Игнатий (Молчанов), игум. и Смелова Е. В. Закрытие Арсениева Комельского монастыря

 

 

Примечательной страницей истории Вологодской митрополии[1] в последние годы стало увеличение количества действующих монастырей, закрытых с установлением в России в 1917 г. советской власти. Так, если в 2014 г. здесь насчитывалось 4 действующих монастыря, то в конце 2019 г. – 12[2]. В Вологодской епархии[3] число действующих монастырей возросло с 4 (в мае 2014 г.) до 9 (в июле 2019 г.)[4]. Решением Священного Синода были открыты Горне-Успенский женский монастырь в Вологде (2015 г.), Спасо-Каменный мужской монастырь (2017 г.), Богородице-Рождественский Ферапонтов мужской монастырь (2018 г.), мужской монастырь Заоникиева Богородице-Владимирская пустынь (2019 г.), мужской монастырь Нило-Сорская пустынь (2019 г.); образованы 5 архиерейских подворий, находящихся в статусе возрождающихся монастырей[5]. К числу последних относится и архиерейское подворье «Арсениево-Комельский Ризоположенский монастырь» в поселке Бушуиха Грязовецкого района Вологодской области[6].

Приветствуя процесс возрождения православных монастырей, нельзя не отметить, что история их закрытия на Вологодской земле освещена в литературе крайне недостаточно или не изучалась вовсе. В частности, нет ни одной работы, посвященной закрытию Арсениева Комельского монастыря. Более того, сама дата закрытия монастыря в трудах, где упоминается данный факт (преимущественно это немногочисленные энциклопедические и справочные издания либо работы, посвященные средневековой истории монастыря) указана весьма неопределенно. Так, например, в статье А. К. Сальникова отмечается, что монастырь был закрыт после 1918 г.[7] В настоящей статье мы попытаемся осветить историю закрытия монастыря, в том числе установить точную дату этого события.

Источниковую базу исследования составили три группы документов: законодательные акты советской власти, архивные документы и материалы местной периодической печати. Среди первых особо следует отметить Декрет СНК «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» от 20 января 1918 г.[8] (известный как «Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви»[9]). Он важен для понимания основополагающих начал политики в отношении Церкви со стороны Советского государства.

Основными же для написания данной работы стали материалы Государственного архива Вологодской области (ГА ВО), Архива УФСБ России по Вологодской области, а также Вологодского областного государственного архива новейшей политической истории (ВОАНПИ).

Наибольший интерес среди материалов ГА ВО представляют документы ф. 519 (Арсениев Комельский монастырь Грязовецкого уезда. 1703–1919 гг.) и ф. 585 (Вологодский губисполком (1917–1929)). В ф. 519, в частности, хранятся отчетные ведомости о состоянии монастыря за 1917 г., послужные списки за 1917–1919 гг., в том числе послужной список о настоятельнице монастыря за 1917 и 1919 гг., приходо-расходные книги обители за 1917–1919 гг.[10] Указанные документы позволяют сформировать представление об имущественном положении, насельницах и белом духовенстве Арсениева монастыря в первые годы советской власти, накануне его закрытия. Ф. 585, среди прочих, включает разнообразные документы местных органов советской власти за 1919–1920 гг. (протоколы заседаний Грязовецкого уездного исполнительного комитета, постановление чрезвычайного объединенного заседания Грязовецкого уездного исполнительного комитета и уездного комитета РКП(б), переписку Президиума Вологодского губернского исполкома с Грязовецким уездным исполкомом и др.), содержащие информацию о принятии решений, связанных с закрытием Арсениева Комельского монастыря, на официальном уровне. Именно они позволили установить и точную дату этого события. Привлекались также материалы ф. 53 (Отдел управления Вологодского губисполкома), ф. 111 (Вологодский губернский отдел народного образования), ф. 239 (Грязовецкое уездное земельное управление) и др.

В ф. 1 Архива УФСБ России по Вологодской области имеются два архивных уголовных дела – П–6021 (1920 г.) и П–6405 (1937–1959 гг.), содержащие ценные документы (главным образом процессуальные), освещающие события, которые привели к закрытию Арсениева Комельского монастыря, а также последствия, наступившие для лиц, выступивших в защиту монастыря. Нельзя не отметить, что для данных документов характерны неполнота, фрагментарность, а подчас отсутствие должной объективности при изложении фактов и элементарные ошибки[11]. Тем не менее именно эти источники в значительной степени позволили реконструировать ход закрытия Арсениева Комельского монастыря[12].

В документах ВОАНПИ содержатся сведения о членах Грязовецкого уездного исполкома и уездного комитета компартии, деятельность которых в большей или меньшей степени оказалась связанной с закрытием монастыря (ф. 2446). ВОАНПИ также располагает любопытным документом о проявлении интереса к событиям, развернувшимся вокруг монастыря накануне его закрытия, со стороны Политического отдела 6-й Армии.

Из местных периодических изданий нами была использована газета «Деревенский коммунар» – печатный орган Грязовецкого уездного исполкома и уездного комитета РКП(б) в 1919–1924 гг. В январе 1920 г. в газете были опубликованы несколько статей[13] работников Грязовецкого уездного исполкома, членов уездного комитета партии, побывавших в монастыре и участвовавших в принятии решения о его закрытии. Несмотря на ярко выраженную антирелигиозную окраску, статьи дополняют картину событий, происходивших накануне закрытия монастыря.

 

Арсениев Комельский мужской монастырь был основан около 1530 г. прп. Арсением Комельским, происходившим из рода московских бояр Сахарусовых, в 40 верстах от Вологды на берегу реки Кохтыш, вблизи впадения ее в реку Лежу[14]. В 1764 г. монастырь был причислен к третьему классу, а в 1904 г. обращен в женский.

В 1919 г., накануне закрытия, в монастыре жили 14 монахинь (включая настоятельницу) и 51 послушница. Настоятельницей монастыря с 13 октября 1910 г. являлась игумения[15] Лидия (Червонцева)[16]. Священником монастыря с 8 декабря 1909 г. был о. Анатолий Ильинский. Монастырской казначеей 11 ноября 1911 г. утвердили монахиню Софию (Баракову)[17]. Статистика о количестве насельниц и белом духовенстве Арсениево-Комельского монастыря в канун свержения монархии и в первые годы советской власти приведена в таблице[18].

 

 

Год

Монахини (включая настоятельницу)

Послушницы

Белое духовенство

священники

диаконы

1916

10

64

2

1917

10

62

1

1918

14

59

1

1

1919

14

51

1

 

Монастырь имел одну каменную одноэтажную трехглавую церковь с тремя приделами. Здесь же хранились и его святыни: рака, установленная над святыми мощами прп. Арсения; деревянный восьмиконечный крест, принесенный прп. Арсением; рукописное Евангелие, написанное святым; принесенная им в обитель икона Божией Матери[19].

