Флоря Б. Н. Вопрос о православных жителях Речи Посполитой на русско-литовских переговорах 1672 г.

 

Андрусовский мирный договор, которым в январе 1667 г. закончилась многолетняя русско-польская война, в его 3-й статье фиксировал обязательства польско-литовской стороны, что «всякого чину русским людям» на землях Речи Посполитой «волное имеет быть употребление веры греческой без всякого в отправовании службы Божией затруднения»[1]. Однако эта самая общая формулировка, не сопровождавшаяся конкретными установлениями, не могла стать препятствием для властей Речи Посполитой, которые приступили к репрессивным действиям по отношению к православному духовенству на землях Белоруссии, вернувшихся по Андрусовскому договору в состав Речи Посполитой.

С 1669 г. в Москву стали поступать жалобы на преследования и просьбы о защите. Советникам царя были переданы «Статьи, народу Церкви православной Русской... зело нужные», которые следовало предложить польской стороне на будущих мирных переговорах, чтобы добиться заключения нового, более действенного мирного договора[2]. В силу разных причин вопрос о положении православных в Речи Посполитой не рассматривался на русско-польских переговорах конца 1669 — начала 1670 г., но все же он был затронут, когда глава русской делегации А. Л. Ордин-Нащокин предложил присоединить Киевскую митрополию к Московскому патриархату. Это вызвало резкую реакцию польско-литовских представителей: А. Л. Ордин-Нащокин хотел добиться того, чтобы царю «вольно было... заступати» православных в Речи Посполитой, но это «разрушает самое основание заприсяженного покою, когда во владение и строение чюждаго государства вступатися хотите»[3].

Решение спорных вопросов было отложено, но это не могло удовлетворить православных и на Правобережье, и на Левобережье. Предполагалось, что вопрос о положении православных будет обсуждаться на новых польско-русских переговорах. Соответствующие «статьи» привез в Москву 21 мая 1671 г. полтавский полковник Ф. Жученко[4]. В них отмечалось, что православные в Речи Посполитой «последние места святые утеряти близки суть», и содержалось предостережение: «И будет таких статей и оберегательств на комиссии у ляхов царского величества послы не вымогут, и православных духовных, и веру, и церкви... в Украине и везде все искоренят и разграбят ляхи». До созыва новой «комиссии» дело, однако, не дошло, и вопрос стал обсуждаться на переговорах с «великими» послами Польско-Литовского государства, приехавшими в Москву в начале 1672 г.

На переговорах вопрос о положении православных в Речи Посполитой был поднят в ходе дебатов о том, как стороны выполнят условия Андрусовского договора. В «письме», которое русская сторона направила 11 января 1672 г. «великим» послам Речи Посполитой, констатировалось, что польско-литовская сторона не выполняет 3-ю статью Андрусовского договора, согласно которой «русским всякого чину людем» обеспечивалось «волное... употребение веры греческой». Между тем в Речи Посполитой «многие церкви Божии православные в костелы и в унияцкие церкви обращены, такж и архиепископы, и епископы православные в великом гонении пребывают, и всякая волность во всяких их святительских духовных делех отнята, и маятности у них многие отняты ж и отданы езувитам, и х костелом, и х кляштором»[5]. Обращает на себя внимание, что в тексте не фигурируют конкретные факты, описывается самая общая картина. Это, несомненно, связано с тем, что православные, жаловавшиеся на гонения, постоянно просили русских политиков не ссылаться на конкретные факты, чтобы не подвергнуться новым преследованиям. Вместе с тем перечень типов нарушений говорит о хорошей информированности Посольского приказа о положении дел.

Далее отмечалось, что Запорожскому войску неоднократно обещали «никакова церквам Божиим не делать безсудия», но эти обещания не были выполнены. В связи с этим русская сторона настаивала, чтобы «не поносило гонения» православное духовенство на территории Речи Посполитой — «греческой веры епископии Лвовской, Лутцкои, Премышской, Володимерскои, Хелмскои, также и Могилевскои, Полоцкой и иных мест и местечек»[6]. Помещенный в тексте перечень показывает, что русские политики выступали на защиту православных на всей территории Польско-Литовского государства, опираясь на 3-ю статью Андрусовского договора.

Польско-литовская сторона отклонила русские предложения, при этом (что заслуживает особого внимания) имели место две разные мотивации отрицательного ответа. Одна состояла в настойчивом утверждении, что никаких «гонений» в Речи Посполитой нет: «греческая вера» здесь «многими конституциями опасена есть и присягою государскою укреплена», и церкви в костелы «нигде не суть обращены»[7]. В «письме» послов, переданном в Посольский приказ 20 января, подчеркивалось, что «вера греческая в толь высокой цене и изяществе с верою римскою, хотя госпожею Речи Посполитои нашеи, ходить, что во всех урядах и местах сенаторских обретает место». Храмы в Речи Посполитой,— указывалось в «письме»,— защищены конституцией, «дабы при зданиях своих и против намерения ктиторов пребывали». «И казаки никогда того не доведут, чтобы им в чем Речь Посполитая не додержала»[8].

