«Апостолов первопрестольницы, и вселенныя учителие…» (комментарий в аспекте культуры)

Иконография апостолов

Савина С.Г.

Обязательным фактом православной иконографии на самых ранних этапах ее истории и до сего дня является изображение апостолов. Главенствующее место занимают два первоверховных апостола – Петр и Павел, особо чтимым всегда остается апостол Иоанн. Уже к IV веку в храмовую программу на Востоке вошло изображение всех двенадцати апостолов. Самым ранним вариантом изображений апостольских являются композиции, в которых апостолы Петр и Павел предстоят Спасителю или Божией Матери.

Обычно в этих случаях Павел представляет Церковь от язычников, а Петр — от иудеев. На наш взгляд, интересен факт, с которым мы встречаемся в Равеннских мозаиках VI века в базилике св. Аполлинария Нового в изображении чудес: Спасителю предстоит только один апостол, и это апостол Иоанн. Дальше апостольский сонм вводится уже в развитых композициях: Вознесения и Пятидесятницы, а также в классической храмовой программе: Причащение апостолов – Евхаристия. Апостольский лик изображен и в такой, самой ранней, иконографии, как Успение Пресвятой Богородицы.

Очень широко дается изображение апостолов в большинстве изводов Двунадесятых праздников и, по традиции, возникшей уже в ранней иконографии, в цикле Евангелии Притч и Евангелия Чудес. Когда в поздний период истории Церкви развились повествовательные циклы, возникли развернутые композиции на тему Деяний Апостольских.

В поздний период возникли и житийные иконы, уже поствизантийские, апостолов Иоанна, Петра, Павла, Фомы и других в местах их особого почитания. Таким образом, мы понимаем, что апостольская иконография уже на ранних этапах разрабатывается очень широко и очень активно.

Богословие апостольской иконографии формулируется, прежде всего, Евангелием, как синоптиками, так и Четвертым Евангелием, а, кроме того, конечно, Деяниями и очень большим кругом экзегетической литературы, принадлежащей всем этапам истории церковной проповеди. В апостольской иконографии есть один абсолютный признак: отсутствуют принципиальные опознавательные атрибуты в изображении апостолов, даже первоверховных, в восточной традиции. Но есть единый канон в изображении апостольских одежд и атрибутов, а также установившаяся портретность ликов. Апостол обычно облачен в хитон и гиматий, как и Спаситель, а в руках держит Евангелие – таков извод в уже сложившемся варианте. Апостолы – это, прежде всего, двенадцать, хотя тринадцатый никогда не был выделен как-то особо.

Как говорит св. Иоанн Златоустый: "Двенадцать борцов было избрано, и из них никто не остался неувенчанным". Это, прежде всего, отношения равноценности и равнозначности, поэтому в изображении они предстают равными, но различающимися ликами, портретностью, позами, в которых открываются характеры или какие-то аспекты натуры, свидетельствуемые текстами. Св. Иоанн Златоустый в "Посвятительном слове" говорит: "Вы же, – о, блаженная и славная дружина апостольская, – по благодати были "всем вся"; не тростью, но словом вы мудро уловляли стада людей... Одна и та же благодать содействовала всем им и делала славную победу каждого из них".

Любопытно, что к XIV веку относится очень известная византийская икона с изображением ликов апостолов, в которой они представлены стоящими в два ряда, словно и вправду дружина, некий групповой портрет. Икона эта хранится в ГМИИ в Москве.

В этом, конечно, выразилась догматически принципиальная позиция Восточной Церкви, заповеданная самим Спасителем. Когда ученики, будучи в Галилее, вскоре после Преображения, как известно, спросили о том, кто больше в Царствии Небесном, Господь повторил обетование, данное в равной степени им всем, о "власти" вязать и решать. Их частые сомнения по этому поводу (Мф. 10, 24-26; 20 24-27) вызывали, как считают богословы, "скорбь" и "осуждение" Спасителя. Его ответ указывает на неприемлемость самой постановки вопроса: "...кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном" (Мф. 18, 4). Есть только одна власть и старшинство – Смирение. Здесь Господь говорит о Церкви, ей одной принадлежит "власть" и "сила" требовать послушания под угрозой духовного отсечения, и власть эта, как Сан (Ordo), торжественно ("аминь, глаголю вам") вручается всем апостолам, И потому говорится им всем: "Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе" (Мф. 18, 18).