Внутри монастыря находились также двухэтажный каменный корпус для настоятельницы и сестер (построен в 1856 г.), часовня с колодчиком, вырытым, по преданию, прп. Арсением[20], одноэтажный деревянный дом с мезонином (построен в 1908 г.), каменный теплый погреб, деревянный хлебный амбар (построен в 1862 г.), деревянный двухэтажный хлебный амбар (построен в 1910 г.) и погреб. Монастырь был окружен каменной оградой (построена с трех сторон в 1801–1807 гг., с восточной стороны – в 1865 г.) с четырьмя каменными башнями по углам. В юго-восточной башне находилась часовня.

За монастырской оградой, на восточной стороне, стояла деревянная часовня, построенная, по преданию, на том месте, где по прибытии в Комельский лес прп. Арсений остановился в первый раз, и где с плеч его упала тяжелая ноша, которую он нес на себе. На южной стороне, неподалеку от монастырских святых ворот находился двухэтажный каменный дом (ранее в нем помещалась Арсеньевская церковно-приходская школа). На юго-западной стороне располагался двухэтажный деревянный дом (построен в 1905 г.), в котором помещался монастырский причт и Арсеньевское начальное земское училище (в 1918 г. здесь обучались 15 мальчиков и 4 девочки). На северо-западной стороне находился двухэтажный деревянный дом с мезонином (построен в 1906 г.), где располагались монастырские мастерские и номера для приезжающих. На северной стороне стоял двухэтажный деревянный дом (с просфорной и больницей) (построен в 1908 г.). Был также небольшой одноэтажный дом (построен в 1908 г.), где помещались скотницы. Кроме того, монастырь имел деревянные скотные дворы, конюшни и два каретника, деревянный погреб и водогрейку (построены в 1908 г.), овин, три сарая, баню (построена в 1909 г.), шесть сеновалов (два из них на лугу близ монастыря, по два на пожнях в Перханове и Воскресенской на реке Леже), кирпичный завод и небольшую избушку (построены в 1907 г.)[21].

Монастырская земля включала 20 десятин 1016 сажен земли при монастыре, 10 десятин 2265 сажен в пожне в Перханове, 7 десятин 1191 сажен в пожне Хвостовской, 85 десятин 1500 сажен в Воскресенской лесной сенокосной даче, 25 десятин – в выгоне в даче по деревне Оберихе[22].

Монастырь имел подворье в Вологде, где находились каменная в готическом стиле часовня (построена в 1868 г.), рядом – сдаваемые в наем одноэтажный деревянный дом-флигель (построен в 1909 г.) и каретник, а также сарай (в аренду не сдавался). До 1918 г. монастырь имел также сдававшуюся в аренду мукомольную мельницу, но с 1918 г. она стала считаться общественной. При мельнице находилось 1200 кв. сажен земли, а также деревянный двухэтажный дом со двором[23].

 

Согласно Декрету Второго Всероссийского съезда Советов о земле от 26 октября 1917 г., монастырские и церковные земли обращались «в народное достояние»[24]. 20 января 1918 г. СНК РСФСР был утвержден Декрет «О свободе совести, церковных и религиозных обществах», статья 12 которого лишала церковные и религиозные общества права владеть собственностью. Они утратили статус юридического лица. В соответствии со ст. 13, все имущества существовавших в России церковных и религиозных обществ объявлялись «народным достоянием». Здания и предметы, предназначенные для богослужебных целей, отдавались по особым постановлениям местной или центральной государственной власти, в бесплатное пользование соответствующих религиозных обществ[25].

Поначалу Арсениево-Комельский монастырь пытался приспособиться к новым условиям жизни. Статья 4 «Основного закона о социализации земли» от 27 января 1918 г., где говорилось, что «право пользования землей не может быть ограничено: ни полом, ни вероисповеданием, ни национальностью, ни подданством»[26], создавала возможность сохранить монастырское хозяйство путем преобразования его в сельскохозяйственную артель и коммуну[27]. Так, в Протоколе № 1 от 25 августа 1919 г., составленном землемером Вологодского губернского земельного отдела А. В. Ильинским, который приступил к подготовке дела по отводу участка земли под Арсениево-Комельскую сельскохозяйственную артель, отмечалось, что в марте 1919 г. была образована, а 8 апреля 1919 г. зарегистрирована Арсениево-Комельская сельскохозяйственная артель. «В артели состоит 72 едока из 53 трудоспособных», члены артели – «исключительно гражданки из местного поселения (монахини)… по общему построению артель вполне жизнеспособна и в настоящее время может служить показателем коллективных хозяйств». Председательницей артели стала игуменья Лидия[28].

Однако местная власть вскоре приступила к распоряжению монастырским имуществом по-своему. Поводом к этому стал поиск Грязовецким уездным отделом народного образования (УОНО) помещения для школы социального воспитания[29]. Данный вопрос обсуждался на заседании Коллегии заведующих УОНО 16 декабря 1919 г. Коллегией было принято решение просить Грязовецкий уездный исполком предоставить помещение для данной школы при Николо-Комельском[30] монастыре (см. Приложение, документ 1). Практически через день, 18 декабря 1919 г., в ответ на данную просьбу Грязовецкий уездный исполком постановил: «Указать Отделу народного образования на Арсениево-Комельский монастырь, в котором беспрепятственно может быть занято соответствующее для школы социального воспитания помещение, о чем поставить в известность Уземотдел» (См. Приложение, документ № 2).

Какими мотивами могли руководствоваться члены уездного исполкома, предложив такой вариант решения вопроса? На наш взгляд, наличие у монастыря жилых помещений и своего хозяйства позволяло местной власти сразу и без каких-либо заметных затрат решить проблему поселения беспризорных детей и обеспечения их дальнейшего существования. Исключительная выгода такого шага была очевидна, учитывая положение учреждений, находившихся в ведении Грязовецкого УОНО в 1919 г. Все они, как сообщал Отдел в Комиссариат просвещения Союза коммун Северной области в начале 1919 г., находились «в самом плачевном состоянии за недостатком ассигнованных на их содержание средств»[31]. К тому же, монастырь был женским и, вероятно, не внушал местным управленцам опасений относительно возможного серьезного сопротивления со стороны насельниц в случае его закрытия. Наконец, по расчетам властей, монахини и послушницы могли быть привлечены к различным работам в открываемой школе.

30 декабря 1919 г. Коллегия заведующих УОНО постановила: «Считать вновь открытой Комельскую школу социального воспитания и просить Уездный исполком о передаче хозяйства монастыря в ведение Отдела народного образования» (см. Приложение, документ № 3). В этот же день Грязовецкий уездный исполком принял решение: «Все хозяйство Арсениево-Комельского монастыря передать в ведение Отдела народного образования для организации сельскохозяйственной фермы и школы социального воспитания» (см. Приложение, документ № 4).

31 декабря 1919 г. на заседании Коллегии заведующих УОНО был рассмотрен вопрос «О порядке приема всего хозяйства Арсениево-Комельского монастыря для нужд социального воспитания». Коллегия прияла решение поручить принять все имущество монастыря комиссии в составе инструктора школ социального воспитания Д. И. Демичева, заведующего хозяйственной частью школ социального воспитания П. Позднякова, представителя волостного исполкома и монастыря (см. Приложение, документ № 5).

