалисты оказывали значительное психологическое давление. В сообщениях германской полиции безопасности содержится следующая информация: «автокефалисты пытались оказывать давление и на Алексея, через воздействие на его окружение. Так, в последнее время в окрестностях Почаева появилось заметно много людей, которые завязывали разговоры с местными монахами и пытались убедить их в необходимости национально ориентированной Украинской Церкви»[82].

В одном из частных писем 3 сентября 1942 г. митрополит взволновано писал: «Плохо на Волыни, здесь действует располитикованная украинская интеллигенция во главе с луцкими церковными “диячами”… усиленно стремятся “будувать” Украину, разрушая Церковь и развращая “малых сих”. Духовенство в большинстве ненавидит их, но разагитированная молодежь, по духу весьма далекая от Церкви, но активная в делах политических, создает в приходах такие условия жизни, что бедные батюшки изнемогают и под страхом смерти (многих уже убили) подчиняются Луцку… Политика у них все, а вера и Церковь – только орудие для достижения своих нецерковных целей… Страшное переживаем время, но стоим на страже Божественной твердо, а там… что Бог даст»[83].

Через месяц после появления этого письма митрополита Алексия переговоры с деятелями УАПЦ перешли в завершающую стадию. Был составлен так называемый акт объединения, который, в действительности таковым не являлся. Более того, в итоге именно этот спорный документ, вопреки ожиданиям раскольников, стал причиной окончательного и полного разрыва между Автономной Церковью и УАПЦ.

8 октября 1942 г. митрополита Алексия (Громадского) в Почаеве неожиданно посетили «иерархи» УАПЦ: «архиепископ» Никанор (Абрамович) и «епископ» Мстислав (Скрыпник), участвовавшие перед этим в Луцке в совещании «епископата» УАПЦ, на котором раскольниками были выработаны условия объединения с Автономной Церковью. Экзарх Украинской Автономной Православной Церкви в конце концов подписал составленный на Луцком соборе УАПЦ акт, в котором признавал автокефалию украинской Церкви. В документе также говорилось, что единение с Поместными Православными Церквами Украинская Автокефальная Православная Церковь имеет через митрополита Дионисия (Валединского), который до созыва «Всеукраинского Поместного Собора» является «местоблюстителем Киевского митрополичьего престола». Церковной жизнью до созыва этого «Всеукраинского собора» должен был управлять «Священный синод», в состав которого предполагалось ввести трех «поликарповских» архиереев и двух — со стороны Автономной Церкви. Секретарем «синода» должен был стать также автокефалистский «епископ» Мстислав (Скрыпник). Документ завершался утверждением, что «все различия канонического характера, которые вызвали разъединение, были рассмотрены и больше не существуют»[84]. Согласно принципам, изложенным в этом договоре, фактически произошло бы не объединение, а поглощение Автономной Церкви раскольнической УАПЦ, поскольку ни один из пунктов документа не отражал интересов канонической православной Церкви (если не считать 2 из 5 мест в «синоде», «зарезервированных» для канонических епископов).

Следует также отметить, что последний пункт соглашения — относительно канонических нарушений автокефалистов, которые в тексте завуалировано называются «каноническими разногласиями», — сформулирован весьма расплывчато. Непонятно, как следует понимать слова о том, что различия канонического порядка «были рассмотрены и больше не существуют»: либо раскольниками эти нарушения упразднены, либо, напротив, приняты митрополитом Алексием, либо вообще между обеими сторонами имел место некий компромисс? Автокефалисты старались срочно распространить весть об объединении с «автономистами» как о свершившемся факте. И. Власовский писал, что «архиепископ» Никанор (Абрамович) вернулся из Почаева в Луцк с вестью, что «уже нет Автономной Церкви»[85]. Сикорский срочно разослал послание к духовенству и верным УАПЦ, в котором выражал большую радость по поводу якобы свершившегося объединения и благословлял служить в церквах по этому случаю благодарственные молебны[86].

Подобного рода информация вызвала большое недоумение и протест со стороны православного епископата и духовенства[87]. Вследствие этого митрополиту Алексию пришлось объясняться по поводу происшедшего в многочисленных письмах к архиереям Автономной Церкви и в посланиях к верующим. Из этих писем можно узнать, что между митрополитом Алексием и делегатами УАПЦ из Луцка была достигнута лишь устная договоренность по поводу возможного в будущем объединения, которую сами «автокефалисты» нарушили, заявив о достижении единства как уже свершившемся факте. Митрополит Алексий сообщал, что акт о воссоединении должен был вступить в силу только с того момента, когда он получил бы «апробацию» от Собора епископов Автономной Церкви[88]. По словам экзарха, «акт объединения» — не регламентационный документ, а всего лишь «имеет значение акта объединительной комиссии, в котором содержится проект условий объединения двух церковных направлений на Украине, который требует для своего воплощения согласия всего объединяющегося епископата»[89].