Здесь речь идет, собственно, о соборности Церкви как основе и силе ее, которая в многоединстве. Ибо дальше, как известно, Христос говорит: "Паки аминь глаголю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного, ибо где двое или трое собраны во Имя Мое, там Я посреди них" (Мф. 18, 19-20).

Собранность во Имя Его – соборность по образу Святой Троицы ("яко же Ты во Мне и Аз в Тебе") — вот природа и естество Церкви. Но внутри апостольского лика, который, как мы видели, есть Образ Церкви, как и в самой Церкви, пребывает иерархия. Поэтому православное богословие выделяет из апостолов, как принято говорить, "двоицы" и триаду. Выбор этот сделан не богословами, но самим Спасителем.

Уже в самом начале апостольского призвания возникла определенная система "двоиц". Первыми пошли за Иисусом Иоанн и Андрей, потом появилась "двоица" Петр и Андрей, и дальше, согласно Луке (6, 13-16) призвал Он
"Иакова и Иоанна, Филиппа и Варфоломея, Матфея и Фому, Иакова Алфеева и Симона, прозываемого Зилотом: Иуду Иаковлева и Иуду Искариота". Должно заметить, что в изобразительной системе художник, представляя группу апостолов, ставит их парами, как посланы они Господом на проповедь. По некоторым мнениям, эта система "двоиц" не случайна. Господь избрал апостолов, чтобы они стали свидетелями Его. В Римской империи свидетелями должны быть двое или трое, говорящих одинаково об одном и том же, некая социально-юридическая психологема. Но через систему названных "двоиц"и триад Господь установил и особую апостольскую иерархию, которая своеобразно отразилась в иконографии. Как в церковном календаре, так и в храмовой программе мы находим изображение прежде всего двух апостолов (и это мы видели уже в раннехристианский период), Петра и Павла.

Их почитание, как известно, широко представлено и на Западе, и на Востоке, но по поводу апостола Петра существует довольно противоречивая концепция в Западной церкви, которую здесь мы рассматривать не будем. Оговорим только, что в иконографии апостола Петра Запада и Востока существует определенное различие. На Западе развился и закрепился извод, в котором апостол Петр изображен с ключами в руке. На Востоке он не стал доминантой, по поводу чего мы приведем некоторые соображения. Но в связи с указанным изводом нужно оговорить, что на Востоке развилась иконография апостола Павла и апостола Петра – нарочито равнозначная, различающаяся строгой портретностью ликов и цветом одежд: у Павла обычно гиматий насыщенно красный, густо пурпурный, а у Петра – золотистый, охряный. Но в обшей трактовке наличествует единообразие смыслов. Наши наблюдения находят подтверждение в святоотеческой экзегезе.

У св. Иоанна Златоустого читаем: "Столпы Церкви, великие светильники вселенной, не уступающие в добродетели друг другу и превосходящие всю тварь в совокупности!.. Как же сильны вы могуществом правого Духа ныне, когда предстоите рядом с Матерью Господа нашего! О, Павел – желанная ласточка Церкви! О, Петр – соловей, непрестанно услаждающий всю Вселенную!... Радуйся же, Петр – скала веры! Радуйся, Павел – похвала Церкви! Радуйся, Павел – попечение о Церкви! Радуйся, Петр – украшение вселенной! Радуйся, Павел – дверь райская! Радуйся, Петр – вождь в Царство Небесное! Радуйся, Павел – тихое пристанище обуреваемых! ... Радуйся, Петр – горящий и пламенный Духом Святым! Радуйся Павел – ревностный подвижник евангельской проповеди! Всю подсолнечную вы просветили своею проповедью и бесчисленные страдания потерпели за Церковь. Неуклонно во всем вы подражаете Христу. "Во всю землю изыде вещание ваше и в концы вселенныя глаголы ваша (Псал. XVIII, 5)". Совершенно очевидно стремление Отца Церкви установить абсолютное равенство между апостолами. И вот образ, который как бы резюмирует восточное понимание соотношения первоапостольных: "Петр и Павел – упряжные волы Церкви, возделавшие во вселенной прекрасную ниву, подъявшие вместо ярма Крест, вместо погонщика – Спасителя, вместо ремней ярма – заветы писаний, вместо рожна – благодать Святого Духа". "Сам Господь восхваляет вас: вы есть свет мира (Мф. V 14)".