Выполнение указанного поручения осуществлялось 2–3 января 1920 г. и описано в единственном источнике – показаниях Д. И. Демичева[32]. Необходимо отметить, что их отличает явная неприязнь инструктора школ социального воспитания к монастырской жизни и религии в целом, что не могло не отразиться на особой напористости в действиях Демичева[33].

Итак, согласно указанному источнику, утром 2 января 1920 г. Демичев и Поздняков прибыли в Арсениев Комельский монастырь для принятия монастырского имущества. Они встретились с казначей монахиней Софией, которой вручили мандат Демичева от УОНО и предписание исполкома о сдаче УОНО всего имущества. Демичев сразу же попытался убедить казначею в том, что от ликвидации монастырского хозяйства интересы «трудового элемента монастыря не пострадают»; наоборот, его материальное положение улучшится, так как значительная часть насельниц будет принята на работу по обслуживанию школы социального воспитания и хозяйства при ней, а потому будет получать «стол» и жалованье. «Религиозная сторона жизни» монастыря также не ухудшится, рассуждал Демичев, ибо в свободное от работы время можно будет «посещать храм, исполнять религиозные обряды и делиться своим жалованием с нетрудоспособными». Продовольствие монастыря, исключая корма для скота и молоко, останется в распоряжении насельниц[34].

В ответ на это казначея София отказалась сдавать хозяйство монастыря и сообщила, что немедленно созовет крестьян, ибо считает ликвидацию хозяйства несправедливой, ведь оно создавалось трудами монастырской братии и сборами[35].

После предупреждения казначеи об ответственности ее и игуменьи за неподчинение власти и возможную (вследствие агитации сестрами монастыря) негативную реакцию крестьян на его (Демичева) информацию инструктор все же согласился на созыв общего собрания сестер. Поздняков при этом сообщил, что в ближайшие дни члены Уисполкома созовут представителей местного населения для разъяснения ситуации и решения вопроса о том, не пожелают ли они взять на себя содержание храма[36].

Днем в трапезной монастыря собрались сестры и оповещенные крестьяне нескольких окрестных деревень: Низовки, Слободки, Ивняка, Заречья, Зимняка, Горы, Липовика Надорожного и Кашина. Крестьяне избрали председателя собрания В. Я. Бурова (из деревни Зимняк) и секретаря П. А. Ситина (из деревни Низовка)[37]. Инструктор Демичев рассказал о том, для чего необходимо открывать школы социального воспитания и почему нужно занять для этого помещение монастырского корпуса, а также назвал причины ликвидации монастырского хозяйства. Он вновь заявил, что все это не коснется «религиозной жизни монастыря» и «церковных предметов», что монахини будут жить по-прежнему, желающие из их числа смогут поступить на службу в школу социального воспитания, а верующие – «образовать самостоятельный приход»[38].

После этого выступила другая сторона: крестьяне, казначея София и несколько послушниц (А. Цветкова, Е. Попова и др.). Наиболее решительно настроенные крестьяне (Г. Воронин, П. Миньков и др.) настойчиво призывали «не давать под школу монастырского корпуса и хозяйства». Заступиться за монастырь просила крестьян казначея[39]. Настроение собравшихся изменилось в худшую сторону и от отдельных выкриков перешло в общий шум. С разных концов слышалось: «Бей их в шею!»[40].

Несмотря на заявление Демичева о том, что власти не отступят от своего намерения, мнение собравшихся не изменилось. В д. П–6021 сохранился протокол собрания, составленный крестьянами[41]. В принятом постановлении предлагалось следующее: 1) взять помещение для приюта вне ограды монастыря ввиду того, что там имелось три здания, которые могли удовлетворить требованиям УОНО; 2) занятое в настоящее время помещение[42] освободить для служителей церкви; 3) принадлежащее монастырю хозяйство – имущество движимое и недвижимое – передать полностью беднейшему населению ближайших деревень, которое в скором времени должно образовать при монастыре трудовую коммуну[43]. Таким образом (как признавал позднее и сам Демичев), крестьяне постановили помещение в ограде монастыря школе социального воспитания не давать, монастырского хозяйства – не сдавать[44].

Народ стал расходиться, решив собраться еще раз в воскресенье 4 января. Почувствовав уверенность, Демичев смог добиться избрания крестьянами двух человек (Воронина и Зырина) для запланированной на следующий день описи имущества монастыря. В этот же день он направил в Президиум Грязовецкого уисполкома письмо, в котором доложил, что «прием хозяйства Арсеньевского монастыря затормозился» вследствие вмешательства в это дело окрестных крестьян. Он попросил исполком командировать на предстоящее 4 января собрание нескольких представителей исполкома и вооруженную помощь, «чтобы темные силы не могли распоясаться и сыграть на фанатизме»[45].

3 января 1920 г. Демичев твердо решил приступить к приему хозяйства монастыря. Вначале была принята канцелярия, затем в присутствии трех представителей Ведерковского волостного исполкома и двух граждан (крестьян, избранных на собрании 2 января) произведена опись имущества и опечатан амбар с хлебом. Оставалось добиться подписания руководством монастыря акта сдачи-приема хозяйства. Для власти это было особенно важно в связи с предстоящим на следующий день собранием. В случае подписания акта собрание теряло какую-либо значимость, ибо все принципиальные вопросы оказались бы уже решенными.

Казначея София и игуменья Лидия отказывались подписывать акт. Однако Демичев в очередной раз стал говорить о бессмысленности такого поступка, об ответственности руководства за неподчинение распоряжениям власти и настоял на созыве собрания сестер (игуменья планировала его проведение на следующий день). Сестры согласились передать монастырское хозяйство школе, но попросили выдать им весь хлеб в амбарах и освободить корпус в ограде монастыря. Инструктор «успокоил» сестер относительно хлеба, сказав, что он останется у них, а амбар опечатан временно во избежание расхищения. В то же время он заявил о невозможности освободить монастырский корпус, так как «детей вывести на улицу нельзя», свободных помещений нет. Однако он пообещал рассмотреть вариант приведения в состояние, пригодное для жилья, каменного здания вне ограды монастыря, куда впоследствии могут быть переведены дети. На основе этих обещаний Демичев добился подписания акта. Но сестры остались обеспокоены и поехали по деревням, очевидно, пытаясь получить поддержку у крестьян на собрании 4 января[46].

Утром 4 января в воскресенье в монастыре собралось большое количество народа. «Одних лошадей стоит у ограды 50–70», – отмечал в своих показаниях Демичев[47]. По документам д. П–6405 Архива УФСБ России по Вологодской области, в этот день в монастыре собралось около 200–300 верующих[48]. Прибыли члены Уисполкома – Королев, Малинин и, вероятно, Егоров, а также «вооруженная помощь» (красноармейцы). О дальнейших событиях мы можем судить, в частности, на основании Заключения, подготовленного следователем Вологодской губчека Неволиным 10 марта 1920 г.[49]

По окончании Божественной литургии священник Анатолий произнес речь, в которой обрисовал сложившуюся вокруг монастыря ситуацию и попросил поддержать монастырь. После этого народ направился в помещение трапезной, где должно было состояться собрание. Когда в трапезную вошел И. А. Королев, крестьяне доложили ему, что не выбраны председатель и секретарь собрания. На это Королев грубо ответил: «А на что они вам»? Затем он подошел к столу. Один из крестьян спросил Королева: «Зачем вы пришли, кто вас звал?» и ударил его. Другие крестьяне также начали наносить побои Королеву и другому члену исполкома – Малинину[50]. Со стороны представителей власти последовали выстрелы[51]. Напуганная ими толпа рассеялась[52]. Собрание так и не началось.

