Шкаровский М. В. Экономическая деятельность и материальное положение русского Свято-Пантелеймоновского монастыря на Афоне в 1910–1930-х гг.

 

 

 

К началу Балканских войн и изменения международного статуса Афона русское монашество Святой горы переживало расцвет. В 1912 г. в Свято-Пантелеймоновском монастыре (Руссике), двух больших скитах, 82 келлиях и 187 каливах проживали от 4800 до 5 тыс. русских насельников, что составляло более половины всех монахов Афона. В это время там находилось 3900 греков, 340 болгар, 288 румын, 120 сербов и 53 грузина. В самом Свято-Пантелеймоновском монастыре (с подворьями и метохами) в 1912 г. насчитывалось около 1900 человек, а на 1 января 1913 г., по сведениям игумена Мисаила, состояло 1779 насельников (из них 16 греков и 8 болгар), в том числе в скиту Новая Фиваида 221: 132 в общежитии ри 89 пустынников[1].

Три крупнейшие русские обители Святой горы имели свои подворья в различных городах Российской и Османской империй: Свято-Пантелеймоновский монастырь – в Константинополе, Салониках, Одессе, Москве, Ростове-на-Дону, Таганроге и Санкт-Петербурге, а также «отделение» – Ново-Афонский Симоно-Канонитский монастырь на Кавказе (здания и церковные ценности Руссика оценивались в 35 млн рублей); Свято-Андреевский скит – подворья в Константинополе, Одессе, Санкт-Петербурге и Ростове-на-Дону; Свято-Ильинский скит – в Константинополе, Одессе, Таганроге и Новониколаевской станице на Дону[2].

Особенно активной была внешняя деятельность Свято-Пантелеймоновского монастыря, имевшего наибольшее количество подворий в разных странах. При московской Пантелеймоновской часовне широко развивалась издательская деятельность. Монастырь оказывал помощь церковной утварью, иконами, деньгами российским, сербским, греческим, болгарским храмам и монастырям, духовным учреждениям, благотворительным и учебным заведениям в Константинополе, России, Болгарии, Русским духовным миссиям в Иерусалиме, Японии, Корее и на Алтае. Греческое и славянское население Македонии получало от Руссика продовольственную помощь. Свято-Пантелеймоновский монастырь также издавал множество религиозно-просветительных книг и брошюр, выпускал свой журнал «Душеполезный собеседник», в обители были устроены разнообразные мастерские, в том числе фотомастерская, издававшая фотоальбомы с видами монастырей и скитов святой Афонской горы.

Вся эта деятельность имела солидную экономическую базу. Свято-Пантелеймоновский монастырь и другие русские обители пользовались заметным покровительством императорского дома и правительства России, поддержкой российских послов в Константинополе и консулов в Салониках. Все русские обители Афона получали финансовую помощь со стороны Священного Синода и российского правительства. Только на нужды Свято-Пантелеймоновского монастыря ежегодно выделялось 100 тыс. золотых рублей. Распространенную практику получили и «милостынные сборы» в России в пользу монастыря. Из российских подворий обители поступала значительная экономическая помощь, делали пожертвования и частные лица.

В начале XX в. на Афон для поклонения чудодейственным мощам вмч. Пантелеимона прибывало огромное количество русских паломников. Ежегодно через Одессу, где проходил основной сбор паломников, в Руссик приезжали до 30 тыс. человек, причем постоянно в обители находились около 200 паломников. Иногда, при возвращении русских паломников из Иерусалима на родину через Афон, на Святую гору единовременно прибывали до 1,5 тыс. человек.[3] Все они находили приют в монастыре, размещались в странноприимном доме («фондарике») и получали бесплатное питание. По древней традиции, монастырь предоставлял каждому, кто постучится в его ворота, ночлег и бесплатную миску супа со стаканом вина. Благочестивые русские христиане, не оставались в долгу, делая щедрые пожертвования на нужды обители.

По своей инициативе Свято-Пантелеймоновский монастырь осуществлял постоянную помощь деньгами и продуктами афонским русским инокам-беднякам (сиромахам) и всем неимущим афонитам других национальностей. К началу XX в. такая ежегодня помощь составляла 40 тыс. рублей, не считая раздачи хлеба. В то время число русских сиромах, не имевших своих келлий и калив и живших только подаянием Руссика, составляло около 1 тыс. человек. Для поселения неимущих русских еще в 1882 г. на земле метоха Крумица был основан скит Новая Фиваида. На средства обители там построили собор во имя всех Афонских святых и в честь Вознесения Господня. В 1912 г. в Новой Фиваиде насчитывалось более 200 насельников, получавших от монастыря ежемесячное пособие продуктами, одеждой и другими необходиымыми предметами. Кроме того, Руссик содержал приют на 40 человек и больницу для сиромах[4].

3–9 октября 1912 г. началась Первая Балканская война между Османской империей и Балканским союзом, в который входили Болгария, Сербия, Черногория и Греция. В результате ее Османская империя потеряла почти все свои европейские территории, включая Афонский полуостров (Агион-Орос), которым она владела с XV в. Большая часть Македонии и Западная Фракия, а в конце концов и Афон стали частью Эллинского государства.

После того как внешняя власть над Святой горой в ноябре 1912 г. перешла от мусульман-турок к православным грекам, положение русского и других славянских монастырей в некоторых отношениях изменилось в худшую сторону. Если турецкая администрация не ограничивала самоуправление Афона и не препятствовала пополнению русских обителей иноками из России, то греческие власти сразу же обнаружили некоторое стремление поставить святогорскую общину под свой контроль и подчинить ее светской юрисдикции, в том числе в экономическом плане.

8 марта 1913 г. настоятель Руссика игумен Мисаил с братией составили адресованное российским властям письмо «Вопросы и ответы, относящиеся к переустройству правового быта для русского монашества – насельников св. Афонской горы», в котором писали о желательности расширения прав русских обителей – беспошлинном получении хозяйственных принадлежностей, производстве всех построек по своему усмотрению и т. д., отметив: «Мы бы просили, если то представится необходимым, собрание держав или посольств обратить на сие внимание и предложить монастырям греческим дать находящимся на их землях скитам и келлиям большую свободу в увеличении храмов, а также жилых и нежилых помещений, в совершении хиротоний, а также в избрании настоятелей». В письме высказывалось пожелание о преобразовании русских скитов в монастыри и расширении прав келий, при этом указывалось: «Наш монастырь св. Пантелеимона по многочисленности братства (как многолюднейший в мире) желательно бы переименовать в лавру». В документе также высказывалось пожелание, чтобы на Афоне открылось российское почтово-телеграфное учреждение и присутствовал русский вице-консул[5].

За интернационализацию же Афона особенно активно выступало Братство русских обителей, которое весной 1913 г. обратилось к Лондонской конференции и в МИД России с просьбой возвести Свято-Пантелеймоновский монастырь в ранг лавры, Свято-Андреевский и Свято-Ильинский скиты – в ранг монастырей, «обеспечив их землей и предоставив возможность построить пристань», а русские «малые обители» вывести из-под власти греческих монастырей[6]. Однако в силу сложной для России международной ситуации предложения русских обителей не были осуществлены. Уже с момента занятия Афона греческим десантом в ноябре 1912 г. Святая гора стала де факто территорией Греческого королевства, что окончательно закрепили международные соглашения в начале 1920-х гг.

В газетном сообщении российской прессы в мае 1915 г. так описывалось сложное положение русских обителей Святой горы накануне Первой мировой войны: «Русские организации выражены в настоящем в 1 монастыре, в 2 скитах и приблизительно в 70 кельях, из коих некоторые имеют до сотни братии. Кроме того, живет несколько сот или в одиночку, или небольшими группами, по два или по три монаха (старец и с ним один или два ученика). До последнего времени приток русских на Афоне все увеличивался и приводил в смущение господствующие монастыри. Вновь прибывающие или входили в существующие уже организации, или, если были со средствами, основывали свой монастырский поселок.

Вот здесь и начиналась процедура хлопот об уступке в аренду участка земли для новой колонии. Вся земля на Афоне принадлежит 20 монастырям и, следовательно, от воли одного из этих монастырей зависит принять или не принять нового арендатора небольшого участка с постройкой или без таковой. Так как в большинстве случаев, с прошедшего столетия по крайней мере, такими искателями были наши соотечественники, то весьма становится понятным то обстоятельство, что условия найма-аренды год от года становились более тяжелыми и обуславливались всяческими затруднениями, старательно придумываемыми»[7].

В связи с началом Первой мировой войны правительство Османской империи в июле 1914 г. закрыло проливы Босфор и Дарданеллы и традиционная связь русских афонских обителей с Россией через Черное море прервалась. С этого времени на Афон уже не приходил ни один российский пароход, закрылось и ранее размещавшееся в Дафне в арендованном здании Русское пароходное агентство. Свято-Пантелеймоновский монастырь, русские скиты и келлиоты имели своих доверенных лиц в Одессе. Последние стали получать денежные переводы и почту и затем различными окружными путями старались переправить их на Афон. Однако с начала 1917 г. приток денежных средств из России на Святую гору из-за политического кризиса полностью прекратился. В конце года, после захвата власти в стране большевиками, на Афон перестала поступать почтовая корреспонденция, в связи с чем в Дафне закрылось представительство российской почты[8].

После начала военных событий афонский Кинот принял ряд постановлений. 9 июля 1914 г. он решил не пускать в монастыри лиц, не имеющих рекомендаций от него или какого-либо правительства; 20 октября того же года принял решения о сборе для греческой армии теплой одежды и сдаче всего оружия к 31 октября, угрожая, в соответствии с распоряжением правительства, наказанием до 5 лет тюрьмы за его укрывательство. 16 марта 1916 г. Кинот постановил провести во всех обителях сбор пожертвований на раненных в Балканских войнах греческих солдат[9]. До Первой мировой войны русские обители Афона ежегодно платили подати греческому государству (15 740 рублей), что продолжилось и в военное время. Теперь требования этих податей для большинства русских обителей стали очень обременительными, но они тем не менее их платили, опасаясь различных кар.

В июле 1915 г. у берегов афонского полуострова впервые появились германские подводные лодки, что серьезно затруднило монастырское судоходство. В конце лета 1915 г. русские святогорцы успели запастись хлебом на зиму в Болгарии накануне ее вступления в войну на стороне Германии[10]. В 1916 г. впервые значительно подорожало продовольствие. 28 марта Братство русских обителей (келлий) получило от российского Министерства иностранных дел ссуду в размере 43 700 драхм, на которую закупило в Греции хлеб для распределения между насельниками беднейших обителей. Руссик снял урожай зерновых на своих метохах. Однако этих продуктов не хватило, и уже в декабре 1916 г. Свято-Пантелеймоновский монастырь, русские скиты и Братство келлий были вынуждены командировать своих доверенных лиц в Салоники за закупками[11].

Первая мировая, гражданская войны и революционные потрясения почти прекратили приток на Святую гору новых иноков из России. Именно эти события стали причиной радикальных изменений в этническом составе афонского монашества. Уже в 1917 г., по сведениям российского корреспондента на Афоне А. А. Павловского, численность русских насельников Святой горы сократилась до 2 460 человек[12]. В целом за 1913–1916 гг. русское население Афона, по его данным, уменьшилось на 2 200 человек[13].