Что касается канонических нарушений раскольников, о которых в объединительном акте говорилось, что «они были рассмотрены и больше не существуют»(речь шла о таких моментах, как принятие «в сущем сане» самосвятов, рукоположение за одной литургией нескольких ставленников, изменения в Евхаристическом каноне), то во время переговоров в Почаеве делегаты УАПЦ конкретно заявили митрополиту Алексию, что они «будут устранены, и в дальнейшем их не будет». Об этом писал сам митрополит Алексий в сопроводительном письме к «акту» 12 октября 1942 г.[90] О том же говорилось и в его запросе к «митрополиту Пинскому» Александру (Иноземцеву) по поводу официального подтверждения упразднения «Собором епископов» УАПЦ всех перечисленных нарушений православных канонов[91].

Любопытно, что сам Поликарп (Сикорский) спустя месяц, во время посещения им митрополита Алексия в Кременце, высказался, что признает «акт от 8 октября как декларативный документ комиссии по делу объединения Церквей, а не как декрет уже состоявшегося фактического объединения Церквей»[92]. Также Сикорский заявлял, что Синод объединенной Церкви будет созван после того, как митрополит Алексий получит от своих архиереев положительный ответ на письмо с извещением о достигнутой предварительной договоренности. До этого момента митрополит Алексий, как предполагалось, продолжил бы возглавлять подчиненный ему епископат на правах экзарха Автономной Церкви, а Поликарп, в свою очередь, остался бы в должности «администратора» УАПЦ во главе своих «епископов». Обращает на себя внимание, что Поликарп давал митрополиту Алексию обещание не вмешиваться в дела Кременецкой епархии, возглавляемой экзархом, и обязывался призвать священников этой епархии, которые ранее самовольно перешли в юрисдикцию УАПЦ, вернуться в подчинение владыке Алексию как своему епархиальному архиерею. Более того, Сикорский соглашался на то, чтобы в будущий общий Синод вошло равное количество епископов с обеих сторон, а секретарем Синода вместо Мстислава (Скрыпника) стал бы иерарх Автономной Церкви епископ Вениамин (Новицкий)[93].

«Администратор» УАПЦ демонстрировал столь неожиданную перемену в отношении к статусу акта 8 октября 1942 г. и щедрую уступчивость в пользу Автономной Церкви не случайно. Причиной такой его позиции стало резкое осуждение немецкой администрацией деятельности иерархов УАПЦ в направлении объединения с Автономной Церковью, предпринятой без санкции оккупационных властей. В этой связи начальник политического отдела Генерального комиссариата потребовал от Поликарпа (Сикорского) и Мстислава (Скрыпника) устраниться от дальнейшего участия в объединительном процессе на том основании, что они являются лицами, политически ангажированными. Скрыпника категорически воспрещалось даже вводить в состав будущего общего Синода[94].

Как видим, митрополит Алексий соглашался на объединение с УАПЦ при условии исправления «автокефалистами» допущенных ими нарушений церковных канонов и поддержки этого решения остальными епископами Автономной Церкви. Однако остается необъяснимым согласие митрополита на главный пункт «акта объединения», который, по сути, превращал весь объединительный процесс в присоединение Автономной Церкви к «Автокефальной» и ее подчинение юрисдикции митрополита Дионисия (Валединского). Как мы помним, незадолго перед этим митрополит Алексий оспаривал легитимность так называемой второй Варшавской автокефалии периода немецкой оккупации, через которую «автокефалисты» якобы имели общение с Вселенской Православной Церковью, и которая в действительности не была признана ни одной из Поместных Православных Церквей.

В упоминавшемся сопроводительном письме митрополит Алексий по этому поводу коснулся только вопроса об управлении митрополитом Дионисием православной Церковью на Украине. Экзарх писал, что он был заверен делегатами УАПЦ в том, что «Владыка Дионисий никакого управления в дальнейшем времени иметь не будет, но только желательно, чтобы он для связи с восточными Патриархами считался Местоблюстителем Киевского митрополичьего престола»[95]. Из приведенного свидетельства трудно уяснить, интересовался ли митрополит Алексий в данном случае только вопросом о непосредственном управлении Дионисием церковными делами на Украине или его все-таки волновала проблема возможного создания автокефальной Украинской Церкви на основании ее связи с Польской автокефалией.

Ни акт 8 октября, ни сопроводительное письмо, ни какой-либо другой источник не дают возможности проследить, какой на тот момент видел митрополит Алексий каноническую платформу Украинской автокефалии. С одной стороны, согласно акту 8 октября, он признавал юрисдикцию Варшавского митрополита, с другой – подписывался под этим документом только тогда, когда получал устное обещание автокефалистов, что Дионисий (Валединский) в дальнейшем не будет иметь отношения к управлению православной Церковью на Украине. Исходя из этого, можно прийти к двум противоположным выводам: 1) либо произошло изменение взглядов экзарха Автономной Церкви на легитимность «второй Варшавской автокефалии» (но тогда почему он требовал устранения митрополита Дионисия от управления церковными делами на Украине?); 2) либо он шел на компромисс, заведомо незаконный, хотя и временный. Однако мы не находим у митрополита Алексия объяснений того, как со временем должно было совершится преодоление неканонического устроения «украинской автокефалии». Оба эти вывода являются спорными, так как ни один из них не имеет достаточного обоснования. Но каковой бы ни была мотивация митрополита Алексия (Громадского) в данном вопросе, его ответственность за это решение не столь велика, какой она могла бы стать, если бы он не вынес вопрос об объединении с УАПЦ на рассмотрение остальными епископами своей Церкви.