В этот же день состоялось Чрезвычайное объединенное заседание Грязовецкого уисполкома и уездного Комитета РКП под председательством Королева. На заседании был заслушан доклад последнего «О выступлении граждан Ведерковской волости против занятия Арсениево-Комельского монастыря под школу социального воспитания… и нанесении побоев ответственным работникам, командированным для разъяснения этой цели гражданами». В принятом решении отмечалось, что «служители и настоятели» Арсениева Комельского монастыря открыто агитировали за неподчинение распоряжениям советской власти и до собрания 4 января 1920 г., и «поп этого монастыря собрал специально собрание… на котором также открыто выступал с агитацией, призывающей к неподчинению советской власти, и что побои ответственным работникам нанесены вследствие этой агитации».

Исходя из этого, объединенное заседание исполкома и Комитета партии постановило: Арсениев Комельский монастырь «как рассадник гнезда контрреволюции» закрыть; его имущество, кроме предметов культа, передать в распоряжение УОНО; всех нетрудоспособных монахинь определить в общежитие Отдела социального обеспечения, а трудоспособных обеспечить работой. Отделу внутреннего управления поручалось немедленно провести по поводу избиения представителей власти «строжайшее расследование с правом ареста зачинщиков этого выступления». Для закрытия монастыря и передачи его имущества по назначению предписывалось командировать на место комиссию, имеющую неограниченные права. Постановление вступало в законную силу с 4 января 1920 г. Копии с него следовало отправить в Губисполком и Губком РКП (см. Приложение, документ № 6)[53]. Этим постановлением была окончательно решена судьба Арсениева Комельского монастыря.

Январь и последующие месяцы 1920 г. стали временем выполнения предписаний данного постановления. 6 января 1920 г. провели опись церковного имущества монастыря[54]. К середине января храм «был запечатан»[55]. 16 января 1920 г. комиссия по закрытию монастыря, образованная Грязовецким уисполкомом, передала в Отдел управления «материалы по ликвидации дел монастыря», включая денежные средства[56]. Монастырскую часовню в Вологде закрыли позднее – в августе (или осенью) 1924 г. Все находившееся в ней богослужебное имущество подлежало изъятию, здание часовни было передано в распоряжение Жилищного отдела для сдачи под жилье[57].

Судьба насельниц Арсениева Комельского монастыря неизвестна. В докладе землемера Губземотдела А. В. Ильинского по подготовке дела Грязовецкого уземотдела № 250–1920 г. «по отводу земли фермерному хозяйству при школе социального воспитания в бывшем Арсеньевском монастыре» от 26 апреля 1920 г. упоминалось, что «из бывших обитателей монастыря в настоящее время почти никого не осталось, за исключением 3–5 послушниц, которые состоят на службе при школе»[58].

Почти сразу после событий 4 января 1920 г. Комиссия, состоявшая из сотрудников отдела Управления при Грязовецком уездном Совете депутатов (А. А. Калугин, А. Ф. Веселов), милиции (П. В. Киселев) и уполномоченного Губчека (И. В. Калиничев) провела дознание по делу о «контрреволюционном выступлении» граждан Ведерковской волости против закрытия Арсениева Комельского монастыря[59]. В январе 1920 г. были арестованы и «зачинщики» выступления. К сожалению, имеющиеся документы не указывают точное количество арестованных. Так, из Прошения арестованных граждан Ведерковской волости Грязовецкого уезда от 29 января 1920 г. о «скорейшем разбирательстве» их дела и об освобождении из-под ареста до суда под круговую поруку следует, что арестованные находились в тюрьме уже около трех недель «без допроса и следствия», а число подписавших прошение составило 15 человек. Среди них были священник Анатолий Ильинский и 14 крестьян: 1) Г. Ф. Воронин, 2) П. М. Борисов, 3) П. Л. Миньков, 4) В. П. Борисов, 5) Ф. А. Раскатов, 6) Ф. И. Чистяков, 7) Ф. П. Колесников, 8) В. П. Зеленов, 9) Д. П. Зеленов, 10) П. А. Куликов, 11) П. А. Ситин, 12) И. А. Севрюгин, 13) С. Р. Носков, 14) Я. К. Желтов[60]. Из другого архивного уголовного дела можно сделать вывод о том, что арестованных крестьян было больше[61]. В одном из документов этого дела упоминается, что уже 5 января 1920 г. только в деревне Зимняк арестовали от 10 до 14 человек и отправили их в грязовецкую тюрьму[62]. Кроме священника и крестьян подверглись аресту игуменья Лидия и казначея София[63]. Таким образом, по имеющимся данным, число арестованных составило как минимум 20 человек. Наиболее активные участники событий 2 и 4 января 1920 г. были отправлены впоследствии в Вологодскую губернскую Чрезвычайную комиссию.

10 марта 1920 г. следователь Вологодской Губчека Неволин «рассмотрел материал» и подготовил Заключение по делу игуменьи Лидии (Червонцевой), казначеи Софии (Бараковой) и священника Анатолия Ильинского, «обвиняемых в агитации среди темной массы в пользу несдачи монастыря для нужд социального воспитания, результатом каковой агитации было нанесение побоев» члену Уисполкома Королеву[64]. В завершающей части Заключения сформулировано обвинение: крестьянам Ф. Колесникову, В. Зеленову, П. Борисову, Я. Желтову – в нанесении побоев Королеву; настоятельнице Арсениева Комельского монастыря – в неподчинении распоряжению местной власти; казначее – в хранении крупной суммы денег, принадлежавших ее брату, и сокрытии лично ей принадлежавших вещей[65], а также «в агитации на собрании с призывом к защите святыни». Заключение было передано Неволиным на рассмотрение Коллегии Губчека.

22 марта 1920 г. Вологодская губернская Чрезвычайная комиссия передала в Вологодский губернский Революционный Трибунал дело № 196 «о противодействии, оказанном гражданками Червонцевой и Бараковой, гражданами Ильинским, Колесниковым и другими, постановлению Грязовецкого исполкома о закрытии Арсенье-Комельского монастыря»[66].

18 июня 1920 г. Вологодский Революционный Трибунал постановил: «обвинение казначеи С. Бараковой и других лиц в неподчинении советской власти и избиении членов Уисполкома считать доказанным». Казначея София изначально была приговорена к 1 году лишения свободы, однако с учетом предварительного заключения и в связи с амнистией ВЦИК от 1 мая 1920 г. наказание для казначеи и двоих крестьян отменили, еще двоим обвиняемым срок наказания сократили до 6 месяцев (см. Приложение, документ № 7)[67].