В марте 1917 г. высадившийся на Афон французский военный отряд начал обширную вырубку афонского леса, в том числе на территории Свято-Пантелеймоновского монастыря. Лес шел на нужды Восточной армии Антанты[14]. В связи с этим настоятель обители игумен Мисаил написал российскому посланнику в Афинах Е. П. Демидову, что французский офицер нанял 20 дровосеков и приказал рубить монастырский лес на дрова. Русский офицер Дитш остановил было эту порубку и попросил вмешаться российское консульство в Салониках, но на запрос последнего главнокомандующий лишь ответил, что лес ему необходим. Игумен просил Демидова помочь прекратить порубку и добиться оплаты вырубленного леса[15]. В конце концов конфликт был улажен: вырубка продолжилась, но французы стали оплачивать вывезенную древесину.

Из-за роста активности немецких подводных лодок в середине апреля была объявлена блокада Афона, без разрешения военных властей ни один монастырь не имел права отпускать со своей пристани лодки дальше, чем на 500 м от берега, ночью запретили зажигать огни[16]. Это способствовало дальнейшему ухудшению экономического положения русских обителей. Так, острая нужда заставила братию Свято-Андреевского скита в 1917 г. продавать имевшиеся строительные материалы и вещи, поскольку в сложившейся обстановке была не в состоянии платить проценты за взятые у греков в долг деньги.

Еще более тяжелым после начала войны оказалось положение Свято-Ильинского скита: из-за завершенного к лету 1914 г. строительства соборного храма св. пророка Илии все финансовые резервы оказались исчерпаны, а новых поступлений из России не было. Стремясь прокормить насчитывавшую несколько сот человек братию, архимандрит Иоанн начал очищать от леса территорию скита и устраивать на ней огороды и сады. В результате братия, несмотря на собственные трудности, стала снабжать овощами и фруктами Свято-Андреевский скит и многие небольшие русские келлии[17].

При этом Свято-Ильинский скит после 1917 г. оказался должен крупные суммы своим афонским кредиторам, не будучи в состоянии платить ежегодный налог в 150 лир монастырю Пантократор. Еще в июне 1918 г. скиту пришлось из-за нехватки средств отказаться от конаков (комнат) в афонском порту Дафна, а в октябре того же года – от конаков в Карее. С 1919 г. трудоспособные члены братии группами по 10 человек нанимались на работу по сбору урожая, в том числе за пределами Афона. В марте 1920 г. монастырь установил, что скит должен платить свой ежегодный налог из расчета 38 драхм за одну лиру, а не по обычному расчету 23 драхмы за лиру. В 1921 г. из-за введения налога на удобрения, собранные скитскими дровосеками в лесу, скиту пришлось отказаться от их сбора. В том же году монастырь Пантократор объявил, что, поскольку число братии в скиту стало меньше, ежегодное разрешение на 2 тыс. бревен для отопления сокращается вдвое. В 1918 – начале 1920-х гг. скит продал, в основном Пантократору, часть церковной утвари – кресты, чаши, а также вышитые коврики и облачения, паровую мельницу для муки, бревна и доски, рельсы, листы железа, несколько мулов и лошадь[18].

Постепенно бедствия войны все более сказывались и на Свято-Пантелеймоновском монастыре. С начала июня 1917 г. немецкие подводные лодки стали топить не только корабли союзных войск, но и греческие парусники. В результате 16 августа было потоплено и парусное судно Руссика, которое плыло из метоха Каламария в монастырь с 2,5 т пшеницы. Под угрозой расстрела из орудий монахам пришлось оставить судно. На его борт высадились немцы, забрали все ценные вещи и затем его взорвали. К счастью, до монастыря оставалось недалеко, и команда во главе с капитаном о. Лазарем (который тайком от немцев вынес кассу – 20 тыс. рублей) смогла на лодках добраться до берега. В этот день было потоплено и несколько судов других монастырей. Так Руссик лишился большого количества зерна и единственного парусника, доставлявшего грузы с метохов и из Салоник. Правда, еще оставался небольшой пароход, который 2 октября помог причалить к пристани монастыря зафрактованному греческому паруснику с новой партией пшеницы из Каламарии. Для защиты от подводных лодок их некоторое время сопровождал английский миноносец[19].

К другим неприятностям добавился опустошительный пожар в Салониках 5–19 августа 1917 г., приведший к резкому увеличению и без того высоких цен на продукты (от него сильно пострадало и Солунское подворье Руссика). При этом в 1917 г. Временное правительство под председательством А. Ф. Керенского окончательно отменило традиционную ежегодную денежную субсидию Свято-Пантелеймоновскому монастырю. В конце сентября русские святогорцы просили у правительства ссуду в 600 тыс. драхм, но из-за Октябрьской революции этот вопрос остался не решен. У многих обителей сохранились российские процентные бумаги, однако они полностью обесценились, пропали и монастырские капиталы в России[20].

В конце лета 1917 г. в русских обителях Афона, почти полностью отрезанных от России, в результате засухи возникла угроза голода. Наименее защищенными оказались бедные пустынники (сиромахи) и насельники малых обителей – келлий и калив, зависевшие юридически и экономически от монастырей, на землях которых проживали. По инициативе российского генерального консульства в Салониках, выраженном в циркуляре от 22 июля 1917 г., Свято-Пантелеймоновский монастырь, два скита и Братство русских келлий в начале августа создали общую Продовольственную комиссию, секретарем которой стал консульский корреспондент А. А. Павловский. 3 августа состоялось первое заседание этой комиссии, где было решено для точного определения количества пайков переписать всех бедных русских пустынников (сиромах), особенно страдавших от голода, и запросить российское консульство в Салониках, сможет ли оно доставить хлеб на Афон и в каком количестве?[21]

С этого времени Продовольственная комиссия активно занялась вопросом безвозмездной выдачи хлебных пайков бедным русским пустынникам. До Первой мировой войны Свято-Пантелейимоновский монастырь ежемесячно выдавал примерно 800 таким инокам по нескольку ок муки, сухарей, крупы и масла, а также по 4 черека на место проживания. Однако в военный период, из-за отсутствия доходов большую часть такой помощи постепенно пришлось прекратить – к лету 1917 г. на иждивении Руссика и Свято-Андреевского скита находились только 125 бедных пустынников. Теперь же продовольственная помощь возобновилась. Павловский 4 августа разослал по всем русским обителям статистические карточки для учета численности братии, с 7 по 15 августа он лично провел запись сиромах. 16 августа состоялось второе заседание Продовольственной комиссии, занимавшейся в этот день распределением уже записавшихся пустынников по обителям[22].

Некоторую помощь оказало и российское консульство. 4 сентября Павловский сообщил игумену Мисаилу о получении телеграммы от консула П. А. Лобачева, что совместно заказанная русскими монахами провизия вскоре прибудет в Салоники. Лобачев просил заготовить стропила для Салоникского подворья Руссика, а также дрова и уголь для консульства к моменту прихода транспорта. 5 сентября 1917 г. на третьем собрании Продовольственной комиссии обсуждалась проблема плохого урожая, так как в хранилище Свято-Пантелеймоновского монастыря находилось менее половины обычного количества зерна. К тому же Великобритания и Сербия забрали значительную часть балканского урожая для союзных армий, а греки отказались продавать свое зерно русским[23].

Тем не менее в сентябре 1917 г. начались заготовка и закупка зерна на Халкидиках, причем созданная греческими властями местная  продовольственная комиссия выработала особые правила: каждая келлия должна была получать от своего монастыря разрешение на вывоз продуктов на определенное число человек. Однако некоторые греческие монастыри предоставляли сведения не о действительном числе русских насельников, а только о записанных в омологии, в связи с чем для установления истины иногда приходилось привлекать полицию[24].

8 сентября Продовольственная комиссия известила генерального консула, что, по ее подсчетам, на Афоне живут 2377 русских иноков, из которых 560 нуждаются в продовольственной помощи. Для пропитания всех русских святогорцев до нового урожая в год требовалось 362,4 тыс. ок пшеницы (более 4 тыс. т). При этом в Руссике было 250 тыс. необходимых ок (150 тыс. собранных на своих метохах и 100 тыс. – закупленных или заказанных), два скита имели лишь 30 тыс. ок, и им требовалось еще 20 тыс., Братство русских келлий закупило 27,4 тыс. ок и планировало доставить еще 35 тыс.[25]

24–5 сентября прошло 4-е заседание Продовольственной комиссии, на котором было решено направить прошение о ссуде российскому правительству. На следующий день русские святогорцы обратились с ходатайством к салоникскому консулу Лобачеву, чтобы тот попросил для них у правительства ссуду в 600 тыс. драхм. В письме говорилось, что уже 10 месяцев обители не получают из России денежных сумм от доверенных лиц (за двумя исключениями), почти вся «наличность исчерпана», многие в большом долгу перед греками, которые после ухода в июле с Афона французско-русского военного отряда не дают новых займов. Однако из-за Октябрьской революции этот вопрос остался не решен. У ряда обителей сохранились российские процентные бумаги, но они полностью обесценились, пропали и монастырские капиталы в России[26].

На 6-м заседании комиссии 17–18 октября 488 зарегистрированных нуждающихся пустынников и калливитов были разделены на 4 части: 250 приписали к Руссику, 120 – к Свято-Андреевскому скиту, 60 – к Свято-Ильинскому скиту и 58 – к Братству русских келлий. Первым зарегистрированным 334 нуждающимся инокам стали выдавать по 4 ока хлеба на человека в месяц с 1 октября, а остальным 154 – с 1 ноября. Для их прокормления российское консульство в Салониках 22 сентября предоставило ссуду в размере 7700 драхм, разделив ее между обителями пропорционально приписанным сиромахам, т. е. Руссику выделили 3850 драхм (впрочем, этих денег хватило ненадолго). Помимо получения пайков, некоторые молодые пустынники рубили лес у французов и собирали маслины для греческих монастырей, получая за это некоторую плату или хлеб[27].

Сиромахи были спасены от голодной смерти. Однако попытки добыть значительное количество продовольствия не принесли существенного успеха. В сентябре 1917 г. утонуло одно из судов русских обителей с месячным провиантом на 1100 человек. Через месяц, 29 октября купленный в складчину монастырем, двумя скитами и Братством русских келлий с большими хлопотами и затратами в египетском городе Александрия груз продовольствия (107 т), который состоял из зерна, муки, кукурузы, риса, макарон, чечевицы, рыбы, чая и сахара, на глазах у монахов утонул в Эгейском море. Сначала этот груз доставили в Салоники, а затем на зафрактованном греческом паруснике 25 октября – к берегам Афона, но в этот день из-за празднования дня свт. Димитрия Солунского разгрузки не было, на берег перенесли лишь 2 мешка риса и 6 ящиков сахара. 26 октября в связи с начавшимся волнением моря парусник временно отправился в залив свт. Николая, а 29 октября, плывя обратно к монастырю, наткнулся на скалу и частично ушел под воду. Из монастыря направили баркас для спасения того, что возможно, но из воды удалось извлечь только 326 мешков: 182 – риса, 62 – кукурузы, 44 – ревиту и 38 мешков муки (106 в сухом виде и 220 – в промокшем), всего менее четверти груза. В ночь с 30 октября на 1 ноября сильная буря окончательно разбила судно, и оставшаяся часть груза утонула[28].