Завершая рассмотрение действий митрополита Алексия, связанных с подписанием «акта объединения» с «автокефалистами» 8 октября 1942 г., можно констатировать, что хотя его решения и не были лишены ошибок канонического и дипломатического порядка, однако в общем их нельзя отнести к разряду радикальных нарушений церковных канонов. Тот резонанс, который вызвали действия митрополита, повлекшие за собой осуждение последнего со стороны его епископов, был вызван, в первую очередь, вероломным поведением раскольников. Последние, во-первых, составили «акт», используя двусмысленные формулировки, которые позволили бы им в дальнейшем не осуществлять обещанных главе Автономной Церкви исправлений в церковной практике, во-вторых, вопреки договоренности, преждевременно распространили «акт» и придали ему не то значение, которое предусматривалось в ходе переговоров между представителями УАПЦ и митрополитом Алексием. Также отчасти резкая реакция внутри Автономной Церкви на действия экзарха в известной мере была обусловлена решительным оппозиционным настроем некоторых православных епископов по отношению к автокефальному курсу митрополита.

Следует отметить, что далеко не все архиереи Автономной Церкви поддерживали курс экзарха на достижение полной независимости Украинской Православной Церкви от Московского Патриархата. Из документов религиозного отдела полиции безопасности СД следует, что в оппозиции к митрополиту Алексию (Громадскому) по данному вопросу находился, в частности, епископ Пантелеимон (Рудык). Он пытался привлечь на свою сторону и других епископов[96]. Не известно заявлял ли владыка Пантелеимон прямо митрополиту о неодобрении его политики, однако очевидно, что в связи с контактами экзарха с Поликарпом (Сикорским) епископ Пантелеимон еще до разработки «акта» пытался воспрепятствовать возможному объединению с раскольниками. При этом епископ Пантелеимон не останавливался даже перед принятием крайних мер. Так, например, он составил письмо митрополиту Берлинскому Серафиму (Ляде) с изложением ситуации и просил последнего принять руководство православной Церковью на Украине. Это письмо подписали также епископы Полтавский Вениамин (Новицкий) и Днепропетровский Димитрий (Моган), которые вместе с епископом Пантелеимоном составили «инициативную группу»[97]. Митрополит Серафим после долгих раздумий согласился на предложение украинских епископов, о чем отвечал владыке Пантелеимону в середине октября 1942 г. Митрополит Серафим поручил «инициативной группе» обратиться в Рейсхкомиссариат за необходимым для этого разрешением германских властей[98]. Однако, в силу существовавшего запрета на распространение деятельности духовенства Германии и Генерал-губернаторства на оккупированных восточных территориях, оккупационные власти эту просьбу не поддержали [99].

В ноябре 1942 г. в Киеве по вопросу об «акте объединения» состоялось совещание архиепископа Черниговского Симона (Иваницкого), управляющего делами Киевской епархии епископа Пантелеимона (Рудыка) и епископа Полтавского Вениамина (Новицкого). На совещании «акт» был признан не имеющим канонической силы. Митрополита Алексия просили снять свою подпись под этим документом. Ему также предложили отказаться от поста экзарха Украины вплоть до решения Всеукраинского собора[100]. Архиереи весьма строго квалифицировали действия митрополита Алексия, хотя к этому времени они, скорее всего, были вполне осведомлены о том, что сам митрополит считал «акт» проектом документа об объединении, не имеющим какого-либо канонического значения.

Встретив такое острое сопротивление своим начинаниям со стороны православного епископата, а также увидев недостойное поведение «автокефалистов», митрополит Алексий (Громадский) вскоре отказался от дальнейших шагов в направлении объединения с УАПЦ. 27 ноября 1942 г. он встретился с представителями германских властей в Ровно. В ходе встречи он заявил, что в свете последних событий стало ясно: если созвать Собор для решения вопроса об объединении, то за него не выступит большинство епископов Автономной Церкви. По этой причине митрополит Алексий считал созыв Собора нежелательным, так как он мог бы послужить причиной новых неурядиц в церковной жизни[101].

В одном из своих последних частных писем от 25 апреля 1943 г. митрополит Алексий писал: «Мои планы, связанные с актом (объединения.– А. В.) не осуществились. Впрочем, это и к лучшему, ибо дальнейшие шаги луцкой иерархии показали, что нам с ними не по дороге не только вцерковной жизни. По-моему, теперь уже нет никаких надежд на соединение, ибо они пошли своею дорогою, по коей мы идти не можем, т[ак] к[ак]не может православная Церковь быть заодно с живоцерковниками, для коих каноны не являются оградой св. Церкви Соборной»[102].

В мае 1943 г. митрополит Алексий (Громадский) был расстрелян в автомобиле неизвестными лицами. Не исключено, что к этому причастны украинские сепаратисты. Не последним поводом к расправе послужил и отказ экзарха Автономной Церкви от дальнейшей реализации «акта объединения». Незадолго до своей кончины и сам владыка Алексий высказывал переживания об ожидающей его мести со стороны националистов[103].

После неудачи с присоединением Автономной Церкви к УАПЦ посредством вовлечения в этот процесс митрополита Алексия (Громадского), «автокефалисты» пробовали налаживать новые контакты с «автономными» архиереями частным образом. Так, в августе 1943 г. по предложению автокефалистского «епископа Лубенского» Сильвестра (Гаевского) в Полтаве состоялась его встреча с епископом Вениамином (Новицким), во время которой раскольничий «архиерей» убеждал православного иерарха присоединиться к УАПЦ. Однако владыка Вениамин твердо отверг это предложение[104].