19 июня 1920 г. П. Миньков и Г. Воронин обратились с прошением в Революционный Трибунал отложить исполнение приговора до окончания летних полевых работ, чтобы иметь возможность прокормить свои семьи и скот[68]. 21 июня 1920 г. на Распорядительном заседании Вологодского губернского Революционного Трибунала ходатайство Минькова и Воронина было удовлетворено[69], а 24 июля того же года их досрочно освободили от наказания[70].

 

Арсениев Комельский монастырь первым в Грязовецком уезде разделил судьбу многих монастырей России тех лет. Остальные три монастыря уезда – Павлов Обнорский, Корнилиев Комельский и Николо-Озерский – были закрыты позднее, в 1924 г.[71]. В отличие от других грязовецких монастырей закрытие Арсениева Комельского монастыря вызвало активное неповиновение власти не только монашествующих, но и крестьян, проживавших в окрестных деревнях. Однако выступление было немедленно подавлено, а наиболее решительные его участники наказаны.

В период пика политических репрессий (1937–1938 гг.) участие в выступлении против закрытия Арсениево-Комельского монастыря в 1920 г. (теперь в документах оно именовалось «контрреволюционным восстанием», причем датировалось иногда 1920 г., но чаще 1922 г.[72]) стало одним из оснований для привлечения к уголовной ответственности с последующим расстрелом нескольких крестьян. Так, 21 января 1938 г. тройкой при управлении НКВД были приговорены к расстрелу церковный староста П. А. Куликов и крестьянин И. П. Тараканов, 21 декабря 1938 г. – крестьяне П. Л. Миньков и К. Г. Травин (см. Приложение, документы № 8–10)[73].

Во время «хрущевской оттепели» 25 февраля 1957 г. Президиум Вологодского областного суда рассмотрел протест прокурора Вологодской области на Постановление тройки УНКВД по Вологодской области от 21 января 1938 г., которым были осуждены и приговорены к расстрелу П. Л. Миньков, К. Г. Травин, П. А. Куликов и Г. П. Тараканов и постановил: вышеуказанное постановление «отменить и дело производством прекратить за недоказанностью предъявленного им обвинения». В данном Постановлении, в частности, отмечалось, что организационной связи между обвиняемыми не имелось, а отдельные следственные документы были сфальсифицированы следственными органами[74].

 

 

 

 

 

 


© Игнатий (Молчанов), игум., Смелова Е. В.

 

[1] Вологодская митрополия была образована в 2014 г.

[2] В Вологодской митрополии состоялся последний в этом году Архиерейский совет (Электронный ресурс: http://vologda-mitropolia.ru/mnews/item/15193-v-vologodskoj-mitropolii-sostoyalsya-poslednij-v-etom-godu-arkhierejskij-sovet-2019; дата обращения: 31 января 2020 г.).

[3] Вологодская митрополия включает в себя три епархии: Вологодскую, Череповецкую и Великоустюжскую.

[4] Вологодская епархия в цифрах и фактах (Электронный ресурс: http://vologda-mitropolia.ru/votdely/item/14758-k-5-letiyu-obrazovaniya-vologodskoj-mitropolii-izdana-kniga-vologodskaya-eparkhiya-v-tsifrakh-i-faktakh; дата обращения: 31 января 2020 г.).

[5] Там же. С. 9, 14, 20, 21, 28.

[6] Образовано в соответствии с указом № 17-У от 7 февраля 2019 г. митрополита Вологодского и Кирилловского Игнатия (Депутатова).

[7] Сальников А. К. Арсениев Комельский в честь положения риз Пресвятой Богородицы во Влахерне монастырь // Православная энциклопедия. Т. 3. М., 2001. С. 384.

[8] Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах // Декреты советской власти. Т. 1. / Подгот. к печати С.Н. Валк и др. М., 1957. С. 371–374.

[9] Декрет Совета Народных Комиссаров об отделении церкви от государства и школы от церкви (23.1.1918) // Русская православная церковь в советское время (1917–1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью / Сост. Г. Штриккер. М., 1995. С. 113–115.

[10] Ведомость об Арсениевом Комельском монастыре за 1918 г., а также послужной список монастыря за 1918 г. нами обнаружены также в ф. 1, д. П–6021 Архива УФСБ России по Вологодской области.

[11] Так, например, следователь Вологодской губчека Неволин в Заключении, подготовленном 10 марта 1920 г., называет священника Арсениева Комельского монастыря о. Анатолия епископом Анатолием (Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6021, л. 175).

[12] К сожалению, в данном архиве также отсутствует доступ к некоторым документам (например, показаниями свидетелей), которые, возможно, содержат неизвестные и интересные факты и подробности.

[13] Одна из этих статей была перепечатана в газете «Красный Север» (печатный орган Вологодского губкома РКП(б) и губисполкома): Рачеев К. Цепи религии // Красный Север. 1920. 4 февраля. С. 3–4.

[14] Об основателе и основании монастыря см. подробнее: Жития Иннокентия Комельского, Арсения Комельского и Стефана Комельского: тексты и словоуказатель / Под ред. А. С. Герда. СПб., 2010. Житие прп. Арсения Комельского см.: Шамина И. Н. Житие преподобного Арсения Комельского // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2005. № 2(20). С. 105–125.

[15]В сан игумении возведена 30 августа 1911 г.

[16] ГА ВО, ф. 519, оп. 2, д. 16, л. 1 об. –2.

[17] Там же, д. 15, л. 1 об. –3.

[18] Составлена по: ГА ВО, ф. 519, оп. 1, д. 300, 302; ф. 519, оп. 2, д. 15; Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6021.

[19] Лебедев В. Преподобный Арсений Комельский и основанный им монастырь в Вологодской епархии (По поводу обращения мужского Арсениево-Комельского монастыря в женский общежительный монастырь) // Вологодские епархиальные ведомости. 1904. № 24. С. 673.

[20] Во время подготовки данной статьи к публикации, в июне 2020 г., этот колодец был обнаружен. В первой половине 1990-х гг. его собирались засыпать в связи со строительством площадки перед школой, занимавшей тогда здание бывшего настоятельского и братского корпуса, но он чудом сохранился. Колодец закрыли плитами, а затем это место заасфальтировали.

[21] Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6021, л. 134, 135–136 об.

[22] ГА ВО, ф. 519, оп. 1, д. 302, л. 11.

[23] Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6021, л. 137.

[24] Декреты Советской власти. Т. 1. С. 18.

[25] Там же. С 372–373.

[26] Там же. С. 407.

[27] Андроник (Трубачев), игум., Бовкало А. А., Федоров В. А. Монастыри и монашество. 1700–1998 // Православная энциклопедия. Русская Православная Церковь. М., 2000. С. 340.

[28] ГА ВО, ф. 498, оп. 1, д. 38, л. 1 об. – 2 об. Дело об отводе участка земли Арсениево-Комельской сельскохозяйственной артели было прекращено Постановлением распорядительного заседания Коллегии Грязовецкого уездного земельного отдела от 5 мая 1920 г. в связи с возбуждением ходатайства на отвод означенного участка земли УОНО для фермерского хозяйства при школе социального воспитания (ГА ВО, ф. 498, оп. 1, д. 38, л. 7 об.).