Стараясь смягчить возникшие в этой связи трения, генеральный консул Лобачев 18 ноября писал русским святогорцам: «Необходимо всем русским обителям… иметь постоянно в виду, что трудное время, переживаемое нашей родиной, обязывает всех русских граждан за границей (в том числе и монахов) избегать возбуждения всяких несогласий и спорных вопросов, как между собой, так и с греками». Днем ранее консул сообщил, что представления российским властям о выделении денежной ссуды и присылке на Афон кукурузы сделаны, но на быструю помощь правительства из-за политического кризиса рассчитывать не следует, поэтому он обратился к Салоникскому митрополиту с просьбой воздействовать на греческие афонские монастыри с целью продажи ими русским обителям продовольствия по невысокой цене. Кроме того, 17 ноября Лобачев отправил в Руссик письмо с выражением благодарности за «взятие на пай» 250 калливитов и кавиотов (пустынников), отметив: «Подобная деятельность ваша на пользу меньшой братии будет по справедливости оценена нашим правительством»[29].

Весь уцелевший при гибели судна груз был собран в Руссике. 24 ноября Продовольственная комиссия на своем 7-м заседании проверила отчет монастыря о покупке продовольствия в Александрии, обсудила вопросы о гибели судна, покрытии убытков каждой обители и разделе спасенной части, но окончательного решения не приняла. 21 декабря Павловский написал игумену Мисаилу, что, согласно разъяснению российского консульства, монастырь должен немедленно выдать спасенное продовольствие другим обителям пропорционально их заказам. Консульский корреспондент составил специальную таблицу раздела спасенного риса, ревита и кукурузы: Руссику полагалось 103 мешка, Свято-Андреевскому скиту – 50, Свято-Ильинскому скиту – 45 и Братству келлий – 90 мешков. В конце декабря продовольствие поделили в соответствии с этой таблицей[30].

После гибели судна русские скиты, келлии и каливы, не имея больше наличных денег, стали распродавать свои материалы, ризницу и даже мебель. Руссик же в годы Первой мировой войны был вынужден брать займы, в результате чего общая сумма его долга достигла 500 тыс. драхм, только ежегодные проценты составляли 35 тыс.[31]

В начале 1918 г. Протат решил создать на Святой горе многочисленную вооруженную стражу и направил письмо по этому поводу премьер-министру Е. Венизелосу с просьбой прислать офицера и оружие. Для содержания стражи (по 50 франков в месяц на человека) хотели учредить таможню с целью взимания пошлины с ввозимых и вывозимых товаров. В связи с этой проблемой игумен Руссика о. Мисаил отправил письмо российскому генеральному консулу в Салониках. Настоятель сообщал, что содержать стражу монастырю было бы «тягостно», так как «все русские претерпевают недостаток во всем по случаю дороговизны на все предметы, а доходов никаких нет», и просил консула дать понять Венизелосу, чем вызван этот проект, и посодействовать в неутверждении его[32]. В итоге проект Протата остался не реализован.

Первое заседание Продовольственной комиссии в 1918 г. состоялось 11 января (в дальнейшем они проходили ежемесячно). На нем был одобрен составленный Павловским отчет о ее деятельности в прошлом году, а также приняты решения: из дополнительно записавшихся на получение пайка 30 сиромах 6 предложили взять Руссику, а еще 24 кандидата оставили до появления вакансий; подавшим заявление на получение пайков румынским инокам посоветовали обратиться за помощью к правительству Румынии; Руссику предложили разделить 6 ящиков сахара, спасенных с погибшего судна[33].

В письме игумену Мисаилу от 19 января Павловский просил рассмотреть вопрос о принятии на пай еще 24 сиромах и прислать сведения о метохах Руссика и отобранных соседними монастырями участках земли. В ответном письме от 26 января игумен сообщил сведения о метохах, отметив наличие спорных участков земли на Кассандре. Он также отметил, что на довольствии монастыря уже состоят 24 нуждающихся инока сверх положенной нормы в 250 человек, 10 находящихся на излечении в монастырской больнице пайщиков скитов и 14 нигде не записанных сиромах[34]. Однако нуждающихся не оставили без помощи. На заседании Продовольственной комиссии от 19 февраля между обителями распределили 17 новых пайщиков.

Свои усилия для облегчения продовольственного положения русских святогорцев продолжал делать консул Лобачев. 16 февраля он писал Павловскому об итогах своей поездки в Афины 18–25 января, в ходе которой выяснилось, что ни на правительственную ссуду, ни на займы продовольствием у англичан рассчитывать нельзя. При помощи российского посланника в Афинах оказалось возможным лишь купить у англичан в Египте до 200 т риса, но исключительно за наличные деньги. Консул просил выяснить, могут ли русские обители совершить эту покупку[35].

В конце марта 1918 г. игумен Мисаил послал в Салоники специальное доверенное лицо монастыря иеромонаха Симеона для закупки в Греции продовольственных запасов. Он также должен был заняться решением проблемы 2 монастырских магазинов (лавок), отобранных у обители без ее согласия: обитель вследствие этого лишилась существенного источника дохода. 27 марта иеромонах встретился по этому поводу с Лобачевым, передал ему письмо игумена Мисаила и попросил связаться с греческим правительством. Свою помощь в данном деле оказал и митрополит Касандрийский Ириней. Он ходил к генерал-губернатору Аргиропулосу, и тот обещал посодействовать тому, чтобы монастырю платил арендную плату за магазины их новый пользователь – греческий торговец. После длительных хлопот и переговоров эту проблему удалось частично решить[36].

О поставках продовольствия (риса, муки, кукурузы, чечевицы, фасоли, сахара, молока, ревиту и чая) о. Симеон сначала при содействии консула вел переговоры с сербской торгово-промышленной конторой, занимавшейся снабжением сербских войск. Однако дело окончилось неудачей. Не возымели действия и письма игумена Мисаила главнокомандующему союзными войсками и французскому адмиралу с просьбой повлиять на Салоникскую продовольственную комиссию, чтобы она разрешила отпустить монастырю припасы, согласно поданному прошению. Также не состоялась планируемая покупка паровой молотилки для метоха Каламария[37].

Между тем удалось продать заготовленную братией монастыря древесину, выжигаемый ею древесный уголь, солому, баранов, 50 ягнят и одну десятину земли метоха Каламария. На вырученные деньги о. Симеон закупил в Греции некоторое количество маслин, риса, сахара, соли, картофеля, 1 т макарон и проволоку. Поскольку в обители ощущалась острая нехватка одежды, в Салониках в мае были закуплены старые солдатские рубахи, штаны, кальсоны и 50 шинелей, из которых шили куртки для братии[38].

На заседании Продовольственной комиссии русских святогорцев от 26 июня было решено нуждающихся пустынников и калливитов, как и в прошлом году, разделить на 4 части: 250 приписали к Руссику, 120 – к Свято-Андреевскому скиту, 60 – к Свято-Ильинскому скиту и 58 – к Братству русских келий, выдавая им по-прежнему по 4 ок хлеба в месяц. На сообщение об этом игумен Мисаил 4 июля ответил, что он имеет в виду 250 пайщиков.

19 июля Павловский известил о. Мисаила, что правительство Великобритании отказалось доставлять для русских святогорцев продовольствие, а Салоникский генерал-губернатор решил, выделив афонским монастырям необходимую для «немедленных нужд» часть их нового урожая, остальное покупать и депонировать в определенных складах на Афоне, откуда выдавать необходимые продукты нуждающимся обителям. При этом разрешение на перевозку продовольствия следовало получать у специальной реквизионной комиссии. На заседании Продовольственной комиссии от 23 июля решено просить российского консула добиться устройства для русских иноков на Афоне отдельного склада продуктов, которым бы заведовала сама комиссия (разрешения на это получить не удалось). Объясняя данное решение, Павловский 31 июля писал игумену Мисаилу, что верить афонитам-грекам в вопросе распределения продуктов нельзя, так как Протат не пригласил русского представителя, когда посылал свою комиссию хлопотать о продовольствии в Салониках[39].

На заседании 23 июля также разбиралась проблема взимания с русских обителей афонской таможней пошлин за ввозимые макароны и кукурузу. Было решено от имени всех русских святогорцев составить отношение в Министерство финансов о возвращении уплаченных пошлин, соответствующие письма отправили 4 августа консулу и 28 октября – российскому посланнику в Афины. Генеральный консул. Лобачев 3 декабря сообщил, что, несмотря на ходатайство его и российского посланника, греческое правительство не пожелало возвратить взятые деньги, но Министерство финансов дало инструкцию, чтобы местные таможенные власти больше не собирали пошлин с русских обителей[40].

Весной и летом 1918 г. по-прежнему серьезной оставалась угроза со стороны немецких подводных лодок. Так, 4 мая и 25 июня морской министр Греции адмирал П. Кундуриотис отдал приказы о том, что греческие военные суда будут стрелять в окна тех монастырских зданий на Афоне, где ночью загорится свет, и конфисковывать лодки афонитов без номеров. 6 августа едва не был потоплен приобретенный Руссиком парусник под командой капитана о. Симеона. Он встретился в Кассандрийском заливе с немецкой подводной лодкой, но та сначала стала топить другой парусник, и «последнее достояние обители» удалось спасти, уведя его на мелководье[41].

Летом в метохах Руссика Каламария и Кассандра уродился хороший урожай зерновых. В августе государственные власти позволили вывезти из Каламарии в монастырь 81,56 тыс. ок пшеницы и 40,15 тыс. ок ячменя, а с Кассандры – 20 тыс. ок пшеницы. Так, 11 августа иеромонах Симеон сообщил игумену Мисаилу, что Салоникская продовольственная комиссия разрешила Руссику вывезти на Афон зерна только на 915 человек, из расчета 150 ок на каждого, всего 137,25 тыс. ок. Чтобы добиться большего, настоятелю следовало подать прошение Салоникскому генерал-губернатору, указав, что в каталоге Руссика записаны 1067 человек. 17 августа на зафрахтованном французском пароходе в монастырь доставили 143 т пшеницы и ячменя. Кроме того, из метохов в Свято-Пантелеймоновский монастырь привозили сыр, овес и частично солому, хотя английское интендантство в июне известило метохи афонский обителей, что вся солома должна поступать в военное ведомство и с экономов взяли об этом подписку. 5 сентября о. Симеон отправил на монастырском пароходе 80 ящиков сахара для Руссика и 40 ящиков – для Свято-Андреевского скита[42].

Однако этих продуктов все равно не хватало для нормального обеспечения братии. Еще в начале мая отец Симеон установил связи с Иоанническим банком и получил разрешение от английских властей на закупку продовольствия в Египте и вывоз его на Афон через Александрию. 16 мая иеромонах получил разрешение на доставку из Александрии 28 т риса и 4 т сахара. Однако в продовольствии нуждались все русские обители Афона, и о. Симеон подал второе прошение английскому консулу в Салониках на вывоз для Руссика, Свято-Андреевского, Свято-Ильинского скитов и русских келлиотов 217 т риса и 61 т сахара. Продовольствие было закуплено и в начале октября доставлено на Афон[43].