Прежде всего к первоверховным апостолам относит св. Иоанн Златоустый слова Спасителя, сказанные всем верующим. И в то же время у каждого из двоих первоверховных есть свое пространство в Церкви. Апостол Павел, несомненно, ощущал свое апостольство равноценным двенадцати и, осознавая свое место и назначение, свою "самозаконность", говорил о себе: "Павел Апостол, избранный не человеками и не через человека, но Иисусом Христом и Богом Отце м" (Гал. 1,1). В другом послании: "Павел, раб Иисуса Христа, призванный Апостол, избранный к благовестиюХристову" (Рим. 1,1). "Когда же Бог, избравший меня из утробы матери моей и призвавший благодатию Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам, – я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью, и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне Апостолам" (Гал, 1, 15-17).

Известно, что лишь три года спустя ходил Павел к Петру, а потом, через 14 лет, по откровению ходил в Иерусалим и получил признание в том, что ему вверено благовествовать для необрезанных, как Петру для "обрезанных" (Гал. 2, 7-10). "В нем живет яркое сознание своей апостольской самозаконности, – как пишет отец Сергий Булгаков, – и свободы, как и вся его деятельность протекает совершенно самостоятельно от прочих апостолов".

Нужно заметить, что присутствующий в приведенных словах пафос становится неким лейтмотивом психологемы образа апостола Павла в византийской церковной традиции и оказывается подхваченным Ренессансом, а затем переходит в классическую, академическую традицию и у нас, и в Европе.

Несколько иначе развивается богословие образа апостола Петра. Он всегда изображен первым среди апостолов, как первым назван в текстах Евангелий. Но соотношение апостола Петра и остальных апостолов тонко и сложно и несет в себе выражение глубинных смыслов природы Церкви апостольской.

Известно, что апостол Петр – не только один из образующих "двоицу" Петр – Павел, но и включен в триаду апостолов Петр – Иоанн – Иаков. Именно эти три апостола всегда сопровождают Иисуса при совершении чудес. Они обязательно возле него в Преображении и в Гефсиманском бдении, они же на Горе Елеонской внимают Откровению о конце мира, правда, здесь с ними и апостол Андрей, но это единственный пример "четверицы". То есть триада апостолов представляет иное единство, чем "двоица" апостолов Петра и Павла. Их единство обусловлено особой близостью к Господу. И, как апостольство Павла, обусловлено самим Спасителем. Господь, призывая их, нарекает им имена: "(Андрей) привел (Симона) к Иисусу. Иисус же, взглянув на него, сказал: "Ты – Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа – что значит камень" (Ин. 1, 42).
Об этом факте говорится и у всех синоптиков. Марк (3, 16-17) говорит так:
"Поставил Симона, нарекши ему имя Петр; Иакова Зеведеева и Иоанна, брата Иакова, нарекши им имена Воанергес, то есть "Сыны Громовы". Вся первотроица апостолов отличается переименованием.

Это особый момент отношений Бога и призываемого уже в Ветхом Завете. Аврам призванный становится Авраамом, Иаков – Израилем. Согласно комментариям к Книге Бытия 17, 5 об Аврааме, в соответствии с обычаем древних восточных владык, "Бог, возвышая Авраама до завета с Собою, дает ему имя, содержащее раскрытие обетования в нем (Авраам)". Аврам – высокий Отец, Авраам – Отец множества. То есть переименование – знак заключения особого договора с Богом. И из дальнейших событий Евангелия очевидна и особая роль Петра, и особая роль Иоанна.