В дальнейшем УАПЦ не предпринимала сколько-нибудь значительных попыток диалога с Автономной Церковью. Однако интересно отметить позицию в этом вопросе архиепископа Дамаскина (Малюты), который был 6–7 июня 1943 г. избран преемником митрополита Алексия (Громадского) в качестве старшего архиерея генерал-комиссариата Волынь-Подолье[105]. В информационном сообщении епархиального управления Ровенско-Кременецкой епархии УАПЦ своему духовенству за июнь 1943 г. отмечается, что 19 июня «Владыка Дамаскин нанес визитПреосвященному Владыке Платону и свидетельствовал, что никогда несчитал нашу Церковь еретической, поскольку в свое время даже составил декларацию о присоединении к ней, и считает, что мирное сожительство между Церквями должно быть, и оно возможно. Акт от 8.10.1942 г. считает “неокладным”. На следующий день с церковной кафедры владыка Дамаскин заявил, что объединение наступит, не сказав ничего о том, где, как и когда объединение это совершится»[106].

Есть свидетельства, что и ранее, в 1942 г., между епископом Дамаскином и Поликарповской «иерархией» имели место неоднозначные контакты. Так, в одном источнике, якобы относящемся к внутренним материалам ОУН–УПА (правда, документ доступен только в интернет-ресурсах, его достоверность проверить не удалось), сообщается, что в марте 1942 г. епископ Каменец-Подольский Дамаскин приезжал в Луцк и составил заявление о признании над собой главенства «митрополита» Поликарпа (Сикорского)[107]. Данная информация отчасти подтверждается тем фактом, что между Сикорским и митрополитом Алексием (Громадским) 11 ноября 1942 г. состоялось объяснение по вопросу юрисдикционной принадлежности епископа Дамаскина (Малюты). Глава УАПЦ подчеркнул, что не считает владыку Дамаскина своим епископом и высказал пожелание, чтобы его переместили на другую кафедру в Автономной Церкви[108]. Кроме того, из документов оккупационной полиции безопасности известно, что епископ Дамаскин (Малюта) составил генерал-комиссару округа Волынь-Подолье рапорт, в котором изложил свое предложение об основании им новой церковной организации, «независимой ни от Луцка, ни от Кременца»[109].

В связи с вышеизложенным возникает вопрос: не повлияли ли немецкие власти на избрание старшим архиереем генерал-комиссариата Дамаскина (Малюты), ничем не примечательного в сравнении с прочими епископами Автономной Церкви?[110] Это предположение отчасти находит свое подтверждение в воспоминаниях священника Тихона Войны, участника Ковельского собора, которые в своей монографии приводит митрополит Феодосий (Процюк). Он сообщает, что перед началом Собора в Ковеле епископа Мануила (Тернавского) вызвали в городскую комендатуру Луцка, где немецкий чиновник определенно указал, что старшим епископом округа следует избрать Дамаскина (Малюту). Самого владыку Мануила оккупационные власти также рассматривали в качестве возможного кандидата на эту должность и просили его составить проект «Положения об управлении Автономной Церковью». Однако в подготовленном им проекте не было упоминаний о сотрудничестве Церкви с германской армией, и немцы отказались рассматривать епископа Мануила в качестве кандидата на должность главы Волынского церковного округа[111]. Известно также, что в Киеве епископ Пантелеимон (Рудык) после гибели митрополита Алексия (Громадского) пытался проводить работу среди близких к нему православных архиереев по созданию органов центральной украинской церковной власти с четко выраженной ориентацией на Московский Патриархат. Но все действия в данном направлении тщательно отслеживались немецкими спецслужбами и блокировались[112].

Однако в качестве Первоиерарха Украинской Автономной Православной Церкви архиепископ Дамаскин (Малюта) не успел себя проявить из-за вскоре начавшегося отступления немецкой армии и его эвакуации в числе других православных архиереев на Запад. Оставшиеся на Украине епископы Украинской Автономной Православной Церкви после установления советской власти подчинились юрисдикции Московского Патриархата. УАПЦ также в это время прекратила свое существование на территории Украины в связи с эвакуацией всего автокефалистского епископата в Западную Европу.

Подводя итог, следует отметить, что поддержка, оказываемая немцами украинским националистам в начале войны, привела к возрождению автокефалистского движения, которое имело свои истоки еще внутри автокефальной православной Церкви в Польше в 1920–1930-х гг. и было тесно связано с украинскими политиками-националистами. В 1-е полгода оккупации в церковно-политических кругах наблюдался поиск моделей реализации автокефалистского плана. К концу 1941 г. православная иерархия Украины четко разделилась на 2 группы, которые заявляли о своей заинтересованности в создании на Украине автокефальной Поместной Церкви, но реализовать это намерение стремились разными путями.