Это лишь несколько смягчило ситуацию. В летописи монастыря отмечалось, что в течение 1918 г. за трапезой почти всегда были лишь щи, каша и хлеб, вино разбавляли водой на 50%, сыр давали только по большим праздникам, иногда ели рыбу. Сахара 2 месяца не было вообще, и чай пили с солью, затем чай, сахар и другие необходимые припасы с большими затратами удалось получить из Александрии. Почти вся братия летом рубила лес на дрова для монастыря и на продажу французам, чтобы на вырученные деньги закупать на греческих метохах хлеб. Все имевшиеся у Руссика денежные процентные бумаги уже были отданы греческим монастырям в залог, так как за время войны у них сделали много займов. Ввиду невозможности достать керосин пришлось резко сократить освещение[44].

17 сентября Российская миссия в Афинах уведомила П. А. Лобачева, а тот в свою очередь – русских афонитов об образовании в Архангельске и Омске двух временных правительств, ведущих борьбу с большевиками. 9 октября Продовольственная комиссия решила выдавать нуждающимся пустынникам и калливитам по-прежнему по 4 ок хлеба в месяц.

После Октябрьской революции и начавшейся в 1918 г. в России гражданской войны русское афонское монашество оказалось окончательно отрезано от родины. К концу 1918 г. советские власти реквизировали все капиталы афонских обителей в российских банках и национализировали их недвижимое имущество: здания, лавки и т. п. В частности, большая часть капитала Свято-Ильинского скита размещалась в банках Одессы, но напрасно в 1917 г. настоятель трижды отправлял телеграммы в Одессу с просьбой перевести в скит 30 тыс. рублей. Не последовал ответ и на запрос, направленный в марте 1919 г., перевести на Афон 50 тыс. рублей из Романовского кредитного фонда. Лишь в апреле 1920 г. в скит неожиданно прибыла почта из России, с которой пришла небольшая сумма денег от благотворителей[45]. Также нерегулярно и случайно поступала почта и отдельные небольшие пожертвования из России и в Свято-Пантелеймоновский монастырь.

Зимой 1918/19 г. монастырь пережил эпидемию тяжелой формы гриппа («испанки»), занесенной из Македонии. Эпидемия началась в декабре, и за короткое время в Руссике умерли 17 человек. Особое опустошение «испанка» произвела среди русских бедных пустынников (сиромахов), так как они страдали от хронической голодовки и отсутствия медицинской помощи[46].

13 января 1919 г. покинули Афон последние французские солдаты, занимавшиеся обеспечением лесозаготовок. Насельники провожали их с колокольным звоном и подарками, а французы в свою очередь салютовали из пушки. Около 2 лет они пробыли на Афоне, постоянно оказывая братии помощь и поддержку. От продажи французам леса в 1917–1918 гг. Руссик выручил более 300 тыс. драхм, на которые во многом и существовал в это время. На французских пароходах осуществлялась регулярное сообщение монастыря с его Салоникским подворьем и Каламарийским метохом, которое в дальнейшем сильно осложнилось. При отъезде французы оставили братии 80 мешков ячменя и отрубей[47].

Из-за серьезных материальных трудностей 1919 г. в целом оказался тяжелым для насельников Руссика. Они сами раскапывали виноградники, рубили лес, работали на метохах, где многие заболели лихорадкой. Обычную пищу составляли щи и каша из ячменя, большую нужду насельники испытывали в белье, одежде и обуви; никто не получал для освещения келий керосина. В результате обмена на лес монахи получили масло, имевшее неприятный запах и горький вкус. В течение года умер 41 насельник[48].

В письме корреспонденту А. А. Павловскому от 16 марта 1919 г. настоятель Свято-Пантелеймоновского монастыря о. Мисаил писал, что братией обители уже сделаны и прожиты большие займы, по которым приходится платить высокие проценты, но обитель все же кормит 250 бедных пустынников (сиромах), а также приютила много престарелых и убогих иноков, в частности 19 русских монахов, изгнанных одним греческим монастырем из благоустроенной ими келлии[49]. 23–25 июля выгорел значительный участок монастырского леса у ближней Георгиевской келлии, братия с большим трудом потушила пожар, отстояв строения[50].

Между тем в первом полугодии 1919 г. продолжала свою работу Продовольственная комиссия русских святогорцев. Так, 29 апреля Павловский написал игумену Мисаилу, что планирует подготовить доклад от имени комиссии для ознакомления правительственных учреждений в России (имея ввиду правительства Деникина и Колчака) с тяжелым материальным положением русских святогорцев и попросил сообщить сведения о хозяйственной ситуации в обители. В ответном письме от 4 мая игумен указал, что задолженность монастыря составляет 500 тыс. драхм, а ежегодные проценты по долгу – 40 тыс.; братии обители необходимо на год 150 тыс. ок зерна и для животных еще 30 тыс. ок, нужны также сено на 25 тыс. драхм, масло, вино, сыр и другие продукты на 200 тыс. драхм. Поэтому монастырь нуждался в ссуде на 1919/20 г. в размере 200 тыс. драхм, и настоятель просил власти выделить ее, так как российские процентные бумаги никто не берет[51].

Подобные ответы пришли и от других основных русских обителей. 18 мая 1919 г. Павловский представил Продовольственной комиссии «Проект отношения посланнику», в котором говорилось, что большей части русских святогорцев не на что запастись хлебом: у Руссика не хватает урожая зерна с метохов и уже почти нет леса для продажи; Свято-Андреевский скит пока не может пользоваться своим метохом Нузлы; Свято-Ильинский скит не имеет пахотной земли, кроме того оба скита и братство русских келий продали все что могли и больше не были способны помогать сиромахам. Поэтому иноки просили обратиться к Сибирскому правительству адмирала А. В. Колчака с просьбой о ссуде в размере 700 тыс. драхм, в том числе Свято-Пантелеймоновскому монастырю – 220 тыс., Свято-Андреевскому скиту – 160 тыс., Свято-Ильинскому скиту – 110 тыс. и Братству келлий – 210 тыс. драхм. В письме отмечалось, что стоимость русского имущества на Афоне составляет около 25 млн рублей и поэтому иноки просят «оказать помощь не безвозвратно, а лишь временно, в надежде на то, что восстановится единая наша родина – Российская империя» и появится возможность платить по обязательствам. Этот проект был принят[52].

На этом же заседании Продовольственной комиссии (4-м в 1919 г.) решили отправить еще одно письмо российскому посланнику в Афинах по поводу налогов. Вскоре послание было составлено и подписано тремя игуменами и председателем Братства келлий. В нем сообщалось, что Кинот вырабатывает особые законы, в которых предусматривается увеличение существующих налогов. В связи с этим монахи просили защитить их от «излишних поборов» и прилагали к письму перечень налогов[53].

Послания Е. П. Демидову должна была отвезти специальная депутация русских монахов. Еще 15 мая игумен Мисаил известил настоятелей двух скитов и председателя Братства келлий, что рассмотрел проекты прошений российскому посланнику, признает полезным отправку депутации к нему и готов оплатить четверть расхода на поездку (250 драхм), но не может включить своего инока. Подобные решения приняли также иноки Свято-Ильинского скита и Братства русских келлий. Они не стали направлять своих представителей, но согласились оплатить часть расходов на депутацию. Таким образом, в Афины поехали два человека – представитель Свято-Андреевского скита и А. А. Павловский[54]. Ходатайство о ссуде 700 тыс. драхм не получило ответа. В середине июля российский посланник в Афинах сообщил, что адмирал Колчак «из-за недостатка средств» отклонил соответствующее прошение[55].

Особенно бедствовавшее Братство русских келлий 1 июля написало Павловскому и игумену Мисаилу о желании обратиться к российскому посланнику в Афинах Демидову с просьбой о помощи в изыскании займа в размере 500 драхм на каждого инока (у греков), а также выразить просьбу российскому посланнику в Каире А. А. Смирнову и консулу в Александрии Петрову помочь получить от английского интендантства, которое в то время распродавало в Александрии военные продовольственные запасы, бесплатно или в долг хлеба. 3 июля о. Мисаил сообщил Павловскому, что высказанная братством идея является хорошей, но насельники Руссика в этом участвовать не будут[56]. Активная деятельность Павловского вызывала раздражение афонских властей. 21 августа 1919 г. корреспондент был арестован и на следующий день принудительно выслан с Афона[57]. В результате его высылки прекратилась деятельность Продовольственной комиссии русских святогорцев, хотя помощь продуктами сиромахам продолжалась.

В 1920 г. материальные затруднения братии Руссика еще более усилились, а работы прибавилось. Довольно много монастырского леса погибло от пожаров. Единственными средствами существования по-прежнему остались продажа древесины и урожай на метохах обители. После семилетнего отсутствия выдался хороший урожай маслин, иноки до января добывали из них масло. Из-за скудости во всем и частых болезней смертность в монастыре оставалась значительной, численность братии с каждым годом сокращалась. Всего за 1920 г. умерли 37 человек, некоторые – от каламарийской лихорадки[58].

Испытывая значительные материальные затруднения, обитель была вынуждена продавать церковную утварь, облачения, иконы, хозяйственный инвентарь. Одновременно пришли в упадок монастырские мастерские и промыслы, созданные для обслуживания паломников. В 1920 г. из-за отсутствия средств прекратилась типографская деятельность. Пришлось продать некоторые принадлежавшие Свято-Пантелеимоновской обители суда, а также часть греческого собрания рукописей монастырской библиотеки[59].

Небольшую материальную поддержку братия монастыря получила 4 января 1921 г., когда, благодаря содействию российской дипломатической миссии в Афинах, греческое правительство вернуло незаконно взятую в октябре 1918 г. пошлину на продукты в размере 8424 драхм[60]. 25 января 1921 г. Комиссия по оценке и определению убытков от войны на море при Министерстве иностранных дел Греции определила убыток Руссика за потопленное (15 августа 1917 г.) немецкой подводной лодкой судно «Святой Николай» и его груз в размере 75 530 драхм, в том числе за само судно – 29,5 тыс. и за груз пшеницы – 39 тыс. В ответ на запрос братии от 12 июля о выплате компенсации комиссия 6 августа ответила, что пока производится лишь оценка. Во 2-й половине года компенсация все же была получена[61].

14 марта 1921 г., по предписанию Протата, в связи с засухой и появлениям на метохах мышей состоялся крестный ход вокруг монастыря с молебном о ниспослании дождя. 15 мая была освящена новая лесопилка при мельнице. 24 мая прошло молебствие по случаю закладки нового монастырского парусника водоизмещением 90 т. Инициатором его постройки являлся наместник иеромонах Иоаким. Строили судно 15 нанятых рабочих-греков. 10 сентября парусник спустили на воду, а 28 сентября он (под командованием о. Симеона) отправился в первый рейс в Салоники и 1 ноября впервые доставил из Каламарийского метоха пшеницу, ячмень и кукурузу. Постройка судна стоила около 100 тыс. драхм. Однако 12 ноября ночью во время бури его выбросило на берег, при этом был поврежден киль и сбит руль, и всю зиму судно, на которое возлагались большие надежды, простояло неотремонтированным. От той же бури погибли 3 монастырских баркаса. За 2 недели до этого – 28 октября – большие волны смыли запас леса, лежавший на берегу и ожидавший отправки в Салоники[62].