Мы уже говорили о том, что Петр и среди двенадцати, и среди трех всегда первый – таков и иконографический канон. Так, в Евангелии от Марка 1, 36:
"Симон и бывшие с ним пошли за Ним". У Луки 8, 45: "И сказал Иисус: кто прикоснулся ко Мне? Когда же все отрицались, Петр сказал и бывшие с ним: Наставник! Народ окружает Тебя и теснит...".

Вот это евангельское "Петр и бывшие с ним..." становится изобразительным композиционным принципом. По знаку первенства Петра Спаситель избирает дом Петра и челн Петра как Свои Собственные. Исследователи полагают, что, когда в Евангелии говорится "дом", нужно понимать "дом Петра". Господь поручает Петру отдать подать: "отдай им за Меня и за себя" (Мф. 17, 25-27).

Петр руководит избранием апостола на место Иуды (Деян. I, 15-22), первый проповедует после Пятидесятницы (Деян 2, 14-36) и в храме (3, 12-26), отвечает перед синедрионом (4,8-12), поражает Ананию (5, 1-11), первый принимает в Церкви язычников (10), открывает апостольский собор речью (15, 7-11). Но когда совершается поставление на диаконство (Деян. 6, 2-6), двенадцать выступают как одно лицо – Лицо Церкви.
И все-таки особое положение Петра среди апостолов четко обозначено в Евангелии. И прежде всего, конечно, у Матфея (16, 13-17): "Пришед же в страны Кесарии Филипповой, Иисус спрашивает учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына человеческого? Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, и иные за Иеремию или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты – Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах".

По общему богословскому мнению, Господь здесь с ним и в его лице ублажает весь апостольский чин, ибо и Петр здесь говорит не от себя лично, но "как ОДИН и через ОДНОГО" весь апостольский чин. Поэтому евангелист Лука (9, 20-21) говорит об этом так: "Он же спросил их: а вы, за кого почитаете Меня? Отвечает Петр: за Христа Божия. Но Он приказал строго им никому не говорить о сем".

Но в иконографической традиции есть изображения, когда Петр один, явно пространственно замкнут в своей изолированности от апостолов: это, как правило, те сюжеты в Евангелии, когда Петр проявляется как индивидуальность. В частности, при хождении Христа по водам, когда Петр пугается и слышит упрек Учителя в маловерии (Мф. 14, 28-31); припадает к коленям Иисуса после чудесного лова, каясь в своей греховности (Лк. 5, 8); прекословит Христу после речи Его о страданиях (Мф. 16, 23); спрашивает от лица всех учеников: "...вот, мы последовали... за Тобою, что же будет нам?" (Мф. 19, 27; Лк. 12, 41); на горе Преображения, когда хочет построить три куши (Мф. 17, 4); противится омовению ног (Ин. 13, 6), просит изъяснить притчу; утверждает, что, если все соблазнятся, то он не соблазнится (Мф. 26, 33; Лк. 22, 33; Ин. 13, 37), и получает пророчество о своем отречении; пытается защитить Учителя мечом, за что заслуживает порицание (Ин. 18, 10-11; Мф. 21, 51-54). То есть как бы есть два Петра: Петр – человеческая индивидуальность и Петр – лицо апостолов, их первостоятель.

Богословская традиция отмечает, что Петр, исповедуя Иисуса Сыном Божиим, был не единственным и не первым. Евангелия Синоптические, как и Четвертое, многократно указывают на это исповедание разными лицами, оно, "как молния, прорезает пространство вокруг Иисуса", – пишет отец Сергий Булгаков. Даже бесы "падали пред Ним и кричали: Ты – Сын Божий" (Мк. 3, 11).

Следовательно, значение слов исповедания Петра не в их новизне, но в том, когда они были сказаны, то есть в тот момент, когда это было особенно важно, – перед уходом в Иерусалим, перед страшным испытанием, которое предстояло ученикам. Известно, что за исповеданием Петра последовало Преображение, торжественный вход в Иерусалим и Голгофа. "И это, – пишет О. Сергий Булгаков, – был ответ Господа, предварением Его Славы, и, стало быть, предварительным оправданием веры".