Более радикальная группа была представлена меньшинством архиереев — Поликарпом (Сикорским) и Александром (Иноземцевым), которые еще в предшествующий период проявили себя противниками канонического единства с Московским Патриархатом. Теперь же они в контакте с митрополитом Варшавским Дионисием (Валендинским) провозгласили возобновление юрисдикции последнего на Украине, но в весьма причудливой форме — как якобы самостоятельно действующую под его номинальным главенством «администратуру» под названием: «Украинская автокефальная православная церковь» под руководством Поликарпа (Сикорского).

Однако такое устройство церковных дел на Украине под главенством бывшего первоиерарха Польской Православной Церкви вызывает большие сомнения в его канонической правомерности. Во-первых, юрисдикция автокефальной Польской Церкви, существовавшая с 1924 г., сама не может считаться вполне законной. Во-вторых, она прекратила свое существование в 1939 г. в связи с отказом митрополита Дионисия от управления. Во-третьих, весьма сомнительным был канонический статус Дионисия в качестве Варшавского митрополита, с юридикцией, распространяемой с 1939 г. на территорию Генерал-губернаторства. Между тем реанимированная Сикорским УАПЦ находилась на территории рейхскомисариата «Украина», и большая ее часть ранее никогда не находилась в подчинении митрополита Дионисия как предстоятеля Польской Церкви. Дальнейшие шаги группы архиереев-автокефалистов еще более свидетельствовали об их пренебрежении к церковным канонам, что выразилось, прежде всего, в принятии ими в возобновленную УАПЦ «в сущем» сане «самосвятов»-липкивцев и Феофила (Булдовского), а также поставлении во «епископы» женатых клириков.

Другая церковная группа, объединившая в своем составе большинство православного клира Украины под председательством архиепископа, впоследствии митрополита Алексия (Громадского), также фактически избрала курс на достижение автокефалии. Но реализовать это церковное направление намеревалась исключительно в соответствии с церковными канонами. Между тем сами епископы Автономной Церкви отнюдь не были единодушны в видении будущего украинского православия. Далеко не все выступали за отделение от Русской Православной Церкви и создание Поместной Украинской Церкви. Это подтверждает наличие группы иерархов Автономной Церкви во главе с епископом Пантелеимоном (Рудыком), оппозиционной по отношению к курсу митрополита Алексия (Громадского).

Сосуществование и становление обоих церковных направлений на Украине проходило под знаком постоянного соперничества и даже порой ожесточенной борьбы между ними за влияние на верующих. Приверженность верующих Украины к обеим церковным организациям была неодинаковой. Исходя из анализа и сопоставления весьма неполных и, подчас, противоречивых сведений, можно считать, что Автономная Церковь в целом примерно на 15% превосходила УАПЦ по количеству приходов. Степень популярности среди населения той или иной конфессии сильно варьировала от региона к региону и определялась не только церковно-каноническим, но и политическим факторами. Сторонниками УАПЦ становились чаще по политическим убеждениям те, кто был привержен националистическим настроениям. Напротив, те, для кого собственно религиозные ценности имели большее значение, как правило, склонялись к признанию Автономной Церкви. Доказательством этому служит исключительная ориентированность на Автономную Церковь украинского православного монашества. В западных областях Украины количество сторонников «автокефалистов» в среднем было выше, чем в других украинских регионах. Основной причиной этого явился традиционно более ощутимый националистический настрой местного населения. С другой стороны, в западных областях на православное духовенство оказывалось более сильное давление со стороны украинских националистов.

С вопросом украинской автокефалии была тесно связана проблема всеукраинского церковного единства, которая, с одной стороны, являлась естественным устремлением народа, с другой — неизбежно порождала банальное желание подчинить себе конкурирующую церковную организацию. К примеру, «Украинская автокефальная православная церковь» всегда представлялась ее идеологами как единственная подлинно «национальная» церковь единого украинского народа, способная служить скрепляющим и объединяющим фактором. В результате, в годы войны, как и прежде, в послереволюционный период, вновь возникал соблазн использовать идеи церковного единства и автокефалии в политических целях.

По тому, как обе церкви к этой идее относились, можно судить о мотивах, которыми они руководствовались. В оккупационное время вопрос церковного единства украинского народа с особенным усилием пропагандировался (и порой весьма агрессивно) иерархами УАПЦ. Достижение церковного единства преподносилось как насущная проблема, необходимая для консолидации украинского общества, утопающего во взаимном противостоянии и вражде, в том числе религиозной. «Автокефалисты» призывали идти на компромиссы в религиозной сфере, однако сами при этом преследовали вполне прагматичные цели, стремясь к доминированию своих конфессий. Так, «автокефальные епископы» в диалоге об объединении с Автономной Церковью в октябре 1942 г. вероломно нарушили договоренности об отказе от канонических нарушений в своей практике и, не исполнив их, прежде времени обнародовали акт об объединении, который еще не вступил в силу. Напротив, в Автономной Церкви предложение о скорейшем церковном объединении встречалось сдержанно: «автономные» иерархи говорили, что также искренне желают церковного единства, но только не в ущерб православной вере.

Характерно, что и спустя 70 лет проблемы во взаимоотношениях между украинскими православными церковными направлениями остаются прежними и все такими же напряженными.

 

 

 


© Вишиванюк А. В., 2014

 

[1] Цит. по: Смирнов А. Мстислав (Скрипник): громадсько-політичний і церковній діяч 1930–1944. Київ, 2009. С. 111.