[29] Отметим, что на начало декабря 1919 г. в Грязовецком уезде уже существовали, по крайней мере, две школы социального воспитания: Олсуфьевская «Коммунист» и Грязовецкая «Республиканец» (ГА ВО, ф. 111, оп. 1, д. 95, л. 59 об.).

[30] Заметим, что в Грязовецком уезде монастырь с таким названием в тот период не существовал. Поэтому упоминание о Николо-Комельском монастыре могло быть либо ошибкой (когда подразумевали Арсениево-Комельский монастырь), либо, возможно, имели в виду Николаевскую Озерскую женскую пустынь (до 1860 г. Стефанов на озере Комельском Николаевский мужской монастырь).

 

[31] ГА ВО, ф. 259, оп. 1, д. 5, л. 17.

[32] Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6021, л. 2–3, 57–62 об.

[33] Вот как рассуждал Демичев о своих действиях: заселение в сестринский корпус детей-сирот и изъятие прочего монастырского имущества будет способствовать «освобождению» послушниц и монахинь от «духовного порабощения», под которым явно подразумеваются монашеские обеты, а скорее и вообще вера в Бога. «По моему мнению, монастыри единственные гнезда в Советской России, где по-прежнему дух бюрократизма царствует. Полное рабство, забитость, эксплуатация человека человеком не только не прикрыты ничем, но возведены в правило, даже в идеал. Для большинства послушниц монастырь является духовной темницей. Основное условие жизни в монастыре – это отречение от своей воли – как нельзя больше способствует порабощению». «История с Арсениево-Комельским монастырем невольно наводит на мысль, что и в других монастырях иссыхают духовные узники, которые не имеют сил освободиться… и которым необходимо оказать содействие со стороны власти». (Там же, л. 61 об. – 62).

[34] Там же, л. 25–25 об.

[35] Там же, л. 25 об.

[36] Там же, л. 26.

[37] Там же, л. 56.

[38] Там же, л. 58.

[39] Там же, л. 26 об.

[40] Там же, л. 58.

[41] Протокол, однако, не сопровождался подписями. Возможно, потому что крестьяне стали расходиться по домам.

[42] Хранящиеся в д. П–6021 материалы, а также документы ГА ВО не содержат точных сведений, когда были заселены в монастырь дети. Правда, в показаниях Демичева, где он описывает собрание, проведенное с сестрами 3 января 1920 г., упоминается, что очистить в настоящее время занятый монастырский корпус нельзя по причине невозможности вывести детей на улицу, ибо нет свободного помещения (Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6021, л. 60 об.). О том, что на 4 января 1920 г. в монастырском корпусе уже находились дети, упоминает И. Королев: Королев И. Поповская агитация – контр-революция // Деревенский коммунар. 1920. 10 января. № 127. С. 3. В ГА ВО есть два списка воспитанников Комельской школы социального воспитания за 1920 г., к сожалению, без указания точной даты. В первом из них числится 111 детей в возрасте от 4 до 14 лет, во втором – 130 без указания возраста (ГА ВО, ф. 259, оп. 1, д. 380, л. 1–3). В «Требовательных ведомостях на выдачу заработной платы работникам Арсениево-Комельской школы социального воспитания и детского дома ”Республиканец”» за январь 1920 г. имеется список 18 служащих данной школы (завхоз, экономка, кухарка, няни, портниха и т.д.) и пометка о том, что зарплата им начисляется с 4 января 1920 г. (Там же, д. 178, л. 1–2).

[43]Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6021, л. 56–56 об.

[44] Там же, л. 58 об.

[45] Там же, л. 2–2 об.

[46] Там же, л. 59–60 об.

[47] Там же, л. 61.

[48] Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6405, л. 25, 41, 80 об.

[49] Там же, д. П–6021, л. 174 об.

[50] Согласно Свидетельству, составленному врачом Меньшиковой, Королеву и Малинину «была нанесена контузия в затылочную область тупым орудием, последствием которой могут быть частые головные боли» (Там же, л. 4 об.).

[51] Там же, л. 174 об.

[52] В одном из документов д. П–6405 есть, однако, информация о том, что, когда весть о столкновении крестьян с членами Уисполкома дошла до работников Ведерковского волисполкома, они быстро направились к монастырю. Но группа верующих «бросилась» на них и разогнала их. Работникам волисполкома пришлась бежать (Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6405, л. 41).

[53] Там же, л. 6. Заметим, что данное постановление готовилось в спешном порядке, в связи с чем в его первоначальном тексте имелись нелепые и непродуманные формулировки. По этой причине постановление по указанию Губисполкома подверглось редактированию (ГА ВО, ф. 585, оп. 2, д. 198а, л. 105–106). 6 января 1920 г. основное содержание постановления было опубликовано: В Арсеньевском монастыре // Деревенский коммунар. 1920. 6 января. № 126. С. 4.

[54] Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6021, л. 11–13 об.

[55] ГА ВО, ф. 585, оп. 2, д. 198а, л. 107–108. Однако 6 апреля 1920 г. по ходатайству граждан окружающего монастырь населения (представителем их выступил Г. Л. Миньков) Президиум Вологодского губисполкома признал возможным удовлетворить данное ходатайство и предложил Грязовецкому уисполкому снять печати с храма, допустить в нем богослужение во время Пасхи и «иметь наблюдение», чтобы с амвона в этой церкви не произносилось «никаких антисоветских проповедей и агитаций, а также и вообще не велось среди населения, в связи с закрытием монастыря, никаких агитаций против советской власти, с предупреждением населения, что в противном случае храм будет вновь запечатан» (Там же, л. 289).

[56] Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6021, л. 5.

[57] ГА ВО, ф. 53, оп. 2, д. 809, л. 204–205, 302.

[58] Там же, ф. 498, оп. 1, д. 38, л. 17 об.

[59] Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6021, л. 80–80 об.

[60] Там же, л. 169.

[61] Там же, д. П–6405, л. 73, 41 об.

[62] Там же, л. 41–41 об.

[63] ГА ВО, ф. 585, оп. 2, д. 198а, л. 108. В письме, направленном Епархиальным советом председателю Вологодского губернского исполкома 17 января 1920 г., в частности, содержалась просьба оказать содействие скорейшему «разъяснению… дела» и «возможному облегчению участи находящихся в заключении престарелых игуменьи Лидии и священника Ильинского». В верхней части письма получатель оставил резолюцию: «Выяснить вопрос по получении следственного материала».

[64] Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6021, л. 174–175.

[65] Денежная сумма в размере 411 864 рублей, сданных на хранение казначее ее братом И. Бараковым, а также остальные вещи были обнаружены в монастыре Комиссией Грязовецкого уисполкома 11–12 января 1920 г. и изъяты (вещи – частично). См.: Там же, л. 82–85 об.

[66] Там же, л. 1.

[67] В тексте приговора, однако, ничего не говорилось об игуменье Лидии и священнике А. Ильинском. Об их дальнейшей судьбе также ничего не известно.

[68] Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6021, л. 216.

[69] Там же, л. 223.

[70] Там же, л. 224.