И вот здесь очевидно глубокое и тонкое понимание Православной Церковью роли апостола Петра, который не над апостолами, не над собором апостольским, но в связи с собором, силою собора и от лица собора. Иконографическая традиция, таким образом, очень чутко следует здесь за богословской. "Аз глаголю тебе – ты еси Петр и на сем камне созижду Церковь Мою и врата адовы не одолеют ее", – говорит Господь, ибо здесь Петр известил не человеческое (как в приведенных выше примерах), но Божественное откровение. И здесь Петр уже не индивидуальность, но личность, удостоенная по Божественному промыслу исповедания веры. И в этом смысле он, несомненно, есть средоточие, живой центр апостольства, и здесь выявляется, согласно строгому богословскому мнению, предуказанное при его переименовании. Когда Господь затем говорит Петру же "Сатана", и после его отречения в положении его среди апостолов ничего не меняется. Ибо Петр никогда не был "единственным", но был "первым", и "вторые" за ним того же чина. У Петра нет особого сана. В Петре пастыреначальнике Христовом указуется пример в вере для всех апостолов.

В иконографии изображение Господа с апостолами всегда композиционно строится так, что фигура Спасителя пространственно независима по отношению к монолитной группе апостолов. Заканчивая тему Петра, нужно напомнить, что в Евангелии в тех местах, где Петр проявляется в своей слабости, например, в отречении, – Иисус зовет его Симон Ионин (Ин. 21, 15-17), то есть по имени родовому, а не полученному от Христа.

От лица апостолов и от своего лица Петр произносит исповедание веры, и через Петра Господь дает обетование власти апостолам, апостольскому чину в целом – "вязать и решать", и в этом же смысле Православная Церковь понимает дарование ему "ключей Царства". Вот почему в восточной иконофании "ключи" не стали атрибутом собственно Петра. Двенадцать имеют свой чин и строй и поэтому – своего "старейшину", "старшину", своего "ключаря" (как, кстати, и в церковном клире), но не имеют иерархии внутри себя, о чем мы уже подробно говорили.

Как "старшина" Петр спрашивает от лица апостолов: "Что же будет нам?", и ответ дается всем о том, что они "в пакибытии сядут на двенадцати престолах судить" (Мф. 19, 27-28). Именно он как "старшина" просит Иоанна спросить, кто, тот, который предаст. И как "старшина" апостолов, полагает Церковь, он подвергается большому испытанию в вере, но молитва Христа спасла его, и он не принял страшный удел Иуды, хотя и отрекался прямо. И, умудренный в этом своем горчайшем опыте, он вновь призывается утверждать братьев своих. Первый в предстоянии, но и первый в падении – он должен быть и первым в вере. Вот подлинная глубина в понимании личности. И знаменитый вопрос Господа Петру: "Симоне Ионин, любишь ли ты меня больше, нежели они?"
– и вопрос, и укор, и разрешение от него. И через ответ Петра, троякий, как и вопрос, – троякое повеление-восстановление: "Паси овец Моих". То есть это восстановление в полноте и первенстве среди апостолов, но не приобретение власти, ибо ее не было и быть не могло, как мы уже об этом говорили.

И в подтверждение этого хода размышлений богословская традиция говорит еще об одном первоапостоле среди двенадцати, втором в триаде Петр – Иоанн – Иаков. Речь идет об Иоанне Богослове.

Иконография Иоанна Богослова шире иконографии апостолов Петра и Павла. Он предстает как евангелист, он стоит у Креста, и есть особая иконография – Иоанн Богослов в молчании, то есть Иоанн – Старец, в Эфесе, в конце жизни, в момент написания Евангелия. В иконографии два облика Иоанна Богослова – юноши и старца. Старцем он предстает как автор Четвертого Евангелия, юный же облик у Иоанна обычно в композициях с Господом, в Тайной Вечери, во всех событиях Евангелия и на Голгофе. Четвертое Евангелие сообщает нам о том, что неизвестно или почему-либо ушло из поля зрения синоптиков. Уже в этом очевидно его особое положение по отношению к Господу.