В 1921 г. выдался хороший урожай винограда и средний – пшеницы, но маслин уродилось мало. В результате взятые в годы Первой мировой войны долги приходилось выплачивать кредиторам в виде процентов до 30 тыс. драхм. В счет уплаты процентов иногда отдавали церковные облачения. Из монастырских церквей также продали много икон, в том числе фамильных и редких. По свидетельству монастырской летописи, «братия была раздета, разута и голодна», керосин для освещения в келлии по-прежнему не выдавали. За 1921 г. умерли еще 30 иноков[63].

В начале 1920-х гг. Свято-Пантелеймоновский монастырь лишился всех своих подворий и прочей недвижимости в России. В частности, московское, одесское, ростовское, таганрогское и петроградское (Ново-Афонское) подворья были фактически потеряны в 1922–1923 гг. из-за их закрытия или захвата обновленцами. Ново-Афонский Симоно-Кананитский монастырь был закрыт в 1924 г.[64]

Несмотря на собственные трудности и лишения, насельники Свято-Пантелеймоновского монастыря переживали за своих страдающих соотечественников. Так, в октябре – начале ноября 1921 г. братия Руссика провела сбор пожертвований в пользу голодающих в России. Сразу после появления воззвания Патриарха Московского и всея Руси свт. Тихона ко всем народам об оказании помощи голодающим игумен Мисаил обратился в Кинот с ходатайством о разрешении провести по всему Афону сбор «в пользу страждущей родины». Кинот ответил согласием и выдал специальную книжечку для регистрации взносов, с которой отправились по святогорским монастырям, скитам и келлиям иноки Руссика иеромонахи Пинуфрий и Гавриил. Всего было собрано более 10 тыс. драхм, которые доставили в Кинот для последующей передачи Патриарху Тихону[65].

В греческой истории одним из самых трагических стал 1922 г. Неудачная война с Турцией закончилась так называемой «малоазиатской катастрофой», сопровождавшейся убийством сотен тысяч греков и массовой вынужденной эмиграцией избежавших репрессий. Послевоенное положение Греции было тяжелым, ситуация осложнялась заботой о полутора миллионах греческих беженцев из Турции. В эти годы свой посильный вклад в решении проблем внесла и братия монастыря вмч. Пантелеимона.

Проблема беженцев напрямую затронула Афон в конце 1922 г. Начался же этот год как обычно. 17 апреля в связи с засухой состоялся крестный ход вокруг монастыря с молебном о ниспослании дождей, и 25–26 апреля они начались[66]. Из-за засухи плохо уродились зерновые, маслины и виноград дали средний урожай. Некоторые убытки явились следствием несвоевременной закупки заметно подорожавших хлеба и масла, сказалось и связанное с войной сильное падение курса драхмы. Для покрытия выросших расходов пришлось усиленно продавать лес греческим купцам, был приобретен для лесопилки за 26 тыс. драхм подержанный локомобиль[67].

В ноябре братия по указанию греческого правительства и Кинота освободила несколько корпусов обители для размещения детей-сирот, вывезенных из Малой Азии, но их поселение на Афоне не состоялось. В конце декабря для нужд греческой армии были реквизированы мулы и лошади афонских монастырей, причем Руссик пострадал больше других[68]. В целом 1922 г. сопровождался еще большим оскудением монастыря, умерли 37 иноков, увеличилась доля больных и неспособных к труду насельников[69].

В начале 1920-х гг. русские святогорцы стали получать продовольственную помощь от отдельных благотворителей. В частности, в 1922 г. ее оказал американский предприниматель Ч. Крейн. Когда в начале года он посетил Константинополь, хорошо знакомый с ним архиепископ Анастасий (Грибановский) попросил его материально помочь русским инокам Афона. Затем к Крейну в гостиницу пришли заведующие трех русских афонских подворий и подали ему прошения о помощи их обителям. Американец ранее посещал Руссик, знал его представителя в Константинополе о. Митрофана и обещал помочь монастырю, что вскоре и исполнил. 31 мая в Руссик приплыл пароход с благотворительной помощью Крейна: 400 мешков муки, 50 мешков сахара, 15 ящиков чая, 2 кипы материи и 10 м кожи на общую сумму 95 тыс. драхм. Груз сопровождали представители Американского Красного Креста, которые находились в обители до 9 июня. Для представления и подачи прошений об оказании помощи в Руссик приехали игумены Свято-Андреевского и Свято-Ильинского скитов, а также председатель Братства русских келлий. С согласия братии Руссика они получили из прибывшего груза по 25 мешков муки, часть сахара и чая[70].

6 мая 1923 г. в монастырь снова приплыл американский пароход с благотворительной помощью от предпринимателей США – Ч. Крейна, Г. Пратта и К. Кормика. Он привез 577 мест (мешков и коробок) муки, риса, сахара, чая, кожи и т. п. Груз, как и раньше, сопровождали представители Американского Красного Креста, которые находились на Афоне до 16 мая. Игумены трех главных русских обителей подписали и передали им благодарственную грамоту. Весь груз был поделен между Руссиком, Свято-Андреевским, Свято-Ильинским скитами и болгарским монастырем Зограф. На долю Свято-Пантелеймоновского монастыря досталось 217 мест: 150 мешков муки, 40 мешков риса, 20 мешков сахара, 6 ящиков чая и 1 баллон кожи. 10 апреля 1925 г. американские благотворители прислали новую небольшую помощь Руссику и двум русским скитам – тысячу ок муки, 500 ок сахара, 200 фунтов чая и 125 фунтов кожи. В последний раз подобная помощь русским обителям прибыла 3 апреля 1926 г.[71]

В середине ноября 1923 г. в Свято-Пантелеймоновский монастырь приехала комиссия Протата для переговоров об оплате долгов Кинота, который достиг огромной суммы – 344 тыс. драхм. Значительных расходов потребовали оплата юристов для подготовки «Уставной хартии святой горы Афонской» (известной как «Новый канонизм»), содержание афонской жандармерии и т. п. В октябре большинство членов Протата приняли решение распределить сумму долга между 20 монастырями пропорционально численности братии. Так как Руссик имел больше всего насельников, на его долю пришлась пятая с лишним часть всего долга – 73 тыс. драхм. Когда игумен Мисаил выразил свое несогласие, предлагая разделить долг Кинота поровну между монастырями, в крайнем случае, между крупнейшими из них, ему указали, что в случае отказа выплатить положенную сумму будут приняты меры вплоть до отобрания монастырской печати. После этого братия Руссика обратилась с письмом протеста ко всем афонским монастырям и получила некоторую поддержку. Это и стало причиной приезда в обитель комиссии Протата, с членами которой удалось достичь договоренность о снижении суммы выплаты почти вдвое – до 40 тыс. драхм[72].

И без того тяжелое финансовое положение монастыря еще более ухудшилось. В 1923 г. много ценных церковных предметов пришлось продать, часто за бесценок. Ситуацию усугубили убытки от злоупотреблений эконома Кассандры монаха Протогена. В 1924 г. положение оставалось прежним. 23 января в уплату долга пришлось продать монастырю Ксиропотам лучшие церковные облачения из двух ризниц за 400 лир золотом, 28 января монастырю св. Павла продали колокола из церкви св. Аристоклия и с башни Покровского храма за 20 тыс. драхм. 1 июля был даже продан греческому купцу за 75 тыс. драхм монастырский пароход «Святой Пантелеимон»[73].

Своеобразным рубежом в истории русских обителей Афона стала выработка 10 мая 1924 г. пятичленной комиссией чрезвычайного Двойного собрания Святой горы «Уставной хартии святой горы Афонской». После того как братия Руссика отказалась его подписать, ее положение ухудшилось. 4 декабря в Киноте даже обсуждался вопрос о вселении в Свято-Пантелеймоновский монастырь новых греческих насельников, но до осуществления этой акции дело не дошло. В конце 1924 – начале 1925 г. Свято-Андреевский скит остался без своего кавалского метоха Нузлы, а Свято-Пантелеймоновский монастырь – без метохов Каламария, Кассандра и Сики, реквизированных греческим правительством для размещения беженцев из Малой Азии. Некоторое время угроза реквизиции существовала и для метоха Крумица, но к счастью она не осуществилась[74]. Так завершился один из самых сложных периодов в истории обители.

2-я половина 1920-х и 1930-е гг. стали периодом, когда Руссик, несмотря на сложные внешние условия, сумел выйти из тяжелого материального кризиса. Некоторый подъем в это время переживала и его духовная жизнь. Однако начало периода оказалось сложным. В 1924 г. положение Руссика ухудшилось из-за нового обострения ситуации с продовольствием, а также негативных действий греческих властей.

Важнейшую роль в изменении ситуации в лучшую сторону сыграла помощь со стороны сербских церковных и государственных властей. В феврале 1924 г. игумен Мисаил отправил письмо Сербскому Патриарху Димитрию (Павловичу), в котором писал, что в последние два года греческое правительство стало лишать монастырь его имущества: реквизировало лучший рабочий скот, отняло половину денег, собранных на закупку годового запаса хлеба, заняло под военный санаторий здание Преображенского корпуса обители, в котором с 1 апреля планирует открыть военный госпиталь. Игумен от имени братии просил о принятии Свято-Пантелеймоновского монастыря под временное покровительство и защиту короля Александра I[75].

Для решения этих проблем братия Руссика в марте решила направить в Королевство сербов, хорватов и словенцев двух своих представителей с докладом тем церковным и государственным деятелям, которые могут оказать помощь. Из личных бесед с представителями монастыря и новых писем игумена Мисаила от 14 ноября и 2 декабря 1924 г. сербским иерархам еще яснее стала ситуация с тяжелым материальным положением русских обителей Афона и реквизицией греческим правительством зданий и владений монастыря. В частности, в своих письмах игумен сообщал о реквизиции всех метохов обители. В связи с этим еще более обострилась продовольственная проблема, учитывая, что на иждивении Руссика находились 600 человек: 515 монахов, 35 приписных иноков в монастырской больнице и до 50 пустынников[76].

В середине декабря состоявшийся в Белграде Архиерейский собор Сербской Церкви принял по этому вопросу 2 постановления: 1. Просить королевское правительство о посредничестве перед греческим правительством об улучшении условий в Свято-Пантелеймоновском монастыре и 2. Предписать «Святому Архиерейскому Синоду изыскать способ, коим можно бы святогорским монахам из Хиландара и русских обителей придти на помощь выдачей продовольствия, каковое бы наши богатые монастыри и церкви пожертвовали бы, и каковое было бы собрано среди народа путем милостыни. Святой Архиерейский Синод и архиереи окажут все возможное облегчение при сборе этой милостыни»[77].