[71] ГА ВО, ф. 485, оп. 1, д. 48, л. 19, 21. См. об этом также: Кожевникова И. А. Закрытие монастырей в Грязовецком уезде // Городок на Московской дороге. Историко-краеведческий сборник. Вологда, 1994. С. 83–88.

[72] См., например: Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6405, л. 1, 25, 80 об.

[73] Там же, л. 108, 109, 111, 110. Весьма вероятна ошибка (опечатка) в дате приговора – 21 декабря 1938 г. Скорее всего, имелась в виду дата 21 января 1938 г. К этому выводу приводит датировка остальных документов дела, а также Постановление Президиума Вологодского областного суда № 44-ус-47/57 об отмене приговора «тройки» УНКВД Вологодской области от 21 января 1938 г. в отношении П. Л. Минькова, К. Г. Травина, П. А. Куликова, И. П. Тараканова.

[74] Там же, л. 162–164.

Приложения

 

№ 1

 

16 декабря 1919 г.– Из журнала № 39 заседания Коллегии заведующих УОНО[1] 

 

Присутствуют: В. Н. Новосельский, А. А. Лаврентьев, А. А. Авдуевский, А. П. Раздольский и А. А. Гуляев-Зайцев.

П. 11. Слушали: О подыскании помещения для вновь открываемой школы социального воспитания.

Постановили: Просить уездный исполком о предоставлении помещения при Николо-Комельском монастыре для вновь открываемой школы социального воспитания.

Заведывающий[2] Отделом В. Н. Новосельский. Члены коллегии: А. Лаврентьев.

 

№ 2

 

18 декабря 1919 г. – Из протокола № 50 заседания Исполнительного комитета Грязовецкого уездного Совета крестьянских и рабочих депутатов[3]

 

Присутствовали: Королев, Кунов, Новосельский, Чекулаев, Малинин, Коротков, Овсянников, Гурьев, Белов, Калугин, Сушин, Бриленков, Муравин, Макаров, Рачеев, Представитель Госконтроля Лапочкин, Уполномоченный Губчека т. Калиничев.

Председательствовал Королев. Секретарь А. Чекулаев.

Слушали: § 12. Текущие дела… в) об утверждении п. 11… журнального постановления № 39 Коллегии завед[ующего] Уездного отдела народного образования от 16 декабря с/г.

Постановили: По п. 11 указать Отделу народного образования на Арсеньево-Комельский монастырь, в котором безпрепятственно[4] может быть занято соответствующее помещение, о чем поставить в известность Уземотдел.

Председатель Королев. Секретарь А. Чекулаев. Члены: Рачеев, А. Макаров, Гурьев, В. Малинин, В. Бриленков, Д. Овсянников, Е. Сушин, И. Муравин.

 

№ 3

 

30 декабря 1919 г. – Из журнала № 40 Коллегии заведующих УОНО[5]

 

Присутствуют: В. Н. Новосельский, А. А. Лаврентьев, А. А. Авдуевский, А. П. Раздольский, А. А. Гуляев-Зайцев, заведывающий школьно-санаторным подотделом А. Меньшикова, Председатель Совета механико-технической школы И. Д. Еловко.

6. Доложено: Об открытии школы социального воспитания в помещении Арсениево-Комельского монастыря и передаче всего хозяйства этого монастыря в ведение Отдела народного образования.

Постановлено: Считать вновь открытой Комельскую школу социального воспитания и просить Уездный исполком о передаче хозяйства монастыря в ведение Отдела народного образования.

Заведывающий Отделом В. Н. Новосельский. Члены Коллегии: А. Лаврентьев.

 

№ 4

 

30 декабря 1919 г. – Из протокола № 51 заседания Исполнительного комитета Грязовецкого уездного совета крестьянских и рабочих депутатов[6]

 

Присутствовали: Королев, Чекулаев, Белов, Рачеев, Новосельский, Овсянников, Гурьев, Бриленков, Малинин, Макаров, Калугин, Коротков, представитель Райпродкома Фомин, представитель профсоюзов Раскин, от Союза коммунист[ической] молодежи Катуков, Чиркин, от учащейся молодежи Поздняков, представитель Госконтроля Лапочкин.

Председательствовал Королев. Секретарь Чекулаев.

Слушали: 11. Текущие дела… в) О передаче хозяйства Арсеньево-Комельского монастыря в ведение Уездного отдела народного образования.

Постановили: Исполнительный комитет постановил все хозяйство Арсеньево-Комельского монастыря передать в ведение Отдела народного образования для организации с-х, фермы и школы социального воспитания.

Председатель Королев. Секретарь А. Чекулаев. Члены: А. Макаров, К. Рачеев, Гурьев, В. Малинин, В. Бриленков, Д. Овсянников, Е. Сушин, И. Муравин.

 

№ 5

 

31 декабря 1919 г. – Из журнала № 41 заседания Коллегии заведующих УОНО[7]

 

Присутствуют: В. Н. Новосельский, А. А. Лаврентьев, А. П. Раздольский, А. А. Авдуевский, А. А. Гуляев-Зайцев.

П. 10. Доложено: О порядке приема всего хозяйства Арсениево-Комельского монастыря для нужд социального воспитания.

Постановлено: Поручить принять все имущество монастыря комиссии в составе Д. И. Демичева, тов[арища] Позднякова, представителя волостного исполкома и монастыря.

Заведывающий отделом В. Новосельский. Члены Коллегии: А. Лаврентьев.

 

№ 6

 

4 января 1920 г. – Постановление Чрезвычайного объединенного заседания Грязовецкого уездного исполнительного комитета и уездного комитета РКП[8]

 

Присутствуют: Кунов, Королев, Лапочкин, Малинин, Чекулаев, Егоров, Белов, Овсянников, Новосельский, Бриленков, Муравин, Бараев и Рачеев.

Председательствует Королев. Секретарь Чекулаев.

 

Слушали

Постановили

Докад т[оварища] Королева о выступлении граждан Ведерковской волости против занятия Арсеньево-Комельского монастыря под школу социального воспитания Отдела народного образования и нанесении побоев ответственным работникам командированным для разъяснения целей занятия монастыря, как то: т[оварищам] Королеву и Малинину, приглашенными для этой цели гражданами.

 

Принимая во внимание, что служители и настоятели Арсеньево-Комельского монастыря до этого собрания активно агитировали за неподчинение распоряжениям советской власти, и поп этого монастыря собрал специально собрание для цели, на котором также открыто выступал с агитацией, призывающей к неподчинению советской власти и, что побои ответственным работникам нанесены вследствие этой агитации, объединенное заседание исполкома и Комитета партии постановило: 1) Арсеньево-Комельский монастырь, рассадник гнезда контрреволюции закрыть, имущество его, кроме имущества религиозного культа, передать в распоряжение Отдела народного образования, всех нетрудоспособных монахинь определить в общежитие Отдела социального обезпечения[9], а трудоспособным дать работу по их способностям. Немедленно довести до сведения Губисполком и Губкомпарт, прося последних назначить совместно с ГубЧК разследование[10] по данному делу. 2) Поручить Отделу внутреннего управления немедленно повести по этому поводу строжайшее расследование с правом ареста зачинщиков этого выступления. 3) Для закрытия монастыря и передачи имущества его по назначению командировать на место Комиссию в составе т[оварищей] Королева, Малинина, Белова и Рачеева. Настоящее постановление вступает в законную силу с сего числа. Копии с него отправить немедленно в Губисполком и Губком РКП.