Мы уже говорили, что при призвании Иисус дал Иоанну новое имя – Воанергес, в котором, как и в имени Петра, содержится преобразование будущего его в служении Богу. Союз Иоанна с Богом оказался совершенно особым, ему нет равного. Вот как о нем говорит св. Иоанн Златоустый: "Иоанн в Эфесе Астском, Иоанн – похвала Асии и столп вселенной, Иоанн – возлюбленный ученик Христов и труба Слова Божия, слава эфессян и проповедников концов земли, центра богословия, достойно называемый Богословом, херувимския уста и серафимское тайноводство... Это он – Иоанн – велегласно и дерзновенно проповедал о Том, Которого небесные силы ангелов прославляют с трепетом, это он изрек: "в начале было Слово" (Ин. 1,1). Пребывая во плоти в Эфесе, он до концов вселенной раскинул крылья богословия, возглашая: "В начале было Слово". "Велик Господь, сказавший апостолам: Аз дам вам уста и премудрость (Лк. XXI15).

Сколько царей, властителей и мудрецов провозглашали свои слова и нередко с великою силою, но голос их не достигал даже стен города, а бедный рыбак возвестил в Эфесе: в начале было Слово – всю землю покрыл его голос. Видел твои уста, громогласнейшие из всех? Видел язык, острейший молнии? Видел голос, звучнее всякого грома?.. Этот голос уловил всю вселенную". Святитель рисует космическую картину: Воанергес – Сын Громов – любимый ученик Господа, а иконография представляет нам смиренный облик юноши или смиренную же мудрость старца. Есть ли здесь противоречие? Безусловно, нет. Святитель говорит об особом даре Иоанна, полученном им в призвании. Само призвание "любимого ученика" отличалось от призвания его братьев, апостолов. Иоанн, как мы помним, услышал о Господе у Иордана от самого Предтечи, учителя своего, который сказал, увидев идущего Иисуса: "Вот Агнец Божий, и Андрей и Иоанн пошли за ним. Иисус, увидев их, спросил: "Что вам надобно? Они сказали Ему: Равви – что значит: учитель". Собственно, не было призвания, а был приход по велению сердца. И Иоанн первый пришел к Христу-Агнцу, и он же, один из всех апостолов, стоял у Креста, когда "совершилось".

Четвертое Евангелие – от Иоанна, но и об Иоанне, хотя его имени там нет. Есть "ученик, которого же пюбяше Иисус". В Четвертом Евангелии изложены события, при которых не было никого из апостолов, и, как считает богословская традиция, они могли стать известны ученику от самого Учителя. То есть положение Иоанна по отношению к Господу особое среди учеников. В иконографии известна такая любопытная деталь. В изображении Преображения Господня расположение фигур апостолов установилось не сразу. Изменялось и положение места апостолов Петра и Иакова. Положение же фигуры апостола Иоанна оставалось одним – прямо, строго под фигурой Спасителя, в земном поклоне. Об особом положении Иоанна говорит и такая необычная деталь византийской иконы Преображения XII века, как два цвета нимбов синий и золотой. У апостолов Петра и Иакова – золотые нимбы, тогда как у Илии, Моисея и у Иоанна – нимбы синие. То есть апостол Иоанн цветом нимба соединен с Боговидцами Ветхого Завета. И избранничество Иоанна имеет преобразование, как бы задано в Ветхом Завете.

В Четвертом Евангелии особым образом разворачивается и тема еще одной "двоицы" – Петр и Иоанн. Мы уже говорили, что Петр через Иоанна вопрошает Иисуса о предателе. Петру и Иоанну поручает Иисус приготовить пасхальную горницу; и на двор первосвяшенника приходят Петр и Иоанн, которого знают в синедрионе. Но только Иоанн, не имеющий страха, следует за Господом от одного места до другого. В этом месте разорвалась последняя и главная "двоица" апостольская. Один "исшед вон плакался горько", другой последовал на Голгофу. Но, согласно богословской экзегезе, одна из важных тем Четвертого Евангелия – "двоица", а не история личных отношений Иисуса и любимого ученика. Вот почему у Креста совершается диалог между Иисусом и Богоматерью. Это диалог не сына и друга, но Бога, усыновляющего Царице Небесной весь апостольский лик, а в нем и весь род человеческий.