22 декабря Святейший Патриарх Димитрий отправил игумену Мисаилу грамоту, в которой сообщил об этих постановлениях, отметив, что первое из них уже исполнено – Первосвятитель лично посетил премьер-министра, чтобы подробно изложить ему дело и уговорить предпринять «энергичное заступничество» перед греческим правительством, получив обещание «сделать все, что возможно». В 1925 г. Преображенский корпус действительно был возвращен Руссику. Относительно 2-го постановления, по словам Патриарха, Сербский Синод в ближайшее время должен принять решение, чтобы монастыри и церкви оказали первую помощь, а для сбора пожертвований среди народа следует направить 6 иеромонахов: по одному от Руссика, Свято-Андреевского и Свято-Ильинского скитов, Хиландара и двух от Братства русских келлий[78].

Действительно, 22 декабря Патриарх Димитрий, согласно сообщениям прессы, лично посетил премьер-министра Н. Пашича, королевскую резиденцию, министра иностранных дел И. Марковича и попросил, чтобы правительство взяло на себя заботу о русских обителях Святой горы[79]. Вернувшиеся в монастырь отцы Кирик и Иосиф передали игумену Мисаилу Патриаршую грамоту, и в ответном письме от 8 января настоятель, выразив Первосвятителю благодарность, сообщил, что сборщики пожертвований выедут незамедлительно, как только получат визы, а имя Патриарха как ктитора обители записано в монастырский синодик для поминовения[80].

31 января 1925 г. в Руссике под председательством игумена Мисаила состоялся Собор старцев русских обителей Афона, в котором, помимо старшей братии монастыря, участвовали игумены Свято-Андреевского и Свято-Ильинского скитов архимандриты Митрофан и Иоанн, председатель Братства русских келлий, настоятель келлии св. Иоанна Златоуста иеросхимонах Софроний и представители келлий св. Иоанна Богослова и св. Иоанна Златоуста иеросхимонахи Герасим и Варсонофий. Собор постановил по воле всего русского монашества Афона и с разрешения Патриарха Димитрия направить в Сербию сборщиков пожертвований. Было решено, что каждый сборщик возьмет с собой 2 тыс. драхм на дорожные расходы до Белграда, небольшие иконы, картинки, крестики и т. п. для раздачи жертвователям; все собранные пожертвования должны поступать в общую сокровищницу, затем их следует привезти в Руссик и там разделить на части по числу иноков каждой обители избранной для этой цели общей комиссией. До весны 1925 г. сбор решили проводить по селам, летом в городах, а осенью – снова по селам[81].

20 февраля 1925 г. 5 сборщиков-иеромонахов уехали в Белград: от Руссика – о. Неарх, от Свято-Андреевского скита – о. Димитриан, от Свято-Ильинского скита – о. Августин и от Братства русских келий – отцы Георгий и Филимон. Позднее к ним присоединились посланные Руссиком дополнительно иеромонахи Сократ и Пинуфрий. Сборы пожертвований в Королевстве сербов, хорватов и словенцев активно продолжались более полутора лет – до осени 1926 г. Затем большинство сборщиков вернулись на Афон, но иеромонах Неарх продолжил свою деятельность. 31 мая этого года проведенный в Свято-Пантелеймоновском монастыре еще один Собор старцев русских обителей Афона постановил закупить на все собранные к тому времени деньги вагон (10 т) фасоли и пшеницу. В тот же день игумены трех главных русских обителей и новый председатель Братства русских келий иеросхимонах Симеон попросили помощи в проведении закупок у Сербского Патриарха[82].

В мае 1925 г. игумен Руссика архимандрит Мисаил также писал в Белград бывшему российскому посланнику в Сербии В. Н. Штрандтману о том, что братия обители обеспечивала себя пропитанием с монастырской земли (учитывая отобранные ныне метохи, общей площадью 608 десятин) на 5 месяцев; средства для покупки дополнительного необходимого продовольствия приходилось получать от продажи церковных, хозяйственных предметов и лесных материалов. Общие доходы монастыря составляли около 540 тыс. драхм в год. Большую часть братии уже составляли престарелые или тяжело больные насельники, однако, несмотря на все финансовые проблемы, обитель содержала приют на 40 человек и больницу[83].

К концу осени 1925 г. была составлена единая книга из 96 листов по итогам сборов в сербских землях. 6 ноября 1926 г. Патриарх Димитрий отправил игумену Мисаилу телеграмму, в которой предлагал разделить купленные 120 т пшеницы и 10 т фасоли следующим образом: Руссику – 40 т пшеницы и 4 т фасоли, Свято-Андреевскому и Свято-Ильинскому скитам – по 15 и 1 т, Братству русских келлий – 50 т пшеницы и 4 т фасоли. В то время в Руссике жили 580 насельников, в скитах – по 125, келлиотов и пустынников насчитывалось 480 (всего 1310 русских иноков). 17 декабря от имени их всех было отправлено благодарственное письмо Святейшему Патриарху Димитрию[84].

Между тем 18 июня 1925 г. афонский Священный Кинот и Двойное собрание приняли решение распределить сумму своего долга в 99 тыс. драхм между 20 монастырями пропорционально численности братии. Так как Руссик имел больше всего насельников, на его долю пришлась почти 5-я часть всего долга – 18 750 драхм. Игумен Мисаил выразил свое несогласие, предлагая разделить долг Кинота поровну между монастырями, и братия Руссика обратилось с письмом протеста ко всем афонским обителям[85].

Однако Кинот не пошел на уступки. 27 августа он постановил исключить антипросопа Руссика иеромонаха Пинуфрия (Ерофеева) из числа своих членов, прекратить все сношения, общую работу и оказание поддержки братии Свято-Пантелеймоновского монастыря и начислять на ее долг проценты, пока она не выполнит решения Двойного собрания. В конце концов требуемая сумма была уплачена, но о. Пинуфрия в состав Кинота больше не приняли, и антипросопа монастыря пришлось заменить (в феврале 1926 г.)[86].

20 апреля 1926 г. случился большой лесной пожар, в результате которого сгорело много заготовленных монахами шпал и дров; общие убытки Руссика составили около 100 тыс. драхм. 21 августа произошел еще один пожар, на этот раз в корпусе, где жили рабочие-миряне; огонь удалось потушить, но здание фактически сгорело. В том же месяце в Салониках подверглись временному аресту из-за необоснованного подозрения в перевозке оружия русским монахам монастырское судно и его капитан монах Симеон. 21–23 сентября по неизвестным причинам умерли 12 лучших рабочих быков обители (некоторые монахи не исключали их отравления)[87].

22 декабря митрополит Кассандрийский Ириней сообщил игумену Мисаилу, что ему удалось вернуть отчужденный метох Карвунон монастырю св. Анастасии и перевести поселившихся там беженцев в бывшую турецкую деревню. Так как Анастасиевская обитель не имела людей для обработки земли метоха, митрополит предложил обрабатывать ее братии Руссика, а доходы делить пополам[88]. Однако по ряду причин план реализовать не удалось. 23 ноября братия Руссика сдала в аренду часть, а затем и почти весь Крумичный лес в аренду лесоторговому товариществу «Стамбулис и Филиппов», которое развернуло масштабную вырубку деревьев[89].

12 января 1927 г. Сербский Патриарх Димитрий в новом письме игумену Мисаилу поздравил братию монастыря с Рождеством и сообщил, что к настоящему времени собрано 496 893 динара пожертвований, при этом на 360 017 динар закуплены высланные ранее пшеница и фасоль, а оставшиеся 136 875 динар Синод решил передать деньгами: Руссику – 45 тыс., двум скитам – по 13 010 и Братству русских келлий – 56 тыс. динаров. Вскоре деньги были разделены указанным способом, при этом сбор пожертвований частично продолжался. 22 марта Патриарх Димитрий написал о. Мисаилу о решении передать русским святогорцам остаток собранных средств – 155 тыс. динаров через представителя Свято-Пантелеймоновского монастыря в Салониках иеродиакона Андрея: Руссику – 55 тыс., двум скитам – по 16 тыс. и Братству русских келлий – 58 тыс. динар. При этом Предстоятель сообщил, что в связи с засухой в Сербии новые сборы следует отложить до будущего года[90].

Побывавший в Руссике в мае 1927 г. известный русский писатель-эмигрант Б. К. Зайцев в своей книге «Афон» так описывал увиденный им образ жизни и материальное положение насельников обители: «Монастырь святого врачевателя есть монастырь общежительный. Это значит, что его братия живет как одно целое, ни у кого нет собственности, никаких личных средств, хозяйства, стола. Общая и трапеза. Монастырем управляет избранный пожиз­ненно игумен... Без “благословения” игумена ни один монах не может выйти за врата монастыря. Каждому из них он назначает “послушание”, т. е. род работы. Таким образом, существуют монахи-рыбаки, дроворубы, огородники, сельскохозяйственные рабочие, виноделы, пильщики, а из более “интел­лигентных” профессий – библиотекари, “грамматики”, иконописцы, фотографы и т. п…

Бедность русских монастырей сейчас очень велика. Нет России и нет поддержки оттуда. К счастью, есть земля, на ней леса, оливки и виноградники. Монахи ведут лесное хозяйство, покупают на вырученное муку, ловят немного рыбы, имеют свое вино и оливковое масло, овощи с огородов. Беда, однако, в том, что среди братии слишком мало молодых. Это чрезвычайно затрудняет работу. Рабочие силы монастырей напряжены до крайности. Разумеется, старики не могут так работать, как молодые. Значит, на более молодых ложится как бы двойное бремя. (Кроме своей братии монастырь св. Пантелеимона поддерживает и пустынников, живущих в горах и лесах в полной нищете). До войны монастырь довольно широко пользовался наемным трудом, теперь этого нет, и всякий молодой человек, стремящийся на Афон, должен знать, что там ждет его очень суровая жизнь, истинно подвижническая»[91].

Общие трудности усугубляли стихийные бедствия. 1 мая 1927 г. капитан монастырского судна двухмачтовой шхуны «Святой Николай» о. Лазарь в штормовую погоду потопил его около полуострова Сики (Ситония). Судно удалось поднять и привезти в Руссик для ремонта, но весь груз – хлеб и другие продукы – погиб. Летом 1927 г. лес Свято-Пантелеймоновского монастыря сильно пострадал от пожара, который начался на земле Хиландара и бушевал с 29 июля по 3 августа. Огонь уничтожил большую часть лесов Крумицы и Новой Фиваиды, также сгорели 5 русских калив, с большим трудом братии удалось отстоять жилые постройки Крумицы. Ущерб и без того бедствующей обители составил огромную сумму – около 3 млн драхм (в ценах того времени)[92].

Исповедовавший Б. К. Зайцева во время его пребывания в Руссике схиархимандрит Кирик (Максимов) в своем письме ему от 5/18 сентября 1927 г. так изложил случившиеся бедствия: «А вот… еще новость. В нашем монастыре случилось великое несчастие: пожар, начавшийся со владений Хиландарского сербского монастыря, перекинулся на лес нашего владения, за трое суток истребил наш лес, сущий в отделении нашего монастыря Крумице в Фиваиде, весь до основания, который служил источником для существования монастыря и сохранения в нем братии... Несчастие поистине великое». Другой афонский корреспондент писателя иеромонах Виссарион в письме от 22 ноября 1927 г. отмечал: «Несмотря на все усилия монахов потушить пожар, огонь перекинулся в Фиваиду. И вот весь тот чудесный сосновый бор, где мы с вами гуляли, погиб. Сгорели дальние каливы. Между прочим, и тех братьев, у которых мы отдыхали. Вскоре после этого один из них – Илья (больной) – перешел в монастырскую больницу»[93]. Ущерб был особенно велик, если учесть, что вырубка леса и его продажа была для монахов важнейшим источником получения денежных средств для покупки хлеба.