Отрицанием «гонений» дело не ограничивалось. «Письмо» содержало заявление, что 3-ю статью Андрусовского договора следует понимать иначе, чем это сделала русская сторона. Этот текст, по утверждению «великих» послов, относится только «к жителям народу московского, которые бы под владением его королевского величества в городах уступленых осталися». Что же касается православных жителей Речи Посполитой, то русские власти не могут вмешиваться в их отношения с государственной властью и католической Церковью — «в чюжом дому господаревать не годитца»[9]. Тем самым польско-литовская сторона фактически пересмотрела один из важных пунктов Андрусовского договора, отказывая русской стороне в праве ходатайствовать за своих единоверцев на территории Речи Посполитой. Такая позиция четко определилась уже на переговорах 1670 г., и польско-литовская сторона продолжала ее придерживаться, когда «великие» послы приехали в Москву просить русской военной помощи против угрожавших Речи Посполитой османов. Однако даже в этих условиях польско-литовская сторона не желала идти на уступки. Эта позиция соответствовала общей линии властей Польско-Литовского государства, направленной после окончания русско-польской войны на форсированное осуществление «новой унии».

Русская сторона не могла согласиться с таким положением вещей. 10 марта 1672 г. «великим» послам был направлен проект нового русско-польского договора, в который было внесено важное условие «о святых Божиих церквах, которые из давних лет королевского величества в государстве бывали православными греческого закону», чтобы «церквам Божиим и русским всякого чину людем... волное имеет быть употребление веры греческой без всякого во отправлении службы Божии затруднения»[10]. Составители этого текста стремились, чтобы он не расходился с текстом Андрусовского договора — отсюда слова «о русских всякого чину людях». Однако внесенные в проект слова о православных храмах, которые существуют «з давних лет» в Речи Посполитой, ясно указывали, что это условие имеет в виду не «людей народу московского», а православных жителей Речи Посполитой, которые «з давних лет» живут в этом государстве.

Вместе с тем обращает на себя внимание, что в проекте говорилось только об обеспечении свободы богослужения и не были записаны гарантии исполнения этого условия. Это было связано с общим положением, сложившимся на переговорах. В Москву приходили сообщения об острой борьбе разных группировок в Речи Посполитой, которые привели страну на порог гражданской войны, о связях лидера одной из группировок — командующего польской армией Яна Собеского с османами и татарами[11]. В таких условиях еще до приезда «великих» послов в Москве было принято решение, что царь «ратными людми королевскому величеству против солтана турского и хана крымского и на Дорошенка помочи учинить не изволит»[12]. В таких условиях у русских представителей не было возможностей для давления на польско-литовскую сторону. Как и следовало ожидать, последовало очередное заявление послов, что «ниже вера греческая имеет утесненье и поруганье»[13].

30 марта (9 апреля) был принят текст нового русско-польского договора. В его 10-й статье устанавливалось, что «всем русским всякого чину людем, которые в сторону его королевского величества достались, волное имеет быть употребление веры греческой без всякого во отправлении службы Божей затруднения»[14]. Это было дословное воспроизведение соответствующего текста Андрусовского договора. Текст этот, как показал опыт предшествующих лет, не содержал никаких гарантий против гонений и преследований. К тому же, как выяснилось на переговорах, польско-литовская сторона имела возможность толковать его таким образом, что можно было в принципе отвергать всякое вмешательство русской стороны в отношения властей Речи Посполитой с ее православными подданными, что в последующие годы и происходило.

Таким образом, уже в 1672 г. перед русским правительством встал вопрос: как, каким путем добиться признания за ним права защищать своих единоверцев в Польско-Литовском государстве.

 

 


© Флоря Б. Н., 2018

 

[1] Полное собрание законов Российской империи. Т. 1. СПб., 1830. С. 659.

[2] Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России. Т. 8. СПб., 1875. № 1. С. 3–6.

[3] РГАДА, ф. 79 (Сношения России с Польшей), кн. 123, л. 429 об.— 430.

[4] РГАДА, ф. 229 (Малороссийский приказ), оп. 7, № 78, л. 8–18.

[5] Там же, ф. 79, кн. 141, л. 552–552 об.

[6] Там же, л. 553–553 об.

[7] Там же, л. 582.

[8] Там же, л. 622, 623.

[9] Там же, л. 620 об.— 623.

[10] Там же, л. 772–772 об.

[11] См. подробнее: Флоря Б. Н. Посольство И. И. Чаадаева в Речь Посполитую (1671 г.) и судьба русско-польского союза // Исторический вестник. Т. 6(153). М., 2013. С. 8–17; Флоря Б. Н. «Измена» Яна Собеского и русско-польские отношения 1667–1673 гг. // Świat pogranicza. Warszawa, 2003.

[12] РГАДА, ф. 229, оп. 3, № 19, л. 6–6 об. (сообщение о решении левобережному гетману).

[13] Там же, ф. 79, кн. 141, л. 789.

[14] Там же, л. 857 об.— 858 (русский экземпляр), 872 об.— 873 (польско-литовский экземпляр).

Форумы