Византийская иконография Голгофы всегда есть свидетельство этого диалога и факта кардинального события в истории мира – "Свершишася" (Ин. 19, 30). Апостол Иоанн как очевидец и свидетель Голгофы также есть первоапостол. В частности, он есть свидетель таинственного истечения из прободенного ребра крови и воды, по древнему преданию, собранных в чашу. В коллекции собора Сан-Марко хранится драгоценная икона (XII век) со сценой Голгофы, в которой изображен этот сосуд (на Западе возникла особая тема св. Грааля).

"Един от воин копием ребра его проводе, и... изыде кровь и вода. И видевый свидетелъствова и истинно есть свидетельство его" (Ин. 19, 34-35). Но вся иконография Страстной Пятницы и Великой Субботы идет опять в пространство "двоицы" Петр – Иоанн. Поэтому, если в сюжетах Снятия с Креста, Положения во Гроб, Оплакивания изображаются только два апостола, то это Петр и Иоанн. И Мария Магдалина бежит к Симону Петру и "другому ученику, которого любил Иисус". Все опять восстановилось, и дальше идет рассказ, который есть, как и многие другие моменты, только в Четвертом Евангелии. Ко Гробу апостолы побежали вместе, узнав от Марии, что "унесли Господа". Но другой ученик бежал скорее Петра и "пришел ко Гробу первый, но не вошел". Очень важная деталь. Первым вошел Петр, хотя прибежал позже. Иконография здесь точно следует тексту: апостол Иоанн стоит за Петром. Но еще один момент: "Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко гробу, и увидел, и уверовал. Ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых. Итак, ученики опятъ возвратились к себе" (Ин. 20,2-10). Увидели оба, но уверовал сперва только Иоанн. Как и Христа Агнца сперва знал только он. Ему принадлежит первоапостольство, но духовное, тайноводственное. Поэтому в Гроб первым входит Петр, старшина апостолов, согласно установлению Иисуса, согласно их внутренней иерархии. То есть первенство в Церкви всегда ограничено. И потому все четвертое Евангелие есть восстановление Петра и восстановление "двоицы" Петр – Иоанн.

Нужно сказать, очевидно, что в ранней византийской иконографии, как и в катакомбах, основным источником тем и изводов было именно Четвертое Евангелие. И на Востоке Иоанн Богослов заслужил особое и глубочайшее почитание. Он прожил 120 лет, и Церковь хранит предание о том, что он не принял смерти, и сбылось сказанное Господом: "Петр же, обратившись, видит идущего за ним ученика, которого любил Иисус и который на вечери, приклонившись к груди Его, сказал: Господи! Кто предаст Тебя? Его увидев, Петр говорит Иисусу: Господи! А он что? Иисус говорит ему: если Я хочу, чтобы он пребыл пока прииду, что тебе до того? Ты иди за Мною. И пронеслось слово сие между братьями, что ученик тот не умрет. Но Иисус не сказал ему, что не умрет, но: Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока прииду, что тебе до того?" (Ин. 21, 20-23). Удивительный текст: все связи определены, все отношения установлены – в примате одного апостола граница примата другого. И еще: тайна Иоанна так и остается не открытой никому, кроме Господа, ибо только Им Двоим – Господу и другу Его Иоанну, Сыну Громову, – она известна. И вот какими словами Церковь ублажает кончину апостола Иоанна: "Апостолов верх, богословия трубу, духовного воеводу, вселенную Богу покорившего, приидите вернии, ублажим Иоанна приснопамятного, от земли преселяющегося и от земли не отступающего, но живуща и ждуща страшное второе пришествие: еже неосужденно срести нам испроси, любимиче Христов наперсниче, любовию совершающим память твою" (стихира на Малой вечери).

Пожалуй, именно в апостольской иконографии между текстом Священного Писания и иконографическим изводом устанавливается прямая связь, абсолютная адекватность.

(Глава из книги «Иконография. Богословские очерки иконографического извода. СПб, 2001.»)

Форумы