 

Подлинный за надлежащими подписями.

С подлинным верно: Делопроизводитель О. Лаврова.

 

Согласно предложения Губисполкома от 15 января с/г, за № 135 о проредактировании постановления Чрезвычайного Объединенного заседания от 4 января…[11] копия такового по распоряжению Президиума исполкома Грязовецкого уездного Совдепа препровождается в Губисполком и Губкомпарт.

21 января 1920 года № 83. Делопроизводитель О. Лаврова.

 

№ 7

 

18 июня 1920 г. – Приговор казначее Арсениева Комельского монастыря Софии (Бараковой) и другим лицам, обвиняемым в неподчинении советской власти[12]

 

1920 года июня 18 дня Вологодский Революционный Трибунал в составе: председателя: Силина, членов: Бовыкина и Соболева.

Рассмотрев дело о казначее Арсениево-Комельского монастыря Софии Бараковой и др. (в отношении Минькова Павла заочно), обвиняемых в неподчинении советской власти и избиении членов Уисполкома и принимая во внимание собранный по сему делу следственный материал и показания на суде обвиняемых и вызванных по сему делу свидетелей постановил обвинение считать доказанным и приговорил: Борисова Петра в виду его смерти дело прекратить; Зелонова Василия, заявившего на суде себя больным, направить для экспертизы в Кувшиновскую лечебницу и в отношении его дело рассмотреть дополнительно; Баракову Софию 62 лет и Колесникова Федора Петровича 58 лет подвергнуть лишению свободы сроком на один год каждого; Желкова Якова Кировича 48 лет подвергнуть общественно-принудительным работам сроком на шесть месяцев; Воронина Григория Федоровича 36 лет и Минькова Павла 36 лет подвергнуть общественно-принудительным работам сроком на два года каждого с содержанием в лагере принудительных работ. Но, принимая во внимание их предварительное заключение и амнистию ВЦИК от 1 мая с/г, Баракову, Колесникова и Желкова дальнейшему наказанию не подвергать; Воронину Григорию и Минькову Павлу срок наказания сократить до шести месяцев каждому.

Настоящий приговор вступает в законную силу с 18 июня с/г.

Председатель: Силин. Члены: Бовыкин, Соболев.

 

№ 8

 

21 января 1938 г. – Выписка из протокола заседания «тройки» при управлении НКВД по Вологодской области[13]

 

Слушали

Постановили

Дело № 12200-37 г. Лежского[14] р[айонного] о[тдела] НКВД по В[ологодской] [области] по обв[инению]: Куликова Павла Александровича, 1870 г. р. кр[естьяни]на твердозаданца, церковного старосты, б[ывшего] участника к[онтр]р[еволюционного] восстания в 1922 г. в том, что являлся участником к[онтр]р[еволюционной] вредительской группы, систематически вел к[онтр]р[еволюционную] агитацию.

Верно: Нач[альник] 8 отдела УГБ УНКВД по В[ологодской] о[бласти] лейтенант гос[ударственной] безопасности Фамилия

Куликова Павла Александровича расстрелять. Дело сдать в архив.

 

 

 

№ 9

 

21 января 1938 г. – Выписка из протокола заседания «тройки» при управлении НКВД по Вологодской области[15]

 

Слушали

Постановили

Дело № 12200-37 г. Лежского р[айонного] о[тдела] НКВД по В[ологодской] о[бласти] по обв[инению]: Тараканова Ивана Петровича, 1880 г.р., б[ывшего] кулака, судимого б[ывшего] участника к[онтр]р[еволюционного] восстания в 1922 г. в том, что являлся участником к[онтр]р[еволюционной] вредительской группы, распространял клеветнические измышления.

Верно: Нач[альник] 8 отдела УГБ УНКВД по В[ологодской] о[бласти] лейтенант гос[ударственной] безопасности Фамилия

Тараканова Ивана Петровича расстрелять. Дело сдать в архив.

 

 

 

№ 10

 

21 декабря 1938 г. – Выписка из протокола заседания «тройки» при управлении НКВД по Вологодской области[16]

 

Слушали

Постановили

Дело № 12200-37 г. Лежского р[айонного] о[тдела] НКВД по В[ологодской] о[бласти] по обв[инению] Менькова Павла Лукича, 1884 г. р. б[ывшего] б[елого] офицера, кр[естьяни]на твердозаданца, б[ывшего] участника к[онтр]р[еволюционного] восстания в 1922 г. в том, что являлся участником к[онтр]р[еволюционной] вредительской группы, занимался расхищением соц[иалистической] собственности, вел к[онтр]р[еволюционную] агитацию и терроризировал колхозный актив.

Верно: Нач[альник] 8 отдела УГБ УНКВД по В[ологодской] о[бласти] лейтенант гос[ударственной] безопасности Фамилия

Менькова Павла Лукича расстрелять. Дело сдать в архив.

 

 

№ 11

 

21 декабря 1938 г. – Выписка из протокола заседания «тройки» при управлении НКВД по Вологодской области[17]

 

Слушали

Постановили

Дело № 12200-37 г. Лежского р[айонного] о[тделения] НКВД по В[ологодской] о[бласти] по обв[инению] Травина Кира Григорьевича, 1884 г. р. кр[естьяни]на твердозаданца, судимого, б[ывшего] участника к[онтр]р[еволюционного] восстания в 1922 г. в том, что являлся участником к[онтр]р[еволюционной] вредительской группы, вел к[онтр]р[еволюционную] агитацию, терроризировал колхозный актив.

Верно: Нач[альник] 8 отдела УГБ УНКВД по В[ологодской] о[бласти] лейтенант гос[ударственной] безопасности Фамилия

Травина Кира Григорьевича расстрелять. Дело сдать в архив.

 

 

 

 


[1] ГА ВО, ф. 259, оп. 1, д. 34, л. 63–63 об.

[2] Здесь и далее так в документе.

[3] ГА ВО, ф. 485, оп. 1, д. 34, л. 75–76 об.

[4] Так в документе.

[5] ГА ВО, ф. 259, оп. 1, д. 34, л. 64–64 об.

[6] Там же, ф. 485, оп. 1, д. 34, л. 77–78 об.

[7] Там же, ф. 259, оп. 1, д. 34, л. 65–65 об.

[8] Там же, ф. 585, оп. 2, д. 198а, л. 110.

[9] Так в документе.

[10] Так в документе.

[11] Далее зачеркнута часть текста.

[12] Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6021, л. 212–212 об.

[13] Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6405, л. 108.

[14] Лежский район существовал в 1935—1959 гг. в восточной части Грязовецкого района. Создан постановлением Президиума ВЦИК от 25 января 1935 г.

[15] Архив УФСБ России по Вологодской области, ф. 1, д. П–6405, л. 109.

[16] Там же, л. 111.

[17] Там же, л. 110.

Форумы