[2] Міненко Т ., прот. Православна Церква в Україні під час другої світової війни (1935–1945): В 3 т. Т. 1. Вінніпег; Львів, 2000. С. 215.

[3] Ранєвський С. Українська автокефальна церква. Історичний нарис про церковный розкол на Україні. Почаїв, 1995. С. 11; Шкаровский М. В. Нацистская Германия и православная Церковь. М., 2002. С. 136–137.

[4]Обращение митрополита Дионисия (Валединского) в управление Генерал-губернаторства, от 23 июня 1941 г. (Міненко Т., прот. Православна Церква в Україні… Т. 1. С. 353.

[5]Там же. С. 219.

[6] Гриневич В. А., Даниленко В. М., Кульчицький С. В., Лисенко О. Є. Україна і Росія в історичній ретроспективі: Нариси в 3-х томах / Відп. ред. В. А. Смолій. Т. 2. Київ, 2004. С. 285.

[7] Там же.

[8] Беркгоф К. Чи було релігійне відродження на Україні під час нацистської окупації? // Український історичний журнал. 2005. № 3. С. 20; Смирнов А. Розвиток українського автокефального руху на початку німецько-радянської війни (Электронная версия: http://risu.org.ua/ua/index/studios/materials_conferences/39082/).

[9] Власовській І. Нарис історії Української Православної Церкви. В 4 т. Т. 4. Київ, 1995. С. 205; Стоколос Н. Г.Конфесійна політика окупаційної адміністрації рейхскомісаріату «Україна» в 1941–1942 рр. // Український історичній журнал. 2004. № 3. С. 93.

[10] Міненко Т., прот. Указ. соч. Т. 1. С. 357.

[11] Волошин Ю. Українська православна церква в роки нацистської окупації (1941–1944 рр.). Полтава, 1997. С. 45–46.

[12] Феодосий (Процюк), митр. Обособленческие движения в Православной Церкви на Украине (1917–1943). М., 2004. С. 411–412.

[13] Государственный архив Ровенской области (далее – ГА РО), ф. Р–281, оп. 1, д. 17, л. 49 (Письмо архиепископа Илариона (Огиенко) к митрополиту Дионисию (Валединскому) от 12 февраля 1942 г.).

[14] Смирнов А. Мстислав (Скрипник)… С. 126–127.

[15] РГАСПИ, ф. 82, оп. 2, д. 503, л. 62–65.

[16] Власовській І. Нарис історії… Т. 4. С. 181; М іненко Т., прот. Указ. соч. С. 201.

[17] Гордієнко В. В. Православні конфесії в Україні періоду Другої світової війни (вересень 1939 – вересень 1945 рр.). Дис. … канд. ист. наук. Київ, 1999. С. 62–63; Пащенко В.Православна церква в тоталітарній державі: Україна 1940 – початку 1990-х років. Полтава, 2003. С. 90.

[18] Волошин Ю. Українська православна церква… С. 45; Пащенко В. Указ. соч. С. 34.

[19] ГА РО, ф. З–281, оп. 1, д. 17, л. 44.

[20] В 1922 г. Патриарх Тихон не издавал распоряжений о даровании автономии Православной Церкви на Украине. Возможно, западно-украинскими епископами в связи с плохой осведомленностью о церковной ситуации в советской Украине в то время неверно был расценен инцидент, когда 2-3 сентября 1922 г. в Киеве на «Совещании правящих епископов Украины», которое проходило по благословению Патриарха Тихона под председательством экзарха Украины митрополита Михаила (Ермакова), было принято решение предложить украинскому епископату объявить, что «Украинская Церковь отныне стала на путь автокефалии». Но уже 5 сентября «Священный Синод епископов всея Украины» отклонил это предложение, объяснив, что принятие такого решения находится в компетенции Всеукраинского Церковного Собора и Поместного Собора Русской Православной Церкви (Киридон А. М. Час випробувань: Держава – церква – суспільство в радянській Україні 1917–1930 років. Тернопіль, 2005. С. 63; Феодосий (Процюк), митр. Обособленческие движения в Православной Церкви на Украине (1917–1943). М., 2004. С. 232–235, 239).

[21] Шкаровский М. В. Политика Третьего Рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов 1935–1945 гг. М., 2003. С. 299.

[22] Волошин Ю.Українська православна церква… С. 45; Рожко В.Нарис історіі Української Православної Церкви на Волині (870–2000). Луцьк, 2001. С. 355; Стоколос Н. Г. Конфесійна політика окупаційної адміністрації рейхскомісаріату «Україна» в 1941–1942 рр. // Український історичній журнал. 2004. № 3. С. 94; Історія релігії в Україні. У 10-ти т. Т. 3. Київ, 1999. С. 409.

[23] Смирнов А. Розвиток українського автокефального руху на початку німецько-радянської війни (Электронный ресурс: http://risu.org.ua/ua/index/studios/materials_conferences/39082/).

[24] Цыпин В., прот. История Русской Православной Церкви: Синодальный и новейший периоды (1700–2005). М., 2010. С. 456; Алексеев В. И., Ставру Ф. Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское Возрождение. 1981. № 13.

[25] Цыпин В., прот. История Русской Церкви (1917–1997). В 9 т. Т. 9. М., 1997. С. 281.