Летом 1928 г. возобновились сборы пожертвований для русских святогорцев в Югославии (так стало называться Королевство сербов, хорватов и словенцев), и в страну снова приехали представители афонских обителей. Зиму 1928/29 гг. они провели в сербских монастырях, а с марта 1929 г. возобновили сборы. Но уже 14 марта Патриарх Димитрий написал о. Мисаилу о том, что передает русским святогорцам через представителя монастыря в Салониках иеродиакона Андрея собранные к тому времени 138 800 динаров (т. е. 186 134 драхмы). Так как в то время в Руссике насчитывалось примерно 480 насельников, в скитах – по 120, келлиотов и пустынников – 460 (всего 1180 русских иноков), эти деньги разделили следующим образом: Руссику – 75 648 драхм, двум скитам – по 18 912, Братству русских келлий – 72 653 драхмы[94].

Насельники малых обителей – калив и келлий – оказались наименее защищенными от материальных трудностей, поскольку они зависели от монастырей, на землях которых проживали, как юридически, так и экономически. Зайцев в 1929 г. в своем очерке «Вновь об Афоне» писал: «Мне недавно сообщили о большой нужде келлии св. Иоанна Златоуста, недалеко от Кареи… Эта келлия едва жива. Благодаря некоторым обстоятельствам утварь из ее храма была вывезена в соседнюю страну и положила основание новому монастырю. Теперь у келлии ничего нет. Кусочек земли с огородом – все ее достояние. Монахи буквально голодают (исключительно старики). На пятнадцать дней выдается кусок хлеба и большая ложка масла, но сейчас и на масле экономят. Облачения в лохмотьях. Служить не в чем, одеваться не во что. Издохла даже старая “мулашка”, единственное животное келлии – на ней ездили получать с пристани редкие дары извне. И даже на престольный праздник не может келлия отворить своих врат для приема гостей, как обычно делается на Афоне: принять, угостить нечем»[95]. Поэтому келлиоты больше других нуждались в пожертвованиях.

Из сербских архиереев наиболее значительную помощь русским святогорцам оказывал епископ Нишский сщмч. Досифей (Васич). Большое внимание им также уделял будущий Сербский Патриарх митрополит Скопленский Варнава (Росич). После смерти Патриарха Димитрия новый председатель Синода митрополит Черногорский и Приморский Гаврил (Дожич) в письме игумену Мисаилу от 4 марта 1930 г. поздравил его и братию с Пасхой и сообщил о пересылке через представителя монастыря в Салониках иеродиакона Андрея 165 400 собранных динаров (222 тыс. драхм) пожертвований: Руссику – 86 400 драхм, двум скитам – по 23 500 и Братству русских келлий – 88 600 драхм[96].

С избранием Владыки Варнавы Патриархом помощь русским святогорцам продолжилась. Так, в письме от 4 апреля 1931 г. Патриарх поздравил братию монастыря с Пасхой и сообщил о пересылке русским святогорцам через иеродиакона Андрея 75 тыс. динаров (100 440 драхм): Руссику – 34 тыс. драхм, двум скитам – по 13 500, Братству русских келлий – 39 440 драхм[97]. 6 августа того же года Сербский Синод, рассмотрев ходатайство Свято-Андреевского скита, принял решение разрешить русским святогорцам новый сбор пожертвований, для чего требовалось пригласить от Руссика, двух скитов по одному монаху, а от Братства русских келий – одного или двух. В результате, в сентябре 1932 г. от Свято-Пантелеймоновского монастыря для сбора пожертвований в Югославию приехал будущий настоятель обители схииеродиакон Илиан (Сорокин)[98].

13/26 сентября 1932 г. на Афоне произошло страшное землетрясение, которое стало новым несчастьем для русских обителей. Отдельные удары продолжались несколько дней, монахам приходилось спать под открытым небом. Из русских обителей особенно пострадали Свято-Андреевский и Свято-Ильинский скиты, понесли урон и некоторые келлии. В Свято-Пантелеймоновском монастыре оба собора дали глубокие трещины, во многих местах оказались повреждены крыши и трубы, обвалилась штукатурка. Монастырский метох Крумица и скит Фиваида разрушились особенно сильно, так как эти места в северной части Афона были ближе к эпицентру землетрясения[99].

На годовщину землетрясения – 26 сентября 1933 г. – писатель Б. К. Зайцев откликнулся очерком «Афонские тучи», в котором писал: «Много поэзии и красоты на Афоне. Но не из одной поэзии состоит жизнь. Монастырь не рай, и монахи не ангелы. Жизнь этих немолодых, в большинстве даже старых людей устремлена к вечности, но имеет и внешние условия. Эти условия из года в год хуже. Россия отрезана. Притока свежих сил почти нет. Афонцы чувствуют себя очень заброшенными. Старики вымирают – смены нет. Добывать пропитание, одеваться, поддерживать храмы и богослужения все труднее. А тут еще беды: огромные лесные пожары 1927 г., землетрясение 32-го. Пахотной земли нет – хлеб надо покупать в Греции. Для этого сводят леса – много ли может нарубить, напилить человек под семьдесят лет? И тем не менее трудится, но и лесные площади гибнут. Чинить храмы надо, да не на что... Я видел скудную и трудную афонскую жизнь. Она становится еще труднее. Все вести, доходящие с Афона, сходятся на том. Особенно тяжело, видимо, мелким скитам и келлиям. Что можно было продать – продано, и вот, как и в России, просто голодают слабеющие старики. Из мешков шьют одежды, за гроши идут к грекам работать... в семьдесят пять лет!»[100]

Основная тяжесть восстановительной работы легла на плечи исполнявших послушание экономов Руссика отцов Калистрата, Севериана и Сильвестра. Большая часть рубки и заготовки леса проводилась на Крумице, экономом которой в 1930-х гг. был схимонах Николай. Он регулярно сообщал игумену Мисаилу и наместнику отцу Иоанникию о погрузке бревен и дров на монастырские суда. В 1936 г. флот обители включал одно парусное судно (магуну), семь баркасов и одну моторную лодку. В этом году для обработки виноградника пришлось нанимать рабочих, так как способных к тяжелому физическому труду монахов оставалось мало[101]. Важную роль в экономической жизни обители до своей кончины в 1937 г. играл наместник иеросхимонах Иоанникий (Кутырев), которого сменил иеросхимонах Иустин (Соломатин).

5 июня 1933 г. по решению Собора старцев Свято-Пантелеймоновского монастыря для сбора пожертвований в Югославию был направлен схимонах Кассиан (Корепанов), высокая духовность которого приобрела известность за пределами Афона. Приехав в Белград, он поселился у настоятеля русской Свято-Троицкой церкви протоиерея Петра Беловидова и после нескольких недель хлопот получил необходимые для проведения сборов документы в министерстве. К середине ноября о. Кассиан собрал уже около 12 тыс. динаров, прежде всего в Охридской епархии, где его тепло принял епископ Николай (Велимирович). В ноябре о. Кассиан проводил сборы в городе Струга, а затем переехал в Битоль, где остановился у преподавателя местной семинарии прп. Иоанна (Максимовича), будущего архиепископа Сан-Францисского[102].

В письме о. Мисаилу от 27 декабря 1933 г. Патриарх Варнава поздравил братию монастыря с Рождеством и сообщил о пересылке русским святогорцам собранных в качестве пожертвований 95 837 динаров (208 300 драхм): Свято-Пантелеймоновскому монастырю – 72 300 драхм, двум скитам – по 28 тыс., Братству русских келлий – 80 тыс. драхм[103]. Таким образом, только за 1926–1933 гг. Сербская Православная Церковь пожертвовала русским афонитам более 1125 тыс. динаров.

7/20 марта 1937 г. наместник Руссика о. Иоанникий обратился к Патриарху Варнаве с просьбой разрешить приезд в Югославию для сбора пожертвований представителям обители иеродиакону Андрею и монаху Гавриилу. 17 апреля Сербский Синод ответил, что он попросил Министерство иностранных дел выдать визы этим двум инокам, что вскоре и было сделано[104]. В апреле 1937 г. на Святую гору приехал секретарь Патриарха Варнавы В. А. Маевский, который привез от Первосвятителя новые значительные пожертвования русским инокам[105]. Помощь Сербской Православной Церкви и властей Югославии русским обителям Афона продолжалась вплоть до начала Второй мировой войны. В сложный межвоенный период она очень помогла святогорцам и в духовном, и в материальном плане и стала подлинным проявлением многовековых братских связей Русской и Сербской Церквей.

В последнем предвоенном 1939 г. хозяйственная деятельность братии Свято-Пантелеймоновского монастыря была довольно активной. Общие доходы Руссика за 1939 г. (с остатком за прошлый год) составили 4 259 338 драхм, а расходы – 3 977 289 драхм, остаток на 1 января 1940 г. равнялся 1 138 449 драхм, а долг монастыря – только 116 507 драхм. При этом реальные доходы составили 2 823 546 драхм, в том числе доход от продажи лесных материалов – 1 318 029, правительственный платеж за реквизированные метохи – 560 152, доход от продажи орехов, апельсинов, лимонов и кубани – 121 093 драхмы, пожертвования американского профессора Т. Уитмора (Виттемора) – 12,5 тыс., прочие пожертвования – 76 506 драхм, доход монастырской лавки от продажи книг – 23 479 драхм и т. д. Общий доход монастырских келлий; Благовещенской, Димитровской, Стефановской, святых Бессребников и св. Павла, а также скита Новая Фиваида от продажи масла, вина, винограда, маслин и т. п. равнялся 573 855 драхм. Существенную прибыль принесла продажа 3 быков и 27 свиней – 55 тыс., кроме того, в 1939 г. была получена плата от арендаторов метоха Кассандра за 5 лет (1935–1939 гг.) в размере 66 тыс. Реальные расходы в 1939 г. составили 2 664 248 драхм, сократившись по сравнению с 1938 г. на 180 тыс., так как было закуплено значительно меньше продовольствия. Всего расходы на хозяйственную деятельность и покупку продовольствия составили 1 171 094 драхмы, на закупку одежды и обуви для братии – 139 817 драхм, расходы по метоху Кассандра 17 459 драхм и т. д.[106]

О материальном положении русских иноков Афона в этот период свидетельствуют письма монаха Василия (Кривошеина), будущего архиепископа, упомянутому благотворителю профессору Т. Уитмору. 23 декабря 1939 г. о. Василий писал: «Здесь мы живем в полном спокойствии. Господь послал нам в этом году как никогда хороший урожай оливок, и мы смогли заготовить много масла. Это очень важно для таких трудных времен, когда все так подорожало, особенно сахар и чай. Моторная лодка мистера Крейна очень помогла нам в перевозке оливок от Крумицы до нашего монастыря». В другом письме от 20 июля 1940 г. монах сообщал: «Молоко и яйца для жителей восточной части были распределены между русскими монахами, как обычно, с молитвами за Вас и благодарностью за Вашу щедрость. Мы потратили на них (вместе со скитами) сто шестьдесят (160) долларов… Наша жизнь здесь идет пока спокойно и нормально, хотя все чрезвычайно дорого и трудно достать». Наконец, 22 сентября 1940 г. о. Василий писал: «Мы передали часть денег Андреевскому и Ильинскому скитам, и теперь все, и пустынники, которые приходят в обители на праздники и кушают в трапезной, все глубоко и искренне благодарны Вам за Вашу доброту и щедрость в эти трудные дни... Пока мы живем здесь в мире и спокойствии, но будущее очень неопределенно»[107]. Из этих писем и других документов видно, что весь межвоенный период, вплоть до начала Второй мировой войны, братия Свято-Пантелеймоновского монастыря поддерживала постоянные связи с пустынниками и оказывала возможную материальную помощь как карульским старцам, так и насельникам других русских обителей Святой горы.

В целом материальное положение иноков все-таки оставалось сложным, о чем свидетельствует воззвание братии Свято-Пантелеймоновского монастыря с просьбой о помощи к русским эмигрантам, написанное накануне Второй мировой войны. В нем говорилось, что в монастыре осталось 334 насельника, в основном пожилого возраста, которые обрабатывают виноградники, огороды, работают в лесу и в мастерских. На содержание каждого монаха выделяется лишь около 20 драхм (5 франков). Средства поступают от продажи леса, книг, церковной утвари и арендной платы за реквизированные метохи. При этом братия содержит богадельню для престарелых иноков и две больницы – для своих насельников и пустынников всего Афона. Между тем греческое правительство с большим трудом выдает визы для русских паломников, и без специального разрешения Министерства иностранных дел никто не может остаться в обители постоянно, поэтому монастырь посещают единицы[108]. Духовник обители иеросхимонах Пинуфрий (Ерофеев) осенью 1940 г. также отправил нескольким русским эмигрантам в США письма с просьбой о помощи[109].

Весь межвоенный период численность русских иноков на Афоне неуклонно сокращалась: с 1920 г. по 1938 г. – с 2110 до 700 человек, в Пантелеймоновском монастыре – с 800 до 295, Свято-Андреевском скиту – со 150 до 85, Свято-Ильинском скиту – со 160 до 73, а в келлиях и каливах – с 1000 до 247 человек[110]. Помимо запрета на приезд новых насельников, одной из причин быстрого сокращения числа русских святогорцев стали значительные материальные затруднения. В целом к началу Второй мировой войны число негреческих насельников Афона, прежде всего русских, из-за ряда неблагоприятных факторов сильно уменьшилось. В 1935 г. на Афоне пребывали 3816 иноков: 2359 греков, 920 русских, 350 румын, 140 болгар, 40 сербов и 7 грузин[111]. Наиболее тяжелые последствия имел разрыв многовековых связей Святой горы с Россией. Однако, несмотря на это, интенсивная духовная жизнь русских обителях Афона не только не прекратилась, но и получила дальнейшее развитие.



© Шкаровский М. В., 2019

 

[1] Архив Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне (далее – АРПМА), оп. 10, д. 155, № 145, л. 192.

[2] Епископ Саранский и Мордовский Варсонофий. Сочинения. В 5 т. Т. 3: Афон в жизни Русской Православной Церкви в XIX – начале XX вв. Саранск, 1995. С. 118–120.

[3] АРПМА, оп. 10, д. 143, № 4435, л. 4 об.

[4] Там же, д. 204, № 4687, л. 1.

[5] Там же, д. 143, № 4435, л. 2–12.

[6] Петрунина О. Е. Афонский вопрос в 1912–1917 гг. по материалам русских дипломатических источников // Вестник архивиста. 2002. № 1(67). С. 71.

[7] Биржевые ведомости. 1915. 14 мая; Гердт Л. А. Русский Афон 1878–1914 гг. Очерки церковно-политической истории. М., 2010. С. 166–169.

[8] АРПМА, оп. 10, д. 180, № 163, л. 126.

[9] Там же, д. 150, № 143, л. 29, 32–35.

[10] Там же, л. 122 об.

[11] Там же, л. 122 об.–123.

[12] Гердт Л. А. Указ. соч. С. 156.

[13] Троицкий П. История русских обителей Афона в XIXXX веках. М., 2009. С. 167.

[14] АРПМА, оп. 10, д. 170, № 154, л. 3; д. 150, № 143, л. 38.

[15] Там же, д. 181, № 5500, л. 5–6.

[16] Там же, д. 170, № 154, л. 3–4.

[17] Феннел Н., Троицкий П., Талалай М. Ильинский скит на Афоне. М., 2011. С. 69, 149, 278–279, 393.

[18] Там же. С. 61, 67.

[19] АРПМА, оп. 10, д. 170, № 154, л. 11–12.

[20] Там же, д. 180, № 163, л. 204.

[21] Там же, л. 10.

[22] Там же, № 5377, л. 1–2.

[23] Талалай М. Г. Переписи российского монашества на Афоне в 1915–1917 гг. // Россия – Афон: тысячелетие духовного единства / Материалы международной научно-богословской конференции. 1–4 октября, 2006 год. М., 2008. С. 181.

[24] АРПМА, оп. 10, д. 180, № 163, л. 126 об.

[25] Там же, № 5377, л. 9, 20 об.

[26] Там же, № 163, л. 204; № 5377, л. 116.

[27] Там же, д. 170, № 154, л. 26.

[28] Там же, л. 14–15; Талалай М. Г. Переписи российского монашества на Афоне… С. 185.

[29] АРПМА, оп. 10, д. 180, № 5377, л. 34, 136.

[30] Там же, л. 39–39 об., 44 об.

[31] Там же, д. 204, № 4687, л. 1.

[32] Там же, д. 168, № 4666, л. 1–2.

[33] Там же, л. 7, 46.

[34] Там же, л. 49 об.–50, 54.

[35] Там же, л. 67 об.

[36] Там же, д. 176, № 156, л. 2–3, 8–9, 20.

[37] Там же, л. 15–17.

[38] Там же, л. 12–14, 41–42.

[39] Там же, л. 76–78.

[40] Там же, л. 80, 83, 90.

[41] Там же, д. 170, № 154, л. 21; д. 150, № 143, л. 38 об.

[42] Там же, д. 170, № 154, л. 45, 49, 67, 82 об.–83.

[43] Там же, л. 31, 38, 89–91.

[44] Там же, л. 25–26.

[45] Феннел Н., Троицкий П., Талалай М. Указ. соч. С. 59.

[46] АРПМА, оп. 10, д. 170, № 154, л. 24–25, 28.

[47] Там же, л. 28.

[48] Там же, л. 47, 51.

[49] Там же, д. 180, № 163, л. 207–207 об.

[50] Там же, д. 170, № 154, л. 35, 52, 62.

[51] Там же, л. 86, 89.

[52] Там же д. 180, № 163, л. 204.

[53] Там же, л. 206.

[54] Там же, л. 201–203.

[55] Там же, д. 170, № 154, л. 39.

[56] Там же, д. 180, № 5377, л. 84–85.

[57] Там же, д. 170, № 154, л. 44.

[58] Там же.

[59] Желтов М. С., Кочетов Д. Б., Максимович К. А., Мухин В. С., Петр (Пиголь), игум., Романенко Е. В., Статис Г., Турилов А. А., Якимчук И. З. и др. Афон // Православная энциклопедия. Т. 4. М., 2002. С. 161 (Автор раздела «Русские иноки на Афоне в XX в.» – И. З. Якимчук).

[60] АРПМА, оп. 10, д. 170, № 154, л. 69; Милонакос Н. Святая Гора Афон и славянство / Перевод на русский язык. Афины, 1960 (Архив Отдела внешних церковных связей Московской Патриархии. Папка «Афон». Справочные материалы).

[61] АРПМА, оп. 10, д. 135, № 5419, л. 1–4 об.

[62] Там же, д. 170, № 154, л. 69–71.

[63] Там же, л. 72.

[64] Православная Абхазия (Сухуми). 1996. № 21. С. 6.

[65] АРПМА, оп. 10, д. 170, № 154, л. 71.

[66] Там же, л. 73, 76.

[67] Там же, л. 77–78.

[68] Там же, л. 77.

[69] Там же, л. 78.

[70] Там же, л. 74.

[71] Там же, л. 80, 94, 97.

[72] Там же, л. 85–86.

[73] Там же, л. 87–89.

[74] Там же, л. 91–92.

[75] Там же, д. 198, № 171, л. 12.

[76] Там же, л. 9.

[77] Там же, л. 18.

[78] Там же, л. 18 об.– 19, 25.

[79] Политика (Белград). 1924. 23 декабря.

[80] АРПМА, оп. 44, д. 26, № 3827, л. 8.

[81] Там же, оп. 10, д. 205, № 4641, л. 1–3.

[82] Там же, оп. 44, д. 26, № 3827, л. 10–13 об.

[83] Там же, оп. 10, д. 204, № 4687, л. 1.

[84] Там же, д. 198, № 171, л. 16–16 об., 27.

[85] Там же, д. 170, № 154, л. 94–96.

[86] Там же, д. 200, № 4651, л. 31, 39.

[87] Там же, д. 170, № 154, л. 97–98.

[88] Там же, д. 189, № 166, л. 16.

[89] Там же, д. 200, № 4651, л. 54.

[90] Там же, оп. 44, д. 26, № 3827, л. 14–24.

[91] Зайцев Б. К. Афины и Афон. Очерки, письма, афонский дневник / Сост. А. М. Любомудров. СПб., 2011. С. 85–86.

[92] АРПМА, оп. 10, д. 170, № 154, л. 100.

[93] Зайцев Б. К. Указ. соч. С. 171.

[94] АРПМА, оп. 44, д. 26, № 3827, л. 31–36.

[95] Зайцев Б. К. Указ. соч. С. 172–173.

[96] АРПМА, оп. 44, д. 26, № 3827, л. 42–43.

[97] Там же, л. 57, 60.

[98] Там же, л. 70, 73.

[99] Зайцев Б. К. Указ. соч. С. 176, 282.

[100] Там же. С. 177.

[101] АРПМА, оп. 10, д. 184, № 5442, л. 1–6; д. 223, № 180, л. 1.

[102] Там же, д. 216, № 178, л. 40–42.

[103] Там же, оп. 44, д. 26, № 3827, л. 77–78.

[104] Там же, л. 88–89, 92.

[105] Там же, л. 90–91; Маевский В. А. Афон и его судьба. М., 2009. С. 187–188.

[106] АРПМА, оп. 10, д. 225, № 182, л. 1–12 об.

[107] Архиепископ Василий (Кривошеин). Переписка с Афоном. Письма и документы. Брюссель, 2013. С. 50, 54–55, 57.

[108] АРПМА, оп. 10, д. 233, № 4682, л. 1–2.

[109] Там же, д. 226, № 183, л. 40–43.

[110] Там же, д. 221, № 4661, л. 3; Маевский В. А. Указ. соч. С. 185.

[111] Милонакос Н. Указ. соч. С. 26.

Форумы