[26] ГА РО, ф. Р–281, оп. 1, д. 17, л. 42.

[27] Шкаровский М. В.Политика Третьего рейха… С. 325.

[28] Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. М., 1995. С. 213; Власовській І. Нарис історії… Т. 4. С. 209.

[29] Служебник. Львов, 1639 (Издание типографии Львовского Успенского братства).

[30] Гридина И. Н.Православные верующие Украины в годы Второй мировой войны. Донецк, 2006. С. 130–131.

[31] Центральный государственный архив высших органов власти Украины (ЦГА ВОВУ), ф. 4398, оп. 1, д. 10, л. 9 (Автобиография епископа Панкратия (Гладкова), составленная 15 августа 1942 г.).

[32] Власовській І. Нарис історії… Т. 4. С. 211.

[33] Центральный государственный исторический архив г. Львова (ЦГИАЛ), ф. 201, оп. 1, д. 86, л. 55.

[34] М іненко Т., прот. Указ. соч. Т. 1. С. 227–233; Тіменик. З. І. Історіософія православної автокефальності у творчій спадщині Івана Огієнка (Митрополита Іларіона). Автореф. дис. … канд. ист. наук. Київ, 1997. С. 15–17.

[35] ЦГА ВОВУ, ф. 4398, оп. 1, д. 3, л. 43.

[36] Власовській І. Нарис історії… Т. 4. С. 229–230; Волошин Ю. «Найбільш важлива духовна персона в Києві…»:До 100-річчя з дня народження патріарха УАПЦ Мстислава (Электронный ресурс: http://www.sbu.gov.ua/sbu/doccatalog/document?id=43075); Гридина И. Н. Указ. соч. С. 139; Лисенко О. Є. Релігійна ситуація на Україні в 1941–1946 рр. Дис. … д-ра ист. наук. Київ, 2000. С. 99.

[37] Власовській І. Нарис історії… Т. 4. С. 229

[38] ЦГА ВОВУ, ф. 4398, оп. 1, д. 5, л. 68–73; д. 4, л. 175–176; д. 3, л. 74–74 об., 130, 180–180 об.

[39] Русская Православная Церковь и Великая Отечественная Война: Сборник документов. М., 1943. С. 17–21, 22–23.

[40] Послание митрополита Сергия по делу епископа Поликарпа (Сикорского) от 5 февраля 1942 г. см.: Там же. С. 17.

[41] Лис енко О. Є. Релігійна ситуація… С. 103.

[42] Там же. С. 104.

[43] Цыпин В., прот. История Русской Церкви (1917–1997). Т. 9. С. 281.

[44] Власовській І. Нарис історії… Т. 4. С. 222–223.

[45] ГА РО, ф. Р–22, оп. 1, д. 149, л. 20.

[46] Там же, ф. Р–281, оп. 1, д. 17, л. 42.

[47] Гридина И. Н. Указ. соч. С. 131.

[48] ЦГА ВОВУ, ф. 4389, оп. 1, д. 10, л. 30; д. 3, л. 130, 180.

[49] Там же, д. 3, л. 79–80.

[50] Следует отметить, что немецкоязычный документ, на основании которого епископ Мануил обвиняется в доносительстве, мало изучен и требует специальной экспертизы.

[51] Епископ Мануил (Тарнавский) до пострига имел имя Михаил (Жив’як А. «Інструменталізована церква»: використання партійною номенклатурою представників релігійних конфесій у збройній боротьбі на Західній Волині й Поліссі у 1940-х рр. // З архівів ВУЧК–ГПУ–НКВД–КГБ: Влада і церква. Київ, 2009. № 2(33). С. 13).

[52] Мартирологія українських церков. В 4 т. Т. 1. Торонто; Балтимор, 1987. С. 711.

[53] В последнем случае — в изложении В. Алексеева и Ф. Ставру.

[54]Борщевич В. Автономна Церква на Волині…С. 56–57; Бурко Д. УАПЦ – вічне джерело життя. Бавнд-Брук, 1988. С. 202–217. Історія Християнської Церкви на Україні. Релігієзнавчий довідковий нарис. Київ, 1992. С. 74. Власовскій І. Нарис історії… Т. 4. С. 225.

[55] Алексеев В. И., Ставру Ф. Указ. соч. // Русское Возрождение. 1982. № 17. С. 112; Власовск ій І. Нарис історії… Т. 4. С. 225.

[56] Катунин Ю. А. Русская православная церковь в годы Второй мировой войны (1939–1945). Симферополь, 2000. С. 37.

[57] Алексеев В. И., Ставру Ф. Указ. соч. // Русское Возрождение. 1982. № 17. С. 112.

[58] Там же. С. 94.

[59] Беркгоф К. Чи було релігійне відродження на Україні під час нацистської окупації? // Український історичний журнал. 2005. № 3. С. 24.

[60] Гордієнко В. В. Православні конфесії в Україні періоду Другої світової війни… С.124

[61] Волошин Ю. Українська православна церква в роки нацистської окупації (1941–1944 рр.)… С. 50

[62] Шкаровский М. В. Нацистская Германия и православная Церковь… С. 467

[63] Гордієнко В. В. Православні конфесії в Україні періоду Другої світової війни… С. 123.

[64] ЦГА ВОВУ, ф. 4398, оп. 1, д. 4, л. 205–206; Алексеев В. И., Ставру Ф. Указ. соч. // Русское Возрождение. 1982. № 17. С. 107; Беркгоф К.Указ. соч. С. 25.

[65] Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. С. 215–217.

[66] Ранєвський С.Українська автокефальна церква… С. 15.

[67] Центральный государственный архив общественных организаций Украины (ЦГА ООУ), ф. 1, оп. 23, д. 3852, л. 5.

[68] ГА РО, ф. Р–30, оп. 2, д. 38, л. 100–103, 104.

[69] Там же, ф. Р–204, оп. 11, д. 11, л. 31; Государственный архив Волынской области (ГА ВО), ф. Р–393, оп. 2, д. 10, л. 229–233; Рожко В.Є. Православні монастирі Волині і Полісся: Історично-краезначий нарис. Луцьк, 2000. С. 527–533.

[70] ГА РО, ф. Р–281, оп. 1, д. 18, л. 5.

[71] Там же, д. 17, л. 47.

[72] Там же, д. 18, л. 47.

[73] Там же, д. 15, л. 19; д. 13, л. 60.

[74] Там же, д. 2, л. 81.

[75] Там же, оп. 2, д. 2, л. 28.

[76] Шкаровский М. В. Нацистская Германия и Православная Церковь. С. 466–467.

[77] ГА РО, ф. Р–281, оп. 1, д. 16, л. 36.

[78] Там же, д. 17, л. 43.

[79] Там же, л. 43 об.

[80] Там же, л. 45.

[81] Власовській І. Нарис історії… Т. 4. С. 241–242.

[82] Шкаровский М. В. Нацистская Германия и православная Церковь. С. 315–316.

[83] Шкаровский М. В. Политика Третьего рейха… С. 304.

[84] Там же. С. 316–317.

[85] Там же. С. 224

[86] Там же. С. 244.

[87] Цыпин В., прот. История Русской Церкви (1917–1997). Т. 9. С. 284.

[88] ЦГА ВОВУ, ф. 4398, оп. 1, д. 3, л. 110.

[89] Там же, л. 132.

[90] Там же, л. 109.

[91] Там же, л. 149.

[92] Там же, л. 157; Шкаровский М. В. Нацистская Германия и Православная Церковь. С. 459.

[93] ЦГА ВОВУ, ф. 4398, оп. 1, д. 3, л. 157.

[94] ЦГА ВОВУ, ф. 4398, оп. 1, д. 3, л. 153; Волошин Ю. «Найбільш важлива духовна персона в Києві…»…

[95] ЦГА ВОВУ, ф. 4398, оп. 1, д. 3, л. 109.

[96] Там же, ф. 4398, оп. 1, д. 3, л. 130.

[97] Там же, д. 9, л. 3–4.

[98] Там же, л. 6б–6в.

[99] Там же, д. 6, л. 17.

[100] Шкаровский М. В. Политика Третьего Рейха… С. 320–322.

[101] Власовській І. Указ. соч. С. 246–247.

[102] Шкаровский М. В. Нацистская Германия и православная Церковь. С. 462.

[103] Феодосий (Процюк), митр. Обособленческие движения… С. 476.

[104] ЦГА ВОВУ, ф. 4398, оп. 1, д. 7, л. 61.

[105] Избрание епископа Дамаскина (Малюты) в качестве преемника митрополита Алексея с возведением его в сан архиепископа проходило в строго регламентированных немецкой администрацией условиях 6–7 июня 1943 г. в Ковеле на Соборе епископов Автономной Церкви генерал-комиссарита Волынь-Подолье епископ Каменец-Подольский Дамаскин (Малюта), епископ Берестейский Иоанн (Лавриненко), епископ Владимир-Волынский Мануил (Тарнавский), епископ Ровенский Феодор (Рафальский), епископ Луцкий Иов (Кресович) и епископ Никодим (Гонтаренко), викарий Волынской епархии (остальным автономным архиереям генеральный комиссар запретил приезд на совещание). Согласно Циркуляру рейхскомиссара о разделении Церкви его права сводились лишь к полномочиям старшего иерарха в генерал-бецирке Волынь-Подолия, и титула Экзарха ему не присваивалось (Шкаровский М. В. Нацистская Германия и православная Церковь. С. 469).

[106] ГА РО, ф. Р–281, оп. 1, д. 17, л. 34.

[107] Повідомлення краєвого проводу ОУН про розвиток церковного життя в Україні. 21 березня 1942 р. (Электронный ресурс: http://adran.narod.ru/lib/soch/war2.htm#_ftnref176).

[108] ЦГА ВОВУ, ф. 4398, оп. 1, д. 3, л. 157.

[109] Там же, л. 153.

[110] В записке, составленной униатским епископом Николаем Чарнецким для митрополита Андрея Шептицкого и содержавшей информацию о православных архиереях Украины, епископ Дамаскин охарактеризован как человек, ведущий аморальный образ жизни (Церква і церковна єдність: Документи і матеріали (1899–1944). Т. 1. Львів, 1995. С. 353).

[111] Феодосий (Процюк), митр. Обособленческие движения… С. 479–481.

[112] ЦГА ВОВУ, ф. 4398, оп. 1, д. 7, л. 40–42.

Форумы